Читать книгу: «Чёрное и Белое. Часть 2», страница 3
3. ВЕЛИКАЯ ПРЕЛЕСТЬ СПОКОЙНОЙ ЖИЗНИ
Как тихо… Тихо и хорошо. Заснеженная улица замерла, одевшись в пышные меха, а утреннее счастливое солнце, вот-вот добавит этой картине волшебного золота и серебра. Белые ели переодели своё вечнозелёное платье и от этой радости дарили восторженное и благоговейное спокойствие. Безмятежная сказка на яву. Лёгкий снежок медленно парил, дополняя волшебством спокойное волшебство. Попадая под пляшущий свет фонарей, снежинки дарили мгновения счастья. Вот пролетело одно мгновение, вот другое, вот третье – смотри сколько их! Они все неповторимы. Они переливающимся, блистающим неспешным потоком дарили себя матушке-Земле.
Невиданной красоты птица блеснула голубовато-зелёным оперением. Зимородок, брюшко которого нежно обожгло Солнце своим неповторимым мистическим чириканьем, торопливо сообщал всем, о наступающем новом дне. Удобно устроившись на одной из ели, его совершенно невозможно было увидеть, даже несмотря на то, что он отчаянно желал быть замеченным. Его грустная отрывистая «песня» заполнила всё вокруг. Мир и спокойствие.
Лёша замер у окна лазарета, наслаждаясь потрясающим зрелищем. Лечебница находилась в башне, с которой прилегающий двор был виден, как на ладони.
– В некотором царстве, в некотором государстве – с трудом, шёпотом проговорил Алексей и всё-таки смог чуть улыбнуться.
Весь забинтованный и обмазанный всевозможными мазями он не отрывал взгляда от зимнего потрясающего рассвета. Он гнал от себя все мысли и изо всех сил старался не думать ни о чём, кроме того, что видели его глаза.
Красивые кованые лавочки, с широкими спинками устав от тёплой осени, с большой радостью впали в спячку и отдыхали от надоевших посетителей. Укрывшись белоснежным одеялом, они вовсе не скучали, а наслаждались своим тихим сном.
Он подошёл к окну ещё ближе и взглянул на пока ещё звёздное небо.
– Звёздное небо. Мммм!!! В прекрасной безкрайней мгле, где ты – чужестранец, неведомой Рукой раскинуты родные звёзды. Когда я вглядываюсь в чистое звёздное ночное небо, я никак не могу понять, почему оно так тянет меня? Как будто зовёт домой, где всё знакомо и всё известно. Что-то внутри тоже знает ответ. Он так прост, что я имею самый ничтожный шанс обнаружить его при жизни. Он то и дело мелькает перед внутренним взором, неуловимым огненным крылом Феникса. Сколько раз нужно превратиться в пепел, Господи? Сколько нужно раз возродиться при жизни, Милостивый Боже? Что-то бьётся в тесной клетке тела, требуя идти туда, куда оно хочет. Но что это за путь, и кто живёт внутри меня? Чёрное или Белое?
Алексей почувствовал знакомый ком, подкативший к горлу.
– Шуда спасла своих врагов. Пусть пришла она на помощь, лишь из-за меня – это ничего не меняет. А вернее это меняет всё! Любовь её преображает душу её и разум её. В списке ценностей поменялись лидеры, хотя я уверен, что моя любимая Шуда, была убеждена в том, что это невозможно. В её клетке лопнули прутья. Моя Шуда. Моя спасительница. Как же я люблю тебя. Спасла Бодро, Гурда и Знатока. Спасла меня, а я пытался спасти её.
– Тяжела была схватка с Фениксом. И жизнь после победы, тоже не будет легка.
Вспоминая тот тяжкий бой, Хосвод улыбался сквозь слёзы.
– Вот она! Вот моя любовь – Шуда! С алыми щеками и красивой тревогой в невообразимых глазах! Её святые волосы и повязанные ленты, которые развевает горячий ветер! Клич, уничтожающий страх! Как прекрасна и чиста! Мистические доспехи и пульсирующие чёрным светом белые руны на них. Отчаянные её попытки спасти любимую жизнь! Её безоглядный порыв, безапелляционное решение уничтожить и спасти воплотилось в такую Шуду! Господь! Как она была красива в своей решимости и смелости! Боже! Как она была красива в своей робости и отчаянии! Я готов на невообразимые муки и без раздумий отдамся им, если надо будет спасать мою единственную крошку Шуду.
Лёша уронил голову и почувствовал странную усталость. Все его мысли вдруг тут же рассеялись в предрассветном мраке. Глядя на нежный, спокойный свет фонаря на Алексея налетела грусть. Он задумался, не сводя взгляда с красивого плафона.
– Господи, как же всё надоело. Как же хочется простой и тихой жизни. Выйти с хорошим настроением на встречу к своему лучшему другу, который обязательно должен быть. Дружить с ним только потому, что чувство родства душ не покидает тебя при встрече с ним. Встретиться для того, чтобы выпить чаю и ни слова не говорить ни о каких делах.
– Подурачиться и повеселиться.
Обогатить себя и свою душу такой редкой энергией – уникальной жизненной силой. Скинуть на час груз забот и тревог и, по-настоящему, наслаждаться встречей и непринуждённой беседой. Господи, как мало надо для счастья! Или же всё-таки много?
Родненькое, чудненькое светило торопилось в гости к израненному Алексею. Лёша знал, что сейчас солнышко заставит его улыбнуться сквозь боль до слёз. Он знал, что это произойдёт и желал этого. Звезда не заставила себя ждать. Лучи коснулись Земли, и ошеломлённый адепт принял участие в таинстве рассвета. Лопнувшие, замазанные мазью губы тяжко растянулись в восторженной улыбке, а счастливые глаза сверкали от осознания, что живой! Что есть и, конечно же, будет, ещё будет шанс испить янтарного напитка с другом. Ещё есть шанс отдать другу бесценное время, что никогда не вернётся.
– Живой!
Алексей слился с восходом. Он прямо здесь и сейчас вдруг принял решение, что кто-бы не дарил ему силу в боях, где ставки лишь жизни, он, не колеблясь, будет её применять. Без всякого зазрения совести и без всяких размышлений и сожалений о принятом решении.
Взяв бинт со стоящей рядом передвижной тумбочки, он осторожно промокнул губы. Бинт окрасился в красный цвет и этим привлёк внимание Алексея.
– Да, ты не бессмертный. Видишь? В тебе такая же кровь, как и у всех остальных – пронеслась мысль – в тебе такие же органы, как и у других людей. Ты же хотел удостовериться в этом? Вот, пожалуйста. Твоё желание для нас закон.
Он выкинул бинт и сел на кровать.
Эйфории, восторга, ликования, тех, что заполняли Лёшу после победы над ведьмой Хосой, не было совсем. Радость от этой победы была странной, а у друзей не было её и вовсе. Бодро будет долго страдать от своего поступка, который он совершил в битве с Фениксом. Гурд будет считать себя вообще не причастным к сражению. И лишь Знаток Дикарис останется самим собою, не испытывая ни радости, ни раскаяния, ни стыда. А Алексей был лишь несказанно рад тому, что ещё раз увидел Шуду, которая, к тому-же, спасала его. Любовь не на словах, а на деле.
– Если бы Шуда не пришла на помощь, то мы бы уже были мертвы – рассуждал Алексей, уставившись в окно.
– Был бы ликвидирован Бодро, что в предстоящей войне было-бы жирным плюсом для любимой. Сбор песни был-бы прекращён и, тем самым, исчезла бы малейшая опасность проигрыша в войне. Даже гипотетическая. Пожертвовала всем ради меня. А я? Но чем же она пожертвовала, Алексей? Войной и алчностью? Ради любви?! Да как ты можешь любить такую Шуду? Отстань! Я буду любить её вечно.
В дверь тихонько постучали. Несмотря на ранний час, кому-то тоже не спалось, и Лёша решил выяснить кому именно.
– Да, да – выдавил он.
Дверь тихонько приоткрылась и в проёме показалась сначала голова Гурда, а затем и Бодро. Лёша вновь взял бинт с тумбочки, ибо губы вновь не простили ему улыбки. Две физиономии тоже улыбались, но Бодро улыбался несколько виновато. Он не спал ночь напролёт. Лишь перед самым рассветом Рыцарь Духа вылетел из реальности и исчез в бездне спокойного сна. Ему снилась Хоса и Феникс, Деждана и Шуда. Они замышляли убить его, намеренно громко разговаривая об этом, и то и дело, поглядывая на него ужасными, злобными глазами. Губы их страшно искривлялись, когда они упоминали Бодро. Они желали, чтобы Рыцарь Духа дрожал всем своим телом и трусливо бежал от них, куда глаза глядят, но Бодро нисколько не боялся их. Он вдруг проникся к ним состраданием и горько, со слезами на глазах, смотрел на них. Огненный Феникс всё никак не мог влиться в компанию. Он метался, создавая огненное зарево, но три девушки не обращали на него никакого внимания. Они вдруг встали и, сжимая оружие, двинулись на Бодро. Он, раскинул руки и плача пошёл им навстречу. Он до последнего надеялся, что они не причинят ему вреда. Он хотел сказать им, что достаточно крови и искренне хотел их обнять. Но, вместо этого, Шуда первая вонзила в Бодро свой меч. Затем ещё и ещё… Мука была адской. Бодро всё не умирал, а тело его резали и кромсали, протыкали и рвали. Придя в ярость от того, что они никак не могут убить Бодро, они топтали его израненное тело ногами и били его руками. А он светло смотрел на их обезображенные непонятым гневом лица и улыбался.
– Чего вы добиваетесь? – тихо и спокойно спросил он.
Вдруг разъярённый Феникс, выскочил за их спинами и, расправив огромные полыхающие крылья, гаркнул так, что затряслась реальность. Они обернулись и в тот же миг огненная птица сожгла всех до тла, кроме Бодро. Они, возрождённые из пепла, замерли и потрясённые, смотрели на израненного Бодро. Руки их задрожали, и они, ошеломлённые, тут же выбросили оружие.
Рыцарь Духа проснулся и долго не сводил глаз с потолка.
– Господи, неужели Хосвод был прав? Неужели надо было отдать этот злополучный тубус, в ту злополучную ночь?
Алексей ни одного мгновения не таил обиду на Бодро или кого бы то ни было другого. Вообще ни на одного человека во Вселенной. Мало сказать, что он умел прощать, нет, здесь было нечто другое. Это было совершенное неумение принимать обиду. Впускать её в себя. Когда его критиковали, он не обижался, а прислушивался, когда его предавали, он не огорчался, а извлекал уроки. Да и не был он вовсе уверен в том, что жизнь наша – это наше построение, правда не был он уверен и в том, что всё в ней предрешено.
– Господи! Прошу, ответь! Жизнь – это судьба или судьба, сотворённая нами?
Алексей всегда помнил, что предательства совершаются чаще всего не по обдуманному намерению, а по мимолётной слабости характера (Франсуа Ларошфуко). Да и до конца Алексею не было понятно, какое же оно предательство, Чёрное или Белое? Да и не воспринимал он поступок Бодро, как предательство. Так воспринимал его Бодро и это, как раз и мешало сейчас Алексею воспринимать его, как прежде. Какое-то ранее не знакомое чувство едва уловимо присутствовало в Алексее, и оно ему совсем не нравилось.
Чему Лёша был по-настоящему рад, а по-другому он радоваться ещё не умел, так это тому, что все, кроме него, вышли из тяжелейшего боя, практически без повреждений.
– Как странно – думал он – жизни висели уже даже не на волоске, а победу одержали практически без ранений. Господи неисповедимы пути твои.
Алексей изумлялся победе. Такое не серьёзное, какое-то мелкое решение предопределило исход тяжелейшего боя. Он неожиданно вспомнил, как Ерва с горящими щеками выбежала во двор, к готовому уже к отъезду отряду. Как она смотрела на Бодро! Господи, её взгляд! Как она дала Алексею сил в бою с огненным безумием и простой её наказ защищать любимых, любой ценой, вклинился в сознание и остался там навсегда.
– Победа любой ценой? Помнишь свои терзания? – Лёша, даже видел ухмылку внутреннего своего вечного спутника – может быть, было-бы лучше, если бы вы все погибли? Почернели бы в водах озера Хартс и всё! – вдруг дерзко, с жестокостью прозвучал резко изменившийся голос.
А сейчас, глядя на счастливые лица друзей, Лёша не был до конца уверен, был ли этот самый бой смертельно опасным. Но тут же лопнувшая губа и ноющая боль обожжённых лица, рук и ног – всего тела – прогнала эту мысль.
Дверь распахнулась шире и в его вынужденную обитель вошли два дорогих Алексею человека. Он искренне был рад видеть их.
– Господи, друг мой, ты жив? – обеспокоенно спросил Бодро. Его скованность сразу бросилась в глаза Алексею. Вопрос прозвучал чуть громче шепота.
– А разве друг может умереть? Друзья мои! Разве может? Лёша искренно улыбался, а Бодро несколько стушевался. Он опустил глаза и чуть сжал зубы, но тут из-за его тёмной спины выскочил Гурд.
– Ну как ты? – издевательски-шутливо спросил лучник. Несмотря на это, вопрос развеселил Алексея. Губы его поплыли, игнорируя Бодро. Забинтованная мумия хотела было, в тон, ответить другу, что всё просто отлично, но Гурд не дожидался ответа. Он присел к медицинской тумбочке и несколько беспардонно, с показным каким-то нахальством, хватал с тумбы разные пузырьки и баночки и лишь мимолётно глянув на них, с небольшим стеклянным звуком, грубо ставил их на место.
– Они, что, намазали тебя всем этим? – искренно удивляясь, спросил Гурд.
Алексей очень хотел рассмеяться. Рассмеяться тем звонким, открытым смехом, который он никогда не забудет. Ему хотелось, смеясь, хлопать по плечу друга, который знал, что делает. Заглядывать в его искрящиеся глаза и выплёскивать на друга то тепло, что в этот момент зародилось внутри Алексея, благодаря Гурду. Отдавать открытое тепло, за тепло «скрытое». За его поддельную естественность, что далась другу очень тяжело. Внутри Лёши вдруг стало тепло и хорошо. Маячивший за спиной лучника утренний снег падал точно так же, как и час назад, когда Алексей грустил.
– Да, Гурд, представляешь?! – по-настоящему весело ответил Лёша – и ещё они меня чем-то поили, а ещё – Алексей выдерживал паузу – а ещё – задорно повторил он. Не смотря на вылезавшее из друзей нетерпение все молчали, замерев в ожидании.
Как красивы они были сейчас! Они были людьми, охваченными настоящим, человеческим проявлением жизни.
– Мы добыли следующее предложение из песни! – забыв о тайне миссии, насколько мог громко выпалил Алексей и сделал несколько скованных, корявых танцевальных па.
Они хотели его разорвать. Но даже за простые объятия приходилось платить.
Просто обнять… Мммм… Почувствовать внутреннюю жизненную силу другого человека, его биоритм и частичку его Вселенной. Когда обнимают искренно, то обнимают с любовью. Пусть эта любовь разная – это ничего не меняет. Она приближена к совершенству, как и любая другая любовь. Ни больше, не меньше. Пусть она вспыхнула в тот самый момент, когда две галактики – два человека – соприкоснулись и просто обнялись. Это сияние вселенского масштаба, и оно останется надолго. Оно будет играть в человеке, как тысячелетнее вино, в древней бутылке. Его аромат невозможно будет быстро забыть. Преломляя собой, безразличный солнечный свет, счастливчики, подобно волшебникам, будут превращать его в лучи, дарующие радость жизни. Алхимики света. А что же катализатор? Любовь. О! мега сила альфа порядка.
А есть объятия совсем пустые и даже враждебные. Их используют при встрече ни друзей, но врагов. Хотя открыто им об этом не говорят. Лицемерие. Менять лица много раз в день стало обыденностью. Но иногда лицемерие помогает избежать откровенной вражды, а то и войны. И – как результат – сохранить множество жизней или/и получить блага для народа. В её объятиях уже давно живут все «передовые» профессии планеты. Интересно, есть ли люди, внутренний, врождённый ориентир которых, позволяет с лёгкостью перешагивать через себя?
Но, зачастую, лицемерие ведёт к негативным, а иногда и просто к катастрофическим последствиям. Хотя, возможно, оно всегда ведёт только к ним.
Так какое же ты, лицемерие, Алёшка? Чёрное или Белое?
– Ты сейчас мне все лекарства перебьёшь – с напускной строгостью произнёс Алексей – хочешь, чтобы я умер?
– Что ты, друг мой! Ты же теперь мой должник – ответил Гурд.
– Должник?
– Ну да.
А затем тихо и строго. С восхищением и любовью.
– Я же потратил все свои стрелы, друг. Кто же мне теперь будет их делать?
Обнялись, как братья. Бодро и Гурд смотрели на обожжённое лицо Алексея и по их щекам текли слёзы. Горечь их была не понятна никому. Одна их часть горчила от сострадания, другая часть добавляла сладость победы и продвижения вперёд по сбору песни, третья и горчила, и сладила – радость крепкой дружбы.
– Хосвод – начал было Бодро.
– Никаких слов. Я хочу отдохнуть. Благодарю вас, мои друзья, что навестили меня, но я, пожалуй, посплю. Выметайтесь, пожалуйста.
Алексей переглянулся с Бодро. Они оба вдруг вспомнили тот далёкий вечер, когда они обсуждали Гурда, и Алексей вежливо попросил Рыцаря продолжить обсуждение в другой раз, а тот, немного насупившись, проговорил Алексею, как выгоняют настоящих друзей. Лёша пытался прямо сейчас, хотя бы частично, вернуть себе состояние того вечера. Вечера, когда внеземная Шуда была для него, чем-то вроде иллюзорной мечты. Он слышал ото всех, что она реальна, но тогда он ещё не до конца верил в это. Все убиенные после этого вечера, были ещё живы и Ерва, и Деждана и многие другие. Жизнь шла неспешно, и все были так счастливы, хотя, как обычно, этого не замечали. Как они могли пропустить это мимо своих красивых глаз? Когда его душа не вопила:
– ПОЧЕМУ?! Почему всё так, Господи?
Она задавала этот вопрос лишь тогда, когда было нужно. Но кому нужно? Совести, духу, плоти, душе? Разуму? Уму? Уму. А он вообще принимает участие в жизни? Или он только портит её? И кто он на самом деле? Уничтожитель?
Человечеству давно понятно, что совершенно не понятно, от чего зависит гений. Эмпирически было доказано, что размер мозга ну никак не влияет на то, будет ли тот или иной человек гением или нет. У гениальных людей человеческой истории были, как и просто огромные головы, так и совсем крохотные. Так же доказано, что сам мозг не особенно менялся в размерах на протяжении десятков тысяч лет, если это и имеет какое-то отношение к жизни людей.
Неминуемая поступь судьбы? Или создание реальности посредством мышления и реализации в жизнь? Судьба, сотворённая нами?
– Мы зайдём к тебе позже, Блистательный наш Хосвод – сказал, глядя прямо в лицо Рыцарь Духа – поправляйся и ни о чём не думай. Всё будет хорошо.
Лёша тепло смотрел на Гурда и Бодро.
Друзья ушли, позабыв спросить, как, собственно, звучит добытое ими предложение из песни. Хосвод, как друг, как человек, вдруг стал им ценнее, чем их сверхзадача, по спасению сотен тысяч человек.
4. ШУДА, ДОБРОТА И ПРЕДАТЕЛЬСТВО
Предательство. Шуда читала о нём в ветхой серой книге, когда была маленькая. По недосмотру она, шустрая и задорная, смогла умыкнуть её, когда Отец был очень занят. Это была вторая книга, которую Шуда прочла. Она называлась «Собрание сочинений о прелестях жизни на Земле. Предательство». Читать же Шуда училась по толстой книге «Прелести человеческой души».
Только лишь Шуда оказалась в своём любимом укромном месте она, в мгновение ока «повзрослев», с важным видом, начала осторожно изучать «Предательство».
– Отец скоро поймёт, что книга пропала, поэтому нужно быстрей её почитать – думала маленькая девочка и, с важным видом, перевернула первую страницу. Она сразу поняла, что фолиант был старым и то, что к нему нужно очень бережно относиться. Маленькая Шуда более аккуратно переворачивала склеенные листы, и всё время смотрела на свои пальчики, проверяя, не грязные ли они, дабы не запятнать белизну очищенной бумаги.
– Однажды, когда наш ненаглядный мир был ещё очень, очень мал, в неведомой земле жили чудесные люди – при тусклом свете, спрятавшись ото всех на свете и испытывая волшебную внутреннюю радость предчувствия, начала читать Шуда.
– В этом укромном уголке Земли легко соседствовали величественные заснеженные горы и пышущие здоровьем зелени, роскошные леса. Упавшая с самих небес мягкая трава манила и звала пройтись по ней босиком и почувствовать радость, с которой тебя встречает сама мать—Земля. Эту радость она жаждет передать тебе через твои святые босые ноги. Через твоё чистое сердце. Через твои тёмные мысли. Она жаждала сообщить, что твои тёмные мысли, могут оказаться, на деле светлыми и наоборот. Но это было где-то далеко впереди. А сейчас, всё в этом счастливом мире было предельно ясно.
– Я не всё поняла, ну да ладно – сделала вывод о прочитанном маленькая крошка.
– Какая это благодать! – вспоминая, думала взрослая Шуда – точно знать, где тьма, а где свет! Как это невероятно много!
В читающую строчку за строчкой маленькую Шуду проникало детское, недостижимое счастье. Её искрящиеся, широко открытые глаза, готовы были съедать каждое древнее слово.
– Их аккуратные, ненаглядные домики были рассыпаны по всегда богатому предгорью. Летом совместных, весёлых гуляний, как и совместных отрадных трудов, было ничуть не меньше, чем зимой. Строили новые дома, пасли скотину, заготавливали корма и дрова, охотились и ходили на крупную рыбалку. Жили долго и редко болели. По-настоящему дружили и не знали предательства, не знали войн, жажды власти, богатства и славы. Добрые, отзывчивые люди очень любили жизнь и смаковали её минутами. Никто никогда не работал на этом человеческом островке. Здесь все люди имели счастье только трудиться.
Маленькая Шуда опять не совсем поняла, о чём идёт речь, но, где-то внутри, на уровне духа существовало понимание прочитанных слов. Это понимание было не чётким потому, что она сейчас могла только трудиться – играть. От всей души и с огромным удовольствием. Мало кому из взрослых посчастливится трудиться. Юношескому сообществу далеко до взрослой радости. Но, быть может, через совсем короткое время юноша повзрослеет и превратится в справедливого, мудрого и красивого мужчину. Или он погибнет, так и не сумев научиться жить?
– Вождь племени в поселении, конечно, был. Это великое для соплеменников звание носил избранный волхвами. Это мог быть как мужчина, так и женщина. Эта святая обязанность не передавалось по наследству. Это было глупо и никогда не приходило в головы сотням вождей.
– Зимой, покрытое снегом, затерянное на счастье, древнее селение выглядело ничуть не хуже, чем летом. Из всегда нарядных праздничных домиков не спеша струился дымок, растворяясь в голубом, как глаза малютки, сказочном небе. Охотники, возвращаясь с охоты, весело шутили и балагурили, радуясь хорошей добыче. В их домах счастливые жёны и уж, тем более дети, сновали по дому, накрывая на стол. Супруги, чуть ли не со слезами на глазах встречали своих мужчин, хотя охота была не очень опасна. Просто даже краткосрочная разлука была для них невыносима.
– Ужин, что вкусней царского пира, радушно встречал жителей дивного дома. Лёгкий его аромат носился по кухне, охотясь на людей, а те были рады стать его добычей. Счастливая дева ставила на стол архи-напиток из молока, и семья садилась за радушный богатый стол. Пепельный красавчик-кот, большими влюблёнными глазами, облизывал дорогих ему людей. Он – сытый – обязательно подойдёт к каждому, чтобы заглянуть в глаза и пожаловаться на то, как он голоден! Или лишь для того, чтобы увидеть такие глаза!
– Ушедшие к Отцу не оплакивались. С ними просто прощались, как с людьми, ненадолго оставившими своё племя, а маги, по только им ведомым законам, просчитывали, когда и в ком вернётся ушедший. Они никогда не ошибались – подтверждённый единожды закон был верен для всех частных случаев. Этим высоко духовным людям дорог был каждый умерший и поэтому они делали свои расчёты по каждому человеку, хотя занятие это было далеко не простое.
– Когда самому младшему волхву исполнялось 80 лет, в день, когда с Востока падали звёзды, люди собирались на площади, где, во главе с вождём, маги выбирали себе учеников. Устраивался костюмированный праздник, где было невозможно узнать детей. Но волхвы видели не лица, а внутреннюю силу. Она, без всяких расчётов, прямым текстом сообщала им о том, кто должен будет занять их места. Утром несколько семей будут счастливы ещё и от того, что их ребёнок, совсем скоро будет обучаться древнейшему искусству, которое само по себе есть один из великих секретов мироздания.
Вновь обретаемый пост не нёс в себе никаких запретов, кроме всего лишь двух – никому не рассказывать о полученных знаниях и не использовать полученные знания вне стен святилища. Нарушителя изгоняли. Но закон этот был почти забыт, потому что ещё ни разу не был нарушен.
Укрытая ото всех расписная деревушка так жила и засыпала тысячи лет.
Маленькая Шуда легла на спину и, затаив дыхание, перевернула ветхую страницу.
– Однажды, в семье вождя родился мальчик. Отец дал ему тёмную душу – с отвращением вспоминала эти строки взрослая Шуда – а мать дала ему светлое имя. Она назвала его Предательство.
В другой, обычной семье плотника, в эту же ночь родилась девочка. Отец дал ей светлую душу – с упоением вспоминала эти строки взрослая Шуда – а мать дала ей тёмное имя. Она назвала её Доброта.
Маленькая Шуда была захвачена рассказом, хотя имя мальчика она не совсем понимала.
– Я вовсе не знала, что значит предательство – с улыбкой вспоминала себя несмышлёной крошкой повзрослевшая Шуда – а вот с добротой всё было иначе – и блистательная тяжело вздохнула.
– Летели года. Девочка, едва ей исполнилось пять лет, была избрана волхвами и теперь, вместо детских игр, ей приходилось всё своё время тратить на обучение. Но не прошло и месяца, как Доброте понравилось учиться и она, позабыв обо всём, поглощала знания. Мудрые старцы знали, как надо учить – Доброта познавала секреты мироздания играючи. Она всегда удивлялась их простоте.
Предательство рос мальчиком, который очень отличался ото всех, что ему очень нравилось. С детства внушив себе, что он, как сын вождя, имеет большие права, чем остальные, в нём поселилась показная гордость и, в первое время, небольшая заносчивость. Он не любил людей и сожалел, что ему приходиться говорить с ними. Он всегда удивлялся их простоте.
Пятнадцать лет сменили пятнадцать зим, и лишь несколько камней упало с горных вершин за этот миг, тогда как наши дети изменились до неузнаваемости и стали взрослыми. Доброта из маленького создания превратилась в прекрасную девушку, поражавшую всех жителей своей мудростью, нежностью и красотой. Она была лучшей ученицей из когда-либо живших на этой Земле.
Предательство тоже был бессилен перед безразличным временем. Оно превратило его в красивого мужчину, но люди его не очень любили и старались, как можно реже даже просто разговаривать с ним, несмотря на то что он принимал активное участие в жизни селения. Люди видели и чувствовали презрительное отношение к ним.
Однажды в лесу она собирала лечебные травы, когда услышала сдавленный стон. Осторожно пробираясь сквозь чащу, Доброта увидела Предательство. Он, опершись на дерево одной рукой, держался за бок другой. Она выронила корзинку, когда увидела, у него проступившую сквозь рубаху кровь.
Они время от времени встречались, и он нравился Доброте, а она нравилась Предательству. Эта симпатия существовала до тех пор, пока тот не узнал, что она из семьи плотника, а не урождённая в высшем сословии, деление на которые, впрочем, у Предательства не было. Для него все люди служили лишь для того, чтобы удовлетворять его желания и прихоти. Они были для него инструментами, а как ими пользоваться, не имело значения. Все способы приемлемы.
Тон при их общении у него нисколько не изменился. Только лишь про себя, он насмешливо стал звать её выскочка, и это иногда отражалось при разговоре. Обидные намёки о происхождении и мнимой скудности ума, Доброта прощала Предательству. Она делала это легко, и ей это вовсе не было в тягость. У неё не возникало и мысли, чтобы прекратить общение ни с ним, ни с кем-либо ещё. Для Доброты весь мир – это добрые, иногда просто немного заблудившиеся люди. Предательство это выводило из себя. Худшей реакции для него было трудно представить. В итоге, как это ни странно, общение прекратил именно он, а она на нём больше не настаивала.
И вот теперь, когда нужно было действовать без промедления, действовать – помочь, перевязать, бежать за помощью – Доброта вдруг застыла. Она смотрела, как он сползает по стволу дерева и скрывается в высокой траве. Предательство не кричал о помощи, а Доброта её не оказывала!
Еле различимый стон вывел её из прострации, и она бросилась к нему сквозь завесу травы. Когда он увидел, что кто-то продирается через заросли, лицо его просияло надеждой. Он даже робко улыбнулся от радости, но, когда Доброта на него взглянула, улыбка исчезла с его лица.
– Что случилось? – тревожно спросила она.
– Это не важно! Ты не находишь?! – прозвучал ответ, который её ошарашил. Доброта никак не ожидала, что Предательство себя так поведёт.
– Да, ты прав, прости – неожиданно произнесла небесная красота – мне надо посмотреть, что у тебя за рана. Позволь я расстегну твою рубашку.
– Расстёгивай.
Трясущимися руками Доброта всё-таки справилась, и перед её взором предстало тренированное мужское тело.
– Красивый – мелькнула мысль.
– Ты же, как вас там, волхв, маг? Так?
– Да, всё так.
– Хорошо. Ты можешь остановить кровь?
– Мне нужно взглянуть на рану. Убери ненадолго руку, пожалуйста.
Он испытующе смотрел на неё и нехотя отвёл руку в сторону. Разрез был глубоким и длинным. Доброта поняла, что спасти Предательство должна будет она. Но как?
– Рана очень серьёзная. Нам нужно действовать прямо сейчас.
– Да, что ты! Ты до этого сама додумалась или тебе кто подсказал?
– Он просто заблудился, он просто заблудился – повторяла про себя чудесная малышка – он злится потому, что боится, вот и всё. Другой вопрос – что мне делать? Господь, пастырь мой, что же делать?! Предательство зло смотрел на Доброту.
– Сделай же хоть, что-нибудь!
Кровью залило всё. Его руку, часть живота и ногу. Доброта мельком увидела внутренности Предательства, и ей вдруг чуть не стало плохо.
– Я думаю, мне простят то, что я сейчас сделаю. Она нежно посмотрела на него.
– Закрой, пожалуйста, глаза и ни о чём не спрашивай.
Справившись со своим дурным приступом и ничего не сказав в ответ, он закрыл глаза, а Доброта готовилась нарушить один из главных запретов волхвов.
Они не лечили людей в условиях, когда будет необходима демонстрацию их сверх способностей посторонним. Табу лечить тех, кого они СЛУЧАЙНО встретили, и кому случайно понадобилась их срочная помощь. В этом случае – и они это точно знали – это воля Создателя. В такой ситуации волхвы, под страхом изгнания, не должны были противиться, Его воле, а уж тем более, пытаться пойти ей наперекор. А ОН, быть может, ждал такого человека тысячи и тысячи лет.
Доброта долго не могла свыкнуться с этим запретом. Как назло, ей постоянно приходилось быть свидетельницей таких ситуаций. Тогда, как всем остальным врачевателям они выпадали, на жизненном пути, всего лишь несколько раз, её они буквально преследовали. Или Доброте это казалось. Как-бы то ни было, она считала, что их в её жизни было, ну просто очень много.
Между тем у Предательства вдруг спало напряжение. Он, как-то весь обмяк и расслабился. Его рука самопроизвольно легла вдоль тела, обнажая рану. Сквозь полуоткрытые глаза он видел, как Доброта, испытывая большое напряжение сил, лечила его. Реальность задрожала в области страшного разреза, и кожа вдруг пришла в движение. Она состыковала свои края, и атомы воздуха преобразовались в другое вещество – в саму плоть раненого. Округлившимися глазами смотрел Предательство на то, как Доброта творит чудеса. А она, испытывая огромные перегрузки и потратив колоссальную энергию, рухнула в ноги Предательства.
