Читать книгу: «Пробуждение», страница 10
Глава 17. Откровение
Еще два дня работы позволили друзьям продвинуться в общей сложности на полтора метра. Грунт был каменистым, труднопроходимым, и каждый сантиметр давался с трудом, тем более что Максим представлял из себя сейчас не лучшего работника.
– Все. Пора на тот берег. Надеюсь, она меня ждет, – вытирая пот со лба тыльной стороной ладони, сказал Максим.
– Ага. Держи карман шире. С чего ты это взял? – скептически усмехнулся Дима.
– Я чувствую. И еще я чувствую взгляд с того берега.
– Это все субъективно. Твое острое чутье вполне предсказуемо и объясняется простой влюбленностью. Кстати, мне бы хотелось тебя немного приземлить, во-первых, потому что у тебя в Москве жена, а во-вторых, потому что твоя любовь и задачи, стоящие перед нами, – вещи мало совместимые, в-третьих, я переживаю, что твои отношения с Миланой могут поставить под угрозу секретность информации.
Глаза Максима уперлись в невидимую точку. Взгляд был абсолютно отрешен, и его молчание подтверждало согласие с позицией друга.
– Ты прав, прав во всем. Я постараюсь, чтобы наша работа не пострадала, но, пока мы здесь, я буду видеться с ней. Иначе не могу. Извини, – ответил Максим и решительно спустился с кряжа к лодке.
– Я на часок, – сказал он, заводя движок.
– Знаю я твой часок, – негромко ответил Дима, зная, что друг его все равно не услышит.
На удачу Максима Милана как раз вышла погулять к берегу. Максим обрадовался ее появлению, так как это обстоятельство снимало с него необходимость появления в лагере и поиски причин своего очередного визита для подозрительно зыркающих на него спутников Миланы.
– Добрый день, боярыня.
– Добрый вечер уже, мой таинственный друг.
– Чем же я такой таинственный?
– Многим. Например, тем, что никаких девушек в вашем лагере нет, вопреки вашим утверждениям. Это хорошо видно в бинокль. Потом, похоже, вы ведете раскопки. Глядя в оптику, я заметила, что с глубины кряжа вылетает грунт. Этим, я думаю, и можно объяснить ваше негостеприимство. Затем, ты таинственен своим поведением. Извини, оно мне кажется чересчур импульсивным, хотя мне импонирует твоя бешеная энергетика, но с чего ты так заводишься?
– Причина есть.
– Ты всегда такой? – спросила Милана, не спеша двигаясь вдоль берега и увлекая за собой Максима.
– Думаю, что да. В моей душе редко бывает покой. Я не всегда словоохотлив, как в прошлую нашу встречу. Скорее, даже наоборот, энергия концентрируется внутри меня и не проявляется вовне. Но ты…
– Напомнила тебе о ней, той особе, которая для тебя очень дорога?
– Это так и не так одновременно.
– Загадочно. Но я должна предупредить, что не люблю никаких сравнений.
– Я понимаю…
– И еще, что мне показалось странным. Мы общались всего около часа, но мне показалось, что я знаю тебя вечность. Что не характерно для меня. Я трудно сближаюсь с людьми. Мне нужно время, чтобы привыкнуть к человеку, узнать его, почувствовать надежность и безопасность. Может, ты владеешь каким-то оккультным методом? НЛП, другие психотехники, якоря всякие ставишь?
– А допустить обыкновенные человеческие чувства ты не можешь?
– Чувства? Думаю, для этого недостаточно времени. Может быть, если бы мы знали друг друга хотя бы пару месяцев…
– Согласен. Время сближает людей. Но некоторые люди, особенно женщины, путают любовь и привычку, любовь и чувство надежности, удобства и защищенности. Еще Платон говорил, что любовь – это узнавание. И эти слова любил повторять мой друг и учитель Дедята.
– Нет. Женщина никогда не перепутает любовь ни с каким другим чувством. Другое дело, что она может сделать сознательный выбор вопреки любви. Странное имя Дедята. Он у тебя преподавал какой-то предмет?
– Нет, он стал для меня учителем жизни.
– А как найти того, кого ты должен узнать? И как ты определишь, что это он?
– Когда твои чувства не оставят тебе выбора. Когда ты можешь пожертвовать всем ради этого человека, ради возможности идти с ним рука об руку. Когда твоя любовь безусловна. Когда чувства овладевают тобой мгновенно и не отпускают больше никогда, – глаза Максима извергали огонь эмоций.
– Я вижу, ты знаешь этот предмет не понаслышке. У тебя кто-то был или есть?
Максим промолчал в ответ.
– Ты женат? – Милана остановилась и посмотрела Максиму в глаза.
– Да. Но я сейчас говорил не об этом, – сконфуженно ответил Максим.
– А о чем? – повышенным тоном спросила Милана, и в ее голосе угадывались нервные дребезжащие нотки. Едва заметно было по реакции Миланы, что она осталась недовольна ответом собеседника.
– Я говорил о любви к другой женщине, – ответил Максим, понимая, что разговор заходит в тупик.
– Сколько у тебя этих любовей? – издевательски спросила Милана, нарочито исковеркав слова, столь значимые в этом разговоре. Она ускорила шаг. В ее сердце вчера поселилась надежда, и тут же умерла. Невооруженным глазом была видна ее плохо скрываемая ревность и недовольство. Максим догнал ее, развернул и, взяв ладони, поцеловал их. Милана посмотрела на него, и в этом взгляде он прочел глубочайшую тоску.
– Я пойду. Извини.
– Мы увидимся? Я приплыву завтра.
– Нет. Не надо, – сказала она и пропала в темноте ракитовых кустов.
Встречный ветер яростно подбрасывал лодку, холодные брызги пронизывали иголками лицо Максима, но ему, казалось, было все равно. Хорошо, что Дмитрий разжег костер, иначе сориентироваться в темноте было бы совсем трудно.
– Ну как успехи, Отелло? – иронично встретил его Дима. – Предлагаю тебе выбросить часы и взять на вооружение песочные, потому что ты опоздал относительно обещанного на два часа. Что-то ты хмурной, по-моему?
– Да, старик, ты был прав. Достучаться до нее нелегко.
– А что, собственно, произошло?
– Все было нормально, пока я ей не признался, что женат.
– И что?
– Она ушла и запретила к ней приезжать.
– Предсказуемая реакция нормальной женщины. Какую женщину обрадует такой расклад?
– Что же мне делать, дружище?
– Как бы ты ни сделал, все равно пожалеешь. Думаю, время само расставит все на свои места.
Максим затянулся сигаретой и посмотрел на необычно звездное небо.
– Ты знаешь, старик, последний месяц я как будто и не жил вовсе. Там была такая яркая, полная смысла жизнь, что, попав обратно в Москву, я оскудел душой. Я успел жениться и съездить на отдых с молодой женой, но в душе было пусто. Я как будто смотрел неинтересный фильм. И только последние три дня пробудили меня к жизни.
– Да ты просто наркоман. Только те сидят на наркоте, а ты – на эмоциях, которые провоцируют выброс гормонов в кровь. Половина людей всю жизнь смотрят «неинтересный фильм», а другая половина – так и вовсе «ужастики». А тебе полета хочется! Не дай глупому сердцу разрушить твою жизнь! Возьмись за ум, – Дмитрий яростно митинговал, и докладчику не хватало только трибуны и кепки, зажатой в кулаке.
– Согласен, что доводы разума очень важны, но сердце не такое глупое, как кажется. В сердце скрыт весь твой предыдущий опыт и опыт твоего рода. Сердце является самым главным ориентиром в жизни. Это компас человека, и он показывает: это твое. Можно игнорировать доводы сердца, но шансов остаться в дураках только прибавляется. Как много людей, просчитав свою жизнь, как партию в шахматах, получив от нее достаток или власть, комфорт или положение, заканчивали свою жизнь суицидом только потому, что в жизни не было главного – того, к чему звало их сердце.
– Ты в полете, дружище. Люди все крайне приземленные. Их радуют вполне прозаичные вещи: чего бы пожрать да с кем переспать. И далеко не каждый ищет «Око Сварога», спасает древнюю Русь. Да больше скажу: состояние любви, какой ты ее чувствуешь, не дано большинству. Так что, старик, спустись с небес на землю. И женщины не всегда узнают свои половинки. Им просто нужен добытчик, опора для продолжения рода, и часто, отметя чувства в сторону, они руководствуются разумом.
– Тем хуже для них. Ведь ты согласишься, что по этой причине и случаются разводы? Люди, однажды соединив свои судьбы, достаточно быстро понимают, что это ошибка. И как бы ты ни анализировал ситуацию, трудно заставить себя жить с нелюбимым человеком.
– Да брось ты, в самом деле. Достаточно много людей воспринимают брак как совместное ведение хозяйственной деятельности, и не более того.
– Есть. Есть и те, кто не испытывает любви вообще. Есть те, кто довольствуется чувством сытого желудка и наличием алкоголя в крови, но мы говорим о людях, о душе, в конце концов. Ведь каждый человек на пути к Богу, а если он не идет к Богу, он опускается до состояния животного. Да и животное очень часто можно ценить значительно выше низких душонок некоторых людей. В соседнем доме жил армянин, которого его собака, немецкая овчарка, вытащила из-под завалов, когда случилось землетрясение в Спитаке в 1988 году. Жилье в Армении он потерял и переехал в Россию. Здесь его поддержали родственники. Но долго он не прожил, а когда умер, родственники хотели забрать собаку, но не смогли. Она постоянно убегала от них и возвращалась к дому, где жил хозяин. Жила на улице и вскоре тоже умерла, так и не дождавшись хозяина. Я думаю, от горя. Так в ком больше человечности: в той овчарке или в восхваляемых тобой прагматиках?
– Не кипятись. Я всего лишь хочу, чтобы ты остыл и контролировал себя немного, – ответил Дима.
– Однажды я услышал фразу, которая врезалась мне в память: «Живите не с тем, с кем можете жить, а с тем, без кого не можете жить». Плесни-ка коньячку. Это лучше меня успокоит.
***
Следующие два дня работы дали возможность продвинуться еще на полтора метра, но никакого положительного результата не дали.
– Неужели молодая девушка, такая, как Милана, смогла закопать алмаз на большую глубину, чем мы с тобой раскапываем уже пять дней? – скептически спросил Дмитрий. – Инструмент пришел в полную негодность, да и харчи заканчиваются.
– Останавливаться нельзя. Думаю, в ближайшие пять дней мы получим результат, положительный либо отрицательный. Но он будет получен. Предлагаю пополнить запасы, обновить инструмент – и дальше за работу. Я, если не возражаешь, и займусь этим.
– Дерзай.
– Быстро меня не жди.
– Давай, давай. «Надежды юношей питают…», – сказал вслед уходящему товарищу Дима, прекрасно понимая причину рвения Максима.
Максим, добравшись до Славутича, поставил лодку на пристани в паука, взял со стоянки «паджеро» и через два с половиной часа был в лагере Миланы. Сердце неистово колотилось от сознания того, что она не выйдет к нему, не откликнется, но Максим твердо решил не отступать. Студенты сидели около костра. Андрей помешивал ложкой, удлиненной прутом, уху. Долговязый Коля тренькал на гитаре незабвенную мелодию: «Все отболит, и мудрый говорит: “Каждый костер когда-то догорит. Ветер золу развеет без следа”». Милана и Лена сидели обнявшись под одним армейским бушлатом, и Милана задумчиво смотрела на костер.
– Прошу прощения, – подал голос Максим, увидя, что его заметили. – Милана, мне нужно с тобой поговорить.
– Мы разве не все друг другу сказали? – спросила Милана, и лицо ее стало непроницаемо для эмоций.
– Будь добра. Я прошу поговорить со мной, а не взаймы.
Милана подошла к Максиму и вопросительно посмотрела на него.
– Мне нужно пополнить запасы провизии. Не хочешь со мной съездить?
Милана на секунду задумалась.
– Я переоденусь. Нам тоже надо кое-что приобрести. Я через минуту.
Конечно, не через минуту, а через десять Милана, сменив спортивный костюм на платье, так органично подчеркивающее ее женственность, была готова к поездке. От нее исходил притягательный цветочный аромат, и неброский макияж искусно подчеркнул ее прекрасные черты.
«Для поездки за продуктами девушка излишне вооружена», – мелькнуло в голове Максима.
– Мы можем поехать в Славутич. Это ближе. Можем в Киев. Это интересней.
– Я настроена поговорить. У меня есть ощущение недосказанности. Поэтому меня любой маршрут устроит.
– Тогда в Киев.
Вечерняя трасса до столицы была практически свободна. Машина, казалось, летела под звуки старой итальянской мелодии времен сан-ремовских фестивалей и наполняла пространство между двумя молодыми людьми таинственным эфиром, притягивающим их друг другу. Максим все же держал себя сдержанно, помня о дистанции, выстроенной Миланой, и больше шутил и балагурил. Милана, казалось, забыла о вчерашней сердечной ране и была совершенно раскована, воодушевлена, и любой человек, наблюдающий за происходящим со стороны, мог бы сказать, что между этими двумя людьми есть та необыкновенная субстанция, которая и называется любовью, но Милана не позволяла себе хоть как-то проявить и обозначить это чувство. Более того, боялась даже признаться себе в этом. Максим был женат, и для нее этот факт являлся непреодолимым препятствием, табу. В ней боролись два диаметрально противоположных чувства. Одно говорило ей о том, что вот он, тот человек, который предназначен ей судьбой, и вызывало чувство полета и упоения. Другое разъедало сердце чувством вины и порочности своего поступка. «Ты не должна с ним ехать. Это грех», – говорило оно. Но в данный момент мелодия любви заглушала какофонию совести. Какое-то время они ехали молча.
– О чем ты думаешь? – спросила Милана.
– Ни о чем. У меня так необыкновенно хорошо в душе, что я даже боюсь нарушить это чувство какой-либо мыслью.
– Я тоже. Какие мы, в сущности, дураки с тобой, – и они оба засмеялись. Из магнитолы полилась тревожная классическая музыка. Максим взял возлюбленную за руку, и импульсы, казалось, перетекали от сердца к сердцу. Они ехали – два влюбленных идиота – навстречу своей судьбе. Как бы теперь она ни сложилась для них обоих, Милана знала, что этого человека она не забудет никогда. И от этой мысли ей становилось еще печальней, потому что путь к этому мужчине для нее был закрыт.
– А вот в этом доме я живу и из моего окна замечательно видны фонтаны, – стараясь казаться веселой, радостно произнесла Милана.
Киев горел миллионами огней. По набережной гуляли люди, группы шумной молодежи, изредка пенсионеры, чаще влюбленные пары, к которым присоединились Максим и Милана. На редкость теплая весенняя ночь располагала к прогулке, и они шли, беспечно болтая обо всем подряд вот уже несколько часов к ряду. Неожиданно Максим остановил Милану и, прижав к себе, поцеловал. Милана ответила ему, но Максим почувствовал сдержанность, и даже холод. Милана отстранилась и вырвалась из его объятий.
– Милана, я должен сказать тебе, – судорожно подбирая нужные слова, нарушил молчание Максим, – ты мне очень дорога. Так сложилось в жизни, что я несвободен, но я люблю тебя. Как бы это поспешно ни казалось со стороны, но это так.
– Нет, Максим. Любовь для меня – это то, что вынашивается годами, созревая, как плод, неся с собой историю отношений, которые наливаются красками совместных радостей и невзгод, побед и поражений, трудностей и их преодоления, когда чувство любви наслаивается каждодневными переживаниями и выливается в стойкое, ничем непоколебимое чувство. А что для тебя любовь? Вспышка? Эмоциональный взрыв? Страсть? Желание обладать? И, когда быт войдет в нашу жизнь, ты вдруг почувствуешь, что разлюбил? Что ты ошибся? Вы, мужчины, разбрасываетесь словами, которым не знаете цену. О любви не говорят. Ты эгоист, Максим. Тебя дома ждет любящая женщина. Ты представляешь, сколько боли она может натерпеться от тебя? Ты ей тоже говорил про любовь?
Парковый огромный фонарь освещал ее одухотворенное лицо, исполненное огромными чувствами, наполнявшими ее сущность. Ей нравился этот мужчина. Ее неумолимо тянуло к нему. Тем сильнее становилась боль в ее сердце, тем глубже был раскол в ее сознании.
– Я не такой. Я знаю цену этому чувству. Ты воспринимаешь меня как самца, у которого кровь циркулирует вокруг малого таза, а не то что до головы, до сердца даже не поднимается. Случайных встреч в жизни не бывает! Все можно исправить! Я пойду за тобой хоть на край света, если нужно, отдам за тебя жизнь!
– Максим, у меня пазл не складывается. Как мы с тобой можем построить жизнь на чужом горе? А любовницей твоей я быть не хочу! И судьбы такой я себе не желаю. Если ты любишь меня, то отпусти… Ты чувствуешь меня, мое сердце, но я должна выбрать умом. Я не могу совершить такой опрометчивый шаг.
– Нельзя все объять умом. Чувство любви скрыто в нашем подсознательном. Выбирая умом, ты ошибешься, в конце концов. И либо будешь кусать локти всю жизнь, либо искать эмоции на стороне. Как много в современном мире женщин, вышедших замуж по совершенно рациональным мотивам. И теперь они, опустошенные внутри своей убогой эмоциональной жизнью, ловят недостающие эмоции на стороне. Любовь – это энергия, которой если нет, далеко не уйдешь. Это счастье, которого если нет, все остальное не нужно. Я согласен, что многие ошибаются, принимая влюбленность за любовь. Она как поверхность реки, скрывающая за своей гладью содержимое. Пока не окунешься, не поймешь, насколько она глубока или мелка; что голову можно разбить, не зная, прыгнув с высоты; холодна она или тепла; быстроводна ли она или стоят в ней воды, как в болоте? И прозрачна ли вода в ней и чиста, или мутные и грязные воды наполняют ее? Но, не прыгнув в реку, не поймешь этого никогда. Ты можешь строить гипотезы и трусливо стоять на берегу, и, возможно, пройдешь мимо самого главного в жизни, так и не познав его.
– Максим, – она посмотрела в его глаза, полные отчаянья. Ее глаза наполнились влагой, – я не смогу переступить через себя. Запомни меня такой, какая я есть. Я всегда буду хранить чувство к тебе в своей душе, но мы никогда не сможем быть вместе.
– Любовь, не проявленная – бесплодна. Люди нужны друг другу, чтобы каждый день дарить радость жизни. Не делай этого. Не разлучай нас. Не совершай ошибки.
– Максим, я не могу. Не превращай мою и свою жизнь в мучение. Никто от этого счастлив не будет. Ты уедешь в Москву, и мы больше никогда не увидимся. Через две недели ты забудешь обо мне, и жизнь твоя наладится.
– Чепуха! – прорычал Максим. – Поедем уже! На нет и суда нет!
Максим прыгнул в машину и, взвинтив огромные обороты, устремил джип в обратном направлении.
ГЛАВА 18. ОКО СВАРОГА
«Паджеро» мчался из Киева в направлении Славутича, превосходя все возможно допустимые скоростные режимы. Иногда автомобиль сбрасывал скорость, и в это время внутри него разворачивался страстный диалог на повышенных тонах. В тот момент решалась судьба двух по-своему несчастных людей. Под утро машина подъехала к лагерю студентов.
Милана решительно открыла дверь автомобиля.
– Прощай, Максим. Прости меня, за все.
– Если ты сейчас уйдешь, ты обречешь на мучения себя и меня. Зачем нужна такая жизнь, если сердце всегда будет занято тем, кого рядом нет? Ты разве не понимаешь, чего это будет стоить для каждого из нас?
Милана молча вышла из машины и направилась в лагерь.
– Милана! – Максим догнал ее, сильным движением руки развернул и, пользуясь нерешительностью девушки и внезапностью маневра, поцеловал. Милана напряглась всем телом, стараясь отстранить Максима от себя, но объятия его были словно тиски, в плену которых становилось все слаще. Кровь ударила в голову и теплой волной раскатилась по телу, остановившись внизу живота. Она обмякла и поддалась его ласкам, не в силах сопротивляться тому чувству, тому желанию, которое жило в ней.
Когда Максим наконец-то предстал перед Дмитрием, солнце взошло уже высоко.
– В следующий раз, если придется, конечно, поеду я. Ты, похоже, ездил через Казахстан, а я знаю дорогу покороче. Но, как я вижу по твоей довольной кошачьей морде, съездил ты удачно.
– Мить, это просто счастье. Она такая необыкновенная. Единственная. Уникальная. Ты не представляешь, какое чувство я к ней испытываю. Мне кажется, меня сейчас разорвет от экстаза!
– Нет, не разорвет. Потому что копать я один не буду. Скорее, я тебя разорву на много маленьких максимок, если ты парить будешь в облаках. Давай-ка, пока ты в экстазе, хватай лопату!
– Эх, примитивный ты человек, старик, – иронично фальшиво отчитал друга Максим и взялся за лопату.
Максим, подстегиваемый позитивными энергиями, будоражащими тело, производил работу за двоих. Новый инструмент результативно взрывал грунт. Работа, как говорится, шла, и ребята так увлеклись работой, что пропустили обед. Солнце начало клониться к закату, когда удар кирки откликнулся глухим звуком, исходящим от постороннего породе предмета. Друзья остановились и осторожно лопатами стали извлекать предмет, напоминающий кованый сундучок. Он разваливался от каждого нажима лопаты, но тем не менее был извлечен из породы. Сундучок представлял из себя матрешку. Сверху он был железный, внутри, поменьше размером, из просмоленного дуба, далее – множество тряпиц. В результате все рассыпалось как труха в руках Максима и остался только бриллиант. Максим поднял его над головой, направляя на уходящее солнце. Камень заискрился тысячей лучей, ослепив кладоискателей переливами света с легким оттенком зеленого. Дима смотрел на предмет их устремлений. Дыхание его остановилось, рот приоткрылся, глаза увлажнились. До сих пор свою миссию он воспринимал как вспомогательную, кроме того, в тайну посвящался лишь гипотетически. И тут прорыв! Это сделал он! Точнее, они, но и он тоже. Смехов смотрел на это бесценное сокровище и ощущал себя человеком, осуществившим прорыв в развитии человечества. Впрочем, как знать, возможно, так оно и было.
Мужчины, обнявшись, поздравили друг друга с окончанием трудной работы.
– Я на минуту, Мить. Только Милану навещу. Сегодня чудесный день! Бывает же пруха!
Максим слетел в одно мгновение к лодке и помчался на тот берег. Подплывая к левому берегу Днепра, он почувствовал неладное. Байдарки, обыкновенно просматривающиеся через просвет кустов, не были видны. Из лагеря не доносились звуки, не было видно дыма костра. Пулей вылетев на берег, Максим в несколько прыжков оказался в лагере, точнее, в том, что от него осталось: остывшее кострище, веревки для сушки белья и импровизированный столик.
Сердце Максима сжалось от боли. Ему показалось, что в их отношениях с Миланой произошел прорыв. Но получается, что произошло обратное. Максим внимательно осмотрел лагерь и заметил на столике записку, прижатую крупным камнем.
На неровно оторванном листе было написано всего несколько слов, от которых кулаки Максима непроизвольно сжались, забирая нестерпимую боль из сердца: «Максим, даже такая прекрасная ночь, как вчера, не может ничего изменить. Прощай, дорогой мой человек».
Максим сжал записку в руке и пошел в глубину леса, не видя ничего перед собой. Он глубоко дышал, чтобы привести психику в равновесие, и все шел и шел дальше. Неожиданно сквозь просвет леса показалась машина. Максим прошел еще несколько шагов, лес расступился, и Максиму открылась потрясающая картина. На капоте машины, подложив мягкий плед, возлежала их старая знакомая с трассы, Анжела. Обнажив грудь уходящим лучам солнца, она нежилась, прикрыв глаза и мурлыкая в такт музыки, исходящей, видимо, из телефонных наушников.
Максим опешил. Таких совпадений не бывает. А если и бывают, то надо уже искать причину их возникновения.
– Вставай, хватит спать, – сказала Анжела кому-то в салон «форда». Но ответа не последовало. В этот момент под ногой Максима сломалась ветка, издав характерный громкий хруст. Анжела насторожилась, повернув голову в сторону источника хруста и поглядев внимательно на деревья, за которыми прятался Максим, быстро спрыгнула с капота, намереваясь разбудить таинственного «чела», скрывающегося в салоне «форда».
«Пора ретироваться», – подумал Максим, отползая по-пластунски назад. В итоге Максиму удалось уйти незамеченным. В лагерь он вернулся хмурее дождевой тучи, что сразу бросилось в глаза Дмитрия.
– Что случилось, дружище? Час назад ты выглядел гораздо бодрее.
– Ничего хорошего. С какой новости начать? С плохой или очень плохой? Хотя я не знаю, какая из них хуже. Похоже, фарт сегодняшнего дня должен компенсироваться должной долей дерьма.
Улыбка с лица Димы моментом исчезла, и выражение лица приняло тревожный характер.
– Одним словом, – продолжил Максим, – Милана и ее друзья уплыли. Она оставила записку, в которой попрощалась со мной. Второе: метрах в трехстах от лагеря студентов я обнаружил знакомый нам автомобиль «форд» синего цвета и его миловидную хозяйку с чудесными грудями второго размера. Как ты думаешь, это совпадение?
– Вряд ли, – хмуро отреагировал Дима, – если только она не успела влюбиться в тебя, пока трясла сиськами на трассе. Ты же мастер по части амуров, – кисло съёрничал он.
– И еще. Она не одна. С ней еще кто-то, но кто, я не знаю.
– Полагаю, благодаря этому брюлику мы стали очень интересными особами, а скорее, мишенями. Макс, пора валить отсюда. Срочно!
– Нет, не срочно. Уходить будем, когда стемнеет, незамеченными. Я говорил, что чувствую взгляд с того берега. Возможно, это был взгляд не Миланы, как я предположил изначально. Допускаю, что за нами все это время вели наблюдение.
Когда стемнело, друзья со скоростью армейского экипажа, производящего развертывание техники, мгновенно свернули палатки, побросали пожитки и инструмент в лодку и на малых оборотах двигателя покинули лагерь.
Всю дорогу до Киева Дима внимательно отслеживал машины, идущие вслед за ними, опасаясь возможного преследования, но, так и не увидев ничего подозрительного, перевел дух и оптимистично предположил:
– Может, показалось, Макс?
– Дай-то Бог. В любом случае на сборы минимум времени – и в аэропорт.
– Боюсь, что в аэропорту, на таможне, мы рискуем попасться с камнем. Либо тебе придется уповать на свои способности, либо выбираем другой транспорт, – резонно заметил Дима.
– Таможенный досмотр будет везде, и, если предположить, что мы на крючке, таможенников на нас могут просто навести. Нужно крепко обдумать дальнейшие действия, хотя времени у нас на это почти нет.
– Полагаю, что наши гипотетические наблюдатели будут искать нас как раз в аэропорту. Логично предположить, что мы воспользуемся тем же транспортом, на котором прибыли. Предлагаю ехать поездом.
– Добро. Так и поступим, тем более досмотр в поезде попроще. Просвечивать хотя бы не будут.
Этой же ночью друзья съехали из гостиницы. Оставалось сдать прокатные автомобиль и лодку. Но часы показывали три часа ночи, и при любом раскладе нужно было коротать время до утра.
– Мить, у нас все равно времени предостаточно. Предлагаю доехать до дома Миланы. Я не знаю ее телефонного номера. Знаю лишь дом, в котором она живет. Может, получится ее разыскать…
– Как скажешь, Ромео. А твои неординарные способности не позволяют тебе увидеть, где она? Или проще того, внушить ей чувство любви или острой необходимости срочно, в эту же минуту, явиться сюда?
– Дедята после инициации сказал, что мои возможности сейчас очень высоки, совершенно на другом уровне, что были прежде. И мне только надо раскрыть их для себя. Практиковаться, одним словом. Найти ее квартиру я попробую, а вот чувство любви внушить я могу даже тебе. Представляешь себя в роли без ума, влюбленного в меня гомика? – расплылся в улыбке Максим, представив себе столь нелепую картину. – А тем более ей. Но это насилие, и вести себя так по отношению к любимому человеку, по крайней мере, недостойно.
– С тобой лучше не спорить. Тогда в путь, Ромео! – шутя, напутствовал товарища Дима.
Спустя полчаса друзья подъехали к дому Миланы.
– Ты не против, если я пойду с тобой, – спросил Дмитрий, – любопытно понаблюдать, как ты будешь сканировать пространство.
– Конечно. Может, еще и сватом моим будешь? – пошутил в ответ Максим.
Друзья обогнули дом. Свет практически во всех окнах был погашен. Максим напряженно вглядывался в темные ночные окна. Они обогнули дом еще раз. Смыслов остановился, сосредоточив взгляд в узком секторе дома. Через минуту он уверенно произнес:
– Она не спит. Видишь слабый свет от торшера вон в том окне?
– Да. Остается высчитать номер квартиры.
Максим играючи набрал длинный код домофона – и дверь в подъезд открылась. Дима уже не удивлялся и не спрашивал, откуда Максу стал известен код.
– Подожди внизу, пожалуйста. Дальше я сам, – остановил товарища Макс и бегом влетел на пятый этаж.
Максим, на секунду задумавшись о том, что неудобно будить людей в четыре утра, нерешительно нажал на звонок. Дверь непрошеному гостю долго не открывали, но спустя некоторое время щелкнул замок и на пороге его встретила Милана. Заплаканное лицо было бледным и исполненным тоски. Она вздрогнула от неожиданности, увидев его.
– Зачем ты пришел? Не мучай меня. Уходи, Максим.
– То, что было между нами, – это игра? – требовательно спросил он.
Милана посмотрела Максиму в глаза волевым взглядом, в котором, пожалуй, было больше железобетона, чем тоски.
– Наши отношения бессмысленны. Я никогда не перешагну эту черту. Нам нужно расстаться, как бы больно это ни было.
– Ты-то, во что ты веришь? Ничего невозможного для человека не существует. Поверь мне.
Милана отвела взгляд в сторону, и по ее щеке покатилась слеза. Помолчав несколько секунд, она покачала головой и взялась за ручку двери, дав понять, что намерена уйти. Максим остановил ее, нежным движением взяв ее ладонь.
– Я не могу многого тебе сказать. Извини, ты не поймешь. Скажу лишь одно: мы с тобой живем не первую жизнь и когда-то мы были вместе и любили друг друга. Но я тебя потерял. Я не хочу, чтобы это повторилось. Не считай меня идиотом. На самом деле я немного не такой, как все. Можно сказать, что у меня есть определенные способности.
– Ты сам-то понимаешь, что говоришь, Максим? – жалостливо произнесла Милана, посмотрев на него, как на умалишенного.
– Я никогда не был в твоей квартире. Но я знаю, что у тебя кожаный диван фисташкового цвета, стоящий напротив стенки, купленной твоими родителями еще при «совке». На кровати у тебя лежит палевого цвета плюшевый пес, которого ты зовешь Филя. Ты его очень любишь, и он тебе напоминает о покойной бабушке, которую ты очень любила. Рядом с кроватью стоит красный торшер на длинной ножке, а на прикроватной тумбочке лежит томик любовной лирики Лермонтова, который ты только что читала.
Максим прервал речь, видя, что Милана оцепенела. Лицо ее выражало испуг и недоумение.
– Вуаля! – торжественно произнес Максим. – Теперь ты мне веришь?
Милана грустно посмотрела в его глаза.
– Я не знаю, как тебе это стало известно, но, даже если я тебе поверю, что это изменит? Мои чувства не нуждаются в подтверждении, но ситуация, в которой мы находимся, безвыходная. Прощай, – сказала она и решительно закрыла за собой дверь.
– Ты совершаешь ошибку! – безнадежно крикнул Максим в проем закрывающейся двери.
– Пускай. Я готова платить за свои ошибки, – дверь безжалостно хлопнула, подчеркнув решительную позицию Миланы.
