Читать книгу: «Большое путешествие в Древний Египет», страница 15

Глава 9. Солнечный удар

– Кактусы! – Геракл свесилась через борт барки. – А ты, Спиноза, говорил, кактусы здесь не водятся.

– Странно, – нахмурился Витя. – Впрочем, опунции чрезвычайно живучи. Возможно, тот экземпляр, в который превратился Сет, хорошо принялся на этой почве и дал обильные всходы.

– А он не того? – встревожилась Катя. – Не оживет?

Спиноза снисходительно улыбнулся:

– Этого не может быть. Я не помню, на каком именно из заклинаний произошла трансформация, соответственно, не могу употребить контрзаклинание. Следовательно, Сет обезврежен.

– Ага, жди, – мрачно изрек Петуля. – Этот гад еще себя покажет.

– Петулик, нельзя в твои годы быть таким пессимистом, – сверкнула золотыми зубами Карга. И вновь обернулась к Ра: – Извините, я отвлеклась…

– Так о чем, бишь, я? – моряк выпил очередной хин вина. – Плыву, я, значит, Маша, по подземной реке, а навстречу мне…

– Что вы говорите? Ой, как интересно! – всплеснула руками Марь Иванна.

Моторка набирала ход. У руля стоял Петуля и лениво смотрел вдаль. Там не было ничего интересного – одно безоблачное небо. Спиноза мучительно вспоминал все известные ему сведения о кактусах. Геракл, не теряя даром времени, тренировалась, отчего судно периодически вздрагивало.

– Жарко сегодня… – Ра промокнул вспотевший лоб Спинозиным носовым платком. – Маш, я прилягу у тебя на коленках, а? Держите, ребята, по фарватеру.

Карга нежно погладила огненную шевелюру Солнца. Ра зевнул, и под небосводом разнеслись мощные звуки храпа.

– Спиноза, порули за меня, – попросил Петуля. – Надоело.

Витя ответственно взялся за руль, не переставая размышлять о неистребимой природе зла, выражающейся в тотальном окактусивании пустыни.

– Вдох-выдох, вдох-выдох, – командовала себе Геракл. – Ноги на ширине плеч. Ой, Витя, смотри, какая туча!

Увлеченный философскими размышлениями, Спиноза не заметил, как наперерез барке выскочило темное кучевое облако. Он судорожно вцепился в руль и изо всех сил крутанул его вправо.

– Не туда, блин! – заорал Петуля, отпихивая Спинозу в сторону. – Врежемся ведь! – он резко вывернул влево.

– Мамочки! – взвизгнула Катя, приседая и прикрывая голову руками.

Моторка накренилась влево, потом вправо, подпрыгнула и выровнялась.

– Зацепило-таки… – Петуля с сожалением рассматривал вмятину на бортовой обшивке. – Ну ты, Витька, даешь…

– Я немного задумался, – извинился Спиноза.

– Дети, потише, – попросила Карга. – Вы Ра разбудите.

Солнце перекатилось на другое ее колено и сладко всхрапнуло.

Геракл вразвалочку, как бывалый моряк, подошла к рулю.

– А ну подвиньтесь, – потребовала она. – Теперь моя очередь.

Никто не возражал.

Катя приняла штурвал, подставила лицо ветру и крикнула:

– Полный вперед! Есть полный вперед! – отрапортовала она сама себе.

Моторка резво понеслась по небу.

– Природа мышей, – продолжал между тем размышлять Спиноза, – в представлении древних неразрывно связана с неизбежностью зла, персонифицированного в образе Сета, а следовательно, и в кактусе. Не случайно в египетском пантеоне мы не находим ни одного божества, имеющего зооморфные черты мелких домашних грызунов…

Петуля плюнул за борт и с любопытством наблюдал за траекторией полета слюны.

– Глянь, – озадаченно почесал он затылок. – Дома какие-то, люди…

– Не может быть! – Спиноза вышел из глубокой задумчивости. – В эпоху неолита…

– Че я, вру? Сам посмотри, – обиделся Бонифаций.

Очки у Спинозы полезли на лоб.

Геракл оторвалась от руля.

– Наверное, опять что-нибудь со временем, – догадалась она. – Ты, Петуля, плюнул и закон нарушил. Ой, пирамиды!

– Древнее царство? – гадал Спиноза. – Среднее?

– Ху! – обрадовался Петуля.

– Где? Где? – Катя свесилась через борт. – Дай посмотреть!

– Вон, под килем!

Геракл изогнулась изо всех сил, следуя за Петулиным пальцем.

– Осторожнее, ребята! – встревожилась Карга. Солнце на ее коленях недовольно заерзало. – Перевер…

* * *

Жан Франсуа Шампольон раскрыл дорожный сундучок, вытащил оттуда лист бумаги, походную чернильницу, обмакнул в нее гусиное перо и вывел традиционное приветствие: «Любезный брат мой!».

И, держа перо на весу, задумался. О чем на сей раз сообщить Жаку Жозефу? То ли об изменениях в маршруте и возвращении в Гизу, то ли о новых находках в разрушенных храмах, то ли о расшифрованных и истолкованных надписях…

В это мгновение что-то ярко сверкнуло перед глазами ученого, голова у него закружилась, и Жан Франсуа почувствовал сильнейший солнечный удар.

Падая с головокружительной высоты, Ра пребольно ударился о Шампольона и теперь сидел на песке, ошеломленно глядя на француза. Бог так и не понял, что произошло. Ему снилась жаркая схватка с Апопом. Как обычно, Ра собирался выйти из нее победителем. Но змей неожиданно подхватил его и бросил!

Рядом кто-то застонал. Около Солнца распластался Спиноза.

– Кажется, произошло стихийное перемещение центра тяжести, – пробормотал он, открывая глаза. – Это земля? – Витя пошарил рукой вокруг. – А где Катя?

– Здесь! – откликнулась Геракл, вытряхивая из кроссовки песок. – Ты не ушибся?

– Видимо, нет… – Спиноза рассеянно поправил очки. – Куда мы попали?

Катя огляделась по сторонам.

– Кажется, опять в Древний Египет… Ой, смотри, вон дядька бежит. Давай у него спросим!

К Шампольону с ведром воды бежал верный Пьер. Ему уже не раз приходилось приводить хозяина в чувство подобным способом, а потому он не сильно беспокоился. И вдруг ветеран 1812 года остановился на полпути.

–Маша? – изумился он, глядя на распростертое тело Карги. – Маша! Русски баба!

И вода, предназначенная для Шампольона, привела в чувство классную руководительницу.

Марь Иванна машинально тронула мокрую прическу и открыла глаза.

– Здрасьте! – она рывком поднялась и села, поправляя узорные шальвары и набрасывая чадру на лицо. – Явились не запылились!

– Маша! – Пьер подкрутил усики. – Ты пришел? Шери! Дорогая! Коль бонер! Я тебья не забывать!

– Я тебя тоже, – отмахнулась Карга, тревожно оглядываясь. – А где дети? Киндер! Киндер! – объяснила она на иностранном языке.

– Лезанфан? – догадался Пьер. – Туда. О дьябль! Мсье! – и прежде, чем Марь Иванна успела что-то сообразить, он бросился обратно к палатке за вторым ведром воды для Шампольона.

Петуля поскреб затылок. Он упал прямо рядом со Сфинксом. Ху выглядел неважно. Нос у него был отбит, лапы утопали в песке, и в каменных глазах застыла печаль тысячелетий.

– Привет! – сказал ему Бонифаций.

Ху промолчал.

– Че не здороваешься? – Петуля фамильярно хлопнул Сфинкса по лапе. – Не узнаешь? Или говорить разучился?

Каменное изваяние оставалось неподвижным.

Бонифаций задумчиво опустился на корточки перед символом мудрости.

– Помнишь, ты нам с Лелькой дверцу показал? Подружка моя, принцесса. Рыженькая такая, с веснушками… Из Страны Высоких Гор… Вспомнил? Ну вот… Она тогда пропала – и все. Даже не попрощалась… Ху, ты все знаешь. Куда она подевалась? Может, слышал что-нибудь? Ну не можешь ответить – не отвечай. Дай хоть знак. Хоть подмигни…

Петуля до слез вглядывался в изувеченное лицо Сфинкса. Но Ху смотрел мимо, не мигая.

– А как бы ее вернуть? Что она там одна, ни отца, ни матери… Поселилась бы у нас, школу бы закончила, она умная…

Бонифаций шмыгнул носом. Сфинкс молчал.

– Ладно, – горестно сказал Петуля и встал. – Может, когда еще с тобой увидимся. А может, и нет. Ты классный мужик, Ху. Бывай…

И он понуро побрел к своим.

Все толпились вокруг бесчувственного Шампольона. Его обморок уже дважды прерывался ведрами воды. В первый раз Жан Франсуа открыл глаза, увидел заботливо склонившуюся над ним Марь Иванну и снова свалился замертво. Его откачали. Во второй раз взгляд ученого упал на Геракловы кроссовки. Он только успел шепнуть: «Фиетт авэк ша! Девочка с котом!» – и сознание снова покинуло его. Пьер, утирая пот, приволок очередное ведро. И тут затуманенный взгляд Шампольона остановился на Петуле.

– Бонья… – жалобно простонал Жан Франсуа, впадая в беспамятство.

– Здорово я его хватил! – заметил Ра. – Что он у тебя слабый такой? – спросил он у Пьера.

– О! – многозначительно ответил ветеран. – Гран саван! Большой ученый! – объяснил он, поливая хозяина животворной влагой.

Шампольон слабо пошевелился и икнул. Геракл обрадовалась и, не дожидаясь следующего обморока, схватила ведро и побежала за водой.

– Пьер! – позвал египтолог, не открывая глаз. – У э тю? Где ты?

– Здесь! – отозвался ветеран.

– Тю э сель? – Шампольон упорно не размыкал веки. – Ты один?

– Нон, мсье! Мэнтнан нозавем ту ле монд. Здесь у нас целая толпа. Вуаля! – Пьер обернулся к Марь Иванне. – Маша, Бонья, Фиетт авэк ша, Спиноза, Ле Солей.

Шампольон изумленно вытаращил глаза. Подоспевшая Катя окатила его радикальным средством от обмороков и солнечных ударов.

– Бр-р-р! – ученый отряхнулся от воды и сел. – Бонжур, господа! Мьилости просить! Пьер, дай хлеб-соль!

– Какая приятная неожиданность! – заворковала Марь Иванна. – Вы выучили русский?

– Плехо, – улыбнулся Шампольон. – Мал мала. Здрассьте, рюсски баба! – он приложился к ручке Марь Иванны и протянул ладонь Ра: – Здрассьте, рюсски мужик!

– Да не русский я, – ответил бог. – Я всеобщий. Свечу каждому – без различия пола, национальности и вероисповедания. А также – цвета кожи, – поликорректно добавил он, глянув на рабочих, роющих неподалеку шурф.

Жан Франсуа озадаченно посмотрел на Солнце.

– Се Дье! – блеснул Спиноза своим французским. – Это бог Солнца. Се Дье де Солей, – и он перевел Шампольону короткую, но выразительную речь Ра.

После завтрака все разбились на компании. Марь Иванна попеременно кокетничала то с Пьером, то с Ра. Спиноза уединился с Шампольоном. А Петуля и Геракл взяли лопаты и присоединились к рабочим.

Спиноза раскладывал перед изумленным и восхищенным египтологом вывезенные из Александрии конспекты. Они беседовали об иератическом и демотическом письме, коптском языке и значении отдельных идеограмм. Спорили до хрипоты, доказывая друг другу, с какого времени следует вести отсчет древнеегипетской цивилизации. И сходились на том, что Аменхотеп IV, введя культ единого божества Атона, значительно обогатил изобразительные приемы иконографии Нового царства.

– Ха-ха-ха! – раскатисто хохотало Солнце. – Во даешь!

– Хи-хи-хи! – заливалась Марь Иванна. – Как мило!

– Хм, – усмехался в усы Пьер. – Тре бьен!

Солдат и моряк очень понравились друг другу. Они выпили на брудершафт и хором затянули:

– Ой, мороз, мороз, не морозь меня!..

Петуля и Геракл копали на скорость. Их лопаты так и мелькали в воздухе, отбрасывая вместе с песком предметы культа и быта древних египтян, пролежавшие в земле тысячи лет.

– Вот любопытная идеограмма, – Шампольон показал Спинозе знаки, которые заставили исчезнуть из XIX века сначала Каргу, а потом Лельку с Петулей. – Если перевести эти иероглифы на французский, толковать их следует так: «Иди, откуда пришел».

Спиноза поправил очки.

– Вы ошибаетесь, коллега, – мягко возразил он. – Мои изыскания в Александрийской библиотеке склоняют к мысли, что более точный смысл данной идеограммы передается так: «Иди ты, куда подальше». По-египетски же это звучит…

– Ждет меня жена, дожидается… – вывел Пьер и вдруг изменился в лице: – Маша! Опьять?!

Ветерок легко развевал тончайшую чадру, оставшуюся вместо Карги.

– Маш, куда же ты? – изумился Ра. – А песню допеть?

– Уточните, коллега, как это будет звучать по-египетски? – Жан Франсуа сделал пометку в своих бумагах.

– Блин!

На глазах у изумленных рабочих новенькие растаяли в воздухе. Только лопаты упали в песок.

– Мсье! – к Шампольону бежал взволнованный Пьер, за которым, прихрамывая, спешил моряк. – Она пропала! Они исчезли! Маша! Бонья! Девочка с котом!

У Спинозы закатились глаза. Шампольон плеснул на него водой из походной фляги.

– Боже мой, что я наделал! – мгновенно очнулся Витя. – Куда я их заслал? Неужели домой? В таком случае… – стекла его очков вспыхнули в отблесках Ра. – В таком случае, мсье, мы с вами совершили величайшее открытие. Это и есть то самое заклинание, которое способно изгнать мышь!

– Позвольте с вами не согласиться! – твердо возразил Жан Франсуа. – И при моей трактовке ваши друзья исчезали. Однако, по их свидетельству, попадали в иное место и время. Следовательно, сия идеограмма вызывает исчезновение вообще… в пространстве…

– Дай-ка посмотреть, – моряк бесцеремонно отодвинул ученого в сторону и склонился над его бумагами. – Что вы тут себе головы ломаете? Ты, – он посмотрел на Шампольона, – послал их в старое время. А пацан – в новое. Может, и домой…

Спиноза решительно одернул хитон.

– Друзья мои! – торжественно сказал он. – Настала пора поставить эксперимент на себе. Как ни жаль, но я вынужден расстаться с вами. До свиданья, Пьер. Оревуар, Жан Франсуа…

– Постойте, мсье! Мы еще не закончили! – пытался удержать его Шампольон. – Вы обещали показать копию уникального свитка, сгоревшего во время пожара в Александрийской библиотеке…

– Увы, уже поздно… – Спиноза привязал суму к поясу.

– Жаль, – тихо сказал Шампольон.

– Жаль, – подтвердил Спиноза, отвязывая суму и выкладывая перед египтологом все свое богатство. – Возьмите. Это ваше…

– Но, мсье, – растерялся Жан Франсуа, – я только хотел взглянуть…

– Вам мои записи нужнее… – и Спиноза закричал срывающимся голосом: – Берите же, наконец, и посылайте меня куда подальше!

Шампольон благоговейно прижал к груди папирусные копии и медленно начал читать…

– Постой, пацан! – Ра схватил Спинозу в охапку и расцеловал его в обе щеки. – Вот такие мне по душе. Ну, я не прощаюсь. Еще увидимся!

Теряя сознание от избытка чувств, Шампольон тихо озвучивал иероглифы. Сидящий человек, идущие по песку ноги, извилистая линия воды…

Спиноза бесследно испарился.

И взошло Солнце.

Глава 10. Возвращение домой

…Буланова сбегала на пятый этаж, вынула из маминого рукоделия вязальную спицу, согнула ее под прямым углом и вернулась к песочнице.

– Биорамка готова, – объявила она сама себе, основательно усаживаясь на скамеечку. – Буду изучать загадочные явления. А уроки… Что уроки? Все равно Карга пропала.

Спица в ее руке бешено завертелась.

Из окна Чукигековой квартиры раздались звуки «Торжественной увертюры» Бетховена.

– Аномалия, – удивилась Буланова.

В пирамиде что-то зашуршало. Из ее черного чрева появилась женщина в яркой кофточке и полупрозрачных шароварах. Она захлопала подведенными до висков глазами и ошалело уставилась на Таню.

– Буланова? – мелодичным голосом произнесла незнакомка и сделала рукой такое движение, будто собиралась исполнить восточный танец.

– Марь Иванна?! – Таня выронила спицу и упала со скамейки следом за ней.

– Здравствуй, Танюша, – грациозно склонилась над Булановой Карга. – Тебе помочь, душа моя?

У Булановой отвисла челюсть. Некоторое время она просто беззвучно открывала рот, а потом выдавила:

– А… а… Волосюк с уроков ушла… туда… – она потыкала пальцем в темноту пирамиды. – И Корнецов тоже…

Новая Марь Иванна ослепительно улыбнулась.

– Знаю-знаю, деточка. Знаю-знаю, милая…

– А… а… вы сказали остаться, а… они сразу убежали… – неуверенно повторила Буланова. – А Петуля…

В пирамиде вспыхнул яркий неоновый свет. Оттуда вышел сияющий Бонифаций и поскреб затылок. За ним вылезла Волосюк.

– Дорогие мои! – Карга раскрыла объятия. – Любимые! Родные! Петулечка, спаситель мой!

– Ну, Марь Иванна! Опять за свое! – прервал ее двоечник.

Карга кокетливо прикрыла рот и нос ладошкой и повела глазами, как в индийских фильмах:

– Молчу, молчу…

Из окна Чукигековой квартиры тихо полилась «Интродукция» Сен-Санса.

Таня судорожно сглотнула.

– Что, Буланова, все шпионишь? – поиграла бицепсами Геракл. – Сколько уж веков прошло, а ты все не меняешься.

У Булановой нервно дернулось веко.

– С ума посходили, – пронеслось у нее в голове. – Каких веков? – сказала она вслух. – Всего десять минут…

Люди из пирамиды переглянулись.

– Ты что-то путаешь, Танечка, – мягко возразила Карга. – Я у одного только Хеопса проработала несколько месяцев, не считая Александрии и доисторического периода.

При этих словах Буланова почувствовала сверхъестественный ужас. Она инстинктивно попятилась. И наступила на спицу, которая сама собой выпрыгнула из-под ее пятки и разогнулась.

Из пирамиды вылез Корнецов в белом платье и женских босоножках. Сумасшедшие бросились к нему. Наконец Спиноза, весь мокрый от поцелуев, вырвался из объятий и торжествующе обратился к Булановой:

– Вот видишь, а ты не верила! Только это не примитивный пространственный канал, как я считал раньше, а пространственно-временной! Ой!

Спиноза побледнел и привалился к пирамиде. Фанера хрустнула. Алюминиевый каркас зашатался. От помойки к песочнице катился серый комочек.

– Заклинаю! – дрожащими губами прошептал Витя, вдавливаясь в свое творение. – Заклинаю! Иди ты, куда подальше!

Пирамида рухнула вместе со Спинозой. Из-под обломков неторопливо вылезла облезлая кошка с белым пятнышком на носу и схватила мышь.

– Баська! – выскочил из подъезда безбровый Чукигек. – Живая! Ура!

Буланова дико посмотрела на оторванную надгробную табличку. На обломки пирамиды и барахтающегося среди них Спинозу. На неоново светящегося Петулю и томную Марь Иванну. На воинственную Катьку и безбрового Чукигека… И бросилась бежать.

Она бежала к директору школы. Доложить о случившемся.

Вместо послесловия. Коротко о наших героях

Буланова добежала до директора и выбилась в старосты класса. А Марь Иванна из школы ушла. Некоторое время, говорят, она преподавала в мореходном училище с французским языком обучения. Потом неожиданно для всех вышла замуж за капитана дальнего плавания и родила двух мальчиков и одну девочку.

Чукигек дал два сольных концерта в филармонии. Брови у него уже отросли. Мама Чукигека по просьбе сына каждый день жарит котлеты и не может нарадоваться на его аппетит.

Хуфу, как и хотел, успокоился в гробнице своей. Однако его мумия до сих пор не обнаружена. Зато из всех усыпальниц пирамида Хеопса самая знаменитая. Завершив ее строительство, Хемиун уехал в Саккара и там воздвиг себе скромную, но изящную мастабу, украсив ее собственной статуей. Хефрен вырос и действительно построил себе пирамиду почти такую же, как у папы. Но корабли в Пунт не снаряжал. Некогда было. Его брат Реджедеф, известный также под именем Джедефра, процарствовал недолго. По одной версии, с ним коварно расправились жрецы, по другой – убила дворцовая стража. Все его изображения были разбиты.

Эфиопский вождь Ганнибал, по слухам, вырвался из рабства и вернулся к своему племени. Говорят также, что один из его пра-пра-пра-пра-правнуков был подарен русскому императору Петру Великому, обосновался в России и стал прадедом Александра Сергеевича Пушкина.

Анубис, полагают некоторые ученые, до сих пор шныряет по кладбищам. Шакал – он и есть шакал. Главарь с Львицей удачно ограбили гробницу Хэтэп-Херес на второй день после похорон. Потом они поженились и нарожали кучу детей. Дети унаследовали профессию родителей. Говорят, в разрушенных мастабах в окрестностях Гизы до сих пор можно встретить отдаленных потомков этой парочки. А Косой всю жизнь простоял на стреме, потому что смотрел одновременно в разные стороны, и это очень удобно.

Про Лельку по-прежнему ничего не известно.

У Рамсеса II Великого, как сообщали современники, было не то 50, не то 111 сыновей. Полагают также, что один из них – Мернептах – унаследовал отцовский престол. Именно во время его правления Моисей вывел евреев из Египта. А еще у Рамсеса было 30 дочерей. Про дочь же, которая, по библейской легенде, нашла в тростниках еврейского младенца и вырастила его, достоверно никто ничего не знает. Поэтому Менетеберенураритет нам пришлось выдумать. И ее отставную Лучшую Подружку Харчосуп тоже. (Зато все остальное – сущая правда).

Осирис и Исида снимаются в очередном телесериале «Осирис и Исида». Съемки прерываются на продолжительный период, когда Осирис добровольно ложится саркофаг и умирает. Работа над фильмом возобновляется, когда он возвращается к жене и природа расцветает.

Сарра из Александрии прожила со своим Меиром долгую счастливую жизнь.

А у Двойры родился одиннадцатый ребенок. Мальчик. Его назвали Спинозой.

Про Моисея вы уже знаете. После того, как Катя чудесным образом снова оказалась в коридоре с котом, в жизни евреев, скитавшихся по пустыне, произошло великое событие. Пророк Моисей поднялся на гору Синай и получил там от Бога Десять Заповедей, начертанных на двух каменных плитах – Скрижалях Завета. С тех пор все люди стараются жить по этим заповедям. Вот они:

Слушайтесь Бога и никогда не делайте зла.

Не надо поклоняться ни богатству, ни власти, ни дурным привычкам.

Не произносите напрасно имени Господа.

Не ленитесь в будни и отдыхайте по выходным.

Любите и уважайте родителей.

Не ругайтесь.

Не воруйте.

Не убивайте! Не деритесь, никого не обижайте. Помогайте всем, кому можете помочь.

Не ябедничайте, не жалуйтесь понапрасну и не сплетничайте.

Никогда и никому не завидуйте.

Брата своего Аарона и его сыновей Моисей сделал священниками. Сестра пророка Мириам очень тосковала по оставленному дому. Она сложила замечательную песню, которая вошла в золотой фонд всемирной литературы. Про Калева больше ничего не известно. А Иехошуа бин-Нун, став после смерти Моисея вождем евреев, правил мудро и справедливо.

Пьер не расстался с Шампольоном и после возвращения из Египта. Когда они прибыли во Францию, дни Жана Франсуа были уже сочтены. Он скончался на руках у своего верного слуги в 1832 году, в возрасте 42 лет. Жак Жозеф был немало удивлен, когда младший брат спросил его о судьбе своих писем: профессор не получил ни одного из этих посланий. Их обнаружили погребенными в песках только в 1995 году. По чистой случайности письма Шампольона попали к нам, и мы не могли не включить их в эту книгу.

Кактусы очень хорошо прижились в пустыне, и не верьте, что их завезли туда из Америки.

Старушка Хэтэп-Херес регулярно приносит жертвы за Петулю на полях Иару. А в школе Бонифация хотели оставить на второй год. Но неожиданно для всех он сдал экзамены и перешел в седьмой класс. Как произошло такое чудо, знают только Спиноза и Геракл. И, конечно, Ху. Но все трое молчат.

Катя часто вспоминает Гора. Она выучила наизусть «Песню о Соколе».

Но бог об этом не подозревает. Он снова и снова выходит на бой с Сетом. Свет против мрака. Добро против зла. Жизнь против смерти.

Снова и снова Гор побеждает врага.

И тогда восходит солнце.

И начинается жизнь.

И первобытный человек учится добывать огонь и изобретает колесо. И землепашец сооружает первый плуг. И на барке поднимается парус. И в долине Нила строят города и храмы. И в горах Греции зажигается Олимпийский огонь. И вскармливает волчица Рема и Ромула, будущего основателя Вечного города. И Деве Марии является во сне ангел с благой вестью. И торопятся купцы в Царьград. И снаряжают суда викинги. И собираются в поход крестоносцы. И находит Колумб Америку. И мечтает Циолковский о космосе. И Спиноза изобретает что-то новое. И Петуля думает о Лельке, и все надеется ее встретить. И Геракл накачивает мышцы, чтобы защищать справедливость.

А высоко вверху плывет по голубой воздушной Реке рыжебородый моряк. Никто не знает его сокровенного имени. Одни называют его – Ра, другие Гелиос, третьи Ярило, четвертые Вишну, пятые Яхве… И для всех он – Отец Небесный. Волшебное Око, которое Катя однажды держала в ладонях. Огромный магический кристалл, где все времена и все люди. Птицы, звери, деревья, цветы, горы, моря…

А вот про муху, с которой все началось, мы ничего сообщить не можем. Как она вылетела тогда в окно, так ее след и затерялся в пространстве и времени. Но наука ее не забудет. Как собаку Павлова и кошку Баську. Так говорит Спиноза.

Обложка – Дмитрий Куликов, типография METROMPAS, Кишинев