Читать книгу: «Тайна агатового паука», страница 3
Глава 8
Во время завтрака Майкл находился в центре внимания и удивлял рассказами домашних – им хотелось побольше узнать о далекой Гвиане. Кроме того, Барнета интересовало, как устроились в далекой нецивилизованной стране его бывшие соратники – Мици и Феликс. Майкл потрафил всем, подробно отвечая на вопросы. В своем повествовании он не поскупился на детали, и дальняя даль вдруг предстала перед слушателями близкой и знакомой.
Миссис Томсон и Джереми ахали и охали от изумления, а «мисс Ева» хранила молчание, уставившись взглядом на содержимое тарелки, которое, впрочем, почти не убывало. Если бы не занимательный рассказ воспитанника, то, возможно, Барнет обратил бы внимание на состояние дочери, но сегодня этого не произошло.
А Ева раздумывала над одним важным для нее делом, связанным, как ни странно, с «мистером Уиллоуби».
Девочку всегда занимало положение Майкла в доме: он ей не брат, но живет в семье, и как это может быть? В конце концов миссис Томсон объяснила девочке, что добрый мистер Барнет взял на воспитание бедного сироту, чтобы оградить мальчика от вредного влияния улицы, и Ева возгордилась поступком отца.
Отданная на обучение в частную школу, девочка подолгу жила вдали от семьи и виделась с домашними урывками. В пансионе ее окружали одни девочки, ее соученицы, и со многими из них она подружилась, но постепенно другие отношения стали занимать их в разговорах.
Вернувшись после каникул, то одна, то другая девочка увлеченно хвастались настоящей или мнимой влюбленностью некоего мальчика. Подробности разговоров, объяснений подробно пересказывались шепотом в тишине дортуара; перечитывались письма и записки, которые, несмотря на строгость порядков в школе, умудрялись получать отдельные счастливицы. Эти темы были волнующи и неисчерпаемы, и всегда находились благодарные слушательницы.
Ева Барнет внимала рассказам с открытым ртом и чувствовала себя обделенной: у нее не было родных братьев, к которым могли приходить школьные товарищи и влюбиться в нее. Не было и кузенов – тоже прекрасный материал для влюбленности. Папа не вывозил ее летом в загородный дом, где они могли познакомиться с соседями, у которых случайно оказались бы сыновья подходящего возраста.
Короче говоря, все возможности, благодаря которым ее подруги добывали себе обожателей, оказались закрыты для Евы, а рядом находился только Майкл, не обращавший на нее внимания. Сначала девочка пала духом, а потом решила перевернуть сложившуюся ситуацию себе на пользу. Молодой человек живет у них в доме? Прекрасно – ей и искать никого не надо. Ведь не приедут в ее дом подруги с проверкой, а раз так, то можно сочинить, что угодно.
Девочки умрут от зависти, когда она им расскажет о Майкле, тем более, что это не мальчишка – их ровесник, а взрослый, почти недосягаемая высота для мисс десяти – двенадцати лет.
Она придумает, как он объяснился ей в любви, какие слова говорил, что она отвечала… Она сочинит любовные письма и напишет их левой рукой, а потом прочитает их подругам.
Она найдет причину, по которой не может показать девочкам верного рыцаря – ну, например, отец что-то подозревает, к тому же воспитательницы в школе шпионят, поэтому Ева, якобы запретила ему приходить в дни посещений.
Майкл, занятый своими делами, – роман с Бертой только начинался – не подозревал, какие страсти кипят вокруг его персоны. А довольная Ева, вернувшись после каникул,
со вкусом хвасталась вновь обретенным поклонником. Правда, слова объяснения в любви, как будто произнесенные Майклом, являлись точной копией монолога, произнесенного неким графом – Ева почерпнула его в одном из романов, которыми зачитывалась тетушка Томсон.
Письма, предъявленные подругам, были написаны в духе Ричардсона, где в каждой строчке лились «очищающие слезы», пылали «сентиментальные закаты», и «сама природа разговаривала на языке любви.» Листки передавались из рук в руки, девчата плакали тайком над романтической страстью обожателя Евы. Они сочувствовали неизвестному молодому человеку и мечтали о том блаженном времени, когда их самих посетит столь возвышенное чувство.
Исходя из рассказов Евы, ее поклонник представлялся девочкам этаким Чайлд – Гарольдом, разочарованным в жизни, в минуты одиночества помышлявшем о самоубийстве, «и воскресшего для жизни» благодаря внезапной встрече с Евой.
События, приведшие Майкла в армию, и его внезапный отъезд в Афганистан, не застали маленькую лгунью врасплох – она заявила, что Майкл «оставил свет» по причине их случайной ссоры. Письма, написанные левой рукой, по-прежнему становились предметом обсуждения в вечернем дортуаре, пока дежурная воспитательница не гасила свет. Для достоверности Ева добавляла подлинные фразы из посланий Уиллоуби (не могла же она предъявить настоящие, адресованные Барнету, ведь в некоторых «обожатель» забывал передавать приветы для нее).
К счастью, ложное известие о его гибели не дошло до Евы – Джереми постарался оградить дочь от тяжелых переживаний, поэтому настрого запретил в присутствии «драгоценной Евы» упоминать о воспитаннике.
Пока Майкл лечился в госпитале, а Барнет и миссис Томсон безутешно оплакивали его, Ева успела накропать несколько писем, а в одно из них от полноты чувств добавила небольшое стихотворение.
Возвращение Майкла, его страдания, связанные с замужеством Берты, его переезд на другую квартиру – все это никак не повлияло на ее эпистолярный жанр: поклонник продолжал «забрасывать» ее письмами.
Существует восточная пословица: сколько ни говори «халва», во рту слаще не станет. Наверное, это справедливо, но не во всех случаях, потому что Ева, загипнотизированная мнимыми признаниями, ею же и составленными, вдруг поняла, что она незаметно начинает влюбляться в Майкла.
Странно, но с этого момента письма перестали получаться – переполненная новыми для нее чувствами, Ева оказалась неспособна выдавить из себя ни строчки. Она вдруг затосковала по дому, с нетерпением ожидая каникул, где появлялась призрачная возможность встретиться с предметом любви.
Она недоумевала, почему раньше ей не пришло в голову обратить внимание на воспитанника папочки, а теперь она исхитрялась изобретать предлоги, по которым Уиллоуби непременно должен был навестить их. Если бы не юный возраст Евы, Майкл, возможно, и заподозрил бы что- нибудь, однако он продолжал относиться к ней со снисходительностью взрослого человека.
А дальше последовало его примирение с Бертой, их побег из Лондона и подготовка к отплытию на край света, гибель Берты, арест Майкла и его освобождение. На этот раз Ева была в курсе всех событий и тяжело переживала из-за ареста и несправедливого обвинения Уиллоуби.
Она винила во всем Берту: эта изменница испортила жизнь любимому человеку. Девочке не удалось увидеть соперницу при жизни последней – она искренне сожалела о ее преждевременной смерти, но не настолько, чтобы обливаться слезами.
В том, что сердце Майкла разбито, не было ничего особенного: придет время, и он оценит красоту и чудный характер Евы Барнет.
Она испытала разочарование, узнав об его отплытии в Южную Америку – он даже не нашел времени попрощаться. Ей надоело сочинять письма и пичкать ими подруг, а посему она объявила, что ее возлюбленный навсегда покинул Великобританию, и ее необыкновенный роман угас.
Девчата, с трудом выносившие похвальбу Евы на протяжении многих лет, немного позлорадствовали, а потом дружно бросились утешать подругу. Найдя себя в центре внимания, Ева восприняла слова сочувствия, как бальзам, пролитый на израненную душу, и выкинула Майкла из головы.
И вот он вернулся – такой же, каким она помнила его до отъезда, и забытые переживания моментально ожили. Она растерялась, и в первый момент, кажется, нахамила, а за столом посчитала за лучшее помалкивать, чтобы не проговориться и не выдать себя.
И сейчас, когда он ушел в свою комнату, ее словно магнитом потянуло туда – она хотела ни больше, ни меньше понаблюдать за ним через замочную скважину. Это, конечно, не comme il fout, да и вообще, любопытство наказуемо, но что же делать, если она умирает от этого самого любопытства?
– Если очень хочется, то можно, – успокоила себя девочка и подошла к двери комнаты Майкла.
Глава 9
А Уиллоуби занимался тем, что разбирал чемодан – что в этом особенного? Одежда уже висела в шкафу, на очереди был кофр, в котором лежали упакованные подарки для близких. Сегодня – вечер Рождества, он приглашен на первый концерт Пилар, а затем они отпразднуют праздник вместе в ресторане отеля, где остановилась мексиканка, и закончат в ее номере.
Барнет и миссис Томсон опечалились, узнав, что он не останется дома – только приехал, и уже убегает, неизвестно куда. Ева никак не прореагировала на его сообщение, она вообще дулась на него за завтраком. Причина этой неприязни была непонятна – он не сделал этой девочке ничего плохого, так в чем же дело?
Он подумал, что разбираться в настроении избалованного подростка – это просто потеря времени, пусть с нею разбирается Джереми. И Майкл продолжил заниматься подарками.
Он вытащил шкатулку с безделушками для миссис Томсон – правда, безделушки недешевые: черепаховый гребень, зеркальце в серебряной оправе; коробочка для нюхательной соли, инкрустированная бериллами; золотые колечки-держатели салфеток. Майкл улыбнулся: ему ничего не жалко, и он всегда готов порадовать тетушку Томсон. Она же, подобно Джереми, ничего себе не купит.
Для Джереми он приготовил набор пенковых трубок – тоже достаточно дорогой подарок.
А с подарком, предназначенным Еве, вышла неувязка – не станет же он дарить юной девушке набор индейских сувенирных кукол! Можно представить себе, какую гримасу состроит юное дарование! И как же он упустил из виду, что дети растут, а девочки взрослеют быстрее мальчиков. Но, кажется, есть выход…
Майкл достал из глубин кофра деревянную шкатулку и высыпал на стол ее содержимое – украшения, купленные в Гвиане и предназначенные его пассиям – прошлым, настоящим и будущим. Придется что-нибудь выбрать из этой россыпи…
Он задумался: как воспримет Ева его подарок? К тому же ему неизвестны ее вкусы, а он уже убедился, что она – девочка непростая.
Взгляд Майкла остановился на серебряном браслете, усыпанном южноамериканскими изумрудами. Он представил, что камни подойдут к глазам Евы, похожими на светлые родники, и решительно отложил украшение в сторону.
Не успел он сложить оставшуюся бижутерию в шкатулку, как вдруг дверь за его спиной заскрипела, и любопытная мордашка Евы всунулась в комнату. Ее глаза -щелочки так и бегали, обозревая все вокруг, и, наконец, уставились на лежащие на столе украшения.
– Испортила сюрприз, – обреченно подумал Уиллоуби, а вслух сказал, утрируя недовольство:
– Стучать надо.
Ева удивленно повела бровями и возмущенно фыркнула.
– Подумаешь, я только хотела посмотреть, чем ты тут занимаешься, – произнесла она тоном капризного ребенка.
– А вас в частной школе не учили стучать в дверь? – заметил он с некоторой издевкой.
И юное дарование возразило с неменьшей издевкой:
– Нас учат важным вещам, а не таким частностям.
Ева уже полностью протиснулась в комнату и продолжала косить глазами в сторону стола: блестящие побрякушки так и притягивали ее взор – она уже мысленно перебирала их одну за другой. Перехватив ее горящий взгляд, Майкл насмешливо спросил, кивнув в сторону ювелирного соблазна:
– Нравится?
– Очень, – выдохнула Ева: этот выдох у нее, вероятно, означал восхищение. Она подошла ближе и осторожно спросила:
– Можно мне потрогать?
– Изволь, – разрешил Майкл, жестом приглашая ее к столу.
Ева водила рукой, не зная, что выбрать, и ее движения походили на пассы фокусника в цирке, но вот беда – украшения не увеличивались ни в стоимости, ни в размерах, и можно было прийти к выводу, что фокус не удался, но тут ее взор остановился на перстне с гранатом, и она торопливо схватила его и зажала в кулаке.
Лицо девочки приобрело умоляющее выражение.
– Можно мне померить? – снова спросила она и снова получила согласие от Уиллоуби.
Не мешкая ни одной секунды, она надела на себя и гранатовый перстень, и такой же аметистовый, а потом еще и еще. Она с удовольствием вертелась перед зеркалом, демонстрируя Майклу и воображаемым зрителям пальцы, унизанные кольцами, шею под грудой цепочек с подвесками и браслеты на запястьях.
– А ты, оказывается, сорочьего племени, – удивился Майкл.
Впрочем, ее неподдельная радость захватила и его, и он смеялся и аплодировал ее кривлянью.
– Какая красота! – восклицала она, вздернув подбородок и приняв неприступную позу.
– Какая красота! – повторил Майкл, словно эхо, но его замечание относилось к самой Еве. – Что бы ты хотела выбрать себе в подарок из этих безделушек?
Она задумалась, глядя в зеркало, а потом произнесла с легкой грустью:
– Жаль, что нельзя забрать все, что ты привез. Я понимаю, в таком случае твои подружки останутся без подарков.
Она неторопливо снимала одно украшение за другим и раскладывала их, как на витрине. Уиллоуби почувствовал в ее словах намек на мелочность. В нем заговорила обида: мелочным или жадным он никогда не был.
– Если тебе так хочется, можешь забрать все, – заявил он и добавил с неожиданной теплотой в голосе. – Тебе идут эти вещи.
– Правда? – обрадовалась Ева.
Не дожидаясь повторного приглашения, она сгребла в кучу побрякушки и стала рассовывать их по карманам.
– «Достойная дочь своего отца, – подумал Майкл. – Знает цену деньгам и украшениям.»
– Майкл, это же целое состояние! – воскликнула Ева.
Ее глаза загорелись, и вдруг она вспомнила о подарке для Майкла. Зная о его скором приезде, она заранее приобрела дорогой письменный набор. Деньги ей дала миссис Томсон, и это был первый «взрослый» подарок, предназначенный Майклу – ранее она отделывалась дешевыми безделушками.
Ева собрала украшения и, не говоря ни слова, вышла из комнаты. Уиллоуби разочарованно посмотрел ей вслед: хоть бы «спасибо» сказала.
А через минуту она вернулась, чтобы вручить ему подарок.
– Благодарю, не ожидал, – сказал он, разворачивая упаковку. – Такая красивая упаковка!
– Смеешься, – разочарованно протянула она. Кажется, она была готова надуть губы и расплакаться, как маленькая.
Но тут Майкл вытащил бювар и прищелкнул языком.
– О, мисс Ева, Вы превзошли сами себя.
– Всего лишь спасибо? – разочарованно протянула Ева. – Но этого мало.
Настала очередь Уиллоуби удивиться.
– А что бы ты хотела?
Жеманница выпрямилась, сделала «светское» лицо и с достоинством протянула ему руку для поцелуя. Несомненно, это являлось дерзостью с ее стороны, но о чем тогда она сможет рассказать подругам? Почти все уже целовались, по крайней мере рассказывают об этом, и только Еве нечем было хвастаться.
Неизвестно, разгадал ли Уиллоуби ее маневр, но его лицо за несколько секунд менялось до неузнаваемости: от спокойствия к суровости, а затем в его глазах появились насмешливые искорки.
Растягивая рот в улыбке, он осторожно взял в свою руку ее хрупкую ладошку, но вместо того, чтобы прикоснуться к ней губами, затряс в рукопожатии.
Ева растерялась – это было совсем не то, на что она рассчитывала. Как! Этот тип не захотел поцеловать ей руку и превратил ожидание чего-то необыкновенного в пшик! Впрочем, подругам она и без поцелуя расскажет, каким он якобы был, но унижение от невнимания она не забудет никогда и отомстит при случае.
Она попыталась выдернуть руку, но Майкл продолжал ее трясти, словно ветку яблони. Наконец, ей удалось вырваться: она отступила на некоторое расстояние и, встав в позу оскорбленной герцогини, тоном, полным презрения, произнесла:
– Ваши манеры, сэр, отдают простонародьем.
– А на что Вы рассчитывали, мисс Ева? Вы думали, что я поцелую Вам руку? – снисходительно произнес он. – Разве это согласуется с правилами хорошего тона, которым Вас обучают в частной школе?
– Да! – воскликнула Ева так громко, что у Майкла зазвенело в ушах.
– «Если бы она не была дочерью Джереми…» – промелькнула у него мысль.
– Ну, с правилами хорошего тона я спорить не буду, – заявил Майкл, – Но и руку не буду целовать. Подрасти сначала.
Не надо было ему это говорить, потому что Ева рассердилась так, что с трудом сдерживалась, чтобы не поколотить Уиллоуби.
– Дурак, идиот, хам! – воскликнула она, вытянувшись в струнку и подняв подбородок.
Майкл решил подшутить над юной леди и поспешил изобразить умственно отсталого недотепу. Он округлил глаза и часто- часто заморгал, а затем спросил:
– А при чем тут я? Может, Вы руки и не моете, так что ж я…
Град кулачков посыпался на его голову, и он поймал ее ладошки и стиснул так, что она не могла вырваться, несмотря на сопротивление. Вскоре она затихла и замолчала, раздумывая, а что же она чувствует в чужих объятиях, но кроме покалывания в кончиках пальцев не замечала в себе ничего нового.
Внезапно Майкл убрал руки и спокойно сказал:
– Иди к себе, девочка.
И снова Ева рассердилась.
– Не смейте так меня называть, – светским тоном промолвила она. – И не приближайтесь ко мне ближе, чем на два метра, мистер Уиллоуби.
– Как Вам будет угодно, мисс Ева, – улыбнулся Майкл.
– Подобным образом Вы можете вести себя с другими девицами, менее взыскательными.
– Благодарю Вас за разрешение, мисс Ева.
– А меня Вы никогда не поцелуете.
– Ни за какие коврижки, мисс Ева.
– Нахал! – взвизгнула Ева, почувствовав издевку в его словах. Задрав нос и фыркнув, словно кошка Милли, Ева выскочила из комнаты.
Оставшись один, Майкл подумал, что первое, чем ему следует заняться, это поиски квартиры.
Глава 10
Зажаренный гусь томился в духовке; пудинг, украшенный цукатами и шоколадом, остывал на подносе, а Джереми, кряхтя, доставал из шкафчика бутылочку домашнего вина. В гостиной стояла рождественская елка, под ней стояли фигурки в вертепе – Мария, Иосиф, младенец в корзинке и ангел в длинном хитоне с молитвенно сложенными на груди руками.
В камине потрескивали дрова, и кошка Милли устроилась поближе к теплу в любимом кресле Барнета.
Майкл пожалел, что отказался от уютного семейного ужина, но, заметив Еву, спускающуюся по лестнице, поспешил откланяться.
– А разве мистер Уиллоуби не останется с нами? – лениво произнесла Ева.
Она покосилась в сторону зеркала, чтобы убедиться в том, что выражение ее лица спокойно до полного равнодушия.
Барнет выбрал, наконец, вино и отдал бутылку миссис Томсон.
– Ты о чем, доченька? – переспросил он. – Майкл? Так он еще утром предупредил, что празднует не с нами.
– Ну вот, стараешься, готовишь, а он вечно куда-то убегает, – проворчала стоящая рядом с подносом домоправительница.
– Да не куда-то, а к кому-то, – уточнил Барнет. – Знали бы вы, с какой красавицей я встретил его на перроне. Королева, да и только! Майкл сказал, что она певица, гастролирует в Лондоне. Она пригласила его на концерт. А что это ты так вырядилась, дочка?
Любящий папочка наконец-то обратил внимание на наряд дочери – белое муслиновое платье, чересчур открытое, по его мнению, но не это привлекло его внимание – Ева с ног до головы была обвешана неизвестно откуда взявшимися украшениями.
– Где ты взяла эти вещи? – строго спросил Барнет и потрогал браслет на руке Евы.
Девочка сняла браслет и протянула отцу: так, серебро, а вот камни, похоже настоящие изумруды.
– Подарок Майкла на Рождество, – объявила довольная Ева.
– Как, все это он тебе подарил? Ненормальный, – воскликнул Барнет. – Дочка, это дорого, с чего бы ему тебя так одаривать?
– Мне он почему-то украшения не подарил, – встряла в разговор миссис Томсон.
Это вовсе не означало, что домоправительница недовольна подарком Майкла, скорее она ругала мальчика за расточительность. А в случае с Евой он явно преувеличил.
– Дочка, скажи, а он случайно не… – Барнет не знал, как выразиться, – … не пытался, не дай Бог, обнять тебя или взять за руку?
– Папа! – возмутилась Ева, не дав ему закончить фразу, – Как ты можешь так думать обо мне? Ты же не напрасно платишь за мое обучение и воспитание. Поверь, ты не выбрасываешь деньги на ветер, и я веду себя с мистером Уиллоуби, как истинная леди.
Сказав это, «истинная леди» покраснела, припомнив сцену в комнате Майкла.
– Впрочем, если ты хочешь, папа, я верну Майклу его подарок, – скромно потупившись, произнесла Ева, на что Барнет возразил с излишней поспешностью. А что? Нравится Майклу сорить деньгами, это его дело! Кто бы ни был против, но только не он, Джереми.
– Лучше уж я буду носить эти вещи, чем его красотки, – презрительно бросила Ева.
Барнет с гордостью посмотрел на свое дитя – кажется, дочь обещала со временем стать такой же экономной, как и он сам. Умом и образованием она его уже превзошла.
Миссис Томсон была настроена к девочке более критично.
– Если бы Майкл знал, какие ты номера откалываешь в школе и какие оценки получаешь, он тебе ничего бы не подарил. Вспомни, какое письмо мы получили от твоей директрисы.
– А что директриса? Папа, она меня не любит и придирается по пустякам. И потом, по математике, литературе и французскому я занимаюсь лучше всех.
– А по географии?
– А что по географии?
– А кто заявил на уроке географии, что Египет находится в Европе? Даже я знаю, что он расположен в Америке, – гордо заявила домоправительница
– И не в Америке, а в Африке, – возмутился Барнет. – Это наша колония, мы там построили канал, об этом все газеты писали.
Миссис Томсон и Ева переглянулись: ни та, ни другая газет не читали. Барнет продолжал ворчать, но Ева прервала его резонным замечанием, что, если ей понадобится плыть в Египет, она обратится в пароходную компанию.
А тетушка недоверчиво заметила:
– Надо спросить у Майкла, он был в Америке, и лучше нас знает, где Египет.
Она зажгла свечи и пригласила отца и дочь за стол.
Еще не успели попробовать гуся, как зазвонил дверной колокольчик. Пришел Стив Хэнстед, прикормленный адвокат и ближайший помощник Барнета. Он выполнял деликатное поручение – принес чемодан с деньгами – рождественский подарок от банды. Надо сказать, что Джереми предпочитал наличные, по своей простонародной привычке он не слишком доверял чекам, векселям и другим банковским бумагам. Хэнстед объявил, что идет праздновать в отель, а «ребята» встали на трудовую вахту – праздничная публика более невнимательна, поэтому обчистить карманы в такие дни намного проще.
Барнет отпустил помощника и занялся любимым делом – он пересчитывал деньги.
Ужин подошел к концу, когда миссис Томсон заметила, что Ева украдкой спрятала в угол кусочек восхитительного пудинга.
– И что ты делаешь? – спросила тетушка. – Зачем ты крошишь пирог по углам? Мышей приваживаешь?
Застигнутая врасплох Ева вздрогнула.
– Тетя, не сердитесь. Такой вкуснятиной соблазнятся даже мыши.
– Только мышей нам не хватает, – вздохнула миссис Томсон.
Ева решила, что самое время подлизнуться к тетушке. Она обняла ее и пророкотала нежно:
– Не сердитесь, дорогая тетушка. Это для Милли. Она ведь домашний хищник, поэтому хотя бы раз в неделю должна питаться свежим мясом.
– Как будто я у мясника беру несвежее, – обиделась домоправительница.
– Ну конечно же свежее, – перебила ее девочка, – Но Милли для полного здоровья должна иногда помышковать.
– Что? – не поняла тетя.
– Ну. Поохотиться за мышами. Вот я их и приманиваю на рождественский пудинг.
Миссис Томсон засмеялась:
– Дорогая, я боюсь, что ты сама будешь мышковать, вместо Милли. Посуди, какая из нее охотница, ей и так все подано на тарелочке. Да еще и норовит стянуть что-нибудь с кухни.
Вскоре Ева ушла в свою комнату, унося на руках негодницу Милли. Праздник закончился, пора ложиться спать.
Ева переоделась и, сидя перед зеркалом, долго расчесывала спутанные волосы. Невольно она вернулась мыслями к Майклу и вдруг поняла, что ревнует его к незнакомке с поезда. Чувство было новым для нее, и она опешила. Если она ревнует Майкла, значит, она в него влюблена? В этого грубияна? Не может быть.
Это открытие выбило ее из колеи и заставило задуматься… Нет, нет, Майкл – это просто так, хвастовство перед подругами, но придет время, и за Евой явится красивый молодой аристократ – вот кто станет ее избранником!
Ладно, аристократ аристократом, но где в рождественскую ночь бродит скотина по имени Майкл? Пусть только явится, Ева всласть попилит его за все прошлые, настоящие и будущие прегрешения.
