Читать книгу: ««Киев бомбили…». Оборона столицы Советской Украины», страница 3

22.06.1941, ученик 43-й киевской школы Адриан Галябарник, 15 лет

Война ворвалась в жизнь Адриана стремительно. Он жил с родителями в частном доме на Соломенке недалеко от Жулян, поэтому начало бомбардировки аэродрома услышал сразу, точнее, почувствовал. Стены их дома закачались, а стекла в оконных рамах начали жалобно дребезжать. Уже через несколько минут Адриан и двое его товарищей выбежали к месту пересечения «канавы» с улицей Шевченко (сейчас она носит имя Максима Кривоноса). Оттуда было хорошо видно, как двухмоторные бомбардировщики утюжат аэродром с высоты 350–500 метров. Друзья, не сговариваясь, вывели на улицу свои «велики» и стремительно помчались на Чоколовку, в ту ее часть, которая примыкала к летному полю.

Когда они доехали, самолеты уже улетели, но результаты их бомбежки оказались налицо. На улице Волынской дымились развалины шести или семи частных домов, тут же лежали и бездыханные тела первых жертв. Андрей про себя отметил, как странно разрушились дома – те стены, которые оказались перпендикулярно к взрывной волне, она безжалостно смела со своего пути, а те, которые параллельно – уцелели и остались стоять со всеми шкафами, полками и прочей мебелью, среди битого кирпича, глины, соломы и обломков стропил. Под ногами прямо на улице валялись книги, кастрюли, какие-то тряпки. На аэродроме догорал один ангар, пожар на втором, поврежденном, уже успели затушить. Ребята еще покрутились среди взрослых, поглазели на неразорвавшуюся бомбу и разъехались по домам, где все рассказали старшим.

Утро проходило тревожно. Радио у всех было постоянно включено, в каждой квартире, каждом доме киевляне внимательно вслушивались в сообщения диктора, ожидая разъяснений и недоумевая, почему их нет. Можно было подумать, что ничего не произошло и страна по-прежнему живет мирной жизнью. Тем временем поползшие по городу слухи заполнили информационный вакуум. Говорили, что одна бомба попала в Лукьяновское СИЗО и повредила его здание, что кроме аэродрома бомбили «Большевик» и авиазавод, Волынский железнодорожный узел, воинскую часть, что возле Львовской площади, и штаб КОВО, что еще один самолет над городом сбили то ли с канонерки Пинской флотилии, то ли его «завалил» истребитель киевского ПВО. Говорили, что в жилых домах на Чоколовке и военной части погибло много людей. А по радио передавали музыку, транслировали какие-то совершенно мирные программы, и только в 12:00 диктор Левитан сообщил, что с правительственным сообщением перед народом сейчас выступит Нарком иностранных дел В.М. Молотов. Спустя мгновение тот начал речь: «Граждане и гражданки Советского Союза! Советское правительство и его глава тов. Сталин поручили мне сделать следующее заявление:

Сегодня в 4 часа утра, без предъявления каких-либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны германские войска напали на нашу страну, атаковали наши границы во многих местах и подвергли бомбежке со своих самолетов наши города – Житомир, Киев, Севастополь, Каунас и некоторые другие, причем убито и ранено более двухсот человек. Налеты вражеских самолетов и артиллерийский обстрел были совершены также с румынской и финляндской территорий…»

Заканчивалось выступление словами, которые стали впоследствии крылатыми и многих тогда взяли за живое: «…Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами».

Теперь уже ни у кого не возникало сомнений, что началась война, последние надежды на мир пошли прахом. Через час после Молотова это заявление повторил диктор центрального радио Юрий Левитан.

Историческая справка: Именно озвученное голосом Левитана заявление, практически всегда использовали советские кинорежиссеры, снимавшие фильмы о первых днях войны.

Адриан внимательно вслушивался в слова Молотова, а затем и Левитана. Как все мальчишки его поколения, он мечтал о возможности защищать Родину, и сейчас, с началом войны, решил, что, хоть ему всего пятнадцать, он все равно будет драться с немцами, если те полезут на Киев. Адриан прыгнул за руль своего велосипеда и помчался к друзьям, чтобы обсудить эту мысль с ними.

22.06.1941, старший краснофлотец, 1-й наводчик кормового орудия канонерской лодки «Верный» Петр Федорович Танана, 24 года

Обычно по воскресеньям команде давали поспать чуть подольше, чем обычно, – до 7:00. Однако на этот раз ровно в 4:15 сыграли боевую тревогу. Матросы заняли свои места согласно боевому расписанию, и канлодка направилась к левому берегу Днепра, куда перед началом стрельб было свезено на сушу и оставлено под надзором часовых все излишнее имущество.

Его быстро загрузили на борт, приняли часовых, и корабль отправился в Киев. По дороге причалили к берегу возле какого-то урочища. Здесь под чутким руководством бывалого боцмана Л.С. Щербины нарубили дубовых веток, которыми быстро и сноровисто (сказывались частые тренировки) замаскировали палубу, рубку, башни, затем двинулись дальше.

Примерно в 10–11 часов дня канлодка подошла к самому южному в Киеве Дарницкому железнодорожному мосту, навстречу ей спускался пароход «ХХ лет РККА». В это время над Печерском кружил бомбардировщик, на крыльях которого через бинокли явно проглядывались «фирменные» нацистские «балкенкройцы». Вокруг него белыми облачками вспыхивали разрывы зенитных снарядов. Со стороны города доносилась яростная канонада.

Ожидая команды, расчет 76,2-мм зенитки находился в полной готовности. Наконец командир БЧ-2 А.В. Жигалов получил от командира корабля разрешение на открытие огня. Первая же шрапнель разорвалась под самолетом, и он, задымив, отвалил на запад. Второй выстрел произвести не удалось, корабль как раз зашел под мост. По прибытии на базу командир корабля старший лейтенант А.Ф. Терехин поспешил в штаб, откуда вернулся взволнованным – поступил приказ срочно готовиться к дальнему походу. Старлей также сказал, что по городу ходят слухи, дескать первый вражеский самолет над Киевом сбила именно их канлодка.

22.06.1941, киевлянин Федор Федорович Худяков, 36 лет

Все утро Федор и Аня напрасно прождали каких-либо сообщений по радио, которые объяснили бы произошедшее. Наконец часов в десять перезвонили из Наркомздрава, где жена Худякова работала кадровиком, и потребовали, чтобы она срочно пришла. Домой Аня вернулась часов через пять, к этому времени Молотов уже прочитал заявление правительства и стало очевидно, что началась война. Федор не стал дожидаться, пока его вызовут в Горжилуправление на работу, и отправился туда сам.

22.06.1941, нападающий и капитан футбольной команды «Динамо» (Киев) Константин Васильевич Щегоцкий, 30 лет

Попрощавшись с Синявским, Константин побежал на стадион «Динамо». Здесь уже собралось множество людей, лица у всех посерьезневшие, напряженные. Заявление Молотова слушали в гробовой тишине, а потом начали готовиться к предстоящему матчу с «ЦДКА». Еще не верилось, что его может хоть что-нибудь отменить, даже война. Определили состав команды на игру: в воротах – Олег Лаевский (его впервые решили выпустить на такой ответственный матч, опытнейший Коля Трусевич в этот раз оставался на скамейке запасных), на поле – Василий Глазков, Борис Афанасьев, Николай Махиня, Владимир Гребер, Михаил Гурский, Владимир Онищенко, Михаил Матиас, Александр Скоцен, Константин Щегоцкий, Павел Виньковатов. Но сыграть в таком составе команде так никогда и не удалось.

Они ждали на стадионе до трех часов дня, состоится матч или нет. Но игру все-таки отменили. В полседьмого прозвучал сигнал воздушной тревоги, игроки распрощались друг с другом и разошлись по домам.

22.06.1941, начальник оперативного управления КОВО полковник И.Х. Баграмян, 43 года

Рассвет застал штабную автоколонну в районе городка Броды.

Сделали очередную короткую остановку. Иван Христофорович вышел из ЗиСа, расправил затекшую спину и зашагал вдоль колонны. Возле каждого грузовика и автобуса его встречал старший по машине и докладывал, что все в порядке. Баграмян убедился, что отставших нет, и уже возвращался назад к своей легковушке, как вдруг послышался гул множества летящих самолетов. Ему было известно, что здесь неподалеку находится большой аэродром. Что за приказ заставил летчиков поднять в воздух свои машины в воскресенье в такую рань? Очередное нарушение границы? Или?..

Послышались гулкие взрывы, вдалеке в небо поднялся густой черный столб дыма, кто-то закричал. Внутри похолодело – значит, все-таки «или».

Началось…

Появившиеся самолеты с крестами на крыльях рассеяли последние сомнения. Они уже отбомбились и разворачивались как раз над колонной, видимо, чтобы вернуться за новой порцией своего смертоносного груза. От общего строя отделились три бомбардировщика и с ужасным воем понеслись вниз. На бреющем полете они прошлись над дорогой, поливая ее из пулеметов. Люди бросились кто куда, спасаясь в кюветах, в придорожных зарослях кустарника, под деревьями. Только несколько особо упрямых водителей не оставили свои машины.

Вражеские самолеты еще раз прошлись над замершей колонной, после чего набрали высоту и отправились нагонять основную, почти растворившуюся вдали, группу.

К счастью, убитых не было – пострадали только два человека. Им быстро оказали первую помощь, бросились к машинам и дальше до Тарнополя уже гнали без остановок, не обращая внимания на отставших. Сонные, пустые Броды проскочили быстро. Пока проехали 60 километров, остававшиеся до места назначения, вражеские самолеты атаковали колонну еще дважды, словно чувствовали ее военную ценность, но, к счастью, особого вреда нанести не смогли.

К семи утра Баграмян и его подчиненные наконец подъехали к переоборудованному под нужды штаба военному городку. Их ждали – стоило головной машине приблизиться к воротам, как те распахнулись. Дежурный офицер показал Ивану Христофоровичу, куда ехать.

На огороженной высоким забором территории находилось десятка полтора капитальных домов, в основном одноэтажных. Местами между зданиями и деревьями раскинулись армейские палатки. Тут и там в земле зияли свежевыкопанные щели. Из одного из зданий выбежал Пуркаев, на лице которого смешались раздражение, нетерпеливость и глубокая озабоченность. Махнув рукой, он прервал рапорт и приказал Ивану Христофоровичу срочно организовать работу управления. Требовалось немедленно по всем каналам связи передать командирам корпусов второго эшелона, разворачиваемого в те дни на линии старой границы, приказ о введении в действие плана «КОВО-41».

Баграмян отправился к разгружавшимся невдалеке машинам, чтобы отдать необходимые распоряжения, но столкнулся с командующим округом генерал-лейтенантом М.П. Кир-поносом. Тот устроил разнос за позднее прибытие колонны. Пришлось оправдываться и объяснять, что они прибыли даже раньше назначенного времени. Особо не вдаваясь в суть объяснений, Михаил Петрович потребовал через час предоставить ему карту с обстановкой на границе. Пришлось командирам управления все делать одновременно и на ходу: разгружать машины, размещать документы с мебелью, передавать приказ в корпуса и обзванивать прифронтовые армии, выясняя у них обстановку.

С последним возникли большие осложнения – проведенная в штаб связь базировалась на обычных проводных линиях, которые немцы активно выводили из строя целенаправленными бомбежками, диверсионными группами, артобстрелами. Сразу удалось установить связь с 12-й и 26-й армиями, на их участках боевые действия или совсем не начались, или носили локальный характер. Что касается 5-й армии генерал-майора М.И. Потапова и 6-й армии генерал-лейтенанта И.Н. Музыченко, то устойчивой связи с ними не было. Так же обстояли дела в штабах этих армий со связью с их дивизиями, полками, другими подразделениями. Силы противника и результаты первых боев оставались неизвестными.

Услышав первый доклад своего начальника оперативного управления, Кирпонос вскипел – как они собираются воевать с такой связью дальше?! Все присутствующие понимали, что этот вопрос в первую очередь относится к самому Кирпоносу, а потому отмалчивались. Баграмян попытался заверить командующего, что в штабы армий самолетами посланы командиры из его управления, с их возвращением обстановка прояснится. Однако звучало это не слишком убедительно.

Войну они начинали вслепую, фактически не имея связи с уже вступившими в бой войсками.

22.06.1941, учащийся химико-технологического техникума Марсен Михайлович Векслер, 17 лет

Вчерашний вечер оказался насыщенным, романтичным и, можно с полной уверенностью сказать, удачным. По светлым кварталам Крещатика сновали толпы народа, публика была одета пестро. Энергия и жизнь наполняли всех, а кому этого было недостаточно, тот мог забежать на минутку-другую в «Винтрест» или «Американку» и уже «заряженным» продолжать свой культурный отдых. Веселая киевская молодежь роилась возле танцплощадок, расположенных в многочисленных киевских парках: Пушкинском, Первомайском, Пролетарском… А какая замечательная танцплощадка была возле стадиона «Динамо»!

Или вот часы на углу Прорезной и Крещатика – традиционное место первого свидания для влюбленных парочек. После они могли назначать свои романтичные рандеву и в других местах. Но первое – только здесь, традиция!

Одним словом, глубокой ночью Марсен засыпал с улыбкой на лице: голова болела от вина, губы от поцелуев, а еще… а еще под глазом саднил налившийся плотной фиолетовой синевой здоровенный бланш.

Разбудили учащегося грохот артиллерийской канонады и разрывы бомб. Немцы бомбили город, а это могло означать только одно – началась война. Уже через 30 минут Марсен примчался в техникум, готовый исполнять свои обязанности члена комсомольского бюро, председателя общества «Рот-Фронт» и… старшины ансамбля самодеятельности. Несмотря на воскресный день, удалось довольно быстро собрать большую часть учащихся, началось комсомольское собрание. Первым выступил директор техникума, вторым – председатель бюро Илья Контор, а затем слово дали Марсену. Впоследствии он не мог вспомнить, что говорил в тот день, помнил только, что что-то очень патриотичное и очень энергичное. Ему громко хлопали, хвалили.

Прибыл представитель из райкома комсомола. Он сказал, что нужно срочно составить списки наиболее надежных комсомольцев, которые будут направлены в НКВД. Из них начнут формироваться отряды поддержания правопорядка. Илья быстро набросал на листе бумаги с десяток фамилий, попал в этот список и Марсен.

22.06.1941, начальник Генерального штаба генерал армии Г.К. Жуков, 44 года

Жуков сидел на скамейке летевшего над Украиной грузопассажирского самолета ПС-84. Он устало прислонился спиной к обшивке фюзеляжа и еще, и еще раз прогонял в памяти те решения, которые несколько часов назад были приняты на совещании в Кремле.

Историческая справка: ПС-84 – советская лицензионная копия американского пассажирского двухмоторного самолета «Дуглас DC-3-196» (сокращенно от – Douglas Commercial). С сентября 1942 г. производился под индексом Ли-2, под которым и приобрел широкую известность. Пассажировместимость – 14–21 пассажир.

Итак, Гитлер все-таки решился на авантюру – имея впереди лишь три-четыре месяца нормальной сухой погоды, он вознамерился разгромить самую большую (после немецкой) армию Европы. Это было настолько рискованно и безумно, что казалось формой затяжного самоубийства. Однако… После того, что сделали немцы в 1940 году с французской армией, которая считалась лучшей если не в мире, то, по крайней мере, в Европе…

В сообщениях, поступающих из округов, ощущались хаос и растерянность, но это ничего. На Халхин-Голе уже было что-то похожее, и тогда Жукову удалось справиться с неразберихой, тогда удалось задавить японцев танками, авиацией и отбросить их назад. Теперь, здесь, на Юго-Западном фронте, созданном на базе КОВО, следует организовать то же самое, но только в гораздо больших масштабах. Потому Жуков и летел в Киев.

Конечно, немцы – не японцы, этот противник и более матерый, и вооружен лучше, но Красная Армия тоже нарастила «мышцы». И тяжелые «кулаки» в виде мехкорпусов, что сейчас расположены на Украине.

Да, внезапная война застала мехкорпуса в состоянии формирования и получения новой матчасти. Да, значительная часть имеющихся танков изношена, часть устарела. Это неприятно, однако терпимо. Даже тех машин, которые исправны, вполне достаточно, чтобы разгромить южную группировку немцев, а затем – мощным ударом на румынские нефтепромыслы и в Польшу, в тыл наступающих в Белоруссии и Прибалтике танковых клиньев, парализовать его центральные и северные силы.

И все же… все же…

Еще в 13:00, когда Жуков находился у себя в кабинете в Москве, ему позвонил Сталин. Разговор начал генсек: «…– Наши командующие фронтами не имеют достаточного опыта в руководстве боевыми действиями войск и, видимо, несколько растерялись. Политбюро решило послать Вас на Юго-Западный фронт в качестве представителя Ставки Главного Командования. На Западный фронт пошлем Шапошникова и Кулика. Я их вызывал к себе и дал соответствующие указания. Вам надо вылететь немедленно в Киев и оттуда вместе с Хрущевым выехать в штаб фронта в Тарнополь.

<…>

– А кто же будет осуществлять руководство Генеральным штабом в такой сложной обстановке?

– Оставьте за себя Ватутина, – потом несколько раздраженно… – Не теряйте времени, мы тут как-нибудь обойдемся».

Мысли генерала прервало появление его адъютанта, он сообщил, что самолет подлетает к Киеву. Тут тяжелый и устойчивый ПС-84 качнуло, совсем рядом послышался разрыв снаряда.

Неужели самолет обстреливают вражеские истребители? Жуков посмотрел в иллюминатор. Нет, огонь велся с земли. Генералу хорошо было видно, как зенитные расчеты суетятся возле своих пушек. Небо прорезали трассеры пулеметных очередей. Видимо, командир прикрывавшего аэродром дивизиона ПВО плохо знал силуэты новых советских транспортных самолетов. В принципе, это неудивительно, ведь на тот момент на весь СССР их было произведено всего ничего, штук сто. Кроме того, прилет и посадка каждого самолета на военный аэродром должны были сопровождаться целым рядом условий – предварительной заявкой на полеты, следованием по четко расписанным воздушным коридорам, на определенных эшелонах высоты, с системой опознавательных сигналов «я – свой». Похоже, из-за срочности вылета система где-то дала сбой, и вот зенитчики собираются сбить Начальника Генерального штаба своей же армии.

Пока Жуков размышлял над этим, самолет пошел на вираж; командир явно вознамерился уходить от аэродрома. Генерал бросился к кабине пилотов и потребовал садиться, несмотря ни на что. Лицо командира корабля побелело. Георгий Константинович прекрасно понимал его, одно дело погибнуть на задании, совершая боевой вылет, и совсем другое – сгореть в глубоком тылу от огня собственных зениток. Но сжатые в одну узкую линию губы генерала не оставляли пилотам выбора, самолет пошел на посадку.

К общему облегчению, на земле вскоре поняли маневр транспортника и прекратили огонь. Пробежав по взлетной полосе, ПС-84 заскрипел тормозами возле управления аэродрома, хорошо знакомого Жукову еще по его службе командующим КОВО, и остановился. Расправив помявшийся за время полета китель, подтянув ремень, Жуков в сопровождении адъютантов и прочей «свиты» решительно спустился по откидной лесенке на землю и зашагал в сторону белого здания. Ничего хорошего выражение лица Георгия Константиновича не предвещало.

22.06.1941, секретарь ЦК ВКП(б) Украины Никита Сергеевич Хрущев, 47 лет

Он работал не покладая рук. Утром с окраин донесся отдаленный, уже почти забытый гул первых разорвавшихся бомб, а затем Никита Сергеевич смог лично наблюдать из окна, как наши зенитчики суетливо и безрезультатно били по вражеским самолетам. В середине утра с ним опять связались с Орджоникидзе, заместитель Пуркаева сообщил, что немцы нанесли удар по приграничным аэродромам и пограничным заставам, военным городкам, складам и пересекли границу. Сомнений больше не оставалось, война не просто неизбежна, она уже идет полным ходом.

Хрущев связался с горкомом и облисполкомом, которые размещались на площади Калинина в бывшем здании городской думы, и поручил подготовить вечернее собрание партийных руководителей районов, директоров предприятий, пригласить представителей комендатуры и военкоматов. Требовалось решить, как переводить столицу Украины на рельсы военного уклада, как не сорвать мобилизацию людей и техники. Открытие Республиканского стадиона Хрущев распорядился отменить – в случае нового авианалета спортивный праздник грозил перерасти в массовые похороны. Чтобы не накалять обстановку раньше времени, киносеансы, спектакли и прочие развлечения в столице решили не отменять.

Историческая справка: Площадь Калинина в наше время называется Площадью Независимости – это тот самый, известный уже всему миру Майдан.

Затем Хрущев начал готовить директивы для областных ЦК, работы предстояло много. Партия отвечала в республике за самые разные сферы деятельности, и случись что, Сталин спросит с него лично, как с ответственного за Украину, по всей строгости военного времени. Если Никита не проявит должной расторопности, лежать ему там же, где уже лежали Якир с Балицким и многие другие, те, кто в свое время оказался недостаточно проворен и осторожен… или слишком зарвался.

Пронзительно зазвонил телефонный аппарат ВЧ – прямая линия из Кремля. Первый секретарь рефлекторно вздрогнул.

Никита Сергеевич поднял трубку, на другом конце оказался Сам. Он сообщил, что в Киев срочно вылетает Жуков, и Хрущеву предписывается вместе с начальником Генштаба сразу отбыть в Тарнополь, к штабу только что созданного Юго-Западного фронта, чтобы оттуда координировать деятельность партийных органов страны в соответствии с военными нуждами. В первую очередь Сталина интересовало своевременное проведение мобилизации, которая очень сильно зависела от деятельности райкомов, горкомов и партийных организаций предприятий. Хрущеву оставалось лишь соглашаться и принимать к исполнению четкие указания.

Следующие часы прошли в постоянных телефонных переговорах с областными комитетами партии. Хрущев приказывал, распоряжался, угрожал, орал матом и требовал, требовал, требовал – провести все мобилизационные мероприятия в срок, любой ценой. Снова позвонили с Орджоникидзе; в штаб КОВО, все предыдущее высшее командование которого «ушло» на фронт, назначили новых командиров. Округ возглавил бывший первый заместитель Кирпоноса генерал-лейтенант В.Ф. Яковлев. Он просил Хрущева о встрече и содействии с мобилизацией, на что тот сухо ответил, что с утра только этим и занимается, а встречаться не может, так как вот-вот должен отбыть в Тарнополь.

Где-то в 16:00 к нему в кабинет ворвался багровый от нервного перенапряжения, недосыпа и лютого гнева Жуков, только что прилетевший из Москвы. При заходе на посадку его самолет обстреляли наши же зенитчики, посчитав грузопассажирский ПС-84 вражеским бомбардировщиком. За последние пару лет советская авиапромышленность выпустила много новых моделей, и теперь перепуганные бомбежкой киевские пэвэошники вовсю лупили по своим самолетам… к счастью, так же бездарно, как и утром по чужим. Пилот уже хотел уходить на запасное летное поле, но генерал, накричав, заставил его сесть, после чего устроил на аэродроме разнос.

Жуков грозился устроить взбучку и главкому ВВС Жигареву, на что Хрущев резонно заметил, что заместитель Жигарева генерал-майор Ф.Я. Фалалеев только что звонил. Его самолет также обстреляли, и пилот посадил свой СБ вместо Жулян в Житомирской области на Овручском аэродроме. Фалалеев в это время как раз добирался оттуда в Киев машиной. Жуков на это только недовольно хмыкнул.

В Тарнополь решили ехать машинами в сопровождении охраны. Лететь было опасно, немецкие истребители уже безнаказанно гонялись в небе Западной Украины за одиночными советскими самолетами. Наземное путешествие, впрочем, тоже обещало стать опасным – приходили сообщения о наводнивших приграничные области группах немецких диверсантов. Они резали провода, нарушая телефонную и телеграфную связь, захватывали мосты, убивали посыльных, атаковали легковые автомобили. В полях уже стояла высокая рожь, и нападающие запросто могли спрятаться в ней и прицельно, в упор расстрелять беззащитную кавалькаду машин. Однако начальник Генерального штаба не привык пасовать перед подобными мелочами, и Никите Сергеевичу пришлось на ночь глядя отправляться в долгую дорогу.