Читать книгу: «Плакала Алла. Сборник рассказов», страница 2
Здесь Виктор сделал небольшую паузу и, ухмыльнувшись воспоминаниям, продолжил свой рассказ:
– Выпил я стакан водки, закусил хлебом и стал готовиться. Нашел подходящий крюк, ящик и потянулся за веревкой. Гляжу, а на ней лежит крыса – большая и черная. Она не испугалась меня, а я отскочил в сторону, замахал руками. С минуту мы смотрели друг на друга и я, немного осмелев, присел к своему импровизированному столику.
Я выпил для смелости и обратился к своей гостьи:
– Водки не предлагаю, а хлебом угощу.
– Краюху она, конечно, съела, но веревку мне так и не отдала. Тогда я налил себе еще стакан, и рассказал ей всю свою невеселую историю. Как мы расстались я не помню – уснул. Только точно помню, что дослушивала она мой рассказ у меня на коленях.
Я ухмыльнулся, а он продолжил:
– Утром я похмелился и вспомнил для чего нахожусь здесь в подвале этого разрушенного дома. Посмотрел я на крюк, подвинул ящик, а веревке-то и нет. Осмотрелся я, а на месте, где была приготовлена веревка, на алюминиевой тарелочке, лежит большой золотой перстень. Метаморфоза! Я, конечно, немного удивился, но догадался, что это моя «Мышильда» шутит. Так окрестил я свою случайную подругу.
– Мышильда? Эта та, что в «Щелкунчике»? – Спросил я.
– Она самая, балет смотрел? – Спросил он, а я покачал головой.
– Много потерял. А я смотрел. В большом театре смотрел…
Тезка задумался и мечтательно произнес:
– Были же времена!..
Он еще долго мне рассказывал о своей дружбе с крысой.
О том, как она его сделала богатым, таская ему золото из-под развалин, под которыми, по всей вероятности, находился клад. О том, как он баловал ее изысканными яствами, о том, как он хотел ее забрать себе в квартиру и, как упорно она сопротивлялась переселению.
Все это было любопытно, но я ждал финала, стараясь предугадать конец этой истории. Но то, что я услышал от Виктора меня поразило.
– Как-то после очередного посещения казино, – продолжал он, – где я оставил все свои деньги, я вспомнил о Мышильде. Последнее время я редко ее навещал. То одно дело меня закрутит, то другое, да и она уже не так щедро одаривала меня своими дорогими подарками. Но я все-таки к ней приезжал и, как правило, с бутылкой водки и булкой черного хлеба. По пьяни я ее благодарил и признавался в любви, но к финалу своего визита, когда заканчивалось спиртное, я начинал ругаться и упрекать ее в скупости. Мне казалось, что она стала мало радовать меня своими золотыми сюрпризами. Я привык к легкой наживе и приезжал собственно затем, чтобы забрать очередной подарок, приготовленный мне Мышильдой. Забирая гостинец, я зачастую забывал поблагодарить бескорыстную подругу, и уезжал даже не попрощавшись. Вот и в этот раз я приехал к ней, чтобы получить золото, которым рассчитывал расплатиться с казино. Но Мышильда меня не встретила, а алюминиевое блюдце было пустым. Я разозлился и стал ругать ее неприличными словами. Но она не появлялась и тогда я стал отчаянно бить стену, где находилась ее нора. Труба в моей руке согнулась, а из норы вылезла Мышильда. На шее у нее была накинута массивная золотая цепочка. Я приятно удивился, когда заметил, что на ней еще оказался и большой золотой крест. Я взял подарок в руку и бросил трубу. Та громко ударила по стене, а с потолка вдруг свалился большой кусок бетонного перекрытия. Мышильда запищала, как ребенок и я заметил, как камень убил ее, раздавив ей череп. Она издохла, а я ушел даже, не освободив ее из-под обломков.
Довольный подарком я выбирался из подвала. Засмотревшись на золотой крест с распятием, я зацепился за какую-то проволоку и упал, сильно ударившись головой о металлическую трубу. В голове зазвенело, а со стены на меня вдруг упал кирпич. Стало темно и холодно.
Потом быстрое падение в бездну, яркие лампы операционной, а позже все повторилось; труба, камень и жалобный писк Мышильды.
Виктор посмотрел на меня, а я спросил, что было дальше?
– А ничего! Это конец, Витя. – Заключил он, а я возразил:
– Это не конец! Ты же еще живой и значит у тебя есть шанс.
– Какой? – Спросил он и махнул рукой.
– Исправить что-то к лучшему. Ты же все осознал и каешься.
Мы с минуту помолчали, и я спросил, указывая на развалины:
– Это тот самый дом?
– Да, – ответил он, – и этот дом, и эта проволока, и этот кирпич…
– А знаешь, Виктор, лети-ка ты лучше в больницу и помоги выкарабкаться своему грешному телу, – посоветовал я ему, а он спросил:
– Зачем?
– За тем, что ты человек, а не крыса! Подумай о будущем…
Он взглянул на меня и вдруг, не попрощавшись, исчез.
Матушка Варвара
(рассказ)
Была глубокая ночь, когда я отыскал домик матушки Варвары. В окнах тускло горел свет, а в комнате в скромном гробу лежало ее тело.
Я не сразу узнал Варвару. Маленькая она лежала в гробу с покрытой головой. На лбу у нее был бумажный венок с молитвой, а в руках она держала свечу, которая освещала небольшую икону Богородицы. Лицо ее было бледным и не выдавало никаких признаков жизни. У ее изголовья стояла старушка в черном платке и читала толстую книгу с пожелтевшими листами. Голос ее был чуть слышен и казалось, что она просто что-то шепчет на ухо матушке Варваре. Рядом у гроба находились еще две женщины преклонных лет. Они сидели с поникшими головами и слегка посапывали.
Мое появление здесь осталось незамеченным и только огоньки восковых свечей задергались, почувствовав мое присутствие. Я взглянул на покойницу; ее ровный и небольшой нос заострился, глаза провалились под веками, а белизна кожи придавали лицу смертельный оттенок. Но при всем этом ее спокойное и умиленное лицо, говорило об обратном. Было похоже, что Варвара просто спит глубоким сном.
Ее облик мне показался раздвоенным, какая-то полупрозрачная пелена обволакивала ее тело. Я не придал этому значения, списывая все на плохое освещение, которое давали свечи своими дрожащими фитильками. Мне очень хотелось встретить Варвару в своем мире, но поблизости ее не оказалось, как не было ее и в других комнатах дома. Рядом за стенкой я нашел маленькую комнату с множеством икон.
Это была сокровищница матушки Варвары. О ней много слышали, но мало кто ее видел. Даже ее сын Федька – дебошир и пьяница, боялся входить в эту комнату. Рассказывали, как однажды Федор, будучи в сильном опьянении, пытался проникнуть в сокровищницу. На его пути встала Варвара, но обезумевший детина оттолкнул мать и приблизился к двери. Она была заперта, и Федька стукнул ее ногой. Та открылась, а он тут же упал без чувств. Провалявшись больнице целый месяц, он стал прихрамывать на ногу и с тех пор Федор сторонился жилища матери. Иногда выходя из своего флигеля, что был по соседству, он грозился спалить дом матери. Варвара не обижалась, а только молила Бога о его спасении.
И вот я здесь в этой маленькой комнате с иконами.
В помещении стоял полумрак. Источником освещения служила лампада, висевшая у иконостаса. На небольшой деревянной полке перед образами лежала толстая развернутая книга. Икон было так много, что остановится на какой-то одной, у меня не получалось.
Мой взгляд упал на большую икону Спасителя. Она находилась в центре иконостаса и освещалась огоньком лампады. Иисус смотрел на меня своими добрыми и живыми глазами. В них наряду с добротой присутствовала и большая печаль. Я присмотрелся и заметил, как глаза Бога наполнялись слезами. Уже скоро одна из них скатилась по Его щеке. Следом по влажной дорожке, сбежала вторая, потом третья и вскоре слезы Бога превратились в живительный ручеек.
На земле, в той жизни я слышал о таком чуде. О том, как мироточили иконы, принося своей влагой исцеление и очищение людям.
Я не поверил своим глазам и потянулся к Богу. Коснувшись образа, моя рука не только не прошла через икону, а почувствовала влагу. Когда я увидел у себя на ладони живительные капли, то сильно удивился. Ведь ничего подобного, за все время моего пребывания в этом новом мире, со мной не происходило. Ни дождь, ни огонь, ни лист, ни камень не могли мне служить препятствием. Я свободно проходил через стены и сухой выходил из воды. А сейчас на своей ладони я ощущал чудотворную влагу. Более того, касаясь иконы, я чувствовал одежду Бога. Его влажная плащаница скользила по моим пальцам.
Я омыл свои глаза чудотворной жидкостью и заметил, как нимб за головой Иисуса засветился маленьким солнцем. Его лучи осветили сокровищницу и глаза святых посмотрели на меня. От благодати, исходившей на меня, я прикрыл глаза. Вдруг невидимая карусель закружила меня, и я оказался высоко в небе. Здесь я никогда не был и ничего подобного не видел. Меня окружало одно большое пространство.
Приобретая новое зрение, я стал замечать, что за большим диском солнца, стоял необыкновенный город с высокими башнями и аркадами. Голубая река омывала золотой берег, а на зеленом лугу паслись экзотические животные. Цвели сады и аромат весны и лета доносился до меня с волшебными звуками Вселенной. В этой небесной музыке я слышал плеск прибрежных волн, весенние раскаты грома, веселый звон ручья и пение птиц. Здесь было все, что когда-то уже было со мной и то, что еще только предстояло мне узнать. Вдруг громко ударили цимбалы, и солнце взорвалось яркой вспышкой. Свет ослепил меня, и радужные круги поплыли передо мной цветным калейдоскопом. Вскоре они исчезли, а небольшие искорки, разлетевшиеся по сторонам, продолжали свое свечение. Я открыл глаза и заметил, что нахожусь в маленькой комнате перед старинной иконой Иисуса Христа. Все свечи в сокровищнице горели огоньками, освещая лики святых. Они вдруг посмотрели на меня, и я опустился на колени. Перекрестившись я взглянул в глаза Спасителя и заметил, что чудотворный ручеек на Его щеке высох, а взгляд стал живым и светлым.
Яркая вспышка осветила комнату, и свечи погасли. Помещение приобрело первоначальный вид, и только лампада освещала лик Бога.
На полке у иконы лежала раскрытая книга и я взглянул на текст.
На пожелтевших листах были написаны строки на староцерковном языке, но я почему-то без труда стал читать: «… истинно говорю вам: не придет род сей, как все это будет. Небо и земля прейдут, но слова мои прейдут. О дне же том или часе никто не знает, ни Ангелы небесные, ни Сын, но только Отец. Смотрите, бодрствуйте, молитесь; ибо не знаете, когда наступит это время…».
Читая текст из Святого Писания, я вдруг услышал себя со стороны. Мой голос будто через ревербератор произносил фразы из текста, а эхо услужливо повторяло: «… Смотрите, бодрствуйте, молитесь; ибо не знаете, когда наступит это время…»
* * *
В комнате, где лежало тело Варвары было тихо.
Старушка, читающая молитвы, уснула, уронив голову, а остальные мирно сопели, не замечая, что свеча в руках Варвары догорела. Вдруг ее пальцы дернулись, а огонек, оторвавшись от фитилька потух.
Я замер и осмотрел тело Варвары.
Ничто не выдавало признаков жизни, ни один мускул не дернулся у нее на лице, когда я коснулся ее тела. Рука моя легко прошла сквозь нее, не находя ни малейшей преграды.
– Показалось, – подумал я, а Варвара спросила:
– Ты кто?
Я оглянулся, но рядом ее не было и только три пожилых женщины у гроба подавали заметные признаки жизни.
– Ты кто? – Повторила вопрос Варвара, а я тихо ответил:
– Я Виктор. Я был у вас, но Вы меня не приняли, – напомнил я ей с легким упреком и пояснил, – это было, когда я еще был другим…
Варвара лежала в гробу, а чуть заметный туман укрывал ее тело. Он не был прозрачным и бесцветным, переливаясь перламутром, в нем проявлялись легкие цветные оттенки. Что-то красное пульсировало у нее под руками, задавая тон всей ее небогатой гамме.
Это была ее душа, и она не покинула ее тело.
– Я тебе больше не помощник. Ты же умер! – Произнесла она.
– Я не умер! – Поспешил возразить я.
– Смерти нет. И ты об этом прекрасно знаешь!
Варвара извинилась и сказала:
– Прости, но я рассуждаю поземному. Кто-то верит в нее, кто-то сомневается. Для кого-то смерть конец, а для кого-то начало.
– Все ты говоришь правильно, – согласился я, – но ты же живая!..
Варвара вздохнула и огоньки на свечах затрещали. Старушка у изголовья Варвары, что-то шептала ей на ухо и опять засопела.
– Да, я все еще живу, – призналась Варвара, а я возмутился:
– Но, как же так? Завтра твои похороны…
– Уже сегодня, – поправила меня старушка, – слышал, наверное, о моей болячке? Вот я и сплю, а проснуться не могу.
– А, как же врачи?
– А, что врачи? Пришла участковая, пульс пощупала и выписала заключение. Видно надоела я им со своим чудо сном. Если честно, я и сама уже поверила в свою погибель, только смотрю живая еще.
– Но, как так можно? – Не успокаивался я, – тебя же сегодня похоронят! Живой в землю закопают! Это же убийство, Варвара!..
– На все Божья воля. – Вздохнула она. – Ни я первая, ни я последняя. Это участь многих стариков – быть погребенными заживо.
– Но это же ужасно, – не соглашался я.
– Безбожникам страшно, а за верующего Бог заступится…
Наступило молчание. За окном еще капли дождя стучали по подоконнику, а ветер, порвав облака, запустил в комнату лучи солнца.
Я смотрел на Варвару и удивлялся ее спокойствию. Мне было страшно представить, каково было живому человеку проснуться в могиле? А она спокойно спала в гробу, не выдавая признаков жизни. Легкий туман покрывал ее тело и только красное пятно под ладонями Варвары, пульсировало и выдавало присутствие жизни.
– Матушка! А тебе не кажется, что это похоже на самоубийство?
– Нет не кажется – Бог тому свидетель.
– Но надо что-то делать, – не успокаивался я, – надо проснуться.
– Не могу, это сильнее меня, – вздохнула Варвара.
Моя беспомощность выводила меня из себя и я, не находя решения быстро перемещался по комнате. Этим я невольно задул все свечи, потом разбудил старушек и наконец я вернул Варвару к жизни.
Нет, она не встала из гроба и не попросила о помощи подруг, она просто тихонько ойкнула и вспомнила о главном…
– Что же теперь будет? – Забеспокоилась она, – что делать?
– О чем ты, матушка?
– Сын у меня Федька – пьяница. Он же без меня погибнет, он же все пропьет, а там иконы. Господи! Боже мой! – Воскликнула Варвара и мне показалось, что ее услышали женщины, сидевшие рядом.
– Господи, что я наделала, – убивалась Варвара. – Что теперь будет? Ведь пропьет, осквернит святыни – Федька богохульник.
Я заметил, как ее пальцы дернулись, а свеча выпала из ее рук.
Женщины перекрестившись, поправили обряд и зашептали:
– Да, ты никак проснулась, Варвара?
– Вставай, родная, утро на дворе.
– Нет. Представилась наша Варвара – умерла голубушка, – заключила третья и продолжила читать молитву у изголовья покойной:
«Покой, Спасе наш, с праведными рабу Твою Варвару, сего всели во дворы Твоя, яко же есть, писано презирая яко Благ, прегрешение его вольная и не вольная, и вся яже в ведении и не видении, человеколюбие. Со святыми упокой, Христе, душу рабы Твоей Варвары, идеже несть болезнь, ни печаль, ни воздыхание, но жизнь бесконечная».
– Отпевают тебя, матушка. Живого-то человека? Не хорошо это.
Пропустив мой упрек, она произнесла:
– Иконы спасать надо! Помоги! – Взмолилась Варвара.
– Подожди убиваться, матушка. Ты завещание сделала?
– Какое завещание, Виктор? У меня и завещать-то нечего. Дом мой видел у меня какой? А иконы я отцу Николаю обещала.
Она продолжала причитать, а я пытался ее успокоить:
– Ну сегодня он их не пропьет – значит время у нас есть. – А иконы у тебя, Варвара, очень хорошие – чудотворные. Им место в храме. Нехорошо такое чудо от людей прятать. – Упрекнул я ее.
– Помоги, Виктор, спаси иконы! – Просила Варвара.
Не простившись я покинул ее дом.
Было уже светло. Дождь закончился, небо посветлело, а город зашумел, как большой муравейник. Уже работали заводы и гудели автомобили, когда я услышал колокольный звон. Церковь приглашала прихожан на утреннюю службу и я, недолго думая, решил, что было бы хорошо для начала отыскать отца Николая. Он, наверное, уже знает о смерти Варвары, предположил я и направился к храму.
Во дворе церковного дворика я услышал новости о Варваре. Кто-то не верил в случившееся, кто-то соболезновал, роняя слезы, а кто во всем винил ее сына Федьку. Здесь же мне стало известно, что службу сегодня проведет дьякон Феофан, так как отец Николай уехал на похороны Варвары. Я с облегчением вздохнул, посчитав, что присутствие батюшки в доме Варвары, облегчит мое решение с иконами.
Когда прихожане стали наполнять церковь, внутри у меня что-то больно кольнуло, и я вспомнил, что ни разу в новой жизни не посещал храм. Это было для меня любопытно и удивительно.
– Почему? Мне даже и в голову не приходило это сделать. Ведь здесь, в этой церкви я последний раз молился и исповедовался. Здесь я почувствовал прикосновение Бога и отсюда ушел в мир иной. Так почему же я ни разу не вспомнил о храме? – Мучал я себя вопросом.
Зайдя в церковь, я надеялся здесь получить ответ.
В стенах храма я почувствовал себя странно и необычно. Я плохо управлял своими действиями, чувствовал предметы, а мысли потеряли былой объем. Здесь я приобрел вес, и будто находясь в вакууме, оттолкнувшись от стены, хаотично передвигался в пространстве. Вдруг невидимая сила подхватила меня и закружила по кругу. Я стал медленно подниматься кверху. Обороты вращения увеличивались, и я быстро поднялся к самому купола храма. Вскоре невидимый вихрь выбросил меня высоко в небо, и я оказался по ту сторону солнца. Его серебристый диск был у меня за спиной, а передо мной стоял удивительный город, который, совсем недавно, я видел с другой стороны.
Теперь я свободно мог разглядеть, что кроме башен и колонн, в нем было множество необычных строений и домов. Скверы с голубыми озерами, реки с зелеными берегами и море разноцветных цветов. Я вдыхал аромат небесного мегаполиса, которому не было объяснения. Несколько раз я пытался приблизиться к этому городу, много раз я пытался оторваться от места, но мои действия были напрасны, и я только любовался этим замечательным зрелищем.
Вдруг передо мной появился старец. Он, как облако спустился с небес, и я сразу его узнал. Это был тот самый Святой с иконы, что когда-то мне показывал бомж у входа в городской сад. Это был тот, который благословил меня на новую жизнь. Это был Даниил.
Он строго посмотрел на меня и сказал:
– Зачем ты здесь, ведь я тебя не звал. Помни, всему свое время…
– А теперь ступай обратно и твори добро! – Старец махнул полой своего плаща, как крылом и испарился, а я стал медленно опускаться на землю, роняя серебристые искорки большого солнца.
Выйдя из церкви, я еще долго пребывал под впечатлением увиденного. Я ощущал на себе небесную благодать, необыкновенный аромат и истинный цвет солнца. В голове крутились слова Даниила:
«Ты на правильном пути и тебя заметили…».
Я посмотрел в небо и заметил, что солнце стояло в зените.
Вспомнив о матушке Варваре, я метнулся к ней.
Во было людно. Гроб с матушкой грузили в катафалк, а люди что-то обсуждали и с опаской посматривая по сторонам. Выслушав рассказ очевидцев, я понял, что причиной тому была пьяная выходка сына Варвары. Федька, прощаясь с матерью, страстно признавался ей в любви и в порыве своих эмоций чуть не опрокинул гроб. Его оттащили от Варвары, а он в отместку стал крушить стекла в доме своей матери. Сильные мужики успокоили дебошира и, связав его веревкой, оставили в сарае до своего возвращения с кладбища.
Когда процессия с телом Варвары двинулась на кладбище, я решил взглянуть на ее сына. Нашел я его на полу ветхого строения. Он катался по земле и грыз веревку, издавая нечеловеческие крики. Федор походил на раненого зверя. Лицо его было мокрое от слез, а на губах выступала кровяная пена. Черный цвет его души бурлил, вырываясь за ее пределы. В темной массе проскакивали и фиолетовые, и бордовые, и даже алые языки пламени. Душа его кипела от злости, а зубы яростно разгрызали веревку на руках. Когда похоронная процессия покинула двор, Федор освободился от уз и радостно взревел. С пеной на губах он метался по сараю что-то разыскивая. Под кучей ненужного хлама он нашел канистру с бензином, и я понял его намерения.
Выскочив во двор, он направился к дому Варвары. Мне удалось его сбить с ног, но это только больше его разозлило и он, прыгая, как дикарь, поливал бензином все что попадалось ему на дороге. Было похоже, что рассудок оставил его и он, перемазанный бензином требовал спички. С канистрой в руках он ворвался в дом и там, до смерти напугав женщину, нашел что искал. Старушка спаслась бегством, а Федька чиркал спичками, пытаясь поджечь бензин. Три раза я задувал пламя, отводя беду, но и одной искорки хватило, чтобы огонь обхватило весь дом. Тут же загорелся и сам Федор. Он выскочил из дома и живым факелом носился по двору. Издавая истошные крики, он то подпрыгивал к верху, то катался по земле, но вскоре упал и затих.
Когда бездыханное тело Федора еще дымилось, я заметил, как его душа выскочила из тела. Темной тучей она проскочила по двору и провалилась под землю издавая звериный рев.
Деревянный домик Варвары был объят пламенем и его огромные языки не давали надежды на спасение жилища. Когда обвалилась кровля, и затрещали перегородки, я вспомнил о сокровищнице.
– Что же я стою? Там же иконы!
Я бросился в горящий дом, но икон на месте не обнаружил.
Стены молитвенной комнаты были пустыми, а лампада, раскачиваясь на цепочке, освещала пустой иконостас. Я удивился увиденному и отправился на кладбище, чтобы сообщить Варваре о пожаре.
На небольшом старом кладбище я быстро нашел траурную процессию. Отец Николай с кадилом стоял у изголовья покойной и читал молитву. Варвара лежала в гробу, не выдавая признаков жизни.
Выбрав удобный момент, я сообщил ей о пожаре.
Она меня не услышала, а я подумал, что она умерла.
Когда я не нашел ее рядом, то безнадежно произнес:
– Федька тоже сгорел!..
Варвара вдруг открыла глаза и произнесла:
– Федя, сынок!
Люди шарахнулись от нее и отступили к автобусам.
Варвара приподнялась в гробу и жалобно попросила:
– Люди, помогите! У меня дом горит! Сын Федька! Иконы!..
Понемногу люди стали приходить в себя, а когда заметили дым на окраине города, кинулись ей на помощь.
В автобусе я успокаивал Варвару, рассказывая ей о чудотворном явлении. Я утешал ее тем, что иконы не сгорели, а таинственно исчезли. Я говорил ей о выходке Федьки, но она меня уже не слышала.
Когда автобус подъехал к дому, пожар уже был потушен. Еще дымились обгоревшие стены, а Варвара уже стояла внутри сгоревшей сокровищницы. Икон не было на месте, а на закопчённых стенах остались светлые отпечатки, где они висели. Эти чистые места не были тронуты сажей и даже штукатурка на них не потрескалась от огня.
Для многих исчезновение икон оставалось загадкой.
А отец Николай разъяснил:
– Господь не дал огню их уничтожить, благодари Бога, Варвара.
Пожарные машины покидали двор, а следователи прокуратуры все еще опрашивали свидетелей и очевидцев происшествия.
Когда два санитара поднесли носилки с телом Федора, Варвара заплакала и, упав на колени, простилась с сыном.
И даже то, что быть не может,
однажды тоже может быть…
(миниатюра)
После посещения могилы Булгакова, я медленно набирал высоту. До своего родного города я пролетал низко над землей, цепляя линии передач и проскакивая стены высотных зданий. То ли это было от посещения Новодевичьего кладбища, где лежали останки великих людей, то ли от размышления о будущем, то ли от того, что вспомнил о тех, кто в своих произведениях напоминал человечеству о вечном…
«И даже то, что быть не может, однажды тоже может быть…» – Произнес я, припоминая наши дискуссии на эту тему, когда я был еще человеком и посещал литературный кружок.
Какими громкими были наши дебаты на эту тему.
Каждый из нас хотел себя выразить, предлагая свою версию.
Всегда правильный и преуспевающий Владик – начинающий поэт и прозаик, это объяснял словами какого-то восточного мудреца.
«Все будет так, как должно быть, даже если будет так, как быть не должно никогда…», – говорил он и мы соглашались.
Но и высказывания студентки педагогического училища Валентины, тоже не оставались без внимания. Молодая и дерзкая девушка утверждала, что чудеса были, есть и будут всегда.
– А, что же они и сейчас случаются? – С ехидной улыбкой спрашивал у нее – зануда, и всегда сомневающийся во всем, Артурчик.
– Чудеса случаются только с теми, кто в них верит, – утвердительно отвечала она и приводила множество случаев из жизни.
– А с теми, кто не верит? – Допытывался Артур.
– А с теми, кто в них не верит, – отвечала ему Валентина, – случаются события, не подлежащие объяснению.
– Да-а! – Ухмыльнулся я.
Наверное, мы все тогда были правы, отстаивая каждый свое мнение. А будучи, по сути, ограниченными людьми, мы требовали всему доказательства. А доказывать ничего было и не надо. И об этом хорошо сказал Булгаков словами Воланда: «А не надо никаких доказательств, просто Он существовал и больше ничего…».
Михаил Булгаков в своем романе «Мастер и Маргарита» затронул большую тему потустороннего мира. Конечно, он видел гораздо больше, чем написал. Но почему он так сделал? Потому что недостаточно знал или потому что не хотел? Почему Гоголь – его кумир, не написал, что скрывает от нас смерть? Он тоже не хотел или не знал?
– Они могли только об этом догадываться, – рассуждал я.
Все они, когда-то только коснулись края этого мира. Они понимали, что он есть, и, что это непременно будет. Но они прекрасно понимали и другое, что догадываться слишком мало, чтобы писать об этом в своих великих произведениях. И даже их большое познание в литературе и философии не могло им помочь передать того, что видел и знал тот, кто побывал в этом мире. Это мог сделать только очевидец.
– Как жаль, что я не писатель, – пожалел я и посмотрел на небо.
Я мог подняться так высоко, что земля становилась маленькой планетой. Но даже оттуда, я не мог дотянуться до заветной звезды…
Великий комбинатор
(рассказ)
После кофе, я предложил Феофану преферанс, а он попросил:
– А прочитай мне лучше главку из своего романа.
Его предложение меня заинтересовало, и я спросил:
– А какую бы ты хотел услышать?
– Любую, на твое усмотрение.
Я немного удивился и предложил:
– А давай сделаем так; в романе восемьсот пятьдесят страниц – выбирай любую из них, и я прочту главу, привязанную к ней.
– Давай сотую! – Не раздумывая предложил Феофан.
Я ухмыльнулся его выбору и пошел за рукописью.
На ходу я подумал:
– Это же самое начало романа? А, что? Это даже интересно…
Феофан – мой новый друг служил дьяконом в одном из сельских приходов и заочно заканчивал исторический факультет педагогического института. Он был моложе меня, но общие, интерес к истории и философии, скрадывали возрастную разницу. Нам было интересно философствовать о вечном и во многом наши взгляды совпадали.
* * *
Я нашел страницу в тексте и начал читать:
«Он попросил меня подвезти, но я, брезгливо посмотрев на мужчину, отказал и оставил его на дороге под проливным дождем» …
– Глава двенадцатая, – сказал я, припоминая сюжет этого отрывка.
«Я больше не мог терпеть ее капризы и, громко хлопнув дверью, ушел», – прочитал я, а мой товарищ приготовился слушать.
Часы пробили уже двенадцать, а я начал читать:
«По дороге домой я еще долго возмущался выходке Оксаны.
– Это что получается? Отдай жену дяде, а сам иди к бля… – Возмущался я, безответственно разгоняя автомобиль на мокром шоссе.
Я ругался на обнаглевшую подругу, не замечая, как стрелка на спидометре стремительно приближалась к опасной отметке.
Вскоре пошел дождь, и округа потемнела. Дворники на моей «Тойоте» износились и видимость сводилась к нулю. Я сбавил скорость и заметил, как на обочине дороги кто-то махал мне рукой. Поравнявшись с незнакомцем, я нажал на тормоз и открыл окно. Когда у машины появился бомж, я готов был включить передачу, но бедолага, вытирая лицо, показывал мне смятые рубли и умолял о помощи. Он просил довезти его до деревни, но я, брезгливо посмотрев на мужчину, отказал и оставил его на дороге под проливным дождем.
Фары встречных машин слепили мне глаза и я, сбавляя скорость, прижимался к краю дороги. На одном из виражей я резко ушел вправо и поймал обочину. Машину закрутило на мокром асфальте и выбросило в кювет. Я вышел из автомобиля и оценил обстановку. Ситуация, на мой взгляд, была не безнадежной. Мне казалось, если бы кто-то подтолкнул машину, то она бы своим ходом вернулась на шоссе.
Мокрый и грязный я голосовал на дороге, останавливая проезжающие автомобили. Но никто не хотел мне помочь, то ли пугала темнота на трассе, то ли мой вид не внушал доверия проезжающим водителям. Когда я устал от бесполезных попыток, а надежда на успех оставила меня, я присел на отбойник и закурил. Я заметил, что дождь почти прекратился и на небе время от времени стала появляться луна. Она выглядывала из-за туч то на половину своего диска, то выплывала полностью, то снова пропадала, утопая в пучине мокрых облаков.
По шоссе проехала машина и я заметил, как человеческая фигура, двигаясь по кромке дороги, приближалась ко мне. С надеждой я бросился на встречу. По иронии судьбы этим человеком оказался тот самый бомж, которому я отказал в поездке. Он согласился мне помочь и ужу через десять минут моя «Тойота» стояла на асфальте.
Мы закурили и познакомились. Когда мы доехали до его деревни, мне захотелось отблагодарить Юрия, так звали моего спасителя.
Но денег в моем кошельке не оказалось, и я выругался:
– Вот чертова баба, все выгребла даже на водку не оставила…
– Водка-то у меня есть, – сказал Юрий, – а закуска – хлеб, да соль.
– У меня шоколад, – сказал я и стал рыться в бардачке машины.
Через пять минут мы подъехали к его избенке, которая стояла на отшибе деревни у заросшего пруда. Строение выглядело плачевно, и я с опаской вошел за его порог. Юрий предупредил о неудобствах и провел к столу, разбрасывая домашнюю утварь по углам. В комнате было темно и даже после того, как Юрий зажег самодельную лампу, комната осветилась лишь наполовину. Я ухмыльнулся, когда заметил, что светоч была изготовлена из гильзы мелкокалиберной пушки.
– Сорокопятка?! – Подметил я, – как в прифронтовом блиндаже.
– А чего?.. Хорошая штука! – Возразил Юрий. – Фитиль поменял, керосина налил и все работает. Я ее в лесу нашел, с войны там лежала.
Когда мы выпили спиртное, хозяин, вальяжно развалившись на лавке, закурил сигарету. Огонек от спички осветил его лицо, и я заметил, что это был еще молодой мужчина. Его борода и непричесанные волосы увеличивали его возраст. Он был одет в грязную одежду, и его неопрятный вид говорил сам за себя. Передо мной сидел настоящий бомж. И когда он оголил свои желтые зубы, мне захотелось уйти.
