Читать книгу: «Пепел Аар'Дайна. Часть II: Мосты», страница 2

2. Новые заклинания

«Вчерашний вечер у мастера Эттилора был непростым. Мы лечили мастера Эшши-Дана. Наставник заставил меня читать исцеляющее заклинание, потом сказал, что я использую вместе с жизненной силой – айя, и после долго рассуждал об этой третьей силе. Честно признаться, наставник увлёкся, и я мало что поняла из его размышлений. Потом он посадил меня за ан'тэй, проверял, не позабыла ли я то, что мы учили до экспедиции, остался доволен: перо теперь так легко скользит мне прямо в руки, и послание выходит хорошо.

Ещё я всё-таки спросила наставника о природе звука. И пока это не очень уложилось у меня в голове. Мастер Эттилор сказал, что звук – это такая же волна, как на воде. Частицы воздуха сжимаются, толкают следующие, и так эта волна сжатия-рассеивания движется дальше. Это и есть звук. Я спросила про туман, и наставник согласился, что идея Роддвара неплоха. Волны звука, сталкиваясь с каплями воды, теряют силу и гаснут. Но мастер Мислав считает, что можно придумать что-то ещё? Пока ума не приложу. Чем ещё можно остановить волны? Каким-то барьером? Отгородиться щитом? Не знаю…

После акробатики с Роддваром я забралась в купальню и битых полчаса наблюдала за волнами на воде. Лучше всего они пропадают среди множества других волн. Так же, как звук теряется в шуме. В этой мысли я чувствую какую-то идею, но всё никак не могу нащупать. Маскировать шум – ещё большим шумом? Это кажется глупым. Но какая-то мысль вертится совсем близко…

А ещё волну сбивает боковой волной, а звук – относит ветром… Хммм… А что, если… Надо пойти, рассказать Роддвару и подумать вместе!»

Поспешно влетев в столовую, Кимри сразу увидела, что северянин тоже продолжает экспериментировать с заглушением звука – вокруг стола археологов висело целое облако тумана, медленно стекающее на пол и расползающееся.

– Как же ж тебя удержать-то?! – донеслось сквозь белёсую муть досадливое ворчание.

Кимри, захваченная своей идеей, присела рядом, не заметив, что стул влажен от тумана, и даже схватила Роддвара за рукав.

– Слушай! Я, кажется, придумала кое-что другое. Мастер Эттилор вчера объяснил мне, что такое звук. Смотри, частицы воздуха от давления сжимаются и передают это сжатие дальше. Получается волна: сжатие – разрежение, так? Чем чаще этот цикл повторяется, тем выше звук. Теперь смотри: если вклиниться в этот ритм, его можно сбить, тогда звук оборвётся, правильно? Как поставить преграду волне воды.

– Н-ну… – Роддвар какое-то время осмыслял выплеснувшуюся на него информацию, – допустим. И чем его… о!

– …ветер! – воскликнули они в один голос.

– Точно, в сильную метель через улицу не докричишься, голос сносит, – согласился китадин¹⁶. – Только как его сделать?

– Вот и я пока не придумала. То есть, у меня есть какая-то смутная идея, но я никак её не уловлю.

Кимри задумалась, даже не заметив, как подошёл Эйно.

– Доброе утро. Что это вы без еды сидите?

– А, привет, – очнулся Роддвар. – Да запарились вчерашним заданием по Миражам. Пошли, притащим чего-нибудь.

– Придумала!

Кэриминка вскинулась, взмахнула руками – и от резкого порыва, ударившего с потолка, по столу разлетелись салфетки. Ученики за соседними столами обернулись с изумлёнными восклицаниями: ветер, отразившись от пола, ощутимо дунул по столовой.

– Круто! – одобрил Роддвар. – Надо теперь со звуками протестировать. Поедим – пошли на улицу!

От нетерпения они не столько поели, сколько спешно перекусили и, так и не дождавшись друзей-второшагов, поспешили на тренировочную площадку.

– Объясни, что ты сделала, – попросил Эйно.

– Резко увеличила вес части воздуха над собой. Это, конечно, Перемены, но не всё ли равно? Надо только теперь понять, насколько большую часть нужно утяжелять – чем выше столб, тем сильнее будет порыв ветра. Но, может быть, можно и более слабым обойтись, чем у меня сейчас получилось.

– Тогда ты стой здесь, говори что-нибудь и одновременно создавай порыв. А мы отойдём, допустим, шагов на пятьдесят и проверим, как слышно.

Спустя более получаса экспериментов площадка оказалась выметена так, что и песчинки на ней не отыскалось бы. Зато выяснилось, какой силы нужно заклинание, чтобы заглушить шёпот, речь вслух и – чтобы самого себя с ног сбить. На травоведение они благополучно опоздали.

В обед Кимри не утерпела и разыскала наставника, чтобы спросить, как себя чувствует мастер Эшши-Дан. Оказалось, он до сих пор спал, но мастер Эттилор уверил, что это очень хорошо, и велел непременно приходить вечером, чтобы продолжить занятия.

После короткой тренировки с посланием, мастер Эттилор попросил её сосредоточиться на силе айя, но обратить внимание не на нити, опутывающие её саму или кого-то другого, а на то, как эта сила существует вообще, вокруг. Однако, как Кимри ни старалась, всё, что она видела – это бесконечно разветвляющиеся переплетения разных оттенков. В какой-то миг вся комната показалась ей сверху донизу оплетённой и пронизанной этими нитями. Одни тянулись к ней, другие – к наставнику и спящему хашину, прочие просто проходили мимо них, устремляясь за пределы видимости. Это было непонятно: она же как-то смогла передать часть этой силы вместе с лечащим заклинанием. Откуда-то ведь она её взяла? Из себя? Из тех нитей, что «принадлежат» ей?

Мастер Эттилор предложил снова попробовать исцеление, сохраняя сосредоточенность на айя. Получилось хоть сколько-нибудь отчётливо только с третьего раза. Но Кимри снова не поняла, что именно сделала. Золотое сияние появилось в потоке жизненной силы словно само собой, ниоткуда…

Зато Малларен от тройной дозы смешанного заклинания проснулся, сел и обвёл комнату ясным и трезвым взглядом. Несколько секунд размышлял, потом, видимо, вспомнил, почему здесь оказался, и коротко пожелал тайсомину и его ученице доброго вечера. Осмотрев хашина, мастер Эттилор удовлетворённо кивнул и позволил ему вернуться в свои покои, но настоял, чтобы он ещё два дня непременно отдыхал. Мастер Эшши-Дан молча кивнул и также молча покинул комнату.

– Неисправим, – недовольно проворчал мастер Эттилор. – Ведь прекрасно понял, кому обязан столь быстрым восстановлением!

Кимри покачала головой:

– Пусть. Я рада, что ему лучше.

– Ему было бы ещё лучше, научись он благодарить, – не согласился наставник. – Благодарность тоже целительна.

Но Кимриналь снова возразила:

– То, что я сделала, не сильно помогло. Я не починила то, что сломано. Может быть, дала сил терпеть это, но вряд ли надолго… Могу ли я спросить? Что вы знаете о Мэнираи?

Мастер Эттилор вздохнул, усаживаясь в кресло и кивнув ученице на другое.

– Немного. Одна из тысяч трагических историй Гнева Баарота¹⁷. Она была дай'хэ¹⁸ племени Эшши, Малларен – простой торговец книгами. За четыре года до Гнева в племени произошёл раскол, две противоборствующие группы практически уничтожили друг друга. Оставшаяся часть племени, устав от распрей и кровопролития, решила избрать хашином не воина, как следовало по традиции, а представителя более мирной профессии: им стал Эшши-Дан. Я не знаю, насколько близкими и долгими были их отношения с Мэнираи, да и были ли они вообще. У меня, признаться, сложилось впечатление, что Малларен ни словом не обмолвился о своих чувствах. Но очевидно, что дай'хэ много значила для него. Когда началось извержение, он находился на западном побережье, в Хотхо'Шаде, а Мэнираи – в Аар'Дайне. Малларен рвался ехать за ней туда, но его практически силой посадили на спешно отплывающий корабль: это было единственно разумным решением. Аар'Дайн – один из ближайших к Дому Баарота городов. От него наверняка ничего осталось в первые же часы…

– Это ужасно!

– Да, дорогая, – тайсомин печально кивнул. – Малларена вместе со многими пострадавшими привезли сначала в Шокудай, но он слёг ещё на корабле и был слишком плох. Тамошние лекари почли за лучшее перевезти его в Тэйто.

– Но что с ним было? Он ведь пострадал не от извержения?

– Именно так. Целители разводили руками: на нём не было ни царапины, ни ожога, но он был почти всё время без сознания, в жару и бреду. Конечно, случаев, когда пережившие катастрофу теряли рассудок, встречалось немало. Но эти бедняги, как правило, были не опасны, скорее заторможены, чем возбуждены, могли плакать или часами сидеть, раскачиваясь и глядя в стену. Малларена же всё время приходилось опаивать усыпляющими зельями, потому что иначе он дико кричал, буйствовал и куда-то рвался. Я увидел его впервые спустя месяца два. Многие целители в тот год поехали в столицу и другие восточные города, чтобы помогать беженцам: слишком ужасно было случившееся, чтобы можно было равнодушно взирать, ничего не делая… Словом, я смог понемногу вывести Малларена из сна, научив непрерывной медитации. Это позволило справиться с тем, что подкосило его, и вернуться к более-менее нормальной жизни. Хотя, честно тебе признаюсь, я так до сих пор и не разобрался до конца, что с ним произошло. Расспрашивать его о подробностях и точных симптомах, сама понимаешь, дело непростое…

Кимри вспомнила пугающую судорогу, сковавшую всё её тело, когда она по глупости подстроилась к хашину. И тень боли, коснувшуюся её разума. Представить только, каково жить в этом – полностью, ежедневно… Агония. Настоящий ужас.

Кимриналь содрогнулась и обхватила себя руками, подумав, что сама не пережила бы такого. Даже бессилие и апатия, в которые погрузило её заклинание Айралора, не казались теперь столь ужасными в сравнении… Но почему? Что сделалось с Маллареном?

Кимри спросила наставника:

– Скажите, а бывали ещё похожие случаи?

Мастер Эттилор покачал головой:

– Я не встречал больше ни одного и не слышал ни о чём подобном. Я понимаю, о чём ты думаешь: многие в тот год пережили страшные потери, люди лишились дома, близких, любимых. Многих я также лечил и наблюдал все эти годы. Ничего подобного я больше не видел, и так до сих пор и не понял причины.

Кимри задумалась. А что вообще происходит с нитями, когда человек теряет кого-то? Может быть, если посмотреть и сравнить, как это у других, стало бы ясно, чем оно отличается от состояния хашина? Правда, не понятно, как это сделать… Вот, если взглянуть на мастера Эттилора – его опутывает такая густая паутина, что разобраться, какие из нитей тянутся прочь, а какие оборваны (ведь ему немало лет, и он пережил не одну потерю) кажется совершенно безнадёжной идеей. Словом, Кимриналь решила пока оставить эти размышления при себе.

3. Эхо смеха

Серый сумрак. Ни теней, ни полутонов. Пепельная муть.

Глуховатый звон-перестук глиняных колокольцев звучит так знакомо…

Шёпот, едва различимое бормотание.

Неприятный, сухой и жёсткий, стук. Словно кто-то, бесшумно шагая, ударяет деревянным посохом о камни.

Ритмично.

Неумолимо.

Стук приближается, и голос бормочет всё громче, быстрее, отчаяннее, словно хочет заговорить невидимо шагающего, заставить уйти.

Но стук всё ближе, громче.

Бормотание захлёбывается и – срывается в крик, женский задыхающийся крик-крик-крик! Словно у несчастной перехватывает дыхание, и она может лишь коротко выталкивать эти сдавленные пронзительные вскрики сквозь стиснутое спазмами горло, со всхлипом втягивать немного воздуха – и снова крик-крик-крик!..

Посох стучит всё громче, эхо множит резкий звук, он смешивается, искажается, становится всё более странным, пока не превращается в безумный…

…ХОХОТ!

Внезапная тишина…

Шелест,

шелест,

шелест, вызывающий в памяти рассыпающиеся

хлопья пепла…

Колокольцы.

Бормотание.

Посох.

Снова громче,

г р о м ч е,

ГРОМЧЕ!

Токк-то-хо-хо-хэ-ха-ха-ха!

Токк-то-хо-хо-хэ-ха-ха-ха!

Эхо бьётся в уши, раздирая барабанные перепонки, вонзается в мозг, в спину, пронизывает до пят ужасом и безумием.

Крик! Долгий, мучительный, до последней капли воздуха в лёгких, до болезненного невыносимого хрипааааааахххххх…

Кимри вскинулась в постели, задыхаясь, и несколько секунд невидяще смотрела перед собой. Темнота вокруг стала другой, сгустилась, задышала покоем и жизнью: кто-то сопит во сне, древоточец скрипит в ногах кровати, за окном шелестят на ветру листья. Промокшая от холодного пота рубашка неприятно прилипла к спине, а влажные волосы – к шее и лбу. Кимри закрыла руками залитое потом лицо и нервно всхлипнула, но по-настоящему расплакаться так и не получилось.

Опомнившись, она зажгла свечу, переоделась и села к столу; открыла дневник, но так и не смогла записать ни строчки.

За окном ещё совсем темно. Все спят. А ей после привидевшегося кошмара даже подходить к постели тошно. И в маленькой комнатушке тесно и душно. Кимри задула свечу, тихо раздвинула створки ширмы, на цыпочках выбралась из спальни, нерешительно постояв на площадке, спустилась по лестнице вниз и вышла на двор. Ночной воздух приятно освежил. Головокружительно пахло сиренью. Какая-то птаха в саду заливисто распевала весеннюю песнь.

Кимриналь прошла мимо тренировочных площадок и, выйдя за ворота, привычно свернула к лестнице на раскопки. Над озером всходил, угрюмо лиловея, Ото¹⁹. Кимри поднялась на площадку у входа, остановилась, глядя на мрачную луну, и не заметила тёмного силуэта, почти слившегося со стеной. Раздавшийся вдруг прямо над головой голос заставил кэриминку откровенно шарахнуться, стукнувшись боком о перила.

– Вы-то что здесь делаете?

Тень отделилась от стены, превращаясь в знакомую фигуру хашина, закутанную в тонкий тёмный плащ. Кимри не нашлась, что ответить, и только в неожиданном ознобе нервно дёрнула плечами. Хотела, было, извиниться, да вовремя вспомнила, что его это раздражает.

– Мне… приснилось… – попыталась она ответить, но тут же поняла, что не может и не хочет облекать в слова то, что увидела, и смолкла, снова содрогнувшись.

Малларен перевёл взгляд с ученицы обратно на восходящего, понемногу светлеющего Отца. Потом резко отвёл в сторону руку, откидывая полу плаща, и позвал с угрюмой заботой:

– Подите сюда…

Кимри, не успев задуматься, покорно шагнула к нему. Хашин обнял кэриминку, окутав плащом. С полминуты она стояла, притиснув руки к груди, ошеломлённая и растерянная, боясь пошевелиться. А потом весь ужас пережитого дикого сна вдруг нахлынул на неё с новой силой. И как же оказалось хорошо, что он настиг её не в одиночестве! Кимри всхлипнула, неловко прижалась к горячему боку хаймина, обхватила его руками и беззвучно заплакала. Усталость, отчаяние, острая жалость к себе охватили её. Зачем на неё свалилось всё это? Странное, необъяснимое, страшное. Все эти кошмарные истории про Гнев Баарота, это горе и ужас, эти дикие сны…

Малларен молча обнимал её. А когда Кимри, выплакавшись, притихла, вдруг сказал:

– Спасибо.

Она, всё ещё не расцепив рук, пробормотала смущённо:

– За что?

– За то, что нашли в себе силы перестать бояться меня.

Кимриналь удивлённо подняла голову, снизу вверх вглядываясь в его лицо, но привычка скрывать эмоции всё ещё не изменила хашину, разве что губы едва заметно нервно кривились.

– Я вполне сознаю, какое впечатление произвожу на окружающих, – продолжил он. – И по большей части меня это устраивает. Но…

Малларен вдруг посмотрел прямо ей в лицо и – улыбнулся. Улыбка вышла печальной, но глаза потеплели, и всё лицо изменилось до неузнаваемости.

– …но сейчас я вдруг понял, как давно не был ни к кому добр. И никому не позволял быть добрым ко мне. И как мне этого не хватало.

Он произнёс это почти шёпотом, непривычно мягко, без обычной резкости, и Кимриналь вдруг узнала это щемящее чувство, пронзившее её до глубины души. Это – тень того Малларена, каким он мог бы быть, если бы… Если бы только!.. Кимри судорожно вдохнула и, снова уткнувшись лицом в рубашку хашина, крепко-крепко стиснула его руками, не особо задумываясь, как он это истолкует. Малларен вздохнул, прижал её к себе и ненадолго закрыл глаза. Потом мягко отстранил и, держа за плечи, сказал:

– Мне жаль, что Боги-Хозяева втянули тебя в свои игры. Завтра я, конечно, буду делать вид, что этого разговора никогда не было, – хашин иронически усмехнулся, – но главное, что тебе нужно запомнить: я постараюсь оказать тебе любую помощь, какая только понадобится. Поняла?

Кимри молча кивнула, вглядываясь в его лицо и стараясь как можно лучше запомнить, но не его слова, а всё ещё не угасшее выражение смягчившихся черт. Запомнить, чтобы знать, ради чего собирается продолжать идти по выпавшему ей странному и порой откровенно страшному пути.

– Хорошо, – кивнул Малларен, мягко отстраняя ученицу и окончательно становясь прежним собой, мрачным и слегка раздражённым. – А теперь – марш отсюда. Не хватало только идиотских сплетен на пустом месте.

Кимри не сразу сообразила, что он имеет в виду, а когда до неё дошло – вспыхнула, почти скатилась с лестницы и рванула прочь, правда, не в Кадай, а к развалинам дозорной башни у озера, где и просидела до рассвета.

Заниматься акробатикой после столь странного утра сил не было вовсе, так что Кимриналь, ловко избежав встречи с Роддваром, первой оказалась в столовой: за столами было ещё пусто, повара заканчивали готовку. Кимри просидела так с полчаса, бездумно глядя в окно. Вместе с первыми учениками появилась Лиснетта и, непривычно молчаливая, села рядом. Кэриминка некоторое время рассматривала унылую мордашку рыжей, потом вздохнула и велела:

– Ну, рассказывай.

Ринминка шмыгнула носом, опустив голову пониже, помолчала ещё немного и вдруг выпалила:

– Ким, ну, поговори с ним, пожалуйста! Ну, я уже не могу так, он всё время меня избегает, разговаривать не хочет, объяснять ничего не хочет! Вообще, делает вид, будто и не было ничего! Чурбан кедровый!

Ринминка всхлипнула и разревелась, уронив голову на сложенные руки.

– Аса'ю-Мать… – вздохнула Кимри виновато. – Прости, я должна была раньше заметить.

Лиснетта возмущённо вскинулась, рассерженно утираясь:

– Да ничего ты не должна! Как будто тебе дел мало, кроме как наши страсти-мордасти разгребать. Просто я… – рыжая, похоже, смутилась, но закончила фразу, – …я не знаю уже, как к нему пробиться. А тебя он вроде слушает. Рин-Рин, ну вот я не понимаю вообще – почему?! Если я его обидела, мог бы и сказать!

Кимриналь покачала головой:

– Лис, не в этом дело. Он просто решил, что теперь быть возле него опасно. Из-за берсеркра. Помнишь, как тебя осколками поранило, когда он, не глядя, по стенке шарахнул? Он потом чуть не рехнулся из-за этого…

Рыжая вытаращила глаза:

– Да ладно! Что, правда? Опять?!!

– Скорее всего. Наверное, снова накрутил себя мрачными мыслями.

– Вот ума сундук – ключи пропали!

Кимри развела руками и поднялась:

– Пойду, скажу ему ещё раз, какой он балда.

– Нет, стой! Он же, наверное, тренируется, как всегда? Я сама! Ключей ему сейчас пропишу!

И ринминку как ветром сдуло, только рыжие космы взметнулись.

– Куда это ррыжая так понеслась? – удивился подошедший Шахарро, которого Лис даже не заметила.

Кимри невольно улыбнулась:

– Да… решила Роддвару ключей прописать.

– Аа… – глубокомысленно протянул хёдин, понимающе кивнув. – Прридёт весь нараспашшку? Ждём-ждём. А ты чего бледнее Заблудшего Дитя²⁰? Опять заболела?

Кэриминка вздохнула:

– Нет. Просто дурно спала…

Шахарро посмотрел на неё, ожидая, не последует ли продолжение, но Кимри молчала. Хёдин досадливо вздёрнул хвост и уложил его себе на колени.

– Шшто-то я всё большше чувствую себя не у дел, – пробормотал он словно бы сам себе.

– Почему?

Котолюд передёрнулся, шерсть на загривке поднялась и улеглась обратно.

– Потому шшто. Всем нашлось занятие, интеррес, цель. А я сижу – не прришей Дар'мотто хвост.

– А как же Орден Мэгуми?

– Н-ну… да, – без особой уверенности протянул хёдин. – Только не понятно, с какого места за это брраться.

– Ничего, скоро мастер Эшши-Дан выздоровеет, и посоветуешься с ним.

– Пожалуй. Спасибо. Пойду потренируюсь перед лекциями. С прроклятыми искрами одни проблемы: летят, куда попало, шшерсть после них дыбом и всякая дррянь липнет…

Кимри сочувственно погладила уходящего хёдина по рукаву и улыбнулась подошедшему Эйно. За прошедшие два дня они почти не общались, разве что, пока придумывали заклинание вместе с Роддваром, и кэриминка призналась себе, что успела соскучиться по разговорам наедине.

– Доброе утро. Смотри! – Даррис положил на стол перед Кимри знакомый растрёпанный дневник Итто Генбу. – Встретил мастера Эшши-Дана, и он отдал его, чтобы мы всё расшифровали!

– Здорово! – искренне обрадовалась Кимриналь.

Однако лицо Эйно в этот момент вдруг вытянулось и так сильно побледнело, что она поспешила обернуться.

Непостижимо! В столовую вошёл… Айралор!