Читать книгу: «Фиолетовые миры. Мистика», страница 9

А на утро отец за завтраком спросил:

– Ну что, сегодня снова на охоту?

Рой неуверенно кивнул. Когда Мелия дожевала бутерброд, она ответила:

– Ты помнишь, о чем мы вчера говорили поздним вечером?

– Конечно.

– Папа, может ты все-таки пересмотришь свою программу мероприятий? Пожалуйста.

Гафальд насупился, а потом швырнул тканевую салфетку и встал как бык над столом, упершись в него кулаками.

– Да что вы все заладили с этой программой? Твой отец хочет того-то и того-то. Какие проблемы? Я не понимаю. Рой, ну скажи ей, что я прав! Неужели я хочу слишком многого? У меня осталось пять месяцев. Черт! Уже даже четыре. Так хотелось в последние месяцы видеть перед собой тепло и заботу, но какие же вы упрямые дети. – он покраснел, – Я тогда пожалуй уеду. Не хотите – ну и не надо!

Гафальд отряхнул руки от хлебных крошек.

– Ну и не надо! – повторял он и пошел вон из кухни.

– Гафальд, – Рой встал из-за стола. – Не горячитесь.

Гафальд вытянул перед ним руку, как бы останавливая. “Я вас понял. Не хотите – не надо.”. Мелия сидела как каменная статуя за столом, смотря в одну точку – на раскрытую сахарницу.

Гафальд и вправду пошел в свою комнату и стал собирать свои вещи.

– Я умру один. Никого мне не надо. – раздавалось оттуда, – Как я мог подумать, что я кому-то нужен на этой Земле? Какой же я тупой! Надо было слушать Амелию.

Рой подошел к угловому шкафчику и неверной рукой налил себе на донышко ягодной настойки. Выпил залпом, поглядывая на Мелию. Она так сидела за столом застывшая очень долго: все время, пока Гафальд одевался, собирался, вытаскивал две своих сумки во двор и ждал такси. Рой предложил его подвезти, но тот принципиально отказался. Когда такси уехало, Мелия пошла в ванную комнату, заперлась там и разрыдалась.

Глава IV

***

Мелия не стала созваниваться с отцом ни в тот же день, ни на следующий. Он уехал в Леополь, а Валиши продолжили свою жизнь так, будто не было никакой новости о скорой кончине Гафальда. Словно он просто умрет в одиночестве и никто о нем не вспомнит. Это не было правдой: Мелия вспоминала о нем каждый день и мучилась страшным чувством вины. Иногда ей хотелось все бросить, позвонить отцу и сказать “Забудь все, что я говорила. Я сделаю все, что хочешь, только приезжай и не обижайся!”, но она сдерживала себя, понимая, что это уже пройденный этап. Она уже пробовала делать все, что отец хотел, и это не привело к такому желанному взаимопониманию. Ни разу в жизни у нее не было ощущения, что Гафальд понял ее до конца. Всегда оставалось небольшое пространство для ощущения, что он вообще не знает, кто такая Мелия и что из себя представляет.

Август Мелия встретила тяжелой депрессией. Ничего не хотелось, мир казался серым и беспросветным. Она чувствовала себя убийцей: будто бы именно от нее зависело счастье этого человека, и она его подвела. Жаркие солнечные деньки и поездки с Роем на природу не особо помогали. Где-то тринадцатого августа, в полдень, глядя на озерную рябь под мелким грибным дождем, она поняла, что взаимопонимание с отцом в принципе невозможно в природе, как и единороги. Осталось только похоронить эту мечту. Поэтому, пока Рой дремал в палатке, она решила провести прощальный ритуал: взяла из своей сумки льняной носовой платок, достала из кармана леденец в форме рыбки, который отец когда-то подарил ей. Она освободила леденец от обертки и сложила в платок, а потом закопала этот кулек между двух вековых сосен, присыпала влажными еловыми иголками. Дождик прекратился. Мелия вернулась в палатку и вскоре тоже быстро задремала под боком Роя.

Дальше жилось гораздо легче. Пролетели сентябрь, октябрь, ноябрь. В декабре Мелия набрала номер отца и по-деловому сообщила, что завтра они за ним заедут и вновь привезут к себе – чтобы он провел у них последний месяц.

Гафальду было уже тяжелее передвигаться из-за разросшейся опухоли. Его живот заметно выдавался вперед, прямо как у беременных на шестом месяце. Он не жаловался, но вел себя тихо и смиренно. Он не начинал разговор о своих последних желаниях, поэтому Мелия сама ему сообщила, что он может вновь их проговорить, и родственники сделают то, что в их силах. Гафальд достал свои записи и озвучил все то, что и раньше: снова коллективные выезды на охоту, караоке-вечера, снова поездки на роликах. Мелия усмехнулась мелькнувшему в груди чувству: неужели ее надежда до сих пор жива, и крохотная часть ее души надеялась, что отец все переосмыслил?

Мелия твердо решила доиграть это шоу ради отца.

И приехала тетя Гала с семьей, и Вердан тоже отозвался. Вновь все участвовали нехотя, из чувства долга и уважения к институту семьи. На очередной охоте Рой случайно подстрелил одиннадцатилетнюю дочь Вердана. Ранение было незначительным, в ногу, но разгорелся скандал,который в спешке погасила Мелия, заверив Вердана, что они с Роем оплатят лечение. Гафальд тоже принес Вердану глубочайшие изменения, но не вычеркнул из плана охоту на следующей неделе.

В последнюю неделю жизни Гафальд организовал вечер в ресторане и произнес длинную прощальную речь: о том, как всех любит, с благодарностями к тому, как все старались ему угодить, и как он это ценит. Он заявил, что очень доволен жизнью, и последний год был самым счастливым в его жизни, за исключением детства.

– И я очень жалею, – сказал Гафальд, – что мы с вами не общались также тепло и часто прежде. Время не вернуть вспять. Желаю всем вам не упускать возможностей, и проводить с любимыми людьми как можно больше времени.

Родственники выстроились в очередь, подходили к сцене, где стоял Гафальд. Мелия помогла ему поставить микрофон в стойку. Родственники принялись его обнимать и вручать цветы – в основном, розовые розы и колокольчики, которые он любил больше всего. Многие рыдали и кивали, повторяли его последнее замечание: “Да, Гафальд, мне тоже очень горько, что мы не общались чаще!”.

После последнего обнимания Гафальд отошел к столу с закусками, взял мини-бутерброд с сырным кремом, и поднес ко рту. Потом отложил в сторону и ухватился за стол, присел. Мир затрясся, схлопнулся. Что-то ужалило его в сердце и он весь сжался, взялся за грудь. Силился вздохнуть, но не получилось. Когда подбежал Вердан, Гафальд уже опрокинулся на пол. Мелия оледеневшими руками схватилась за телефон и позвонила в скорую по быстрому набору. Она упала рядом с отцом и взяла его за плечи. Она повернула его лицо к себе и проверила дыхание, прижалась к груди. Вердан что-то говорил, но она не слышала. Гафальда перенесли на диван и окружили, а Мелия сидела на краю дивана и держала его за руку, еще такую теплую, даже горячую. Она задыхалась от ужасающего осознания: все, это конец. Конец. Его больше нет, и она уже никогда ничего не успеет исправить. В зал вбежали два врача скорой помощи. Она изо всех сил прислушивалась к тому, что они говорят: вдруг, она все-таки что-то не так поняла, и приблизительный срок смерти не сегодня. Вдруг врачи ошиблись, и он еще мог жить. Гафальда стали перекладывать на носилки и Мелия отпустила его руку.

Глава V

***

В первых числах января Мелия и Рой появились в парадных дверях крематория и стали спускаться по ступеням к проезжей части, где уже сгруппировались остальные родственники Гафальда. Мелия держала в руках урну с его прахом; Рой нес в руках сверток с окаменелой опухолью, которую вырезали из живота Гафальда после его прибытия в морг. Злокачественное образование сформировалась практически идеальным соляным шаром, который в диаметре достигал сантиметров тридцать и был серо-песчаного цвета, с гладкой поверхностью. Его обернули в одеяло, так как на морозе он мог треснуть.

Мелия спустилась до середины лестницы и вдруг замерла – она уставилась на противоположное здание через дорогу – центральный роддом. Там, на таких же симметричных ступенях спускалась пара супругов с двумя свертками на руках. Похоже, они несли новорожденных близнецов. Рой поравнялся с Мелией.

– В чем дело?

Раздался звук хлопушки, веселого смеха и открывающегося шампанского. Мелия повернула голову направо – через дорогу от перекрестка стоял центральный ЗАГС, где как раз сейчас на улицу выбежала невеста с женихом, и их окружили друзья и родственники.

– В этом месте, между этими тремя зданиями я всегда себя очень странно чувствую. То ли головокружение, то ли экзистенциальный кризис.

Рой еще раз оглядел крематорий, роддом и ЗАГС, между которыми они оказались, и согласно кивнул.

Они подошли к группе своих родственников. Вскоре все погрузились по машинам и поехали в дом Велишей— теперь уже точно в последний раз отмечать поминки Гафальда.

Когда первые напитки были выпиты, и тетя Гала помогла с тем, чтобы вынести закуски в гостиную, Мелия предложила отдать прах Гафальда на хранение Вердану. Никто не был против – с этим сыном у Гафальда были самые лучшие отношения. Именно с ним рядом он провел последний десяток лет. И сам Вердан с удивлением выяснил, что ему больше всех важна память об отце в этом смысле. Он принял урну.

Что касается опухоли, то ее поставили на край стола в одеяле, словно хлеб в полотенце, и развернули. Рой аккуратно разрезал окаменелость для Вердана, тети Галы, и двух двоюродных сестер Мелии. Чтобы те хранили свои части, как память. Мелия от своей части отказалась. Уже через два часа половина родственников покинула дом, даже не дождавшись десерта.

Когда Велиши проводили последнего гостя, Мелия собрала в гостиной пустые стаканы на поднос, а потом устало опустилась на диван. В прихожей зазвонил ее телефон, и Рой принес телефон ей. Это звонила Амелия, мать Мелии.

Она ради галочки поинтересовалась, как прошли поминки. А потом вдруг сказала:

– Знаешь, Мелия, я не хотела говорить, пока твой отец не умрет, чтобы не мешать церемониям. Дело в том, что у меня тот же диагноз. Мне осталось восемь месяцев до смерти.

Мелия оглушенно промолчала.

– Дочь? Ты оглохла?

– Нет. Я услышала.

– Надеюсь, теперь мне можно будет у вас погостить?

Мелия выпрямила спину и села на край дивана, схватившись за подушку.

– Подожди, мам. Ты так внезапно. Подожди.

– Что же здесь думать? Вы девять месяцев водили хороводы вокруг Гафальда. Я думала, это условности. Но… ты моя дочь. Мы обязательно должны попрощаться как следует. Мне так тебя не хватало.

– Подожди, мам. Я так устала. Мне надо подумать.

– Что же здесь думать, дурочка? Других месяцев у меня не будет. Эти – последние!

– Так, – Мелия сказала строже и приставила палец к своему виску, помассировала. – Мы обязательно повидаемся с тобой в последний месяц. Устроим поминки в один из вечеров.

– И все? – ошарашенно спросила мать.

– Сейчас уже никто не празднует все девять месяцев, мам.

– Но вы только что это сделали для отца. Вы там с ума все сошли что ли?

– Мы ошибались.

– Но почему не отпраздновать? – в голосе матери появились плаксивые нотки. – Что же плохого?

Рой пришел за подносом со стаканами и застыл, глядя на Мелию. Ее лицо перекосило от гнева. Мелия закрыла глаза, глубоко вздохнула и сказала в трубку:

– Послушай, мама, внимательно. Если бы мы с тобой были действительно близки, нам бы не нужен был повод в виде твоей смерти, чтобы общаться чаще. Мы никогда не были близки. Ты слушаешь? – Мелия подождала, пока в трубке утихнут всхлипы, – Мне всегда хотелось, чтобы мы были дружны, но этого не было. И девять месяцев ничего не изменят, к моему глубокому сожалению. Ты согласна?

– Я не знаю, – с мучением выдавила мать. – Мы должны попробовать.

– Что нам мешало пробовать все эти годы, мам?

– Я не знаю, не знаю, – мать снова зарыдала. – Почему ты так жестока?

– Потому что я все поняла. Те люди, которые важны друг другу, итак постоянно на связи, без всяких известий о скорой смерти. Все остальное – театр и показуха.

– Это не так. Я очень тебя люблю, глупышка. Но ты меня отталкивала. Я боялась навязываться, Мелия!

Мелия закрыла глаза и придержала лоб ладонью, ответила:

– Ты никогда меня не слушала, мама. Ты никогда не интересовалась мной. Чем я живу. Из-за чего я не могу заснуть. И что заставляет меня встать с кровати утром. Ты всегда говорила только о себе. После общения с тобой у меня остается только тяжесть в груди и расстройство пищеварения. Ты убиваешь мою самооценку. Ты действительно хочешь сейчас все это выяснять?

– Я не знаю. Ты всегда была такая грубиянка.

– Мне тоже очень грустно, что у нас с тобой не сложились отношения. Но они не сложились давным-давно. Надо было еще тогда их оплакать. Я считаю, для всех будет лучше, если ты проведешь это время с людьми, которых ты любишь, и которые любят тебя по-настоящему.

– Но у меня никого нет, глупышка.

– Ты уже одиннадцать лет живешь с Кеверином в гражданском браке. А как же ваши друзья? Твои подруги?

– Мы постоянно ссоримся. Ты же знаешь, я не могу проводить с Кеверином дольше трех суток, а потом выгоняю его в отель. А подруги… подруги все как одна идиотки.

– Если бы не можешь ни с кем ужиться, почему я должна быть крайней, мам?

– Не груби мне!

– Почему я должна быть крайней?

Мать оборвала разговор.

Мелия подняла глаза на Роя, который все это время так и стоял рядом. Рой спросил:

– Ты серьезно не будешь с ней видеться?

Мелия легла на диван боком, подтянула ноги и обняла себя за живот.

– Если только ради галочки, Рой.

Через неделю Мелия и Рой наконец-то собрались с близкими друзьями, с которыми не удавалось по-нормальному увидеться последние девять месяцев.