Читать книгу: ««Киев бомбили…». Оборона столицы Советской Украины», страница 5

23.06.1941, начальник вокзала Киев 1-й пассажирский Константин Артемьевич Арефьев, 26 лет

На митинг собралась толпа народу. Здесь были и работники Киевского паровозовагоноремонтного завода имени Январского восстания (КПВРЗ), и паровозного депо им. Андреева, работники железнодорожного вокзала, товарных станций, диспетчеры, путевые обходчики и ремонтники. Митинг организовал политотдел Юго-Западной железной дороги (ЮЗЖД), поэтому присутствовали практически все службы, кроме тех работников, что находились на дежурстве.

Помимо ярких речей и обязательств было выдвинуто и несколько предметных предложений. Одно из них озвучил старый заслуженный железнодорожник, участник дореволюционных забастовок. Он предложил во внерабочее время силами рабочих завода построить для защиты города несколько ополченских бронепоездов. Еще во время Первой мировой войны киевские железнодорожники строили бронепоезда для Русской Императорской армии. Во время Гражданской те же киевские Главные железнодорожные мастерские ЮЗЖД только этим и занимались.

Историческая справка: 1 сентября 1915 года был введен в строй первый российский бронепоезд «Хунхуз», построенный мастеровыми Юго-Западной железной дороги в кооперации со 2-й Заамурской железнодорожной бригадой. В дальнейшем по этому же типовому проекту, разработанному в 1912 году Броневой секцией российского Военно-технического департамента, было построено еще три бронепоезда. На бронирование и вооружение состава из одного паровоза серии «Овечка» и двух бронеплощадок уходило в среднем 16 дней.

Во время Гражданской войны киевские железнодорожники ремонтировали старые бронепоезда, формировали новые, собирали новые бронеплощадки взамен выбывших. Причем делали они это и для белых, и для красных, и для петлюровцев, в зависимости от того, кто на данный момент владел городом. Но предпочтение железнодорожники, как наиболее революционно настроенные рабочие города (первую киевскую забастовку еще в далеком марте 1879 года провели именно они: тогда железнодорожникам удалось добиться сокращения продолжительности рабочего дня с 11 до 10 часов), традиционно отдавали большевикам. Так что рабочих, которые еще помнили, как это делается, хватало.

Руководитель партийного отдела ЮЗЖД вернулся на трибуну и сказал, что сегодня же отправит запрос об инициативе железнодорожников-ремонтников в Москву, в Наркомат путей сообщения. Но сам он будет настаивать, чтобы бронелисты и вооружение для бронепоездов командование округа выделило уже сейчас, дабы не терять драгоценное время.

После митингов на заводе «Транссигнал», КПВРЗ, депо им. Андреева сотни железнодорожников записались в ополченские отряды. По инициативе секретаря партийного узла С.П. Голованева, начальника Киевского пассажирского отделения Л.В. Василевского и при активном участии Кости организовали истребительный батальон в количестве 950 человек, в который вошли добровольцы участков Чоколовка, мост по Брест-Литовскому шоссе, Борщаговка, Батыева гора, Байковое кладбище. Костю назначили зам. командира по боевой подготовке. Возглавил батальон Василевский, а комиссаром у него стал Голованев. Позже из мелких отрядов предприятий и учреждений железнодорожного узла и управления дороги будет сформирован второй батальон в 900 человек. Предстояла усиленная подготовка ополченцев к будущим боям.

23.06.1941, нападающий и капитан футбольной команды «Динамо» (Киев) Константин Васильевич Щегоцкий, 30 лет

Утром Константин отправился в военкомат. У него еще продолжалась приобретенная в тюрьме нервная болезнь, поэтому, когда на призывной комиссии он разделся, медсестры ахнули – кожа легендарного динамовского нападающего была усыпана красными пятнами и нарывами. В результате врачи дали спортсмену месячную отсрочку для приведения здоровья в порядок.

Щегоцкий поехал на стадион, где встретился с тренером Михаилом Павловичем Бутусовым, и рассказал, что в армию его пока не берут. Тот обрадовался, ему как раз нужен был помощник в вопросах управления имуществом клуба и помощи семьям мобилизованных игроков. Константин с его связями и авторитетом для этого дела подходил как нельзя лучше.

23.06.1941, старший краснофлотец, 1-й наводчик кормового орудия канонерской лодки «Верный» Петр Федорович Танана, 24 года

Рано утром началась подготовка к походу. На борт приняли массу имущества и 800 человек, еще даже не обмундированных резервистов, призванных для пополнения штатов Пинской военной флотилии. Вместо обычных 1,1 м осадки «Верный» погрузился в воду на 1,4 м. Палуба загромоздилась так, что команда перемещалась по ней с трудом. Корабль пошел на речку Припять, целью его назначения была маневренная база Дорошевичи.

«Верный» находился в боевой готовности № 2, но с обнаружением в воздухе вражеских бомбардировщиков каждый раз объявлялась № 1. На баке все время дежурил матрос с наметкой в руках. Он постоянно замерял глубину, после чего голосом передавал данные по цепочке на мостик. Дело в том, что в первые же дни войны на Припяти сняли все навигационное оборудование: бакены, вешки, перевальные столбы, и теперь риск сесть на мель значительно повысился.

23.06.1941, военком 3-й эскадрильи 43-го истребительного авиационного полка (иап) старший политрук Дмитрий Пантелеевич Панов, 31 год

Вечером 22 июня эскадрилью перебросили на аэродром подскока в Кочеров – село, расположенное прямо на ведущей от Житомира к Киеву трассе. По замыслу командования, тихоходные «чайки» должны были взлетать «по видимому» и перехватывать направляющиеся к Киеву вражеские бомбардировщики, а также ловить их на обратном пути.

Историческая справка: В 1941 году не существовало GPS- или ГЛОНАСС-навигаторов, не было радионавигации. Определение местоположения самолета по двум радиостанциям с известными координатами в то время считалось новаторством и использовалось главным образом в дальнебомбардировочной авиации. Чаще всего летчики ориентировались в полете по наземным ориентирам, таким как шоссейные и железные дороги, реки, населенные пункты.

Однако следующий день показал, что ничего из этого не выйдет. Летное поле было полностью необорудованным, а командиры аэродромной обслуги оказались настолько нерасторопными, что не смогли обеспечить летчиков ни палатками, ни своевременным подвозом горючего, боепитания и продовольствия. Ночью пилоты и техники спасались от дождя под плоскостями своих самолетов. Спали они прямо на земле, а на утро голодные и злые начали вылетать на перехват… и ничего не смогли сделать. Два раза поднималась эскадрилья в воздух, и два раза не успевала – двухмоторные бомбардировщики Ю-88 только показывали свои хвосты. В результате баки «чаек» показали дно, а бензовозы из Василькова так и не приехали.

Пилоты начали проситься отпустить их в село, чтобы купить там у колхозников хотя бы хлеба, молока, яиц и сала. Командир эскадрильи все еще не вернулся из Черновцов, и командовать пока приходилось Дмитрию. Ни телефонной, ни радиосвязью с полком эскадрилью никто не обеспечил, а потому он плюнул и решил слетать в штаб, чтобы там, на месте, выяснить, как действовать дальше.

В Ольшанке комполка полковник Я.В. Шипитов приказал Дмитрию перебазировать эскадрилью из Кочерова на их стационарный аэродром в Василькове. Реконструкция взлетной полосы еще продолжалась, но стареньким «чайкам» для разбега надо было так мало места, что они вполне могли взлетать с куска летного поля, оставшегося за «взлеткой». Летчики встретили эту новость с энтузиазмом, ведь в Василькове были их семьи, удобные комфортабельные ДОСы, а для несемейных – казармы, столовая. Воюй не хочу!

23.06.1941, учащийся химико-технологического техникума Марсен Михайлович Векслер, 17 лет

Штаб истребительного отряда Ленинского района размещался на Крещатике напротив Главпочты. Семьдесят комсомольцев отряда считались ротой, которая по военному образцу делилась на взводы и отделения. Из числа комсомольцев во все эти подразделения назначили командиров. Дисциплина в отряде была тоже военная – уходить куда-либо или делать что-либо без разрешения старшего запрещалось.

Историческая справка: Довоенное здание Главпочтамта было построено в 1936–1941 гг. по проекту архитекторов В. Осьмака и С. Германовича на месте дореволюционной почтовой конторы по адресу Крещатик, 24, рядом со зданием дореволюционной гостиницы «Гранд Отель» (довоенный адрес – Крещатик, 22). Оно тоже было полностью перестроено, над трехэтажным зданием незадолго до войны возвели еще два этажа. После взрывов и пожаров на Крещатике на их месте в 50-е годы возвели новое здание Главпочтамта (Крещатик, 20–22), существующее и поныне. Это здание получило печальную известность 2 августа 1989 года, когда из-за обрушения его портала погибли 11 человек.

Но ребята не жаловались, наоборот, они стремились сделать хоть что-то полезное для города и радовались, когда это им удавалось. Марсен находился в штабе, когда раздался ночной телефонный звонок. Дрожащий перепуганный женский голос сообщил, что кто-то спустился на крышу дома. По названному адресу тут же поспешили два милиционера и три комсомольца. Один из ребят остался дежурить у парадного, милиционеры с «наганами» и Марсен вместе со своим другом Яшей Зильбербрандом с пустыми руками (оружие им пока не выдали) поспешили вверх по лестнице.

Вот и дверь на чердак, прибывшие в нерешительности остановились. За ними столпились жильцы, которые, несмотря на испуг, с любопытством наблюдали, как власти будут ловить вражеского диверсанта. Но милиционеры переминались с ноги на ногу, не желая первыми подставляться под пули. Время шло, никто ничего не делал, и Марсен увидел, как у жителей в глазах начало появляться разочарование и даже, как ему показалось, презрение. Тогда комсомолец обратился к одному из милиционеров с просьбой дать ему «наган», чтобы пойти вперед самому. Страж порядка отказался. Тогда, еще раз бросив взгляд на толпившихся на лестнице обывателей, Марсен распахнул дверь и смело шагнул в липкий мрак чердака – будь что будет.

После долгих поисков оказалось, что на чердаке никого нет. Когда они спустились вниз, к ним подошел оставленный комсомолец и сказал, что в соседнем дворе вторая группа задержала какого-то подозрительного железнодорожника. Позже оказалось, что это вражеский лазутчик, или, как ребята теперь начали их называть, – «воздушный фриц». Первый фриц на счету отряда.

Втроем они уже возвращались в штаб, когда их остановил бегущий навстречу комсомолец из отряда. Он сообщил, что на Дом Гинзбурга спустился парашютист.

Историческая справка: Дом Гинзбурга – самое высокое строение предвоенного Киева, считается первым украинским небоскребом. 12-этажный жилой дом возвели в 1910–1912 годах на месте 4-этаж-ного доходного дома военного инженера М.П. Фабрициуса. Его высота точно не определена, но вместе со шпилем достигала не менее 60–70 метров. К 1928 году Дом Гинзбурга был самым высоким в Советском Союзе. До Революции владельцем здания был известный строитель-подрядчик, купец первой гильдии Лев Борисович Гинзбург, в честь которого оно и получило свое название. Спроектировали же его одесские архитекторы А.Б. Минкус и Ф.А. Троупянский. Строительство обошлось в баснословные по тем временам деньги – 1,5 млн рублей. Дом был единственный в городе оборудован современнейшими лифтами американской компании «Otis». В советские времена дом населяли простые (и не очень простые) советские граждане. После войны на его месте возвели гостиницу «Украина». 20 февраля 2014 года именно в ее фойе сносили тела застреленных на улице Институтской неизвестными снайперами протестующих.

Почти всю дорогу ребята бежали. У ворот их встретили женщины из местного отряда самообороны и тут же провели в свой штаб, расположенный в подвале. Здесь было битком женщин, стариков, детей, каких-то мужчин средних лет. Стоял страшный гвалт, полная противоположность тишине наверху. У всех сбоку на лямке через плечо болтались холщовые сумки с противогазами.

Ребятам быстро объяснили обстановку, и они с немалым облегчением отправились из душного и шумного подвала наверх, на освежающий вечерний воздух. Как оказалось, не все члены отряда самообороны дома находились внизу, возле каждого парадного стояли дежурные. Молодые люди разделились – Марсен с Яшей зашли с заднего двора, со стороны Крещатика. Остальные двинули на крышу прямо через центральный вход.

Стояла непроглядная темень и гробовая тишина до звона в ушах. Ребята остановились под деревьями, растущими посреди двора, и стали наблюдать. Вдруг на крыше раздалось мяуканье кошки, но какое-то очень громкое и чересчур резкое. Мяуканье повторилось несколько раз. Тогда в окне пятого этажа кто-то три раза зажег и потушил свет.

Словно темная стена обрушилась на Марсена. Ему захотелось сбежать от этого дьявольского места, панический страх охватил его. Он глянул на Яшу, тот внешне оставался спокоен, хотя его глаза были раскрыты шире обычного. Стыд перед другом заставил Марсена сказать, что он пойдет наверх, ну а Яше надо было отыскать остальных. Яков с готовностью согласился, это уже потом он признался, что в тот момент он перетрусил не меньше… если не больше.

Марсен осторожно пошел по черному ходу наверх, туда, где зажигался свет. Когда он дошел до второго этажа, то услыхал наверху стук открывшейся двери. Холодный пот выступил у него на лбу, стало жарко, но он старался не обращать внимания на страх. Марсен поднялся еще чуть повыше, чтобы лучше следить за дверью подозрительной квартиры. Она была закрыта, изнутри доносился какой-то едва слышимый шум, который вскоре стих. Прошло минут тридцать томительного ожидания, которые для Марсена показались вечностью. Наконец он услышал шум поднимающихся по лестнице людей. Это были ребята из отряда и сотрудники НКВД. Марсен указал нужную дверь.

Кто-то из группы постучал, но дверь не открывали. После настойчивого и длительного повторного стука ее все же открыли. На пороге появился мужчина средних лет. Его внешность была неброской, можно даже сказать, вызывающей определенное доверие. Марсен со своего поста видел, как все вместе с хозяином скрылись внутри. Обратно долго никто не выходил, пока оттуда не выскочил сияющий Яша. Он бросился к Марсену, крепко обнял его, переполняемый чувствами, после чего, не промолвив и слова, побежал вниз, звонить по телефону. Марсена позвали внутрь.

Сотрудник НКВД указал ему на двух военных, сидевших в наручниках с поникшими головами. У обоих было по две шпалы в петлице – это были «воздушные фрицы». Приехал «черный ворон» и забрал задержанных.

Вскоре ребята вернулись в штаб, но долго там сидеть им не пришлось, опять вызов, опять бегом, и так всю ночь.

24.06.1941, начальник оперативного управления ЮЗФ полковник И.Х. Баграмян, 43 года

Выяснить ситуацию в 5-й армии и 15-м мк удалось только к концу второго дня войны, когда оттуда вернулись представители штаба фронта. Основные бои развернулись в центре и на левом фланге, там, где 5-я армия граничила с порядками 6-й. К югу от Владимира-Волынского в окружении сражались 87-я и 124-я стрелковые дивизии. Совершенно не было информации о пограничных заставах, которые на значительном протяжении в районе стыка двух армий оказались единственным заслоном перед противником. В районе Радзехува немецкие танки сдерживали передовые части перешедшего в контратаку 15-го мехкорпуса. На Луцком направлении им преградили путь расчеты 1-й противотанковой артиллерийской бригады генерал-майора К.С. Москаленко. На остальных участках фронта бои носили локальный характер. Крайне обрадовало сообщение, поступившее из 26-й армии, – ее 99-я сд контратаковала врага и смогла выбить его из Перемышля. Это был первый успех на участке их фронта.

Иван Христофорович доложил о собранных сведениях начальнику штаба, после чего они вдвоем отправились на Военный Совет фронта. Совещание началось с доклада генерала Пуркаева об обстановке. Максим Алексеевич в своем уравновешенном академическом стиле подвел итоги боевых действий и спрогнозировал, какие именно механизированные части фронта смогут принять участие в завтрашнем контрударе. 4-й и 8-й мк отпадали сразу, первый направили отражать наступления противника на львовском направлении, второй, проделав пятисоткилометровый марш в направлении Львова, еще не успел вернуться на исходные позиции. 22-й мк мог начинать атаку только одной дивизией. У 15-го мк, не успевшего отмобилизовать грузовой автотранспорт, пехота могла перемещаться только пешим порядком, и потому ее оставили в районе Бродов. Та же проблема была с артиллерией. 9 и 19-му мк, 31, 36 и 37-му стрелковым корпусам (ск), чтобы достигнуть фронта, требовалось еще несколько дней. Член Военного Совета Вашугин начал возмущаться, что пока фронт подготовится к контратаке, от дивизий прикрытия ничего не останется. Он требовал бить немцев, бить, не давая опомниться, на что Пуркаев резонно заметил, что в военном деле одного желания бить мало. А наносить удары малыми силами по очереди – значит обрекать эти самые силы на уничтожение. Враг только и мечтает о том, чтобы разбить корпуса поодиночке.

В спор вмешался командующий. Он упрекнул Максима Алексеевича в непонимании, что они не могут ждать, пока приграничные дивизии гибнут у них на глазах. Пуркаев возразил, что на войне нельзя жертвовать большим ради малого. Кирпонос заверил его, что никто не собирается ни жертвовать малым, ни вводить в бой корпуса поодиночке… и тут же подтвердил все пункты плана, которые как раз и вели к разрозненному вводу сил в бой. Пуркаев мрачнел с каждым словом Михаила Петровича, но сказать в ответ ничего не мог – мешала субординация. Вашугин с энтузиазмом поддержал наступательные настроения командующего фронтом. Окончательно решили – 24 июня удар по прорвавшимся танковым и моторизованным соединениям противника будет нанесен только теми силами, которые удастся собрать, а остальные втянутся в процессе сражения.

После совещания угрюмый Пуркаев поручил Ивану Христофоровичу подготовить для задействованных в завтрашнем контрударе частей все необходимые боевые распоряжения. Было далеко за полночь, когда с уже готовым документом Баграмян поспешил в кабинет Максима Алексеевича, чтобы тот заверил их подписью. Здесь находились только что вернувшиеся из войск Г.К. Жуков и Н.С. Хрущев. Начальник штаба фронта был мрачнее тучи, его вывело из себя решение Кирпоноса бросить в бой 4-й мк генерал-майора Власова, предварительно раздергав его на отдельные дивизии, на второстепенное Львовское направление, в то время как соединение надо было целиком направить на север, чтобы ударить в основание вражеского танкового клина.

24.06.1941, военком 3-й эскадрильи 43-го иап старший политрук Дмитрий Пантелеевич Панов, 31 год

Утром на аэродром приехала машина, груженная ящиками с какими-то новейшими боеприпасами. За ней еще одна, с группой инженеров, возглавляемых старшим инженером их дивизии. Он и объяснил, что пилотам 3-й эскадрильи предстоит испытать первую партию реактивных снарядов марки «РС». Это оружие подвешивалось под крыльями самолетов на специальных направляющих и запускалось с помощью СВР – похожего на телефонный диск переключателя пуска снарядов и пусковой кнопки, которая устанавливалась на ручке управления самолетом.

Историческая справка: Для стрельбы по воздушным целям использовали осколочные снаряды РОС-82, снаряженные дистанционными взрывателями АГДТ-А. Время их срабатывания, находившееся в пределах от 2 до 22 секунд, на каждом снаряде выставлялось техниками по вооружению вручную и перед вылетом сообщалось летчику.

Первой под новое вооружение инженеры переоборудовали «чайку», на которой летал Дмитрий. В отсутствие комэска кому как не комиссару эскадрильи следовало показать пример молодым пилотам? Техники закрепили под плоскостями направляющие, подвесили на них два реактивных снаряда, быстро протянули электропроводку к кнопке пуска и СВР. Инженер-оружейник объяснил Дмитрию, что цифра «1», на которую они установили переключатель, означает, что снаряды сейчас будут запускаться по одному, по мере нажатия кнопки.

И вот мотор заработал, винт быстро завращался, набирая обороты, Дмитрий вырулил свой самолет на взлет. Первый снаряд он выпустил на высоте 2000 метров, заходя с востока на запад. Тот пролетел несколько сот метров и взорвался, оставив в небе облачко черного дыма. Новый заход, теперь уже на высоте 1000 метров, с направляющей срывается следующий снаряд и также успешно разрывается где-то далеко впереди по курсу биплана. Приземлился Дмитрий уже с далеко не таким тревожным настроением, как при взлете. Их этажерки получили мощное оружие, которым можно было теперь и сбивать бомбардировщики, и эффективно штурмовать наземные цели. Под плоскостями «чайки» размещалось сразу восемь 82-мм «эрэсов» – такое название почти сразу «прилипло» к этому новому оружию.