Читать книгу: «Пробуждение», страница 9

– Хороший пример с женщиной, которая выбирала спутника умом. Очень похожа на мою Наташу, – раскинувшись в кресле, как ни в чем не бывало продолжил Дима. – Ведь все у нас было хорошо, любили друг друга. В результате несчастлива сама, и я… всю жизнь ее жду.

– Древние считали, что любовь – это прежде всего узнавание. Встреча с любимым человеком моментально поднимает из пласта подсознания чувства, испытанные в прошлой жизни, или даже жизнях. Две родные души узнают друг друга, расставание для них мучительно и невозможно, и, если случаются препятствия на их пути друг к другу, они будут разрушены. Правда, есть одно «но». Если в прошлых воплощениях они не преодолели проблему, разлучившую их, они будут поставлены перед ней снова. Обязательно карма устроит встречу палача и жертвы, убийцы и убитого, любимого и любимой, родителей и детей, и восторжествует закон справедливости: добро будет оплачено добром, зло – злом, любовь – любовью.

– Закон воздаяния?

– Да. Но на самом деле его роль не столько карающая, сколько обучающая. Его цель – вырастить человеческие души до Божественных высот, то есть приблизиться к Творцу.

Назойливый «форд» опять поравнялся с «паджеро», и Анжела жестом попросила открыть форточку.

– Ребята, ну, мне скучно. Давайте познакомимся, – обворожительно хлопая глазами, жалобно протянула юная красотка, как только Максим открыл форточку.

– Барышня, нам не по пути, – сухо ответил Максим и нажал на педаль акселератора.

Около получаса друзья ехали молча, и каждый думал о своей судьбе.

– По навигатору до Славутича пять километров осталось. Здесь выйдем на Днепр или дальше поедем? – нарушил молчание Дмитрий.

– Мить, мы от Киева на сколько удалились? – словно выйдя из спячки, спросил Максим.

– Сто восемьдесят километров.

– Достаточно. Ищем подъездные пути к Днепру, разгружаемся. Потом я отгоню наше «ведро» на стоянку в Славутич.

– Добро.

Через два часа друзья, хлюпая болотными сапогами по холодным водам Днепра, толкали полную снаряжения и провианта лодку навстречу новым событиям.

– Нам надо держаться правого берега, – внимательно оглядываясь по сторонам, произнес Максим. – Боюсь, что время может изменить ландшафт до неузнаваемости.

– Макс, скажи: ведь все, о чем мы говорили в машине, – это целый пласт психологии личности, – продолжил оставленный было разговор Дима, все еще находясь под властью темы, поднятой другом. – Почему же это до сих пор не изучено наукой, не познано психологами?

– Наука не желает опускаться в нематериальные сферы. Потом, ученые мира сего не желают вступать в конфликт с церковью. Между тем учение о реинкарнации было неотъемлемой частью христианства до правления императора Юстиниана в VI веке, который и убрал лишнее в интересах правящей элиты. Власть и церковники все время использовали веру в своих интересах. Поэтому учение Христа о любви продолжило свой путь огнем и мечом. Власть и церковь паразитируют на умах и душах людей. Между человеком и Богом не должно быть посредника, но он обязательно придет к тебе сам и скажет: «Давай-ка я тебе растолкую». А психологи все время ходят вокруг да около. Существует множество ученых с мировым именем, которые в своих трудах близко подходят к открытию этого феномена, так и не решаясь сказать прямо о нем. Тем не менее в последнее время появилась масса психотехник, которые прямо доказывают существование законы кармы и реинкарнации. Без понимания этих законов будущее психологии ожидает тупик. Скорее, область психологии плавно перетечет в область фармакологии: я имею в виду, что психологи, игнорируя глубинные законы человеческой природы, в подавляющем большинстве случаев обращаются тупо к антидепрессантам.

Дима Смехов явно чувствовал прилив сил и эмоций. Жизнь наполнялась новизной, сердце – весенней, пьянящей радостью, а ум – каким-то новым смыслом и чувством новой реальности. Он, не торопясь, явно наслаждаясь моментом, разливал из термоса горячий кофе с коньяком, смакуя ароматы, восходящие с горячим паром. Лес вокруг Днепра уже покрылся густой зеленью, и солнце приятно прогревало тело, но от вод Днепра еще веяло накопленным за зиму холодом. Дима подумал о том, как необыкновенно хорошо в его сердце. И даже если бы это был не весенний Днепр, а Клондайк, скованный зимней стужей, ему все равно было бы хорошо. «Человеку, которому не за что умереть, не для чего и жить», – вспомнил он фабулу, сотворенную кем-то из продвинутых в поисках смысла жизни.

– Часа через два будет смеркаться. Если мы не найдем наше место, придется делать вынужденный привал. Мить, добавь-ка газку, чувствую, мы где-то рядом.

Глава 16. Милана

Солнце уже цеплялось за горизонт, меняя краски прежде голубого неба на оранжево-багряные тона. Максим, насупившись, сидел как филин, подавляя овладевшую им растерянность. Ландшафт реки совершенно изменился. Днепр замедлил свое течение, берега покрылись густой растительностью, и Смыслов совершенно не узнавал этих мест.

– Как бы ни изменился ландшафт реки, но гора не могла же рассосаться?! – вглядываясь в сумерки, зло проскрипел Максим.

Они плыли, наблюдая достаточно однообразный ландшафт реки, и ничего не подсказывало Максиму о расположении искомого места. Смыслов корил себя за то, что был невнимателен и больше смотрел на Божену, чем на окрестности. Но, ругая себя, он отдавал себе отчет в том, что, знал бы, где упасть, соломку бы подстелил. Да и Дедята задействовал все его внимание, пытаясь обучить Максима волхованию, чувствуя, что время его уходит. Максим тяжело вздохнул и посмотрел в сумеречную даль.

– Это она! – завопил Максим. – Это она, Демон!

– Слава Богу, – вздохнул Дмитрий, – а то я уже начал сомневаться…

– Не сомневайся! Ты-то, во что ты веришь?! Так говорил Дедята.

Через пятнадцать минут друзья поднялись на кряж. Уже стемнело.

– Хорошо, что прихватили с собой дрова. Похоже, здесь даже хворост весь туристы употребили, – сказал Дима, глядя на следы от костров.

– Что ж, место приметное. Думаю, народу здесь много отдыхает. И это усложняет нашу задачу. Надо разбить лагерь ближе к краю кряжа. Во-первых, туристам будет видно, что место занято. Во-вторых, мы перегородим от посторонних взглядов место раскопок.

– Логично, – согласился Дима, поджигая сухую «горючку». Языки пламени охватили березовые поленца, так удачно захваченные друзьями в последний момент. Пространство наполнилось светом, теплом и запахом березового дымка, который так узнаваем, когда топят русскую баню.

Максим уселся на спальный мешок и уныло подбросил поленце в бурно разыгравшийся костер. Все здесь напоминало о ней. И она была недавно, а не тысячу лет назад. Сознание расщеплялось, не в силах найти компромисс между желаемым и возможным, между безвозвратно ушедшим прошлым, цепляющим душу своей яркостью чувств, накалом борьбы, страсти, и настоящим, в котором этого не было. И не было ее. И с этим надо как-то жить.

– Скучаешь по ней? – осторожно спросил Дима.

– Да, – ответил Максим и уткнулся глазами в костер. Блики пламени освещали его суровое лицо, за маской которого скрывалась подавленность и пустота. Максим набросил на себя армейский бушлат и незаметно для себя и Димы уснул.

Проснулся Максим от жуткого холода и постороннего шума. Открыв глаза, Смыслов увидел синего от холода Диму, который трясущимися руками пытался разжечь костер.

Максим вскочил, энергично делая махи руками.

– Да, не май месяц, как говорится. Но время не ждет. В работе и согреемся. Макс бросил пару поленьев в кострище и пошел разведывать обстановку. Он долго вымерял размеры плато, бороздя его вдоль и поперек, подсчитывая шаги. Потом прошел еще несколько раз, но уже с произвольно согнутой из медной проволоки рамкой.

– Где-то здесь, – решительно воткнув лопату, сказал он и протянул ладони к земле. Максим сидел минут пять, закрыв глаза и прислушиваясь к себе. – Можно начинать, – уже без колебаний произнес Максим.

Порода, как и ожидалось, была каменистой и неподатливой. Работали в основном кирками, и к вечеру кладоискатели, изрядно выбившись из сил, сдались. Надо сказать, что продвинулись они ненамного.

– Ничего. Вода камень точит, – обнадеживающе сказал Дима, жадно глотая воду из фляги. – Надо приготовить ужин и ночлег, иначе я второй такой ночи не переживу.

Максим разбил палатку, пока Дима готовил ужин из говяжьей тушенки с гречневой кашей. В котелке, на ровных языках пламени, кипела вода, и бренному телу уже хотелось отведать горячего чая, по которому кладоискатели успели истосковаться. Максим сел на край кряжа, устало затянулся «Парламентом» и, отхлебнув сладкого чая, наслаждался открывшейся панорамой. Вдали виднелся уходящий теплоход, а слева, вверх по реке, проплывали две байдарки, издали пока похожие на спички. Солнышко щурило глаза и наполняло сердце Максима верой в успех предприятия. На противоположном берегу туристы тоже разбили лагерь, и это место уже не казалось таким диким и необитаемым, как вчера.

Тело ныло от непривычной нагрузки, а Максим и Дима трепались о всякой ерунде, добавив в кружки немного коньяка. Сигареты в пачке быстро заканчивались, и Максим удовлетворенно заметил, что они хорошо запаслись провизией и сигаретами, потому как предстояла работа, учитывая взятый темп, не менее чем на неделю или две-три, в зависимости от того, на какую глубину Божене удалось поместить схрон. Трудно было представить, как это смогла сделать хрупкая девушка. Или не смогла? Локация местности подсказала Максиму присутствие искомого материала, но стопроцентно он утверждать это не мог. Тем временем проходящие было мимо байдарки вдруг начали чалить к берегу. А так как рядом и в помине никого не было, друзья поняли, что к ним пожаловали гости.

– Какого лешего им надо? – недовольно пробурчал Максим.

Из одной из причаливших байдарок нерешительно вышел курчавый долговязый парень. Его тщедушно вогнутая грудь обгорела на весеннем солнце, впрочем, и его лицо напоминало физиономию сварщика, работающего без маски. Парламентер поднялся на кряж и недвусмысленно, хотя и крайне деликатно изложил, что они каждый год в это время останавливаются на этом кряжу. И если бы ранее прибывшие персоналии были бы не против, они с удовольствием разместились бы тут.

– Еще чего! – вспылил Максим. – Места, что ли, на реке больше нет?

Парламентер безропотно, но с явным сожалением, удалился, и ситуация, казалось бы, разрешилась. Но все оказалось не так просто. Когда долговязый парень спустился к байдаркам и изложил содержание переговоров, из байдарки пулей вылетела девушка и стремительно поднялась на кряж.

– Вы полагаете, что место, на котором вам посчастливилось остановиться раньше нас, теперь вами приватизировано?! И вы осмеливаетесь думать, что можете нам разрешать или нет останавливаться на этом месте? Я в течение последних семи лет каждый год останавливаюсь здесь. А в этот наткнулась на каких-то хамов, которые просто не способны на человеческое понимание! – яростно речитативила девушка, и лицо ее заливала краска праведного гнева.

– Позвольте, сударыня, – вмешался Дима, видя, что дело принимает нежелательный оборот. Непрошеных гостей нельзя было пускать на кряж под любым предлогом, даже если бы они были здесь прописаны, – вы ведь сами говорите, что останавливались здесь на протяжении семи лет. Вас же отсюда никто не гнал, хотя наверняка были желающие расположиться на этом месте, но, видя, что место занято, не стали лезть, как дикие звери.

– Это я дикий зверь?! – возмутилась девушка. – Я просто рассчитывала на ваше понимание и человечность. А вы оказались просто какими-то моральными уродами!

– Девушка, мы не одни. У нас в палатке девчата, – соврал Дима. – Они очень у нас эпатажные и, бывает, по ночам голышом бегают, да и днем бывает, – продолжал врать Дима первое, что придет на ум, и только сейчас он заметил, что Максим, стоя за его спиной, совершенно не принимает участия в споре. Смехов повернулся и нашел своего друга совершенно потерянным, как истукана одеревенело застывшего без проявления малейших реакций. Максим смотрел на девушку, и взгляд его был абсолютно придурковатый. Девушка заметила неадекватное поведение Максима и его безумный взгляд. Она вдруг перестала спорить и, внимательно обведя взглядом Максима, произнесла:

– И дружок Ваш такой же чокнутый, как и Вы, – она решительно развернулась и пошла прочь.

– Что с тобой, черт возьми?! – стиснув кулаки от негодования, возопил Дима. – Что, опять любовь?!

– Дима. Это она.

– Кто «она», черт побери? – не унимался Смехов.

– Божена.

– Кино и немцы, – изумленно произнес Дима. – Что, и такое может быть?

– Я полагал, что не может. Но есть же! – ответил Максим, медленно выходя из ступора. – Есть же! – повторил он и устремился вниз по склону.

– Стой, дубина! – Дмитрий схватил помешанного влюбленного за руку. – Что ты ей скажешь? И что предложишь? Заночевать здесь? Заодно расскажешь про алмаз? Про то, как вы спасали князя Ярополка от его брата Владимира? Ты слышал, что она о тебе сказала? Что ты чокнутый! Ты ее совсем перепугаешь, и она будет шарахаться от тебя, как от умалишенного. Впрочем, так и есть.

– Извини. Не подумал, – сконфуженно ответил Максим.

– Я рад за тебя и все понимаю, но для начала выкури сигаретку и приведи мысли и чувства в порядок.

– А если они уплывут, и я ее больше никогда не найду? – тревога исказила лицо Максима до неузнаваемости.

– Насколько я вижу, они правят на противоположный берег. Поэтому времени у тебя будет много.

Сердце бешено колотилось в груди Максима, и он не заметил, как, топчась, залез в костер ногой. Максим отдернул ногу, когда почувствовал боль и запах паленой резины. Кроссовок оплавился и противно дымил, наполняя весенний воздух неприятным запахом.

– Да, ты вообще не в адеквате, – разочарованно констатировал Дмитрий.

– Ты спросил, как ее зовут, грамотей?

– Такой же грамотей, как и ты. Ты, мне кажется, тоже не в теме, – парировал Дима. – И, вообще, я, как ты видел, преследовал другую цель – отстоять наш лагерь. Откуда мне было знать, что это Божена? Успокойся и попей водички, – подытожил Дима, понимая, что друг сейчас просто не в себе.

Максим сел на прежнее место и, нервно достав из пачки сигарету, закурил. Он наблюдал, как байдарки остановились прямо напротив них, и это несколько успокоило его, но через несколько минут внутренних переживаний, сопровождавшихся глубоким молчанием, Максим выпалил:

– Я должен поехать к ней и извиниться.

«Бред влюбленного человека. Вот напасть-то!» – подумал Смехов и произнес вслух:

– Макс, ты своим поведением ставишь под угрозу успех нашей экспедиции. Надеюсь, напоминать тебе не надо, насколько она важна?

– Да, конечно, – потухшим голосом ответил Максим. – Но ты должен меня понять: я должен ее увидеть.

– Увидишь. Только осторожно, с чувством, толком и расстановкой. И в свое время, – сказал назидательно Дима на правах человека, единственно разумного в этой компании. – Я отдохну, если ты не возражаешь. Событийность твоей жизни для меня, старика, непривычна, – иронично подтрунив над другом, Дима удалился в палатку.

– Иди. Я посижу, – ответил Макс, не повернувшись в сторону друга, потому как его внимание было поглощено путниками, остановившимися на том берегу. Он подбросил дров в угасающий уже костер, и тот ответил ему роем искр, улетевших в ночное небо. Всю ночь Максим не спал. Мысль об алмазе отступила на второй план. Внезапно свалившееся на него счастье не умещалось в его сердце, но в то же время тревога подавала свой голос, говоря, что она ничего о нем не знает и о том чувстве, что было между ними. Ее нужно было завоевывать снова. Откликнется ли ее сердце? Максим вспомнил слова Дедяты: «Любовь – это узнавание». «Откликнется», – уверенно подумал он, и в его сердце стало теплее.

Утром, когда нежное апрельское солнце показало над горизонтом весь свой диск, Максим решительным рывком открыл палатку и разбудил сладко дремавшего Диму.

– Мить, нужно приступать к работе…

– Угу, – пробуждаясь от глубокого сна, прогундел Смехов.

– Но до начала работы нам обязательно надо переправиться на другой берег. Я спокоен, уравновешен и знаю, что делаю.

– Хорошо, – сдался Дмитрий, – дай мне минут двадцать привести себя в порядок.

Через сорок минут друзья были на искомом месте. В лагере все спали, и ничто не могло нарушить этот сон: природа затихла, погрузившись в густой туман Днепра. Где-то на возвышенности пел соловей, но трель его была так далека, что не было никакой надежды, что его песнь нарушит сон в лагере. Дмитрий смачно гыгыкнул, но реакции не последовало.

– А может, нам байдарку спереть? – нарочито громко произнес Максим.

В палатке резво зашевелились, и из нее показалась заспанная физиономия Долговязого.

– Я вам сопру! – угрожающе произнес он, но прозвучало это как-то смешно из уст заспанного, плюгавого юноши. Ребята засмеялись, но по достоинству оценили мужество Долговязого. Через минуту уже весь лагерь был на ногах. Молодые люди с недоумением смотрели на непрошеных гостей.

– Прошу прощения за нарушенный покой и вчерашнюю ссору, – нарушил молчание Максим. – Дело в том, что мы, безусловно, были бы рады вас видеть нашими соседями, но по причинам, которые я не могу озвучить, мы не можем это сделать. В знак примирения мы решили угостить вас вкусным завтраком из своих запасов. Мы были бы рады познакомиться. Моего спутника зовут Дмитрий, а меня – Максим.

– Милана, – первой протянула руку Божена. – Рада познакомиться. А причины нам известны. Ваш друг открыл нам страшную тайну, признавшись, что у вас чересчур эпатажные девушки, – и громко засмеялась, заразив смехом весь коллектив.

Максим оставил колкую шутку без комментариев и протянул руку для дальнейшего знакомства. Спутниками Миланы оказались Николай – долговязый переговорщик, Андрей и Лена. Все они являлись однокурсниками из госуниверситета. Учеба подходила к завершению, и впереди маячила перспектива диплома, но традиция оказалась сильнее, и друзья выбрались на несколько дней по любимым местам. Хозяева засуетились, доставая из рюкзаков посуду и чай. Лагерь, еще десять минут назад казавшийся заповедником, жужжал как пчелиный рой. Студенты исторгали шутки, и Милана, производящая еще вчера впечатление грозоподобной особы, сегодня была мила и доброжелательна. Она поставила на импровизированный столик кружки и, подняв глаза на Максима, спросила:

– Максим. Кажется, Вас так зовут? Почему Вы на меня так смотрели вчера?

– Как?

– Это был взгляд необычный. Он не выражал ни любопытства, ни угрозы. Вы смотрели на меня, скорее, как на приведение.

– Давай на ты, – предложил Максим, стараясь упростить беседу и скрыть возможно проявившееся в нем волнение. – Мне показалось… Одним словом, ты очень похожа на одну мою знакомую, но ее нет сейчас в живых. Поэтому я и смотрел на тебя, как на приведение.

– Она была тебе дорога? – осторожно спросила Милана.

– Да. Очень.

Милана отвела глаза от пылающего взгляда Максима.

– А что с ней случилось? – спросила она.

Вопрос застал Максима врасплох. После некоторой паузы он неохотно произнес:

– Мне бы не хотелось обсуждать это сейчас, но, если представится удобная возможность, я расскажу обязательно. Кстати, на кого учитесь?

– У меня непрактичная по сегодняшним меркам профессия. Я историк. Знаю, что этим на жизнь сегодня трудно заработать, но я очень люблю историю и думаю, что большой заработок не сделает меня счастливее, если я буду лишена любимого дела.

– Да мы с тобой коллеги по цеху! – торжественно произнес Максим. – Думаю, можем быть полезны друг другу.

Милана вновь отвела глаза. Во взгляде Максима читался неподдельный интерес к ней, и она, будучи знакома с ним полчаса, странным образом реагировала на его слова и на его мужское обаяние. «Кажется», – успокоила она саму себя.

– А что тебя тянет в эти места? – поинтересовался Максим. Его энергетика взяла максимальные обороты, и он весь горел, речитативил и, кажется, излучал тепло из своих глаз.

– Я не знаю, что меня тянет в эти места. Человек что-то любит, а что-то нет. И этому у меня нет объяснений. Такова природа его души. Почему один любит музыку, а другой, как Паганель, бегает с сачком за бабочками или собирает в баночку редких тараканов? Один пьет как скотина, а другой молится, разбивая лоб? Один гуляка, другой однолюб? Кто знает причину этих индивидуальных особенностей?

– Я полагаю, что могу догадываться об этом.

– Интересно было бы послушать.

– Ты историк и, по всей видимости, интересовалась историей православия и язычества. Наши языческие пращуры говорили, что душа вечна и, перевоплощаясь в новом теле, она помнит свои привязанности, наклонности, таланты, любовь и вражду, страхи и влечения.

– Но это же смешно. Ты и вправду в это веришь? Тем более в христианстве этого нет.

– Нет потому, что в шестом веке, при императоре Юстиниане, на очередном Вселенском соборе большинством голосов, как на партсобрании, попы решили эту информацию изъять. Так было удобно.

– С тобой интересно дискуссировать, коллега, – поддела его Милана, не зная, как парировать его тезис.

Дима наблюдал за воркованием голубков со стороны и заметил, как быстро они вошли в контакт друг с другом. Было даже несколько неловко за то, что коллектив некоторым образом распался на эту пару и всех остальных. Дмитрий, видя пикантность ситуации, поддержал друга, взяв на себя роль ведущего, сыпя не переставая анекдотами и подбрасывая животрепещущие темы, но все равно было заметно, что пара резко зациклилась друг на друге, как Смехов ни пытался вытянуть их на коллективное общение.

Чай был допит, завтрак съеден, анекдоты рассказаны и наступил тот момент, когда уже нельзя было злоупотреблять гостеприимством, особенно в первый раз.

– Нам пора. Спасибо за чай, – попрощался Дима за себя и за друга, видя, что Максим не против здесь задержаться навсегда.

Максим неохотно встал, испытывая в душе изрядное сопротивление инициативе друга.

– Если ты не против, я загляну еще, – сказал он Милане. Она вопросительно пожала плечами, боясь, что ответ «да» будет демонстрировать для него и окружающих ее заинтересованность, и она ответила:

– Если захочешь…