Читать книгу: «Репка. Сказка постапокалиптической эротики», страница 3
Глава 6
Не для меня придёт весна,
Не для меня Дон разольётся,
Там сердце девичье забьётся
С восторгом чувств – не для меня.
Русская казачья песня
Сергей Федорович, выйдя из института, отправился к своему хорошему знакомому, полковнику Дмитриеву. Время было уже позднее, давно за полночь. Но, как известно, для подобных служб время суток не имеет никакого значения. Тот работал в Пятом управлении МГБ, и как раз более всего был нужен для разрешения всяких деликатных заморочек. Подчиненные за глаза дразнили полковника «Фантамасом», так как он был абсолютно лыс и даже лишен бровей. В молодости он в одной из загранкомандировок попал в очень напряженную ситуацию – и в ответ на стресс все волосы выпали. Такая вот реакция организма. При этом физически полковник был очень здоров, занимался спортом, не пил и не курил.
Именно воспользовавшись помощью полковника, Сергей Федорович и надеялся забрать свою дочь и её парня из изолятора.
Дмитриев встретил Сергей Федоровича в самом радостном расположении духа.
– Добрый день, Константин Михайлович! Впрочем, скорее доброй ночи. Что ты такой радостный!
– Здорово, Федорович! Да так, дело одно мы удачно провернули. Так что глядишь – пойду на повышение.
– Рад за тебя.
– Ты по делу али так, чаю погонять… – полковник жестом предложил профессору присесть на стул, а сам начал копаться в шкафу.
– Чай – дело хорошее, но и дело есть к тебе. Накладочка у нас получилась, и надо бы выручить.
– В чем суть?
– Нужно забрать двух человечков из изолятора районного управления МГБ. Жвания разрешил…
– Что за люди?
– Дочь моя с её парнем…
– Вот-те раз. Как же их угораздило.
– Да там история недолгая. У парня этого отца повязали, вот он с Машкой-то и вздумал через границу ломанутся. Неопытный совсем. Еще и в чемоданах долларов нахватал… думал их в грязном белье спрятать.
– Откуда подробности такие?
– Добрые люди рассказали, – ухмыльнулся профессор. – Под каким соусом бы, Михалыч, нам бы это всё оформить, как думаешь?
Полковник устало присел и принялся потирать лоб ладонью. За окном в синеватом отсвете уличного фонаря был видно, как внезапно пошёл густой, пушистый снег. Бросив взгляд в окно, полковник отметил, будто про себя:
– Надо же. Только 15 сентября – и вот на, снег…
– Не переживай. Растает….
– Скажи-ка Федорович… А как же так, всё ваша научная братия говорила про глобальное потепление, глобальное потепление… А тут такое! Что, не знали? – полковник перевел тему разговора, просто выигрывая время для того, чтобы поразмыслить над ситуацией, которую ему изложили… Сергей Федорович сразу же раскусил этот трюк, но решил подыграть. Нельзя было позволять Дмитриеву слишком уж детально во всё вдаваться – могли бы вылезти разные «непричёсанности». Поэтому профессор решил сделать немедленную ответную подачу в этом интеллектуальном пинг-понге.
– Знали. За двадцать лет еще знали…
Полковник удивленно вскинул на Сергея Федоровича глаза…
– Да, Михалыч, не удивляйся. За двадцать лет до этой канители мы уже знали, что наступает новый ледниковый период… И глобальное потепление мы специально придумали.
– Но зачем? Что за мировой заговортакой?
– Не заговор, а договор. Глобальное потепление и парниковый эффект – это такая уловка. Для экономии топливно-минеральных ресурсов, которые необходимы для выживания в ледниковый период.
– Во как. Никогда бы не додумался, – полковник задумчиво посмотрел на свою руку. – И что, много удалось наэкономить.
– Нет, Михалыч. Совсем немного. На всех не хватит. Будет время – посмотри графики добычи основных полезных ископаемых. Они не секретные. Беда в том, что уже по большинству позиций мы при современных технологиях пик добычи уже прошли. Надо нам больше, а добываем мы все меньше и меньше.
– Печально. А слыхал ли что про замкнутый ядерный цикл?
– Да, это ведь «наше всё».
– Не спасет?
– Трудно сказать. Там ведь вишь штуку какая – не ураном единым жив атомпром, но цирконием, кадмием, иттрием и рутением, и прочего такой списочек – закачаешься. Для выживания помимо атомщиков нужен какой то лоу-тек, простые ответы на сложные вопросы…
– Эх, Федорович… Наука всё твоя…
– И все же, что там насчет моих человечков?
– Думаю, подадим под соусом того, что они наши люди…. С заданием каким-то мелким,.. а тут такая-вот несуразность. Думаю, можно будет оформить.
– Ну, что ж, Михалыч, я тебе полностью доверяю. И хочу обнадежить – у нас тоже есть успехи. Так что, выйдя на пенсию после своего повышения, можешь вполне рассчитывать на дачу с декоративным ягелем…
– Еще недавно это прозвучало бы как угроза… эээ…. Колымы… – полковник обнажил крепкие, белые зубы в улыбке.
– К сожалению, как ты видишь прямо за своим окном, Колыма пришла к нам, на юга. Когда мне ждать этих гавриков и где?
– Поезжай к управлению. Часа через два, как раз к твоему приезду, их отпустят. Лады?
– Лады! Удачи тебе, полковник!
– И тебе, Федорыч того же и по тому же месту!
Выйдя из кабинета полковника, Сергей Федорович выглянул в открытое окно, в котором уже начало сереть. Солнце еще не взошло, но ночь уже начала отступать. Снег усиливался. «Нда, – подумал про себя он, – как в песне про землю Франца-Иосифа… « В сентябре уже снега навалом, да и в августе та же фигня…«». Снег постепенно перешел в дождь. По старым меркам. Стояла погода, подходящая скорее концу ноября.
Сергей Федорович с печалью заметил, что многие деревья мертвы, и их сухие сучья создают картину поздней осени, хотя на самом деле происходящее вокруг к настоящей осени не имеет никакого отношения. Более-менее себя чувствовали только хвойные, но и они начали болеть из-за постоянной сырости.
Нахлобучив старомодную шапку, он двинулся к остановке трамвая. Утро до рассвета всегда создает странное, нереальное ощущение. Большинство из нас проводит это время в глубоком сне, и поэтому мы его упускаем из каждодневного опыта. Проведя бессонную ночь, он знал, что ближе к обеду его будет одолевать непреодолимая сонливость. Благо, он предупредил Жванию о необходимости получить свободный день. В лаборатории за старшую осталась Варвара – это хорошо, она справится.
Дежурный трамвай марки «Север 2» был совершенно пуст, а так как это автоматизированный вагон, то не было даже кондуктора. Медленно катясь по рельсам в вагоне, Сергей Федорович видел через окно, как дождь опять сменился снегом, который уже почти не таял. Постепенно начали гасить уличное освещение.
Он решил, что будет ждать недалеко от ворот управления и постарается незаметно проследить за Колей и Машей, и лишь потом, в удобном месте, инсценировать удивленную встречу. Интересно, куда же они пойдут, когда их выведут из изолятора? Какое же решение они примут?
В Сергее Федоровиче проснулось очень странное чувство. Это нельзя было назвать азартом. Скорее какое-то любопытство экспериментатора. Он понимал, что его нельзя считать ни хорошим отцом, ни, возможно, вообще, хорошим человеком. Его натура была изменена тем образом жизни, который он был вынужден вести.
Глава 7
Ой, то не вечер, то не вечер,
Мне малым-мало спалось,
Мне малым-мало спалось,
Ох, да во сне привиделось.
Мне малым-мало спалось,
Ох, да во сне привиделось.
Русская народная песня
Очень рано утром, еще до побудки с грохотом открылась дверь.
– Гущин, с вещами на выход.
Еще только не проснувшись, Коля быстро оделся и выдвинулся к двери. Ему не хотелось беспокоить тех, кто еще спал. Он вышел в коридор, где охранник с усталым, почти лишенным любых эмоций лицом проводил его к дежурному.
– Гущин Николай Дмитриевич. Просим прощения! Ваши документы. Вы свободны.
– А Маша?
– Марья Сергеевна будет освобождена в самое ближайшее время. Просим прощение, что сорвали вам выполнение задания. Накладочка получилась.
Коля ничего не понял насчет задания, но не подал виду.
– Я могу её подождать здесь?
– Конечно, лейтенант, ждите…
Коля был удивлен таким обращением еще больше. Но он видел, что в любом случае лучше меньше говорить, чтобы не спугнуть удачу. По-видимому его с кем-то перепутали. Когда вышла Маша, он понял, что её прямо сейчас нельзя ни обнять, ни поцеловать, хотя ему больше всего хотелось сделать именно это.
– Спокойного дежурства! – на ходу бросил Коля дежурному, и взяв Машу за руку, твёрдо вывел её на двор. Во дворе напротив входа стоял в зимнем офицерском обмундировании незнакомый абсолютно лысый мужчина, лет пятидесяти. Он весело улыбался, и при приближении Коли резко подал ему руку.
– Ну что вы, лейтенант, не расстраивайтесь. Всяко бывает! И вы, Мария Сергеевна… Проходите в машину, я отвезу вас.
Коля пожал руку. Но он никак не мог понять, что вообще происходит. Может их путают с кем-то? Может, это какая-то спецоперация. В любом случае – лучше молчать и подыгрывать, ибо никакого иного выхода просто не было. Сердце колотилось как бешенное. Они сели на заднее кресло служебной машины. Человек обернулся к ним и сказал.
– Ребят, спокойно. Я школьный друг Машиного отца. Сейчас я вас отвезу обратно на квартиру, и вы уже там, по-семейному, во всем разберётесь.
– А почему я лейтенант? – удивился Коля.
– Не обращай внимания. А лучше и вовсе обо всем этом забудь.
Машина выехала на улицу в сторону дома, где жила Маша. Дизельный двигатель тихо урчал на малых оборотах, и двигались они, несмотря на практически свободную проезжую часть, не слишком быстро.
Встретивший их во дворе управления человек еще раз повернулся к ним, и виновато улыбнувшись, сказал:
– Ой, забыл представиться! Я Александр Аркадьевич. Вам, Маш, отец никогда не рассказывал, как мы с ним в детстве ловили сомов… О, это была та еще хохма. – он совершенно искренне расхохотался.
Несмотря на свою странноватую внешность, полковник Дмитриев умел довольно быстро расположить к себе людей. После нескольких минут, проведенных с ним рядом, он казался добродушным балагуром и уже через мгновение, Коля и Маша почувствовали себя весьма расковано. Казалось, что они знают «дядю Сашу» с самого детства.
«Надо же, как странно распоряжается судьба, – думала Маша, хохоча над очередной остроумной шуткой «Александра Аркадьевича», – совершенно случайно папин знакомый оказался каким-то начальником МГБ, да еще и довольно влиятельным.
Когда они подъехали, Маша, неожиданно для самой себя предложила:
– Дядя Саша, а вы не слишком заняты. Может, зайдете к нам на чашечку чая?
– С превеликим удовольствие! – тут же согласился полковник, – Но ненадолго. Дела все-таки у меня еще есть!
Когда Сергей Федорович прибыл к управлению МГБ, сколько он не ждал у въездных ворот, ничего не происходило.
«Неужели их так и не отпустили?» – подумал он с нарастающим беспокойством. Изрядно замерзший и разочарованный, он медленным шагом отправился прочь. Решил не садиться на трамвай и пройтись до своего дома пешком, и за это время на свежем воздухе всё хорошенечко обдумать. Нет лучшего способа успокоить собственные мысли, чем одинокая прогулка по малолюдной дороге. «Что же могло произойти?».
В это время в их квартире полковник Дмитриев, Маша и Коля пили чай и весело болтали.
– Коль, – улыбаясь во весь рот, полковник едва прикоснулся рукой к его плечу. – Совсем с вами, молодыми, заболтался… так бы и увёз опять. В машине у меня есть кое-что для Сергей Федоровича. Он давно меня просил. Поможешь?
– А что там? – Коля насторожился.
– Да, собственно, рухлядь. Старые документы по одному давно рассекреченному проекту. Мы их списали в своём архиве и хотели выбросить, а Сергей Федоровичу я про них за рюмочкой проболтался… и он просил как-нибудь к нему закинуть это всё добро. Да всё времени специально на это не удавалось выделить… да и что скрывать, вылетало из головы.
Они вышли из квартиры, сначала полковник, а Коля вслед за ним. Полковник насвистывал себе под нос «Полёт Валькирий» Вагнера и двигал в такт лысой головой. Внезапно на очередной лестничной площадке он резко обернулся и буквально вжал своим телом Колю в стену. Его лицо, уже совсем не добродушное, а строгое и властное оказалось рядом с Колиными глазами. Серые глаза полковника потемнели и стали похожи на непроницаемый графит. Предплечье скользящим движением оказалось на уровне Колиного кадыка и надавливало на него с тем точно рассчитанным усилием, что любая попытка пошевелиться вызывала боль и удушье.
– А теперь послушайте-ка, гражданин Гущин Николай Дмитриевич, 2016 года рождения, идентификационный номер 708 93 456 12. Вы в весьма скверном положении. Тех дел, что провернул ваш отец, да и ваших чемоданчиков с валютой более чем достаточно, чтобы вы по Закону о чрезвычайном положении были, как минимум, заключены в особый лагерь до окончания. И смею вас, дорогуша, уверить, что это совсем не тот милый курорт, который мы устраиваем для задержанных манифестантов и подставных «лидеров».
Коля пучил глаза. И от боли в кадыке. И от удивления. И от страха.
– Но мы, – продолжил «Александр Аркадьевич», – заметьте, устроили для вас и вашей дражайшей девчушечки отменное цирковое выступление с чудесным освобождением. Думаю, даже Гудини позавидовал-бы… И, хотя бы даже из чистой благодарности, помимо того, что иного выхода мы вам не оставляем, вы должны любезно согласится на сотрудничество.
Полковник чуть приотпустил горло Коли и он закашлялся.
– Если вы спросите, что вам следует делать? – полковник опять улыбнулся с почти неподдельным радушием на лице, – а вы ведь именно это хотели бы спросить, не так ли? – Он сделал драматическую паузу.
Коля моргнул глазами, как бы подтверждая, что именно это он и хотел узнать. Хотя на самом деле больше всего в жизни он бы сейчас хотел оказаться где-то далеко-далеко отсюда, с Машей, на необитаемом острове… и вообще ничего не знать и даже не думать обо всем, что вокруг него сейчас происходит.
– Всё очень просто – приглядывайте за профессором… Всего лишь… Наш профессор – человек надёжный, но слишком важный для того, чтобы мы оставляли его без надзора. Поймите меня правильно… – «дядя Саша» опять улыбнулся, как бы притворно «извиняясь».
Перепады эмоций, неожиданные и резкие переходы от «добродушия» к угрозам, каждое движение «дяди Саши», – все это действовало на Колю таким образом, что он не мог собраться с мыслями. Этот человек, еще недавно, во время поездки вызывавший симпатию, теперь вызывал просто животный страх, и одновременно обреченную подчиненность марионетки в руках кукловода.
– А теперь, – отпустив Колю, продолжил «дядя Саша», – пойдемте-же к машине, мой юный друг. Я нагружу вас прелюбопытными документами. Они действительно стоят внимания, поверьте! И кстати, – он выразительно поднял указательный палец, – доложите мне то, как на все это богатство отреагирует наш профессор. Связь можете не искать – я сам найду вас в нужный момент и в нужном мне месте.
В багажнике машины лежали толстые картонные папки приглушенно-зеленого цвета. Папок была целая стопка, и в углубления рельефа, вытесненного на картоне, въелась специфическая архивная пыль. На титульных страницах небрежно перечеркнутый гриф «Совсекретно» и штамп «Списано по истечению срока хранения…» с датой и подписью архивариуса.
– Ну что же, мне надо спешить, – полковник дружески похлопал Колю по плечу и сел в машину, – и да, поцелуй за меня Машу!
Двигатель завелся, и машина тут же тронулась, обдав растерянного Колю с тяжелой стопкой документов в руках запахом горелого дизтоплива.
Коля поднялся обратно в квартиру. Маша удивленно открыла дверь.
– О, а где дядя Саша?
– Уехал.
– А ты почему такой бледный?
– Что-то живот прихватило…
Коля положил стопку документов на тумбочку возле входа и решительным шагом направился к туалету. Его трясло и противная холодная испарина выступила на лбу и ладонях. Оказавшись наедине с самим собой, он глубоко вдохнул и попытался вернуть себя в эмоционально-уравновешенное состояние.
– Как ты? – через дверь спросила встревоженная Маша, – Ты, наверное, отравился тюремной едой!
– Нормально… Уже лучше…
– Или, может быть, последствие стресса, – сказала Маша, будто больше для самой себя, мысли вслух. Она пошла на кухню. Пройдя мимо папок, она не удержалась и захватила с собой верхнюю. Развязав веревочки, которые связывали эту папку, она уставилась с удивлением на пожелтевшие странички.
Там были фотографии каких-то странных растений, которые она никогда не видела даже в Интернете. Но, что удивительнее всего, на некоторых рядом с растениями была её мама: совсем молоденькая, в коротком белом халатике.
Глава 8
То не ветер ветку клонит,
Не дубравушка шумит, —
То мое сердечко стонет,
Как осенний лист, дрожит.
Извела меня кручина,
Подколодная змея!..
Догорай, моя лучина,
Догорю с тобой и я!
Русская народная песня
Подойдя к подъезду родного дома, Сергей Федорович поднял взгляд вверх и сразу увидел в окне Машу. Она, привстав на цыпочки, как в детстве, смотрела на улицу. Её глаза улыбались. Встретившись взглядами, они словно на долю секунды смутились, а потом Маша замахала рукой. Профессор рассмеялся в бороду.
.– А нас забрал Александр Аркадьевич! – с ходу, не успел Сергей Федорович даже войти, выпалила Маша. – Он такой милый. А ты никогда не рассказывал, что у тебя такие друзья детства. А Коля, глупенький, даже приревновал… вон, стоит нахохлившись…
– Александр Аркадьевич, значит…, – профессор понял, что полковник представился своим старым именем прикрытия, – ну, замечательно, что удалось выпутаться из этой истории. Обняв дочь и пожав Коле руку, он вдруг остановил свой взгляд на стопке папок…
– А, – продолжила щебетать Маша, – это папочка, дядя Саша тебе передал. Говорит, давно уже обещал это сделать – да все вылетало из его, цитата – «дырявой, как алюминиевый дуршлаг, памяти».
Маша рассмеялась. Настроение у неё было очень возбужденно-радостное, почти восторженное. По глазам Коли профессор сразу понял, что на самом деле ситуация не столь веселая и безоблачная, как это рисовалось в воображении Маши.
На кухне лежала открытая на первой странице папка. Сергей Федорович внимательно посмотрел на титульную страничку. Аккуратно взял в руки. Среди множества виз и подписей на этой бумаге была подпись и самого Сергея Федоровича. Младшего научного сотрудника. Чуть ниже – подпись Машиной мамы, Авроры…
Сергей Федорович тяжело уселся на диван. Откуда-то исподволь начали вылезать давно забытые сцены и детали его прошлого. Они проступали, словно симпатические чернила. Аврора… Её назвали так в честь крейсера, на котором во время экскурсии в тогдашний Ленинград её родители и познакомились. Сама она немного стеснялась своего имени, и это было даже забавно. Друзья её звали Лорой, а он, когда они уже жили вместе – Лаурой. Как прекрасную возлюбленную одного знаменитого итальянского поэта.
Она пришла в их институт, и показалась ему такой решительной, смелой и не похожей на других. Она ему очень нравилась и в то же время он её побаивался. Какое-то время они работали вместе, а потом она первая предложила ему проводить её до дома. Это было неожиданно и одновременно так волнительно…
Сергей Федорович еще раз глянул на подпись…
В его голове пронеслось то, когда они были близки в последний раз. Он был весь поглощен тогдашним проектом, который ему казался таким многообещающим.
Он вспоминал тот вечер. На следующий день ему нужно было сдавать проект.
К тому моменту вот уже много дней Сергей Федорович возвращался домой поздно вечером. Он стал угрюм и не разговорчив. Лора старалась ему не мешать, терпеливо выполняла всю нудную домашнюю работу. К тому же еще и Маши в школе начались какие-то проблемы с математикой. А он, наверное, даже не замечал этого.
Уже несколько дней как Лора засыпала и просыпалась одна.
Сергей Федорович либо вообще не ложился, либо уже вставал к тому моменту, когда она открывала свои глаза. И так много дней. Эти дни перерастали в недели.
– Поговори со мной? – попросила Лора. – Я не в силах терпеть эту холодною тишину.
Сергей Федорович оторвал взгляд от очередных томов документов:
– Лор, это правда – очень важный проект. Судьба зависит от него. И не только наша с тобой!
– Наша? – Лора отвернулась и уставилась в окно, согревая руки чашкой с кипятком. – А ещё есть мы? – прошептала она, но Сергей Федорович её уже не слышал. Он опять погрузился в изучение цифр и расчётов.
Вот он, её единственный, тот, кто по идее должен был бы принести столько счастья, тепла и любви в жизнь, отгородился от неё стеной. Эта стена – проект, от которого, как он говорит, «всё зависит». Как он не мог понять, что всё зависит еще и от того, что люди нуждаются в ласке. От того, что она в ней нуждается….
В жизни двоих всегда много всяких ситуаций: недосказанность перерастает в недопонимание, иллюзии в разочарования, а верность и искренность не всегда вознаграждаются. Всегда наступает момент, когда сам себе задаёшь миллионы вопросов, а вот с ответами хуже – найти сложнее.
Лора смотрела на Сергея Федоровича и воспоминания проведённых дней, их абсолютного доверия и восторженности друг другом в самом начале их отношений предстали перед ней. Ему тоже казалось тогда, что их отношения полны искренней раскованности.
Еще недавно она точно была уверена в нём. Сейчас просто такой момент, когда она отодвинута на второй план. И её это злит, очень злит!
Лора вышла прочь из комнаты, не было сил смотреть, как человек, еще недавно провоцирующий бурю приятных эмоций, желаний (а скорее ожиданий и слепых надежд), уставился в бумаги, и не видит ничего перед собой.
«Сережа, кто ты?» – звучал эхом вопрос в её утомленном сознании. Кто это сидит перед ней, забравшись в оболочку некогда любимого ею тела?
– Наберись терпения и жди, он рядом – просто это проект. Женщина должна быть мудрой! – сказала себе Лора, глядя на своё отражение, и вдруг ощутила, что врёт самой себе. Она врёт себе и от этого ей захотелось крикнуть и разбить зеркало.
Вчера вечером заходил их общий коллега по лаборатории. Он с торжественным видом принёс непонятного вида овощ.
– Лора, это наше будущее, это надежда на жизнь! – Сергей Федорович восхищенно глядел на принесенное «нечто» куда более вожделенно, чем на её обнаженное тело, даже во самые лучшие их времена. – Придумаешь чего-нибудь кулинарное из него?.
Вот только выглядела эта «надежда», как-то странно: темно-сиреневая, продолговатой формы. Она покрутила его в руках и у неё возникли самые непристойные ассоциации. Сцепив челюсти, она чуть не расплакалась… чувствуя себя полной дурой.
Лора разрезала овощ, сняла кожицу. На вкус немного сладковатый, но сухой. Это всё видимо из-за условий выращивания. Странный всё-таки вкус, на картофель похож. Вот, наверное, если запечь будет даже ничего.
Люди ко всему привыкнут, наверное.
Лора готовила, а её мысли блуждали в пространстве. То от ярких беззаботных дней наполненных всеохватывающей любовью, то к тем дням, когда их разделяла эта бетонная стена его занятости и взаимного непонимания.
Часы отсчитывали минуты. Лора знала, что сегодня так же как вчера засыпать она будет сама. Как же холодно одной ложиться в постель двуспальной широкой кровати. И это не только физический холод, холод этот в душе. И кто знает, какой холод легче вынести. От гнетущего состояния одиночества в квартире нечем становилось дышать.
Сергей Федорович не ужинал, он ограничивался только мелким перекусом. Так быстрее.
Лора заварила его любимый травяной чай, и залив его в термос оставила на столе.
После выпечки чудо-овощ оказался довольно съедобным. Переложив приготовленную снедь в пищевой контейнер, Лора накрыла его термокрышкой. Может Сергей Федорович всё-таки поест… Она заглянула в кабинет. Там ничего не изменилось, только бумаг стало, наверное, больше. Они разрастались, захламив весь стол.
Сергей Федорович погрузился полностью в изучение докладов и цифр, он не видел и ничего вокруг себя. Лора представила, как сейчас опять ляжет в кровать одна и будет засыпать, обласканная лишь воспоминаниями прошлого. А это странная ласка, которая на секунду даёт наслаждение – а затем боль и одиночество только нарастают, сводя с ума.
– Серёженька, шестьдесят секундочек!
– Что? Подожди, ещё чуток…
– Шестьдесят секунд! – сказала Лора более решительно.
– Лора, я… – Сергей Федорович, не отрывал взгляда от бумаг, и говорил поверх строк.
– Нет, посмотри на меня! – Лора подошла к столу – Подари мне несчастных шестьдесят секунд своего времени. Ну, разве это много?
Сергей Федорович взглянул на Лору в замешательстве
– Что еще за шестьдесят секунд?
– Дай мне всего лишь шестьдесят секунд! – Лора уже не просила, она требовала, и было ясно, что предстоит разговор.
Сергей Федорович поднялся и подошёл ближе, взял её за плечи.
– Время, – женщина указала на настенные часы – Молчи. Ужин под термокрышкой, термос с чаем на столе. Поешь. Не расстраивай меня больше. Я всё понимаю, что так нужно, но как же это тяжело. Я буду ждать, я рядом – помни это. Вот, и осталось еще пятнадцать секунд…
Сергей Федорович устало улыбнулся:
– Лорочка, милая, ну что такое пятнадцать секунд
Лора приподнялась на цыпочки обхватив лицо Сергея Федоровича ладошками. Она смотрела ему в глаза. Щетина покалывала. С этими всеми событиями он от много отказался.
Лора прикоснулась губами к его щеке. Ей казалось, что она сейчас просто расплачется. Короткими лёгкими мелкими поцелуями прокладывала она дорожку к его губам. Лора старалась не закрывать глаза, что бы не только чувствовать, но и видеть всё до мельчайших деталей. Не упустить мгновенье, запомнить всё.
Его губы упругие, всегда убеждающие, дарящие наслаждение, сегодня безвольные и сухие. Их губы соединились, но его реакция была сдержанной вежливой и сухой. Это было чересчур больно… Теперь слёз точно не миновать. Глаза сами сомкнулись, ведь смотреть на это просто не хватало сил.
Лора приникла к нему, к своему исчезающему кумиру, живущему где-то там, в глубине этого вечно занятого автомата. Пусть все её чувства передадутся ему, пусть он тоже оживёт и почувствует её трепет, её желание, её всю.
Вдохнув воздуха побольше, Лора коснулась кончиком языка его нижней губы. Хотелось чего —то большего и более чувственного.
Не сдерживая своих чувств, из всех возможных сил Лора прижалась к нему. Пусть даже на мгновенье, пусть даже через одежду, пусть как одержимая, но она почувствует тепло его тела, его пьянящий запах, биение его сердца, дыхание.
Поцелуй становился всё решительней, трепетней, чувственней, нежнее..
Необходимый, как воздух.
Со всей жадностью, присущей умирающему от жажды, Лора припала к его губам, как к источнику жизни.
Своим поцелуем она хотела сказать, что любит, жаждет его, хочет дышать с ним одним на двоих воздухом, стать его частью, только его женщиной, которая растворится в нём без остатка. Мысли неслись в голове, как вихрь: «Ты ведь мой? Я ведь нужна тебе? Только не покидай».
Невозможно сражаться с собой, когда тебя целует любимый человек. Поток волнения и тепла, трепета, смешанных чувств заполняют каждую клеточку. Сергей Федорович в этот миг полностью разделял чувства Лори. Его правая рука легла ей на талию и легонько нежно и крепко прижала ещё плотней к себе. Левой рукой он коснулся мягких щёк, по которым ручьями текли слёзы. Он всё понимал..
«Лора, родная, я рядом, я никуда не ушёл», – говорил его ответный поцелуй.
Если бы не его крепкие руки, Лора упала бы от переполняющих её чувств. Ноги предательски дрогнули, она потеряла равновесие.
– Ты чего?
– Шестьдесят секунд прошли, – улыбнулась Лора.
– Я, – хотел было что-то сказать Сергей Федорович
– Молчи, – прошептала Лора, касаясь своей маленькой ладошкой его губы, – поужинай. Давай хоть эти секунды будем прежними.
И сейчас, сидя на старом диване, том самом, который стоял тогда рядом, Сергей Федорович жалел лишь обо одном. Что он послушал её, и вновь вернулся к работе.
Нужно было поступить совсем иначе – обнять её, увлечь, такую податливую на этот диван и уделить ей час, два, шесть… Ласкать её измученное жаждой любви тело, так просящее нежных и страстных прикосновений… Бесстыдно и сладостно… Подарить её губам и рукам себя, ведь и он этого безумно хотел. Пусть бы даже все равно это не спасло бы их отношения, но был бы еще один упоительный момент их любви. Но он упустил это…
Впрочем, – он резко остановил собственную фантазию, – а не обманывает ли он сейчас сам себя в своих воспоминаниях? Не приписывает ли образу ушедшей от него жены того, чего никогда не было? Что, собственно он мог сделать в тот момент?
Работа отбирала все силы, а Лора брезгливо не воспринимала, как она сама говорила, никаких «извращений». Она даже его руку отталкивала, когда он пытался приласкать её сокровенные места, уж что говорить о чем-то большем… Правда, порой она пыталась изобразить животную страсть, но требовала только «классику». А «классические дисциплины» давались ему всё хуже и хуже, и с каждой осечкой или неудачей он чувствовал приступ холодного отторжения и стыда.
Чем больше он пропускал её «уроки», тем хуже получалось выполнить «задания»; и, в конце концов, он стал просто «прогуливать», прикрываясь занятостью. Хотя сложно сказать, прикрываясь ли? Или действительно, как раз занятость была основной причиной происходящего. Ему казалось, что стоит слегка отдохнуть, и прежняя мужская сила к нему вернётся, но отдохнуть как раз и не получалось. Ничто особенно не приносило ни радости, ни облегчения.
Он тогда был так занят, что обрюзг, набрал лишний вес, обрел целую кучу вредных привычек, которые даже не замечал. Тайком от жены и от коллег пил флакончиками медицинский спирт, предназначавшийся для экспериментов. И кто знает, чем бы это закончилось – не уйди она от него тогда, резко и болезненно для него.
Это случилось тогда, более семнадцати лет назад… Но как это всё было принять? Как было смириться? Можно было, конечно, позволить отчаянью взять верх над собой и упасть на самое дно своего сознания, туда, где нет ни света, ни выхода. Только мрак и печаль господствуют там. Как не дать сердцу чувствовать, как остановить мысли.. А дальше? Что дальше? Он тогда почувствовал, что он отец – значит, сдаваться просто не имел права! Стоило бы тогда дать лишь слабинку: он бы упал на дно, заливал бы глотку спиртом, бился бы в конвульсиях душевной боли, жалко и театрально заламывая руки.
Но он пошёл другим путём. К своему удивлению, он безропотно позволили Дмитриеву затащить его в спортзал почти за год до того, как это стало обязательным для всех сотрудников стратегических объектов. Они тогда вместе наматывали круги по подземному стадиону, поднимали тяжести и занимались в группе тайцзицюань. Они до изнеможения лупили руками и ногами боксерские мешки и макивары, и профессор не мог понять, откуда только в нём есть столько внутренней ярости, что порой кожа на мешке лопалась.
