Читать книгу: «Формула», страница 8

Как понимаете, он отнюдь не собирался погибнуть вместе с лучшими сынами рейха. Тем более, что в их планы это тоже не входило.

Мы прогуливались по неважно освещённой парковой дорожке – Ю посередине; мы с Тамсанарпом в его привычном обличии – по бокам.

– Вы можете быть совершенно спокойны – нарушением Принципа наша встреча не является. Тем более, такая приятная встреча, принцесса…

Гномон покосился на меня.

– …Такое приятное знакомство. Но я совершенно не понимаю – к чему все эти меры предосторожности? Тусклый свет, тёмные аллеи…

– У вас боязнь открытого пространства, сенсей?

Принцесса… Знакомство…. Вот уж не думал, что сгустки энергии способны проговариваться. Пожалуй, это даже обнадёживает. Или какой-нибудь трюк?

Помоги мне, Боже, я окончательно становлюсь параноиком.

– Не то, чтобы боязнь, но…. В этом нет никакого смысла, поверьте. В закрытом помещении моё присутствие создаёт эффект полного, не побоюсь этого слова, отсутствия времени и пространства. Для постороннего наблюдателя, разумеется. Это всё равно, как запустить запись на камеру наблюдения. Таким образом, мы могли бы общаться совершенно свободно. Что касается открытых помещений…

– Эй, дяденьки! Тут нельзя прогуливать узкоглазых сучек.

Было их семеро – трое слева, четверо справа; естественно, бритых наголо, одетых безвкусно и с какими-то металлическими штуковинами в руках. Видимо, крались за нами по обеим сторонам аллеи, прячась за деревьями, что твои индейцы. Один, покрупнее, отделился от правой группы и встал перед нами.

– Валите, отцы. А с тебя, сучка, штраф.

Свободной рукой он неторопливо расстёгивал ширинку. 501-й «Ливайс», не иначе.

– Шагай сюда, растопыривай губёшки.

– Да, конечно, сейчас…

Ю сделала три быстрых шага и опустилась на колени. Неужели моя девушка на этом просто помешана? И не приведёт ли, это рано или поздно, к драматичному пересмотру наших отношений?

Тамсанарп придержал меня за рукав.

Бритый казался слегка удивленным – по крайней мере, так мне показалось за недостаточностью освещения.

Настоящее удивление пришло к нему в тот момент, когда Ю опёрлась о его накачанный живот левой рукой, а правой вырвала всё, что находилось ниже. И запихнула в разинувшийся для крика рот.

– Я уметь не очень хорошо.

Бритый (впрочем, не всё равно ли, как его теперь называть?) почему-то не рухнул навзничь. Он продолжал стоять, выпучив глаза и удерживая губами то, что не поместилось во рту. Судя по звукам, при этом он обильно мочился, и, пожалуй, испражнялся. В общем, делал не менее трёх дел одновременно, как Юлий Цезарь.

Колени у здоровяка подогнулись одновременно с тем, как Ю вытерла руку о его куртку и сдвинулась в сторону.

Итак, оставалось шестеро. На их месте я бы убежал. Но парни, похоже, имели своё представление о чести. Несколько секунд они провели в оцепенении, а потом бросились на Ю – причём одновременно и со всех сторон. Правильный ход. По крайней мере, оптимальный. В кино они обычно толпятся в сторонке и выбегают навстречу неприятностям по одному, – никогда не мог понять, по какой причине.

Тамсанарп продолжал держать меня за рукав, и я начал его понимать.

Мне прямо-таки виделось, как Чунь взлетает в воздух, отталкивается пятками от дерева и неотвратимо обрушивается на врагов.

Она поступила проще – первый из нападавших получил взбалтывающий удар в пах – громоздкие ботинки, оказывается, этому совсем не помеха. Двух следующих вырубила в челюсть снизу; тех, кто были на очереди – головами друг о друга, схватив за волосы. Оказывается, подбегать одновременно у них всё-таки получается не совсем, – возможно, сказывается разница в стартовой позиции и скорости. Последний и вовсе передумал, но Ю в прыжке дёрнула его за ноги. Характерный хруст лицевых костей о бетон – и полное молчание. Парень пострадал больше остальных – возможно, теперь он изменит образ жизни и запишется в танцевальный кружок.

Ю повернулась к нам – этакая Эриния на фоне полудюжины изрядно поломанных людишек.

– Раз так…. Здесь быть необязательно. Мы вернуться к тебе.

Она не повелевает – просто констатирует.

Я вошёл в офис нового патрона – надеюсь, с достаточно идиотской улыбкой на лице. Плотоядно оглянулся на Екатерину. Совершил лёгкий полупоклон.

Самсонов поднял голову над бумагами, приветственно помахал рукой.

– Здравствуйте, Эдуард Сергеевич. Заявление о приёме уже написали? В своём кабинете были?

Заявление…. Написал в машине на правой коленке под диктовку водителя Николая. Тот пробежался по тексту, кивнул и сунул бумагу в карман. Судя по всему, на этом моя работа с данным документом закончилась – отныне он зажил своей собственной жизнью.

Кабинета пока не видел – собственно говоря, а на что там особо смотреть? Насколько часто мне вообще придётся в нём находиться?

…Впрочем, нет, кое-что проверить действительно стоит.

– Это рядом, но на первый раз лучше я вам покажу.

Вслед за Самсоновым я вышел в приёмную, мы пересекли её, и он открыл третью дверь слева. К моему удивлению, там оказался не слишком длинный, но всё же коридор без окон с почему-то тремя несимметричными и никак не обозначенными дверями по бокам и одной – в дальнем конце. Теперь я бы уже затруднился предположить, что за ними может находиться. Во всяком случае, дальняя открылась в средних размеров приёмную, за которой следовал примерно вчетверо больший офис, который словно бережно перенесли с рекламных проспектов соответствующего магазина, включая какие-то книги и побрякушки на полках и десктоп с кучей полагающихся к нему причиндалов. Позади всего этого великолепия находились широкие, в данный момент зашторенные окна, в левом углу виднелась ещё одна дверь – разумеется, как же без неё. Это не офис, это какой-то DOOM.

– Комната отдыха и всё такое, – Самсонов проследил мой взгляд. – Заметьте, никакой прослушки. Никакого видеонаблюдения. Вы же из-за этого так вертите головой?

Я кивнул. Вертеть головой и в самом деле не стоило – в этом не было никакой практической необходимости.

– Завидую я вашим способностям, – Самсонов преувеличенно вздохнул. – Никаких детекторов не нужно – принюхался и всё понял.

Действительно, комната, как будто, была чиста. Само собой, проверять её придётся при каждом появлении – если не забуду. Свою квартиру в последние дни, вроде бы, не забываю. Видимо, поэтому здесь они не стали утруждаться. Какой смысл, если с моим появлением все их шпионские примочки тут же вырубаются?

– Кстати, Эдуард Сергеевич…– Самсонов внимательно уставился мне в глаза. Я где-то читал, что на самом деле в таких случаях смотрят в переносицу, но поверить в это так и не смог.

– …Ваша бывшая жена, как будто, выехала за границу?

…Это произошло вчера. Никак не привыкну упоминать о событиях, в которых участвовал, не присутствуя лично. Я устроил ей полугодовую стажировку и приставил охрану. …Разумеется, не частного детектива. Не знаю, как правильно объяснить – нечто вроде духа-хранителя, невидимого, но недремлющего и способного с тем или иным уроном для другой стороны пресекать попытки покушения. Говоря проще, если на мою бывшую, или, скажем, нашу дочку попытается наехать машина, то у неё необъяснимо включится задняя скорость. У карманного воришки отсохнет рабочая рука. С ночным насильником может случиться всё что угодно – от безобидного приступа неудержимой дефекации до фатального разрыва какой-нибудь аорты. И так далее… Нечто подобное пришлось изобрести для всех более или менее небезразличных мне людей. Не думал, что я настолько впечатлителен – список оказался неожиданно велик.

– Да… что-то по работе. Сказала мне в самых общих чертах. Почему вас это заинтересовало?

Пришла моя очередь присмотреться к его переносице. Самсонов пожал плечами.

– Не так уж и заинтересовало… Ваша новая подружка – вот это действительно интересно. Однако, времени вы зря не теряете… Водитель, секретарша – будете выбирать сами, или воспользуетесь моей протекцией?

– Кандидатур у меня нет. Возьму, кого дадите.

Роман Ильич кивнул. Протянул мне два ключа.

– Этот от офиса. Открывает все двери. Этот – от служебной квартиры. Посмотрите потом. Что ж, осваивайтесь. Делами займёмся завтра.

Он ещё раз посмотрел на меня этим новым внимательным взглядом и удалился.

– Но это совершенно неприемлемо, поверьте, – Тамсанарп не на шутку разгорячился – видеть его таким мне пока что не приходилось. Очевидно, дело было в моей новой знакомой – и я никак не мог отделаться от ощущения, что для него-то она знакомая достаточно давняя.

– Наёмники, нападение под покровом ночи…. Где вы собираетесь их искать? Дадите объявление в газеты? И потом, сути это не меняет. Поймите казуистику вопроса – воспрещается причинять какой-либо вред другим Посвящённым. Таким образом, не имеет значения, хотите ли вы удавить его своими руками, или нанимаете для этого соседа. С точки зрения Принципа это практически равноценные, не побоюсь этого слова, действия.

М-да. С точки зрения Уголовного Кодекса, по-моему, тоже. Но если в повседневной жизни до заказчика могут и не докопаться, то тут за вами следит Недреманное Око.

В общем, план Чунь Ю не прошёл и первичных испытаний. Мы срочно нуждались в запасном варианте – а его не было. Да что тут говорить – не было даже предположений о том, каким бы он мог бы быть. Собственно говоря, обсуждаемый план уже был запасным – для начала Ю собралась лично разнести Самсоновский офис, не впутывая заинтересованное лицо, то есть, меня. Однако мы быстро пришли к заключению, что трансляции это не остановит, а значит, последствия останутся всё те же.

Насмотревшись на наши разочарованные физиономии, Тамсанарп несколько успокоился.

– Поймите правильно – мне не каждый день попадаются такие, … клиенты. И потом – не слишком ли вы драматизируете ситуацию? Предположим даже, что этот Самсонов сдержит свою угрозу. Разумеется, скольких-то степеней это будет вам стоить. Но, насколько я понимаю, вы там не левитировали, духов не вызывали, сквозь стены не проходили. Даже громких заявлений не делали. Всё косвенно, в вашем лучшем стиле. Любопытные попристают и отстанут – пожмёте плечами, скажете, мол, Роман Ильич был слегка не в себе. Семью свою вы вполне надёжно обезопасили…

– …Как насчёт неё? У этого парня хобби – охота на нашего брата.

Я указал на Чунь. Она помотала головой.

– Он меня не почувствовать. Я маскироваться в твоём поле. И не делать неправильных поступков.

Гномон одобрительно закивал.

– Совершенно верно. Госпожу Чунь сейчас защищает, так сказать, ваша тень. Так что, если ей не захочется сотворить что-либо сверхъестественное…

Как сказать… Кое-что из её арсенала почти таким и следует признать. Правда, путём простого наблюдения оценить это действительно не представляется возможным. Некоторый прокол произошёл в квартире Веронички – но, судя по всему, там они камеры вешать поленились.

– Хорошо, вернёмся назад. Вы сказали: «даже если он сдержит…» и так далее. Как это понимать? Может, мне просто пожертвовать этими несколькими степенями и сделать то, что мы собираемся?

Тамсанарп нахмурился.

– Пожертвовать… Видите ли, я говорил об этом, как о крайней мере. Дело в том, что неясно, сколькими именно. Затрудняюсь даже предположить. А это важно. Цена может оказаться высоковата. До сих пор у вас всё так замечательно шло…

Он задумался на несколько секунд, затем вскинул вверх указательный палец.

– Собственно говоря, почему бы просто не предоставить событиям развиваться? Хотя бы какое-то время – пока ничего не произошло и ничего не понятно? А, Эдуард Сергеевич? Наломать, не побоюсь этого слова, дров вы всегда успеете. Тем более теперь, когда вас, так сказать, двое…

И в самом деле?

Кто сказал, что Роман Ильич завтра же с утра начнёт уничтожать, при моей помощи, планету?

И потом – страшно подумать, вдруг у него действительно есть стоящие идеи?

– Списки готовы на утверждение, рейхсляйтер.

Мюллер достал несколько сложенных вдвое, мелко исписанных от руки с обеих сторон листов бумаги из внутреннего кармана кителя. Положил на стол перед Борманом. Тот спрятал их, не читая. Мне показалось, что его челюсть при этом ещё больше потяжелела, а взгляд стал совершено невидящим.

Это были последние списки. Списки поселенцев Новой Швабии.

Южноамериканский десант прошёл утверждение несколькими месяцами раньше. К этой части проекта я не имел особого отношения, но разницу осознать мог. С теми, кому предстояло просто исчезнуть, было более или менее понятно. Основную проблему представляли собой другие, – те, кого должны были найти мёртвыми.

– Вероятно, некоторые лица заинтересуют вас уже сейчас?

Борман кивнул.

– Там нет рейхсминистра пропаганды.

Борман, насколько я его знаю, не слишком удивился, но счёл нужным чуть приподнять глаза.

– Слишком фанатично предан фюреру и, что гораздо хуже, идее. Которую понимает… я бы сказал, несколько упрощённо, хотя искренне убеждён в обратном. К тому же, …он всё-таки министр пропаганды. Всегда может увлечься и сболтнуть лишнего. Ещё один минус – большая семья…

Борман остановил его.

– Многие из нас оставят здесь свои семьи, Генрих.

– Разумеется, рейхсляйтер. Но это разные вещи – скажем, ваша семья и семья Геббельса. С точки зрения того, как с ними поступят.

Борман кивнул.

– То же самое в отношении рейхсмаршала. В последнее время он сильно сдал; мы просто не можем на него положиться. Наконец, рейхсфюрер…

В глазах Бормана появился искренний интерес. Не то, чтобы он распахнул их от изумления – человек посторонний вообще вряд ли что смог бы уловить, но мне шеф показался удивлённым до крайности.

Мюллер невозмутимо продолжал:

– Я ничего не могу утверждать… пока, – но есть признаки того, что в последнее время рейхсфюрер затеял какую-то игру. Связанную с собственным досрочным выходом из войны. При этом он, похоже, пытается заинтересовать все стороны одновременно – и как бы не одним и тем же…

– Вы хотите сказать, что кто-то из них станет вести переговоры с Гиммлером?

Мюллер пожал плечами.

– Почему бы и нет, рейхсляйтер? Не явно, разумеется. Не называя вслух имён. Но разменять такой бесценный источник информации на жизнь всего одного человека. …Я думаю, никто из них на такое не пойдет – мы имеем дело с нормальными прагматиками…

Борман перевёл взгляд на меня. Я кивнул.

– Рейхсфюрер уже давно проявляет повышенный интерес к проектам, вроде «Оружия возмездия» – или тех, которыми мы занимаемся в Пенемюнде. Некоторые из них он даже курирует – по крайней мере, так ему кажется…

– Вы оба прекрасно знаете, что наши успехи в создании «Оружия возмездия» ничтожны. Я бы даже сказал, это, в сущности, тупик.

– …Однако американцы и русские, скорее всего, придерживаются другого мнения. Вам же известно, как это происходит. Их разведки толком ничего не знают, а, следовательно, преувеличивают. Их генералы подозревают, что всё обстоит ещё хуже… Соответственно, любой из «тройки» сделает всё, чтобы первым наложить лапу на эти досье, – в том числе и путём превращения рейсфюрера в почётного, хотя и тайного пенсионера своей страны.

Я заткнулся, слегка утомлённый такой продолжительной речью. Мюллер одобрительно наклонил голову. Борман посмотрел на него, сделал паузу.

– У вас будут доказательства, Генрих?

– Думаю, да, рейхсляйтер. Уверен.

Он откинулся в кресле с неожиданно беззаботным видом.

– …С другой стороны, даже если я не успею добыть совсем уж бронебойные доказательства? …Разве мы думаем не об одном и том же?

Мне показалось, что Борман вздохнул. Пожалуй, так оно и было. Я не о вздохе – если он и присутствовал, то какой-нибудь внутренний. Я в том смысле, что эти двое действительно думали об одном и том же.

Будущее обещало жестокие испытания, а возможности нашего ковчега были ограничены. Высокие чины и прошлые заслуги не могли гарантировать билет.

Более того – они, скорее, гарантировали обратное. В будущем у нас не предвиделось армий, чтобы ими командовать. Так же, как и радиостанций – по крайней мере, не для того, чтобы по ним вещать. Что уж тут говорить о гестапо и тому подобных учреждениях…

Будущее принадлежало специалистам по выживанию – своему, и того, кого мы твёрдо были намерены сохранить.

Впервые за последние сорок лет я обзавёлся персональным водителем. (Даже в бытность свою каким-никаким начальником перемещался на такси. Водить так и не научился – хотя, теперь-то это труда не составит). Звали его Михаил, и внешность он имел достаточно неприметную. Не отличался и особым атлетизмом – хотя, вроде бы, имел какие-то степени в единоборствах и, по совместительству, мог исполнять функции телохранителя.

Вообще-то, если вдуматься, на хрена мне телохранитель? Мне бы ума побольше.

Михаил отвёз меня на служебную квартиру, вкратце с ней ознакомил, и удалился, оставив номер телефона и заверив в своей полной и постоянной готовности.

Квартира была побольше моей и, в сущности, весьма её напоминала. Очевидно, тем, кто ею занимался, были известны привычные для меня условия обитания, и они не стали особо заморачиваться.

Тем лучше, в конце концов. Одно дело – менять интерьеры в своих странствиях по времени; и совсем другое – в реальной жизни. Всегда приятно ночью выйти в туалет, зная, что не расшибёшь себе башку. Кажется, я уже говорил о том, что понятие уюта у меня достаточно примитивное. Например, я обожаю потёртые предметы мебели и меняю их только при угрозе полного распада. Удивительно, ей-богу. Ну, раньше, положим, не хватало денег и всё такое…. А теперь? Всё равно – ни малейших позывов к обустройству быта. Даже гардероб свой не обновил ни на одну единицу. Правда, выпросил несколько музыкальных DVD, которые не мог добыть нормальным путём. Но это, вроде бы, немного из другой оперы? В общем, дело, похоже, не в деньгах. Может быть, в лени. Чего-чего, а этого добра у меня хоть оптом продавай.

В подтверждение своей мысли, я завалился в ботинках на диван. (К служебной квартире, как будто, прилагалась служебная же прислуга, которая будет заниматься уборкой и готовкой; а также, по всей вероятности, шпионажем. Насколько я понял фирменный почерк своего нового шефа, этой экономкой окажется какой-нибудь клон Даны и Екатерины. Так что, чувственные удовольствия прилагаются. С интересом буду ждать завтрашнего дня. …Чуть не забыл – у меня же ещё и секретарша объявится!).

Мысли о шефе и сексе каким-то образом вывели мня на Веронику. Продолжая валяться на диване, я набрал её номер. Вкратце рассказал о последних событиях и подвёл черту под своей педагогической карьерой. Вероничка не слишком расстроилась, и меня это даже задело. Но, во всяком случае, выразила надежду на то, что мы увидимся.

Увидимся, разумеется. Если целы будем. Некоторых, между прочим, защищает целая система заклинаний – в то время как другим приходится полагаться только на себя. К тому же, дорогая, долбить тебя на перемене и тащиться за этим делом полтораста километров – всё же совершенно разные вещи.

Слегка раздосадованный, я выпил коньяку, покурил и неожиданно ощутил сильнейшую сонливость. Кое-как стянул с себя одежду и добрался сначала до ванной.

Уже засыпая, подумал, стоит ли перевозить сюда Чунь, но вынужден был отложить эту проблему, как чрезмерно на сегодня сложную.

Странное дело – в последнее время мне совершенно перестали сниться кошмары.

Может быть, из-за того, что они потихоньку начали перемещаться в реальность?

Самсонов позвонил около двенадцати – к тому времени я успел побриться, с некоторым усилием позавтракал и курил, раздумывая, не пора ли идти на службу.

Экономку, или как там её надо называть, именовали Зиной, и она полностью соответствовала моим ожиданиям. Правда, оказалась рыжей, – но это не имело особого значения из-за очень короткой стрижки. (Минуточку – я, кажется, повторяюсь. Вроде бы кто-то в подобном ключе о рыжих уже говорил. Один большой друг детей и стариков).

Перепихнуться, правда, не захотелось – мысли витали где-то в стороне. Вообще говоря, такой системный сбой должен настораживать. И никаких отговорок типа «успеется». Именно ими вымощена та пресловутая дорога, – и наши предсмертные минуты наверняка полны не сладких воспоминаний детства, а укоряющих картин упущенного. Да-да, именно эта часть жизни пробежит перед твоим меркнущим взором, – и сильно облегчит последние минуты. В самом деле – хрен с ней, с такой жизнью!

Теперь о завтраке. Честно говоря, я пренебрегал утренней трапезой годами. Даже, пожалуй, десятилетиями – по крайней мере, двумя. Но при нынешней жизни, когда не очень-то знаешь, где окажешься, и будет ли там возможность пожрать, пришлось привыкнуть. Привык я, правда, не совсем, но стараюсь, что твой пахарь в разгар посевной.

Возможно, это и есть главная причина отсутствия интереса к перепиху. В самом деле…. Раньше я как-то об этом не подумал. Действительно, кто же занимается этим на полный желудок?

– Приезжайте ко мне домой через часок. Водитель знает, естественно…

Я спросил, как шеф смотрит на моё отсутствие на службе. Он хмыкнул.

– Собственно говоря, что вам тут пока делать? А вообще, заходите, конечно, …при случае.

Через час мы сидели в его гостиной, попивали коньяк и курили.

– Остерегаюсь вести разговоры в офисе. Конечно, моя служба безопасности следит, но чёрт его знает… Технический прогресс и всё такое. Здесь как-то спокойней.

Я покивал, выражая согласие. Естественно, спокойней. Всё наблюдение осуществляется своими силами, при необходимости можно подмонтировать или стереть. К тому же на стрёме Посвященные. Или они только меня сторожат?

– У вас появились соображения?

– Ну, концепцией я бы это пока не назвал. Однако… давайте начнём с вашего возраста.

Самсонов посмотрел на меня слегка удивлённо. Разумеется, возраст твой я и сам могу узнать. Но некоторые вещи всё же должны быть произнесены вслух.

– Мне сорок семь…

– …То есть, времени у нас не так уж много, не так ли? Таким образом, губернаторское кресло отпадает сразу – мелковато, да и неоправданно хлопотно, с учётом нынешних реалий. Остаётся публичная политика.

Самсонов скривился.

– Вы предлагаете мне заделаться партийным функционером?

– В некотором роде.

– Но для того, чтобы залезть на верхушку, уйдут годы – даже с вашей неоценимой помощью. Распихать столько крепких парней…. Мы же согласны, что времени не так уж много.

Я тщательно затушил сигарету.

– Разумеется. Поэтому я предлагаю вам создать свою партию.

– Ещё одну? По-вашему, найдётся много людей, которые и сейчас-то их различают?

– Мало. И, в сущности, всем чем дальше, тем больше наплевать. Придётся придумать что-то необычное.

– И вы придумали?

Особо заинтересованным он не выглядел.

– Так, в общих чертах…

– Не забывайте, у нас тут всё-таки провинция.

– Это даже неплохо. Масс-медиа сравнительно недороги. Впрочем, деньги, как я понимаю, у нас есть. Важно другое – это будет первая провинциальная партия. Как видите, кое-чем мы уже выделяемся.

Впервые с начала разговора Роман Ильич по-настоящему задумался.

– А …платформа?

Я широко развёл руками.

– Как у всех, разумеется, – тотальная и бескомпромиссная борьба за вселенскую справедливость. Какое-то соответствующее название. Да хоть та же «Справедливость», например. «Справедливая Россия», вроде уже есть, или я путаю? Тогда, скажем «Сопричастность». Длинновато и не совсем произносимо, зато застревает в памяти. В общем, пока неважно – будут же у вас какие-нибудь политтехнологи. С работы придётся уйти. Вы в ней разочаровались, бла-бла-бла. Откроете свой бизнес – разумеется, успешный. Найдёте и завербуете не слишком замаранных коллег – нужны же нам прозрачные источники финансирования. И – вперёд, тимуровцы. Никаких портретов на заборе, никаких речей с банкетами. Содержим детские дома вперемежку с домами престарелых, опекаем пенсионеров, покупаем оборудование для больниц, починяем школы и примусы. Одним словом – простые, понятные и всем приятные малые дела. Никакого PR – сами пронюхают и прибегут: кто это тут занимается такой хреновиной и с какой такой тайной целью? А тайной цели нет. Есть клуб небедных людей, которые жить не могут без восстановления этой самой справедливости. То есть, сопричастны. Самым что ни на есть широким недополучающим от жизни массам. Что касается изобличения всякой властной сволочи, которая ворует и дела не делает… Тут вам видней, но я бы её не трогал. Избито. Оставим прокуратуре, прессе и желающим баллотироваться.

Самсонов вспомнил про свою тлеющую в пепельнице сигарету и торопливо затянулся.

– До думских выборов почти два года. …Вы считаете, мы успеем зарегистрироваться и набрать достаточный разгон, чтобы пройти?

Всё-таки, не совсем Роман Ильич догоняет мои светлые мысли. Или с мыслями что-то не так? Да нет, мысли нормальные. Не для жизни, разумеется. Для такой необычной ситуации, как у нас.

– Собственно говоря, на черта вам эта регистрация и, особенно, эти выборы? Заполучить табуретку спикера? Вы же хотите быть отцом народа – хотя бы, этого …для разминки. Потому занимайтесь себе – в конце концов вас будут умолять зарегистрировать партию и идти на выборы.

– Или грохнут…. Кстати, каким образом я привлеку ваших миллионеров в этот так называемый клуб и заставлю их раскошелиться на второй социальный бюджет?

Я сделал удивлённое лицо. Самсонов замолчал и досадливо махнул рукой.

– Чёрт… понимаю. Совсем забыл.

Я всегда восхищался Борманом. Практически с первой встречи – впрочем, то, каким он представлялся мне раньше, нисколько впечатлению от этой встречи не противоречило.

Много знать. Иметь почти неограниченные возможности. И, при этом, оставаться в тени. Что тут скажешь – мой стиль поведения.

Разумеется, разница в масштабе. И значительная.

Проектов «Великого исхода» было множество. Кто только ими не занимался – спецслужб у нас хватало. Большинство из них потерпели позорный крах. Сплошь и рядом мы выглядели полными идиотами, которые не соблюдают элементарных норм конспирации и …да что там, просто бегут без оглядки. Чего стоит вся эта история с рейсфюрером. Я никогда не был его поклонником, но согласитесь – есть что-то унизительное в том, что шеф СС, второй или третий человек рейха, так мечется из стороны в сторону в поисках спасения, так бежит и так умирает.

Целые горы сокровищ и сотни людей были потеряны за считанные дни. Другие оставили столько следов, что их нашли в ближайшие месяцы – или годы. Сейчас, по прошествии всего этого времени, я могу сказать одно: мне неизвестно, почему это произошло. Возможно, не такие уж это были сокровища. Возможно, потерять этих людей было просто необходимо. Можно предположить, что исполнители никуда не годились. Эти парни из гестапо были слишком просты. До определённого момента, впрочем, их простота шла с положительным знаком. Который перешёл на отрицательный, когда речь зашла о действительно серьёзных вещах. Себе самим они всегда казались очень умными, настоящим профессионалами – и, в конце концов, свыклись с тем, что так оно и есть. Возможно, …рейхсляйтер всё знал и подбирал наиболее подходящих. Для того, чтобы ими пожертвовать. При этом он жертвовал и частью сокровищ рейха – но, видимо, очень незначительной.

Мы отбыли в начале весны сорок пятого, на двух подводных лодках. Ими командовали командоры… впрочем, называть эти имена было бы неосторожно. Насколько я понимаю, семьи адмиралов всё ещё живут в одной из Германий.

Небольшое отступление. Не удивляйтесь моей осведомленности о событиях последних десятилетий. В конце концов, это всего-навсего дневники очень старого человека, единственное развлечение которого – радиоприёмник и это замечательное новое изобретение – телевизор. Я собираюсь умереть… Я давно собираюсь умереть. Но не раньше, чем исполню свой долг перед теми, кого похоронил во льдах пять лет назад. …Или восемь? …Возможно, все пятнадцать.

…Не думайте, что мой рассудок помутился. Скорее, он прояснился. В эти странные дни я вижу, как наша идея распространяется – причём без усилий доктора Геббельса и без танковых ударов. Распространяется сама собой – то, о чём мы и мечтать не могли. Под другими названиями. В самых неожиданных местах.

Я хочу, чтобы они знали об этом. Возможно, в каком-нибудь ином мире…

Не считайте меня слишком упёртым идеалистом – да и большинство тех, кто дёргал за ниточки, отличались здоровым прагматизмом. Тем не менее, быть вне идеологии для человека невозможно – я бы даже сказал, разрушительно. Держась за какую-то систему представлений, мы подтверждаем факт своего существования. И чем проще эта система, тем, в сущности лучше.

Наша была проста до совершенства.

Тем не менее, здесь для поддержания огня её оказалось недостаточно.

Смешалось много факторов – горечь поражения, постепенно пришедшее понимание того, что возврата не будет, однообразность жизни, привычка к совсем другим масштабам, наконец.

Да, дисциплина осталась, – но мы всё больше превращались в кучку угрюмых и стареющих затворников.

Трогательные воспоминания – поначалу мы даже устраивали построения с подъёмом флага и произносили речи. Но …пар изо рта и непреодолимое желание скрыться под поверхностью – в то место, где опять будет тепло… нет, их зажигательности всё это совершенно не способствовало.

Пожалуй, в этом смысле, идея избавиться от доктора Геббельса была не самой лучшей, – в длинном ряду по-настоящему замечательных идей. До сих пор горжусь тем, что к ряду из них я приложил руку.

…Густав Веллер принял смерть с достоинством. Возможно, этому способствовали последние месяцы его жизни. …Страшно сказать – он управлял Империей. То, что она рушилась, не слишком важно. Он командовал армиями (хотя и сильно поредевшими). Он раздавал награды. Он посылал на бой юнцов из «Гитлерюгенд» – и они восторженно орали «Хайл!!!».

В последние дни случилось несколько досадных накладок – подвели исполнители, и возможно, это было связано с тем, что Мюллер поторопился отправить лучшие кадры в любимую своему сердцу Америку. Какие-то слухи о самолётах, которые взлетали в самом конце апреля ходили…

Ничего об этом не знаю. Не могу подтвердить, что эти взлётные полосы сохранялись неприятелем в целости, а их истребители прекращали вылеты по известному им графику. Под теорию заговоров можно подогнать всё, что угодно, но слишком часто события просто происходят по своей внутренней логике, – а наутро какие-то звенья выпадают, и всё начинает представляться совершенно необъяснимым.

Тем не менее, факт остаётся фактом – завершали операцию какие-то денщики и сержанты. Не то они перепутали свои инструкции, не то слишком торопились (а, скорее всего, и то и другое), но вышло как-то неубедительно. Впрочем, на тот момент все сделали вид, что поверили. До сих пор не могу понять, зачем им было убивать третьего двойника и – за неимением лучших кандидатур – какую-то безымянную тётку и наспех сжигать их тела. Не сомневаюсь, что Густав Веллер разрядил в себя пистолет калибра 15,9 мм. строго в назначенное время. Получилось как-то несправедливо – без малого два месяца он пробыл Фюрером, а умер и был опознан всего лишь в качестве себя самого. Инсценировка смерти Евы вообще не была нами предусмотрена – в конце концов, что такое она из себя представляла, и что ей могло грозить?