Читать книгу: «Клубника в шоколаде», страница 2

Вторая остановка. Из передних дверей кто-то вышел, и кто-то зашел, но на задней площадке все только покрепче взялись за поручни перед отправлением. За мутными стеклами начали появляться яркие пятна – на улицах загорались огни. Начинались сумерки.

Третья! Едва автобус затормозил, Ник ужом просочился между животами и коленями шумных мужчин, юркнул в щёлку раскрывающихся дверей – и замер на тротуаре в нерешительности. Перед ним была грязная, серая стена абсолютно незнакомого дома. Несколько тяжелых дверей с пыльными стеклами, чугунные козырьки, и ни одной вывески. Мальчик посмотрел направо – длинная однообразная улица упиралась в такой же серый дом и расходилась в обе стороны, в неизвестность. Налево – ещё один перекресток, какой-то крохотный сквер и замерзший фонтан. В этот момент автобус поглотил последних пассажиров, закрыл яркие красные дверцы и рванул из этого недружелюбного квартала куда подальше. Ник остался на остановке совсем один.

Откуда было знать маленькому мальчику, что мимо его дома проходит с десяток разных маршрутов, и далеко не каждый из них едет к парку? Они часто гуляли с семьёй по бульвару у дома, или ходили в гости к бабушке с дедушкой на соседнюю улицу, или ездили нарядные в настоящем экипаже на званый ужин, или отправлялись на красном автобусе в парк. А других районов города Ник не знал.

Ночь медленно опускалась на скучный переулок. В окнах домов кое-где загорелись огни, и они как будто стали теплее и дружелюбнее, но всё ещё были чужими. Снег медленно покрывал дорогу, покрывал собой плечи и шапку, норовил приземлиться на ресницы. Ник со всей силы сжал кулачки, тряхнул упрямо головой и потопал к фонтану. Вдруг этот сквер – отдаленная часть парка? Тогда он сразу найдёт дорогу к дому, уж парк-то он знает наизусть!

Но нет. Двухэтажный желтый дом, светящийся каждым окошком, обогнул небольшую площадь, словно удав, в центре росло несколько елей и дубов, дорожки обрамляла подстриженная живая изгородь. Заметённый большим сугробом фонтан в центре казался заснеженной горой. И вокруг – тишина. Ни прохожего, ни гуляющих детей, даже нет ни одной цепочки следов на свежем снегу между тёмными стволами деревьев.

Ник снова огляделся. Возвращаться по серой улице не хотелось. Направо дорога круто поднималась на холм, а что там за ним – поди угадай. А слева, куда повернул коварный автобус, виднелись вдалеке яркие огни и слышалась музыка. Со всех ног он бросился к свету и людям. Там хотя бы не будет так страшно, как тут, одному!

Пробегая последние окна дома-змеи, Ник притормозил. Там, на невысоком первом этаже, сидела на подоконнике маленькая девочка, бледная и испуганная. В руках она сжимала какую-то мягкую игрушку, помесь зайца с кенгуру. Тугие растрепанные косички торчали в разные стороны, клетчатый шерстяной платок обматывал ей грудь и шею. Мальчишке сразу вспомнилась Лиззи – вчера он навещал её, и у неё был такой же растерянный взгляд: она не очень понимала, почему ей так холодно, а мама не даёт закутаться, и явно переживает. Может, эта девочка тоже болеет?.. А рядом с ней никого не видно, её мама ушла куда-то?.. Надолго ли? И когда вернётся?

Ник утёр нос варежкой, решительно развернулся и бросился наискосок, к чистому снегу у подножия пушистой елочки. 5 минут уже ничего не изменят, ведь так?.. Пара отчаянно кривых веточек нашлась в гуще живой изгороди. На ней же росли незнакомые мелкие ягоды. Они сморщились от мороза и покрылись инеем, но весьма подходили для дела.

Рррраз – смести побольше снега в одну кучу, так удобнее. Двааа – мелкий комок даже катать не надо, снежка размером с ладони достаточно. Тррри – ещё комок, побольше, утрамбовать получше. Через пару минут перед мальчиком был коротенький, коренастый снеговичок, с глазками-ягодками, ручками-палочками и кривой деревянной ухмылкой. Ник уже хотел бежать обратно, но тут на глаза ему попалась – вот удача! – крохотная шишечка. Он водрузил её сверху, вместо колпачка, бережно поднял фигурку и так же аккуратно опустил её на жестяной подоконник. Пришлось встать на цыпочки, да ещё упереться лбом в стену, и в слепую пристраивать снеговика на уступ, но всё получилось. Отошёл на пару шагов, улыбнулся довольно, помахал ладошкой. Девочка прилипла носиком к стеклу, щеки её покрылись румянцем, она оторопело махала в ответ и улыбалась. Вот теперь можно бежать – и Ник припустил по тротуару к яркому зареву в конце улицы. Желтый силуэт детской больницы быстро скрылся из вида.

Высокая стена строгого здания с колоннами и огромными окнами повернула, и Ник с разбегу вылетел на широкую площадь, такую шумную и яркую, что пришлось на секунду прикрыть глаза руками, чтобы прийти в себя.

Это была ярмарка. Десятки деревянных домиков, увешанных гирляндами и еловыми венками, выстроились в два ряда. Один из них зазывал к себе людей горячим пуншем, пирожками и шоколадом. Другой пестрел всевозможными игрушками, елочными шарами, вязаными варежками и шапками, ярко-красными колпаками с помпонами, и свистульками, и ещё кучей других разноцветных сокровищ. Между ними сновали румяные люди, что-то покупали, торговались, пробовали, делились, угощали, дарили, обнимались, целовались и хохотали. А над их головами сияла и переливалась огромная карусель! В два яруса колесили по кругу лошадки с золотыми сбруями и перьями, диковинные изумрудные драконы, золотистые верблюды с коврами вместо сёдел, маленькие разукрашенные колесницы, и даже огненно-рыжие птицы. Под звуки шарманки они плыли друг за другом, покачиваясь, и носили на себе маленьких всадников и всадниц, счастливее которых и быть не могло в этот праздничный вечер.

Карусель манила и звала, и не было сил у мальчишки уйти, оторвать взгляд от её великолепия. Он стоял и стоял у ограды, раскрыв рот, а толпа сносила его то вправо, то влево, и он передвигался, вцепившись в низкий заборчик обеими руками, чтобы не унесло куда подальше. И вот людской поток подтолкнул его прямо к калитке, за которой высокий зазывала в ярком колпаке собирал деньги за аттракцион и подсаживал маленьких детей на лошадок. Очередь всё приближалась, а Ник оторопел окончательно, и только покорно переставлял ноги в такт. Вот между ним и каруселью остался всего один мальчишка, и билетер уже готовился повернуть голову в его сторону.