Читать книгу: «Последнее лето», страница 3
Глава 3
Гости приехали в воскресенье ближе к обеду. На лужайку перед домом, густо поросшую мягкой невысокой травкой, подрулила небесно-голубого цвета машина – «Жигули» седьмой модели. Матвей как раз сидел у окна в прихожей.
– О! Кажись, приехали, – сказал он жене, отдыхавшей на диване в комнате.
Они ждали дочь с семьёй вчера, в субботу. Клавдия сделала уборку, прибрала в избе, напекла пирогов с картошкой и с малиновым вареньем, сварила куриный суп, нажарила картошки с яйцами да сметаной, весь день суетилась, несколько раз выходила на улицу, смотрела вдаль, но к вечеру устала, перегорела. Матвей был более спокоен. «Чего бегаешь-то туда-сюда? – выговаривал он супруге. – Приедут, никуда не денутся. Днём раньше, днём позже, какая разница?» Но он лукавил. На самом деле старик тоже с нетерпением ждал гостей, хотел, чтоб приехали уже поскорее, просто виду не показывал. И вот сейчас, увидев подъехавшую машину, встрепенулся. Клавдия тут же выскочила в прихожую и тоже глянула в окно:
– Приехали? Ну, слава тебе господи. – И она побежала на улицу. Матвей вышел следом.
Первым из машины выскочил Валерка:
– Привет, баб! – заулыбался он, увидев бабушку.
Следом из «Жигулей» выбралась Наталья.
– Ой, ой, мои вы хорошие… – заойкала Клавдия, выходя за ограду. – А мы вчера вас поджидали, все глаза проглядела.
– Мам, ну я же писала: или в субботу, или в воскресенье приедем, чего ты… – Дочь поправила коротко стриженные обесцвеченные волосы, заправила в джинсы выбившуюся светлую блузочку, потом подошла к матери, обняла и поцеловала её в щеку. – Привет, мамочка.
– Так, ждём ведь вас… – Губы у Клавдии мелко затряслись, она шмыгнула носом и часто заморгала.
– Ой, мам, ну чего ты, в самом деле… – Наталья легонько похлопала её по спине. – Ты чего-то схуднула, или мне кажется?
– Так… нам-то уж толстеть ни к чему сейчас.
К калитке подошёл Матвей:
– Здоро́во живём. – Он погладил бороду и улыбнулся. – Ну, как доехали?
К деду тут же подскочил Валерка, широко заулыбался, глаза у него светились, было видно, что он соскучился и очень рад:
– Привет, дед! Да нормально доехали, за два часа. Там‑то вообще быстро, асфальт, это здесь вот медленно ехали, от райцентра. Дорога разбитая, яма на яме, – затараторил он.
– Ну ладно, ладно… – остановила его мать. – Успеешь, расскажешь ещё. Вещи доставай из машины. – Потом посмотрела на мужа, который всё ещё сидел на своём месте, согнувшись и шаря руками под водительским сиденьем: – Юра, ты чего не выходишь?
– Да сейчас… Противоугонку только поставлю.
Юрий наконец-то вытащил из-под сиденья длинную железную палку с рогами на концах и стал крепить её к рулевому колесу. Потом снова согнулся и стал что-то делать в районе педалей.
Валерка, открыв багажник, взял большую сумку и потащил её в ограду.
– Длинный-то какой стал, – Матвей осмотрел внука с ног до головы. – Вверх-то меня уж обогнал, вширь только расти не хочешь.
– Нормально, дед! – засмеялся внук. – Зато я жилистый!
– Так ведь, пап, самый возраст сейчас такой. – Наталья, уперев руки в бока, смотрела на сына. – Он и Юрия уже догнал, а про себя так и не говорю. – Она снова повернулась к матери. – Ну вы-то тут как? Как живёте-то? Рассказывайте.
– Так, пошли в избу, чего на улице-то стоять. Обедать уже пора. Я, правда, вчера всего наготовила, сегодня-то свежего нет ничего, вчерашнее греть придётся, – виноватым тоном произнесла Клавдия.
– Ой, мам, да ну брось… Подумаешь, вчерашнее, – Наталья сморщила носик. – Съедим, мы не привередливые.
Наконец из машины с недовольной гримасой на мокром от пота лице выбрался Юрий – приземистый, с большим круглым животом и полными ногами и руками.
– Валерий! – сердитым тоном позвал он мальчика. – Иди на педали ещё противоугонку нацепи, не могу никак сам подобраться.
Валерка подскочил к машине и быстро сделал, о чём его просили.
– Готово!
– Ну вот… – буркнул Юрий, аккуратно захлопнул дверь, закрыл её на ключ, подёргал за ручку, проверяя, и глянул на тестя: – Как тут у вас, тихо насчёт машин?
– Чего – тихо? – не понял Матвей.
– Я говорю, машину не разуют ночью, случаем?
Старик смотрел на зятя, не понимая, о чём тот говорит.
– Пап, – вмешалась Наталья, – Юра имеет в виду, колёса не снимут, если на ночь машину тут оставить? Не украдут?
– Колёса? – Матвей пожал плечами. – Так, так бы и спрашивал, а то разуют кого-то… Те-то года́ ночевали же, никто не снимал ваши колёса.
– Ну, пап… «те года»… Время-то сейчас сам знаешь какое. У нас в городе глаз да глаз нужен. Но у нас-то хоть кирпичный гараж есть, а у вас ведь ничего такого нету, некуда загнать.
Матвей поморщился и досадливо махнул рукой:
– Да ничего с ней не сделается, с машиной вашей. Кому тут воровать-то её?
– Ну, мало ли… Да ладно, за одну-то ночь, поди, ничего не случится, – посмотрела Наталья на мужа. – А, Юр?
– Я почём знаю, – пробормотал тот, внимательно осматривая машину. – Будем надеяться, ничего не случится. – Он вынул из багажника ещё пару полиэтиленовых пакетов и поставил их на траву у калитки.
– Как за одну ночь? – удивилась Клавдия. – Вы что же, на одну ночку только и приехали? Завтра, что ли, ехать уже собрались?
– Ой, мам, мы бы и подольше с удовольствием погостили, да некогда.
– Как некогда? Ты же писала, что в отпуск пошла.
– Ну так это я в отпуске, а Юра-то работает.
– Так, пущай он и едет, а ты хоть недельку бы пожила, – сделала просительную мину Клавдия. – На автобусе потом уедешь, а то чего ж так-то…
– Нет, мам, не получится, – дочь свела брови. – Правда. Вот Валерку привезли и всё. Я бы рада, да никак. Дела.
Матвей молча покачал головой, ничего не сказав. Услышав на улице чужие голоса, в огороде залаял Амур.
– Ма, я пока к Амурке сбегаю, – глянул на мать Валерка и сразу же побежал в огород.
– Только недолго, чтоб потом не бегать, не искать тебя! – крикнула вслед ему мать. – А то обедать уже пора.
Юрий между тем снял с лобового стекла «дворники» и протянул их жене:
– На, возьми, в доме положи где-нибудь, а я покурю пока. – Он достал из кожаной сумочки, висевшей на поясном ремне, пачку «Явы» и зажигалку.
– Ну пошлите в избу-то, что ли… – Клавдия повернулась и засеменила к дому.
– Юр, докуришь, тоже сразу заходи. – Наталья, подхватив тяжёлые пакеты, направилась за матерью. Матвей пошёл следом.
Стол в прихожей пятерых человек вместить не мог, поэтому Клавдия накрыла обед в комнате. Пока она носила из кухни посуду, кастрюли, сковороду с едой, дочь достала из пакетов кое-какие гостинцы.
– Пап, – Наталья протянула отцу пёстрый свитер машинной вязки, – на вот, держи. Это тебе от нас на день рождения. Ты извини, что мы открытки никакой не прислали, думали, сами вот приедем, тогда и поздравим. Это раньше нельзя, а позже‑то ничего.
Матвей взял свитер:
– Спасибо, конечно, но больно тонкий какой-то. Да на что он мне? Пусть, вон, лучше Валерка носит или Ромка из армии придёт, так ему сгодится.
– Здрас-сьте… – протянула дочь. – От подарков вообще-то не отказываются. Бери давай… И носи. Тонкий ему… Осенью, значит, носить будешь или весной, когда не сильно холодно.
– Дед, а я леску новую привёз. И грузила с крючками. – Валерка вытащил из своей сумки маленькие пакетики.
– Вот это хорошее дело. – Матвей взял катушку с леской, прищурился, вглядываясь в этикетку с иностранными буквами.
– Это не наша вообще, гэдээровская. Крепкая-прекрепкая! – объяснял внук.
– Да погодите вы с лесками вашими, успеете ещё, – перебила их Наталья. – Мам, на вот, это тебе. – Она протянула матери широкий шерстяной пояс.
– Чего это? – взяла та подарок.
– Это на поясницу надевать надо, чтоб не болела. Пояс из шерсти собачьей. Он очень тёплый и полезный. Лечебный.
– Ой, да не надо уж было… Зачем тратиться-то? Дорогой, поди.
– Не дороже денег. Здоровье важнее.
– Так, неужто прям из собаки их делают? – удивилась Клавдия, нюхая пояс. – Вроде и псиной не пахнет.
– Естественно, из собаки. Они же разные бывают, у некоторых знаешь какая шерсть! – нахваливала пояс Наталья. – А что не пахнет, так он же специально обработанный, стираный.
Разобравшись с подарками, сели наконец обедать. Клавдия достала из шкафа припасённую бутылку водки, принесла рюмочки. Выпили за приезд, за Матвеев день рождения.
После обеда Валерка сказал, что пойдёт повидаться со своим деревенским приятелем Славкой Комлевым, жившим на соседней улице.
– Только ненадолго, – строго наказала ему мать. – На час, не больше.
– Мам, да рано же ещё совсем, – скуксился Валерка. – Почему на час‑то всего?
– Я сказала на час, значит, на час, – Наталья была непреклонна.
Сын недовольно поджал губы и вышел из избы.
– Ты чего-то уж совсем, Наталья, – заступился за внука Матвей. – Ему же не пять годов. Вон, лоб какой вымахал, а ты его на час погулять отпускаешь.
– Ничего, ещё нагуляется, – проронила дочь, подходя к комоду и беря в руки поздравительную открытку от Андрея. – Вы тут его балуете, а мы потом с ним дома справиться не можем.
– Кто это его тут балует, чего ты выдумываешь? Он всё, что надо делает, по хозяйству помогает: и с сеном, и в огороде, и воды натаскать…
– Ладно, – дочь махнула рукой, – тебя не пере-споришь…
– Так, а тут и спорить нечего. Какая-то шибко ты уж строгая стала.
– Нормальная, пап, нормальная… С ними по-другому в наше время нельзя.
– А с тобой?
– Чего со мной? – не поняла Наталья, вертя в руках открытку.
– С тобой-то по-другому обходились. Никто тебя в ежовых-то рукавицах не держал.
– Ой, пап… Время тогда другое было.
– Чего-то всё у тебя время какое-то не такое.
– Ладно вы, не ругайтесь, – примирительно сказала Клавдия, убиравшая со стола грязную посуду. – Старик, чего привязался?
– Да ну вас, – Матвей в сердцах махнул рукой и, встав из-за стола, вышел в прихожую. – Сло́ва им не скажи…
– Так, ну вы тут выясняйте кто прав, кто виноват, а я на улицу пойду, покурю маленько. – Юрий грузно поднялся с места, плетёный стул жалобно скрипнул под ним. Поморщившись, зять прогнулся назад в пояснице и пошёл из избы.
– Так пойдёмте все на улицу, – предложила Наталья. – Мам?
– Ой… вы идите, а я пока со стола приберу, посуду сразу ополосну, а то засохнет. – Клавдия составляла пустые тарелки одна на другую.
– Может, тебе помочь?
– Нет-нет, не надо, – замотала головой старуха, – сама управлюсь. Идите, отдыхайте. – Она смахнула с клеёнки в ладонь хлебные крошки.
– Ну смотри, как знаешь.
И Наталья пошла на улицу вслед за мужем. Матвей вышел за ней.
Во дворе, сидя на лавке, стоявшей ближе к забору около углярки, курил Юрий. Наталья, подойдя к нему, привалилась спиной к штакетнику, а Матвей сел на крыльцо.
– Ты бы лучше не спрашивала у матери, а взяла б, да и помогла без разговоров, – сказал он дочери. – А то спрашиваешь… Конечно, она скажет, что не надо, а ты и рада-радёшенька.
– Пап, вот если б у меня дома кто-нибудь чужой без спроса пошёл на кухне хозяйничать, я бы не знаю, что с ним сделала. Терпеть такого не могу, – сердито возразила Наталья.
– А ты чужая, что ли? Ты ж не кто-нибудь, ты дочь. А она тебе – мать.
– Ой, ну ладно, всё… Закрыли тему, – с раздражением буркнула Наталья.
Некоторое время помолчали. Матвей с крыльца наблюдал, как Зина Суслова через дорогу разговаривает с какой-то женщиной. Потом на телеге мимо проехал знакомый мужик, махнул Матвею рукой, старик кивнул в ответ.
Зять, затушив сигарету и бросив окурок под дверь углярки, поднялся с лавки:
– Матвей Иванович, а где тут у вас в туалет-то сходить можно? – спросил он тестя.
Старик с недоумением посмотрел на него:
– Как где? Там же, где и раньше. Забыл, что ли?
– Да не забыл, но мало ли… Может, в другое место куда перенесли.
– Да пошто? Там же нужник и стоит, за баней.
Юрий пошёл в огород. Амур, увидев чужого, залаял было, но потом, узнав подзабытого гостя, умолк.
– Как Роман-то служит? – спросил отец у дочери о её старшем сыне.
Наталья пожала плечами:
– Вроде нормально.
– Сколько ему ещё осталось? Год?
– Весной год был, значит, ещё один остался.
– Он нам сперва-то писал, а сейчас перестал чего-то. Редко когда напишет. Может, осерчал на что?
– Да ну… осерчал… На что ему серчать-то? Так… времени, может, нету.
Снова замолчали. Наталья, задумавшись о чём‑то своём, сорвала травинку, взяла её в зубы. Из сенок вышел кот, махнул из стороны в сторону хвостом и улёгся у Матвеевых ног на нижней ступеньке крыльца.
– Так вы пошто на день-то только приехали? – спросил старик через некоторое время. – Что, даже на недельку нельзя остаться?
– Нет, пап, не получается. У Юры дела.
– Ты же писала, он сам себе хозяин.
– Сам, да не сам. Делам не прикажешь. И Валерку через месяц заберём, нечего ему тут прохлаждаться.
– Как через месяц? – удивлённо вскинул брови отец. – Вы чего это нынче, а? Сами на ночь всего приехали и Валерку уже через месяц заберёте. Пошто так‑то?
– Пап, ему на следующий год уже в институт поступать, а у него по английскому кое-как четвёрка выходит. Вот мы и нашли репетитора, чтоб поднатаскал его за лето. Понимаешь? Так что, Юрий числа десятого июля приедет, заберёт его.
– Так, год целый ещё впереди, успеет, поди, выучится. Мало вам, что ли?
– Мало. Надо, чтоб английский был на твёрдую пятерку. Даже с плюсом.
– А зачем ему этот английский?
– Ну-у… – протянула дочь, наморщив носик. Потом словно бы нехотя ответила: – Ещё рано говорить, конечно, но мы хотим его в Москву отправить учиться.
– В Москву? – ещё сильней удивился Матвей. – Зачем в Москву-то? Ближе, что ли, ничего нету?
– Такого нету. Мы хотим, чтоб он в МГИМО учился.
– Это чего такое?
– Ну это… В общем, там на дипломатов учат. Институт международных отношений. Это очень престижно и пер-спективно, но туда просто так не поступить, блат нужен.
– Блат? – переспросил отец.
– Ну да… связи, то есть, знакомства. Ну и у Юры там нашлись кое-какие варианты. В общем, есть возможность пристроить Валерку. Конечно, денег очень много надо, ну и язык знать всё равно нужно.
– Тьфу ты, – ругнулся старик, – взятку, что ли, давать собрались?
– Ой, пап… Скажешь тоже – взятку. Не взятку, а так… Понимаешь, сейчас время такое, что без денег и без связей ничего не решишь.
– Опять у тебя время какое-то, – Матвей недовольно помотал головой. – А Валерка-то сам хочет туда? А то, может, оно ему сто лет не надо.
Дочь скептически усмехнулась:
– Сам… Да он сам пока ничего не хочет. У него в голове только в футбол погонять, музыку послушать, да «когда в деревню поедем?».
– Так чего, Юрий твой шибко богатый, выходит? Раз знакомства у него в Москве, да взятку давать собрались.
– Пап, давай больше не будем ни о каких взятках говорить, хорошо? – с напором сказала дочь, недовольно зыркнув на отца.
Матвей, не ответив дочери, снова спросил:
– Чего Юрий-то твой делает? Где он работает, что сам себе хозяин? Он раньше вроде как на обувной фабрике инженером был.
– Он и сейчас там же, на обувной фабрике, только в кооперативе.
– Слушай, а ты можешь мне толком объяснить, чего это такое? Кооперативы-то эти. С чем их едят-то? А то, вон, люди говорят, там одни барыги да хапуги.
В сенках послышались шаги, зять возвращался из огорода.
– А вот он сам идёт, у него и спроси, – кивнула на мужа Наталья.
– О чём спроси? – глянул на Матвея зять, снова усаживаясь на лавку.
– Да вот папа спрашивает, чем ты занимаешься. Как это, что сам себе хозяин? Я сказала, что у тебя кооператив.
– А-а… – протянул Юрий.
– Это, я так понимаю, под тип артели, что ли? – уточнил Матвей. – Раньше были такие…
Юрий кивнул головой:
– Верно, папаша, под тип артели.
– Ну и чего ты делаешь там?
– Чего делаю-то? – зять усмехнулся. – Да разное.
Юрий был вторым мужем Натальи, она вышла за него девять лет назад. К родне жены он относился с нейтральной прохладцей: нос не воротил, но и душу особо не раскрывал.
– Разное, это чего? – продолжал расспрашивать Матвей. – Вот я после войны в одной артели работал, так мы коромысла там делали, дуги гнули, полозья к саням.
Юрий глянул на тестя, чуть заметно усмехнулся:
– А вы с какой целью интересуетесь?
– Как это? – не понял Матвей. – Какая тут ещё цель? Ты ж вроде как не чужой. Нешто это секрет какой, чтоб друг от дружки таиться? Ну не хочешь, так не говори, – старик пожал плечами, – я не неволю…
– Да нет, не секрет, – зять примирительно улыбнулся. – Ладно, расскажу, раз интересно. Вы же в курсе, что я на обувной фабрике работаю?
Матвей кивнул:
– В курсе.
– Ну вот. Ботинки, туфли, сапоги делаем, мужские и женские, даже детский ассортимент есть. Продукция у нас хорошая, спросом пользуется, а цены мизерные, толком не заработаешь, потому как государство наше разлюбезное не разрешает наценку выше установленной нормы делать. Ну вот мы и сделали при фабрике кооператив. Как вы говорите, под тип артели, только всё же это маленько другое. Это уже несколько лет разрешено, так сказать, для развития частного предпринимательства.
– Так чего вы там делаете-то? Тоже ботинки шьёте? – спросил старик.
– Да нет… – продолжал зять. – Мы, то есть кооператив, выкупаем продукцию у фабрики по их ценам, – не всю, конечно, а две трети, примерно, или три четверти, по‑разному бывает – а потом мелочь какую-нибудь от себя добавляем и продаем уже как свою, подороже. В два, а то и в два с половиной раза. По закону получается, что это как бы уже наша продукция, кооперативная, а не фабричная. Вот и всё. А мы – кооператив, как частное предприятие, можем ставить любые цены, какие пожелаем, тут государство нам не указ. – Юрий широко улыбнулся, глядя на тестя, в расчете, что тот оценит всю простоту и гениальность такой схемы.
– А какую мелочь-то добавляете, что цена у вас потом в два раза больше делается? – не понял старик.
– Ну… хлястик какой-нибудь, пряжку можем пришить, заклёпку поставить.
– Постой, так это как? – Матвей развел руками. – И берут? Ботинки-то ваши? В два-то раза дороже?
– Ой, пап, – вмешалась в разговор Наталья, – сейчас же дефицит везде, обуви нормальной в магазинах нету. Берут, конечно! Юра же сказал, что у них обувь очень хорошая. С руками и ногами отрывают.
Матвей покачал головой, словно что-то соображая, хмыкнул:
– Так, может, потому и нету в магазинах, что он вот, – дед кивнул на зятя, – все ботинки-то задарма себе забирает. А потом хлястики к ним пришивает. Так что же, и милиция вас не трогает? Это же спекуляция форменная получается.
– Не-не, – Юрий ухмыльнулся и помахал толстым пальцем, – у нас всё чётко, всё по закону.
– По закону… А ежели по совести?
– А что «по совести»? Милиция совестью не занимается. Тем более, мы фабрике всю денюжку до копейки платим, а потом уже, что хотим, то с товаром и делаем. Это абсолютно легально, всё разрешено, мы никого не обманываем.
– И что, и директор не против? Фабрики-то. Он-то почему вам всё отдаёт, а не в магазины?
– Пап, так директор у них сам этот кооператив и придумал, – засмеялась Наталья.
– Во как! – удивлённо расширил глаза Матвей. – Интересно… Ну ладно, а деньги-то вы потом хоть между всеми поровну делите? И работягам тоже?
Зять ухмыльнулся:
– А работяги-то тут при чём? Они на фабрике свою зарплату получают. Государственную. А кооператив – это кооператив. Нас там всего пять человек.
– Пап, ты, прям, как маленький. Сейчас же всё совсем по-другому, время такое.
– Тьфу ты, опять время у неё… – пробормотал Матвей, нахмурившись. – Когда оно стало-то у вас таким, а?
– Что именно? – не понял Юрий.
– Время-то, говорю, когда такое у вас стало, что вот такие выкрутасы делать можно, да ещё и по закону?
– Матвей Иванович, вы спросили, я рассказал. По‑родственному. Надеюсь, вы не будете тут у себя в деревне распространяться на эту тему? Это же между нами. Сами говорите, не чужие.
Старик хмуро постучал ногой по ступеньке:
– Правильно люди говорят.
– Чего говорят? – не понял Юрий.
Матвей не ответил, лишь посмотрел на зятя, а того, видимо, зацепила тема, и он, поднявшись с лавки, продолжил:
– Понимаете, сейчас ведь действительно время другое, не такое как раньше было. У вас тут в деревне этого, может, и не видно, а в городе ещё как видно! Всё меняется, буквально, не по дням, а по часам. Обувь – это так, ерунда, мелочь. Есть гораздо более интересные в денежном плане темы: уголь, металл, древесина… Там совсем другие объёмы, масштабы. Понимаете? Вот где настоящие деньги! Всё меняется! Всё! Сами посмотрите – кто бы мог ещё два‑три года назад подумать, что весь Советский Союз будет по швам трещать?
– Чего ты городишь? – хмуро спросил зятя Матвей.
– Ничего я не горожу. Вы же газеты читаете, телевизор смотрите? Или нет?
– Нет у нас телевизора, – буркнул тесть.
– Ну газеты-то есть. Я видел, лежат там стопочкой в комнате. Да это, впрочем, неважно. Всё равно же знаете, что в стране происходит. Прибалты отделились, грузины отделились, Молдавия туда же… Буквально вчера сказали, что Украина все предприятия союзного значения себе забрала. Представляете? Предприятия союзного значения больше не предприятия союзного значения, а исключительно украинские! Каково? Через три дня выборы Президента РСФСР. Президента! Когда такое было? Вы понимаете, к чему это ведет?
– К чему? – Матвей не смотрел на Юрия, смотрел вниз, на резиновый ребристый половичок, лежавший перед крыльцом.
– Да вообще непонятно, что от Союза останется! А что референдум этот был в марте5, так это ерунда!
– Да леший с грузинами с этими, с президентами… Фабрика-то твоя тут при чём? – старик из-под бровей глянул на зятя.
– Так я ж и говорю: всё меняется! – Юрий, расхаживавший до этого взад‑вперёд по двору, остановился и взмахнул полными руками. – И тут главное – оказаться в нужное время в нужном месте! Хочешь жить – умей вертеться! Вот так вот…
– То-то я смотрю, ты вертишься… – Матвей покачал головой. – А ты мне вот чего скажи… Ежели работяги на твоей фабрике перестанут ботинки шить, ты к чему хлястики-то свои пришивать станешь, а? Ведь грош цена тогда твоему кооперативу, тебе, да и директору вашему. Вы же первые на них молиться должны, а вы их дурите.
– Так я про это вам и толкую! – Юрий снова зашагал, не поняв иронии тестя. – Бог с ней, с этой фабрикой и с этим кооперативом! Это ненадолго. Я же говорю, что есть более интересные направления. Сейчас вообще на первое место выходит бизнес, деньги, умение зарабатывать. Понимаете?
Матвей вздохнул:
– Нет, не понимаю. Как по мне, так на первом месте завсегда люди должны быть.
Юрий, остановившись, умолк и со снисходительной улыбкой посмотрел на старика.
– Да ладно, Юр, хватит, – подала голос Наталья, – а то уж в дебри полезли. Папе всё равно это не интересно.
– Ладно, хватит, так хватит, – согласился тот, снова садясь на лавку. – Как говорится, проехали…
– Да нет, погоди, – покачал головой Матвей. – Ты вот говоришь – деньги. Так тебе не хватает, что ли?
– Что значит «не хватает»? Денег много не бывает, – усмехнулся зять, – слыхали такую поговорку?
– Как не слыхать, слыхал. Да только не поговорка это, а так… присказка бестолковая. Вот ты одет, голодом не живёшь, – Матвей кивнул на круглый живот зятя, – на машине ездишь, квартира с удобствами. Чего же ещё-то тебе надо?
– Не, ну ёлки-палки! – Юрий развёл руками в стороны и посмотрел на жену. – Да мало ли чего…
– Пап, ну ты прям… – укоризненно мотнула головой Наталья. – Если уж про машину говорить, так наша и не самая лучшая даже.
– А тебе лучшую надо?
– А почему бы и нет? – с вызовом спросил зять. – Я, может, «Волгу» хочу. Или «Мерседес»! У нас вот квартира трёхкомнатная, а я дом хочу. Двухэтажный! Коттедж! А что такого? Или съездить куда-нибудь. Я за границей ни разу не был, а мне охота мир посмотреть. Во Франции побывать, в Италии! На это тоже деньги нужны, между прочим.
– Зачем? – коротко спросил Матвей.
– Что – зачем? – не понял зять.
– В Италию-то тебе зачем?
– Интересно!
– А «Волга» зачем?
– Ездить!
– Куда тебе ездить-то на ней? Тебе сколь годов-то уж? На пенсию ведь скоро.
– Мне пятьдесят пять. Ещё пять лет до пенсии. Только я и на пенсии сиднем сидеть не собираюсь. Скучно!
– А-а… – протянул старик. – Ну понятно. Ты вот поговорку помянул, а я тебе сказку одну напомню. Про рыбку золотую. Читал? Пушкин написал. Писатель такой был когда‑то.
Юрий иронически хмыкнул:
– Хм… В курсе. Читал, было дело. Так чего сейчас, с разбитым корытом всю жизнь сидеть?
– Зачем с корытом? Не надо с корытом. Просто меру знать надо, чтоб не лопнуть. Оно ведь как… Ни картошка, ни морковка, ни дерево какое не растут без конца-то. Вырастет до своей нормы и всё, так и сидит, зреет, семена даёт. Стало быть, понимает, когда хватит. А когда у человека на первом месте деньги получаются, так ему завсегда мало. Это уж так заведено. Не может он никак остановиться. А там и лопнуть от жадности недолго.
– Ой… ладно. Не надо меня только жизни учить, хорошо? – недовольно поморщился зять. – Норма… Кто её, эту норму установил?
– Бог, – коротко ответил Матвей.
– Кто?! – скептически скривил губы зять.
– Пап, ну какой ещё бог? Я вот тебя тоже не понимаю. Что плохого, что человек больше зарабатывать хочет? – опять вступилась за мужа Наталья.
– Так он не зарабатывает, а народ дурит! Государство обманывает. На казённой фабрике сапоги шьёт, а потом финтиля такие выкидывает, хлястики пришивает. Людям носить нечего, а он дерёт с них втридорога. Да ещё и «Волгу» ему подавай. На «Волгу»-то честно не заработаешь, я слыхал, сколь она стоит.
Зять кхекнул и ухмыльнулся, покачав головой:
– М-да уж… Понятия у вас.
– Пап, ну ты вот тоже… думай, что говоришь-то. – Взгляд у дочери сделался колючим.
Старик отвёл глаза в сторону и вздохнул. Ему стало неприятно от получившегося разговора. Сердито пожевав губами, он тихонько пробормотал:
– Да живите вы, как хотите. Моё дело маленькое, я своё по́жил.
Стукнула избная дверь, и на крыльцо вышла Клавдия.
– Ну слава богу, управилась, – устало промолвила она и села рядом с Матвеем. – Руки чего-то болеть стали последнее время. Пальцы ломит. Ночью иной раз как возьмётся, так, прям, не знаешь, куда их засунуть.
– Может, у тебя артроз? Может, мазь какую-нибудь надо? – хмуро спросила дочь.
Клавдия внимательно посмотрела на неё:
– Ты чего такая? Случилось чего?
– Да так… Папа тут… жизни нас учит.
Клавдия сердито глянула на мужа:
– Старик, ты чего опять? Да не слушайте вы его, он под старость-то лет совсем вредный какой-то сделался.
– Да ничего, всё нормально, – махнула рукой Наталья, – проехали…
Матвей, насупившись, молчал.
– Мам, так я говорю, может, мазь тебе какую надо? Ты у врача-то была? – спросила дочь у Клавдии.
– Да какие уж врачи в мои-то годы.
– Что значит «какие врачи»? Врачи в любые годы нужны.
– Так у нас ведь и нету в деревне-то уж никого. Весной ещё амбулатория закрылась. Я ж писала тебе, врач-то, которая была, так в декрет ушла, а больше и некому работать. Сейчас в случае чего, так в райцентр ехать надо.
– Ну и съездила бы.
– Да когда мне…
– Ну, смотри сама. – Наталья подошла к скамейке, на которой сидел Юрий. – Дай тоже сяду, а то ноги стоять уже устали. – Тот подвинулся, и она села рядом мужем.
Матвей молча поднялся и пошёл в сенки.
– Ты далёко? – спросила вслед Клавдия. – Куда пошёл-то?
– По́ воду схожу.
Старик снял с крючка висевшее на стене коромысло, взял со стола два оцинкованных ведра и вернулся на крыльцо.
– Так, потом бы сходил, не к спеху. Посидели бы все вместе, поговорили бы.
– Ничего, насидимся ещё. – Матвей, сунув ноги в галоши, вышел за калитку.
– Чего вы тут не поделили-то? – как-то жалобно глянула на дочь Клавдия.
– Да ничего, мам. Так… ерунда… – махнула дочь рукой.
– Ой, господи… В кои-то веки приехали, да и то не может с характером своим совладать. – Клавдия поджала губы и недовольно покачала головой.
Колодец был дальше по улице, через два дома за переулком. Матвей не торопясь выкрутил ведро воды, перелил в своё, достал второе, стал переливать, но расплескал, и немного студёной колодезной воды попало в галошу.
– Тьфу ты! – ругнулся старик, вытирая рукой мокрый носок.
Из дома поблизости вышел с вёдрами Саня Саенко, пятидесятитрёхлетний мужик, и тоже пошёл к колодцу.
– Здоро́во, дядя Матвей, – весело улыбнулся он, подходя ближе.
– Здоро́во. – Тот сунул мокрую ногу обратно в галошу.
– Я гляжу, гости к вам приехали. Наталья, что ли?
– Наталья.
– А чего ты такой смурной? – заметил Саня настроение Матвея.
– Да так, ничего… Ногу вот замочил.
Матвей подхватил вёдра на коромысло, выпрямился, собрался уж было идти, но вдруг задержался. Искоса глянув на Саенко, спросил:
– Слышь, Саня, чего спросить у тебя хотел…
Тот поставил вёдра на низенькую приступочку у колодезного сруба.
– Чего?
– Ну подойди поближе, чтоб не кричать.
Саенко подошёл к старику, тот пригнул к нему голову и тихонько спросил:
– Слушай, а ты не мог бы сегодня ночью у них колесо скрутить? – Он кивнул на стоявшие возле своего дома «Жигули».
– Чего-о? – Саня удивлённо нахмурил брови.
– Ну, ночью колесо сними с машины.
– Зачем оно мне? – Саенко, ничего не понимая, уставился на Матвея.
– Ну так просто. Или даже два. Два ещё лучше будет.
– Дядя Матвей, ты чего, перегрелся?
– А-ай! Да ну тебя… – Матвей махнул рукой и, повернувшись, пошёл к дому.
– Во даёт… – покачав головой, пробормотал вслед Саенко.
Когда старик подходил к переулку, из него выбежал запыхавшийся Валерка с приятелем.
– О, дед! Ты за водой ходил? Давай помогу, – резко тормознув, предложил он Матвею.
– Не надо, – отказался тот от помощи, – сам донесу, кого тут… А ты чего, нагулялся уже?
– Да кого нагулялся, – скуксился внук. – Мама же только на час отпустила. Ты не знаешь, прошёл уже час или нет? Пойду, спрошу, может, ещё разрешит погулять.
– Иди гуляй. Я разрешаю. К ужину только приходи, часам к семи.
– А мама? – неуверенно спросил Валерка.
– Чего мама? Говорю тебе иди, значит, иди.
– Ну ладно. Ты, дед, тогда уж меня прикрой, – улыбнулся внук, повернулся к Славке, чтоб идти обратно, но потом остановился и снова предложил: – Давай я всё же помогу тебе воду донести.
– Да брось ты! Чего я, сам два ведра не донесу? Три шага осталось.
– Ну ладно, – повторил Валерка, и они с товарищем скрылись в переулке.
Войдя в калитку, Матвей проронил:
– Там Валерка прибегал, я ещё гулять его отправил.
Наталья, по-прежнему сидящая около мужа, криво усмехнулась:
– Вот здорово! А меня спрашивать уже не надо? Я, вообще-то, мать ему.
– А я дед.
Дочь помотала головой, но спорить с отцом не стала. Матвей поставил в сенках вёдра с водой на стол, прикрыл их тонкими струганными дощечками и пошёл в огород. Клавдия протяжно вздохнула:
– Ох-хо-хонюшки…
Наталья поднялась с лавки, подошла к калитке, стала смотреть на улицу. Потом повернулась к матери:
– Мам, а как Андрей-то поживает? Они что-то нам и не пишут совсем. Живы-здоровы?
– Да ничего, слава богу, живут помаленьку.
