Читать книгу: «Настенька. Повести», страница 3

– Не слепой, – коротко ответил Петрович.

– Так вот, – продолжал я, – прежде чем я перейду к нашей главной теме, я хотел бы задать тебе несколько вопросов.

Петрович, как мне показалось, нисколько не удивился моему предложению, а, наоборот, поудобней расположившись на стуле, приготовился отвечать на мои вопросы.

Заметив его напущенную важность, я улыбнулся и сказал:

– Да, ладно тебе, Петрович, не на допросе – расслабься.

Я наполнил стопки коньяком и предложил товарищу. Он не отказался, и мы уже скоро закусывали спиртное дольками лимона. По нам было заметно, что мы оба оттягивали этот непростой разговор, который, как нам казалось, должен был расставить все на свои места.

– Скажи мне, Паша, – начал я после небольшой паузы, – почему ты, будучи хорошим и преуспевающим специалистом в области психологии, вдруг бросил практику и оставил службу? Как можно совместить твои знания и научные труды с крематорием?..

Петрович промолчал, а я продолжал задавать вопросы:

– Скажи мне, пожалуйста, каким боком мистика, эзотерика и всякое в этом роде, можно отнести к психологии человека? Я читал твои работы и мне было интересно и любопытно, но одного я понять не могу, какое отношение крематорий имеет к твоему увлечению?

– Ты, Виктор Иванович, задал уже много вопросов, – вдруг прервал меня Петрович и, встав из-за стола, продолжил, – и каждый из них заслуживает достойного ответа. Но это, согласись, не та тема, о которой мы сейчас должны с тобой говорить. Но чтобы тебя не обидеть, я тебе все же кое-что расскажу о своем поступке…

Петрович потянулся к бутылке и вдруг спросил:

– Виктор Иванович, а твоя мама давно умерла?

– Давно, когда я был еще ребенком, а что?

– Значит ты детдомовский – сирота?

– Почему? – Возразил я, – меня бабушка вырастила.

– Ты, Витя, сейчас о себе рассказываешь или о журналисте?

Я задумался, а Петрович продолжил:

– Вот видишь, то что было не с тобой ты помнишь…

– Ты, Виктор Иванович, большой феномен – исключительная личность. И для нас смертных твое уникальное воскрешение – это просто чудо или мистическое явление. Но мы с тобой отвлеклись, – продолжал Петрович, – ты вот лучше послушай небольшую историю из моего детства, которая и повлияла на всю мою дальнейшую жизнь.

Мне тогда было лет пять – шесть, когда из деревни к нам в гости приехал мамин брат. За столом они долго вспоминали свое тяжелое детство и своих родителей. Потом они пели песни о Сибири и о ее больших реках. Вдруг дядя Федор взял гитару и, ударив пальцами по струнам, запел грустную песню о маленьком мальчике у которого умерла мама. Малыш, не понимая случившегося, трогал ее руками и всячески пытался разбудить. Но мать его не слышала, она умерла.

Петрович уронил слезу и вдруг тихо запел:

«Мертвая в доме, лежит у иконы,

Тяжкую долю не смогла пережить,

А маленький мальчик к ней тянет ручонки,

И хочет он маму свою разбудить».

Мы помолчали и Петрович продолжил:

– Так вот. Этот жизненный сюжет сильно запал мне в душу. Я стал сильно бояться, что моя мама умрет и я потеряю ее навсегда. С годами страх ушел, но пришла тревога за ее здоровье. После того, как мы похоронили отца, мама сильно заболела. Она, замечая мои переживания, часто успокаивала меня и обещала держаться. Но вскоре, после очередного приступа, ее разбил паралич, и она умерла.

К тому времени я уже был юношей и заканчивал школу. У гроба матери я поклялся, что непременно стану врачом и буду спасать людей. Все так и получилось, я закончил институт и стал врачом – терапевтом. Но поскольку я серьезно увлекался психологией, учебу я не оставил и получил квалификацию психотерапевта. Потом была практика в Афганистане, на Кавказе и в спецподразделении ФСБ.

Много передо мной прошло людей с психологическими травмами, много я слышал историй, леденящих душу, я не один раз беседовал с уникальными и удивительными людьми, которые могли уходить в астрал и которые побывали в других мирах и измерениях. Да, что там говорить, много всего познавательного и интересного я узнал за время своей практики. Поэтому меня и заинтересовала эзотерика. Я стал много читать об истории ее происхождения и мечтать об астрале.

– Эзотерика это вера в потусторонние силы? – Спросил я, умышленно перебивая Петровича, чтобы вернуть его к главной теме.

– Это не только силы, Виктор Иванович, – поправил меня Петрович, – это потусторонняя жизнь, параллельные миры. Все, что мы здесь называем мистикой, там это нормальное явление. И я тебе скажу, что только избранные могут попасть туда, только люди, обладающие уникальными способностями, впадая в транс, уходят в астрал.

– А, как же Бог? – Перебил я Петровича, – церковь не признает такого учения, это противоречит ее каноном. Или ты в Бога не веришь?

– А, кто придумал эти законы? – Раздраженно спросил Петрович, – кто – Бог? Я верую в Бога и знаю все десять Его заповедей и там ничего не сказано о том, в чем нас заверяет церковь.

Петрович соскочил с места и стал ходить по периметру кухни.

– Эзотерика, мистика – это только название догадок и выдумок человека, это заключения людей, которые только подозревают о существовании других миров, других существ в облике человека.

Петрович возбужденно стал рассказывать о людях, которые только прикоснулись к этим тайнам. Было заметно насколько важна для него была эта тема и уже скоро мне было совсем нетрудно догадаться почему он бросил свою практику в медицине.

Успокоившись, Петрович присел на стул и спокойно заявил:

– Душа человека – истинная тайна всей жизни. И спасать, Витя, надо не тело, спасать надо душу, именно она живет во всех мирах.

– Поэтому ты и оставил медицину? – Спросил я.

Петрович как-то непонятно кивнул головой, а я продолжил:

– Но причем здесь крематорий?

– О-о, это совсем другая история, – ответил он, а я вдруг заявил:

– А я, кажется, знаю. Ты общаешься с душами умерших?..

– Нет, Витя, я их только слышу.

– А крематорий – то место где ты пытаешься с ними наладить контакт? – Продолжал я удивлять Петровича своей проницательностью.

– Здесь ты угадал, – согласился Петрович, – это самое лучшее место, где я могу не только замечать, но слышать их голоса. Прежде чем попасть сюда, я пробовал это делать и на кладбище, и в морге, и даже на войне после боя, но более благоприятного места я не нашел.

– И все-таки, как-то странно, – ухмыльнулся я, – в крематории, где огонь превращает людей в пыль? Что здесь можно услышать?..

– Не скажи, Виктор Иванович. Тут бывает такое услышишь, что ни то что мурашки выскакивают, мозги вылезают наружу…

Я опять ухмыльнулся, а Петрович меня упрекнул:

– Ты же в своем романе хорошо описываешь, как души умерших прощаются со своим телом. В его первой части или ты забыл? А здесь, Виктор Иванович, не кладбище, ни могила, а крематорий наш, как ты успел заметить, далеко не элитный, тут контингент разнообразный и бомжи, и бандиты, и всякие, которых приговорили к забвению…

Я приятно удивился упреку Петровича и сказал:

– А ты хорошо запомнил главы из романа, наверное, интересно?

– Не скромничай, Виктор Иванович, роман у тебя получился интересным и познавательный. Есть над чем задуматься, о чем поспорить и над чем поплакать… И вообще, Витя, мне кажется, что мы сейчас с тобой спорим ни о чем. Ты же сам в романе рассказываешь нам о том, что будет после жизни. Ты утверждаешь, что смерти нет, что она только фаза перехода из одной жизни в другую. А не кажется тебе, Виктор Иванович, что об этом самом говорит и эзотерика, в увлечении которой, ты меня упрекаешь. И если хочешь знать, то твой роман для читателя – мистическое произведение и в книжном магазине он будет стоять на полке, в разделе мистика, а не философия. Так что давай не будем терять попусту время и вернемся к нашей незнакомке.

Я выслушал бурную речь Петровича и предложил выпить.

Он согласился и разлив остатки коньяка по стопкам, спросил:

– Ну, и что она тебе сказала?

– А ты знаешь, Паша, а разговора, как такового, и не было.

– Это как же? – Удивился Петрович.

– А так… Я вдруг понял без слов, что она дочь журналиста. Подтверждением тому стала татуировка на ее на руке, такую же я видел и у Арины. «Out side» было написано у ее на предплечье.

– «Out side»? – Спросил Петрович и стал переводить.

– Снаружи, вовне, извне, за…

– За пределами, – помог я и мой товарищ соскочил с места.

– Правильно! За пределами! – Воскликнул он. – За пределами возможного… Все сходится, она из будущего, она из другого мира.

– А чему ты радуешься, Петрович? А как же твоя любовь?

– Ты, Виктор Иванович, сейчас нехорошо пошутил. Со своей любовью я опоздал на целую жизнь, и я об этом знал и догадывался.

После недолгих размышлений мы перебрались в мою рабочую комнату и Петрович, подойдя к раскрытой рукописи, спросил:

– Она роман смотрела?

– С него собственно все и началось…

– Что началось, Витя?

Я не ответил ему на вопрос, а только задумчиво произнес:

– А может этот роман и есть вход в параллельный мир?..

– Чего? – Удивился Петрович и подскочил на кресле.

– Может это проводник, способ связи с потусторонним миром, – продолжал я, еще больше интригуя Петровича. – Ведь не зря я написал этот роман, не зря здесь журналист и эта загадочная незнакомка.

– Может ты мне все-таки расскажешь, что у тебя здесь произошло? – Возбужденно заговорил Петрович.

– Конечно, все расскажу, ты не переживай, Паша, – ответил я и, похлопав товарища по плечу, усадил его обратно в кресло.

Я не обманул Петровича и начал рассказывать ему свои ночные видения с самого начала. Как я встретился с маленькой Ариной в сквере, о том, как долго мы гуляли с ней по его осенним аллеям и про то, как она вдруг оставила меня, войдя в красный куст. Я не утаил от него и то, как необычное растение с красной листвой, раскачивая своими ветвями, издавала звуки небесной музыки. Напомнил я ему и о встречи с ним, у заброшенного здания кафе.

Петрович меня слушал внимательно и не перебивал, а я напомнил ему о его ночном звонке на стационарный телефон.

– Да, не звонил я тебе! – Возразил он, а я продолжил:

– Как же так, Петрович? Ты же мне сообщил, что встречался с незнакомкой, а мне посоветовал дожидаться ее дома.

– Не звонил я, ей Богу! – Оправдывался Петрович.

– Это теперь не важно, – ответил я и продолжил, – важно то, что она вскоре появилась у меня в комнате. И пришла она ниоткуда…

Петрович замер в ожидании рассказа, а я подошел к столу, где лежала рукопись и, указывая на стул у компьютера, заявил:

– Вот здесь она сидела и смотрела рукопись романа. Мы долго молчали. Я не решался нарушить паузу, а она, повернувшись ко мне, сказала, что там, где речь идет о переживаниях журналиста, желательно включить его стихотворение, адресованное его дочке.

– Что за стихотворение? – Осторожно спросил Петрович, будто боялся сбить меня с темы, – это то четверостишие, что ты мне читал?

– Нет, это другое, – ответил я и продолжил, – есть у него небольшое стихотворение, посвященное Арине. Конечно, это далеко не Лермонтов и не Блок, но за душу берет. Да, я тебе его сейчас прочитаю.

Я стал рыться в бумагах на столе, а Петрович спросил:

– А, что тебя толкнуло написать роман? Ты же не писатель?

– Большое желание рассказать людям, о том, что я узнал за время пребывания в другом мире. И это, Петрович, даже не совсем моя воля, это скорее наказ, пожелания сверху… А писателем я уже был, был и поэтом, я даже помню некоторые свои произведения, правда это было давно. Тогда, когда я страстно любил одну женщину.

– Ты любил? А ну, расскажи.

– В другой раз, а сейчас лучше послушай стихотворение.

Я взял листок и стал читать:

«Еще дышу и все мечтаю,

Что ты придешь и надо мной,

Мой луч надежды замерцает,

Я буду знать, что ты со мной!

Но время быстро пролетает.

Дышать и жить мне все трудней.

Надежда встречи увядает,

И растворяет образ твой.

Ты с каждым днем все дальше, дальше,

Тебя теперь мне не догнать.

В твоих словах все больше фальши,

Мне лучше б этого не знать.

Ведь для меня ты – добрый гений!

Мой лучик солнца золотой!

Мой воздух чистых вдохновений,

Моей надежды добрый звон!

Прощай любовь, прощай надежда.

Я больше жить так не могу.

Я ухожу и может вечность,

Вернет мне девочку мою!».

Мы помолчали и Петрович спросил:

– Почему же он с ней не поговорил, не объяснился?

– Я думаю, Паша, что он не хотел увидеть в ней то, чего боялся увидеть. А так она для него осталась доброй и лаской дочкой. Но они потом обязательно встретятся, он же не зря напомнил о вечности.

– Да, Витя, ты не только хороший писатель и рассказчик, ты еще большой философ и психолог, это я тебе, как специалист говорю.

– Я, конечно, польщен твоими комплиментами, но давай, Павел Петрович, вернемся к нашей загадочной незнакомке.

– Ну, и чем закончилась ваша встреча? – Спросил Петрович.

– Закончилась она, Паша, так же внезапно, как и началась. На прощание Арина взяла мою руку и вдруг заглянув мне в глаза, попросила прощения за ту глупую и высокомерную девчонку.

– За Арину – дочь журналиста? – Спросил Петрович.

Я кивнул головой, а он поинтересовался:

– И это все?

– Потом она пообещала скорую встречу и подвела меня к окну. При свете луны я увидел необычный город с высокими домами и башнями. Он начинался сразу за нашим двором и тянулся до самого горизонта. Вдруг небо озарилось зарницей, и незнакомка исчезла. Шторы на окне закачались от сквозняка, а рукопись на столе, прошуршав листами, собралась в ровную стопку.

Я вздохнул и посмотрел на Петровича.

Он как-то украдкой посмотрел на роман и тихо заявил:

– Но это же мистика! В это никто не поверит…

– А ты-то веришь?

– Я? – Переспросил Петрович, – конечно, верю. Я видел твое воскрешение, я был свидетелем этого удивительного случая. Но люди?..

– Для этого я и написал свой роман от первого лица, как очевидец тех мистических явлений, как ты их называешь.

Петрович хотел мне возразить, а я продолжил:

– Неважно сколько людей мне поверит и неважно на какой полке роман будет стоять в книжном магазине, главное в нем то, что он дает тему для размышления. И если хоть один человек, прочитав его, задумается и ему вдруг захочется делать добро, то тогда мистика и не такое великое чудо!.. Неправда ли, Петрович?

Петрович хитро улыбнулся и спросил:

– И кем же тебе приходится эта прекрасная незнакомка?

– Дочерью, только не мне, а журналисту. Хотя, Паша, должен тебе признаться, гуляя с маленькой Ариной по скверу, я почувствовал себя ее отцом и мне даже показалось, что это все уже со мной было.

– Тебе это не показалось, Витя, – заявил Петрович, – это твоя очередная жизнь и журналист – это ты, а Арина твоя родная дочка.

– Ты так думаешь, – усомнился я.

– Я уверен. Ты же сам говорил о запоздалой любви, которая все равно настигнет ее в жизни. Что придет осознание потери и, что любовь сделает невозможное. Все так и получилось. Она пришла к тебе из параллельного мира, где тебя нет. Она нашла тебя здесь, чтобы признаться в своей любви. Но, как же она все продумала, – ухмыльнулся Петрович, – сначала маленькая и наивная девочка, потом высокомерная, но по сути еще глупая девушка и наконец зрелая, красивая и умная женщина. Ты меня понимаешь, Виктор Иванович?

Я ухмыльнулся доводам товарища и сделал ему комплимент:

– Ты, Петрович, не только психолог, ты еще и хороший аналитик!

– А ты, что только заметил? – Удивился он и встал с кресла.

Он прошелся по комнате и спросил:

– Что теперь будешь делать с Ариной, она ведь твоя дочь?

– Ничего, – поспешил я с ответом. – Сам посуди, как я ей все это объясню, сам же говоришь – мистика. Я думаю, Паша, пусть все остается, как есть. Сейчас Арину все устраивает, а мое появление, нарушить ее жизненный уклад и внесет определенные неудобства. Я общался с Ариной – ей не нужен отец, не говоря о чувствах. Так что, пусть она подрастет, поумнеет и может быть, однажды, прочитав мой роман, она сможет все осознать сама. Ведь этому не научишь.

* * *

Уже ближе к вечеру, когда мы с Петровичем допивали кофе, на мой мобильный телефон пришло СМС. Я не придал этому значения и, смакуя любимый напиток, не спешил открывать сообщение. Петрович, как-то встревожился и подхватив мобильник, протянул его мне.

Я взглянул на дисплей и произнес:

– Дочь Арина.

– Вот это новость, – воскликнул Петрович, – и, что она пишет?

Я открыл сообщение и прочитал:

«Папа, я тебя люблю!».

Наступила большая пауза. Каждый из нас размышлял о своем, не решаясь начать разговор, и неизвестно сколько бы это все продолжалось, если бы в двери не позвонили. Я вздрогнул, а Петрович встал с места. Когда звонок повторился, выражая чье-то нетерпение, я пошел открывать дверь. За мной тихой поступью последовал и Петрович. У порога я остановился и посмотрел в дверной глазок. Все у меня внутри оборвалось, когда я увидел лицо знакомой мне незнакомки.

– Это она, – чуть слышно прошептал я и открыл дверь.

Глава 7.

Уже два дня, как мой роман лежал на письменном столе, полностью готовый к издательству. Первым его читателем, как и предполагалось, стал Петрович, он же был и моим критиком, и консультантом. Удовлетворенный результатом последних событий, я отдыхал; смотрел телевизор, слушал музыку и долго гулял по аллеям осеннего сквера. Вечерами я просматривал свои черновики и читал книги.

Сегодняшний день не стал исключением.

После прогулки я выпил кофе и удобно, разместившись в кресле, стал листать толстую книгу в красивом переплете. Это был роман в трех частях – мой роман, который я только собирался издавать. На титульном листе, ниже моего портрета, красивым почерком было написано: «На память дорогому отцу от дочери Арины». Ниже была ее роспись и приписка: «Привет из будущего».

– Как такое может быть, Виктор Иванович? – Удивлялся Петрович, когда я показал ему книгу – подарок Арины. – Роман только подготовлен к издательству, а книга уже есть?..

– Ты, Петрович, наверное, не внимательно прочитал дарственную надпись, там ниже приписка – «привет из будущего!» …

– Да, все я прочитал, и все прекрасно понимаю, а спрашиваю потому, что для меня это все любопытно. В очередной раз я становлюсь свидетелем мистических явлений, связанных с твоим воскрешением…

– Для нас, Паша, это уже не мистика и не чудеса, – поправил я товарища, и он со мной согласился, – а то, что это интересно – ты прав.

Отложив книгу, я стал вспоминать последний разговор с Ариной.

В тот день, когда она внезапно появилась у меня в квартире, мы с Петровичем были ошарашены и какое-то время пребывали в непонятном состоянии. Мы слушали ее разговор, но ничего толком не понимали. Мое осознание пришло только тогда, когда мы с Ариной остались наедине. Не знаю, было ли это случайностью или чьим-то провидением, но вскоре Петровича вызвали на работу, и он нас покинул.

Мы попрощались, и Арина проводила его до дверей. Потом она приготовила кофе, и мы свободно, по-домашнему завели разговор, расположившись в маленькой комнате, служившей мне рабочим кабинетом. Арина, поджав ноги, умостилась в кресле, а я в халате сидел на диване, и наслаждался общением с дочерью, не веря своим глазам.

Сначала мы говорили о моей новой жизни, потом коснулись творчества и наконец мы остановились на моем романе. Я был приятно удивлен, когда Арина с легкостью пересказывала его главы. Мне было любопытно, ведь роман еще не вышел в свет, а прочитал его полностью только Петрович. Я спросил дочку о секрете познания моего романа, а она достала из сумки книгу и протянула ее мне.

– А никакого секрета здесь нет, – заявила она, – там, откуда я пришла, уже давно читают твои произведения.

– А, где же я?

– Тебя нет. Роман твой есть, память о тебе есть, а тебя нет.

Арина встала с кресла и потирая руки, прошлась по комнате.

– Поэтому я и у тебя…

Она присела рядом со мной и стала рассказывать, как она разыскала меня, минуя время и расстояние. Я узнал историю, как Арина попала в другое измерение. Оказалось, что она, будучи подростком, любила путешествовать во сне. Как началось это увлечение, она не помнила. Я тоже не замечал, хотя сам путешествовал неоднократно.

– Когда нам с мамой сообщили, что ты трагически погиб, – рассказывала Арина, – это нас сильно потрясло. Я не могла плакать, но что-то давило мне душу, не давая вздохнуть полной грудью. Отсутствие твоего тела наводило на меня еще большую тревогу, держа в постоянном напряжении. Вскоре я впала в депрессию и много времени проводила в сонной дреме. Потом подруга меня вытащила, к какому-то психотерапевту, который и открыл для меня новую жизнь. Павла Петровича очень заинтересовали мои сновидения. Вскоре он определил, что мои сны, ничто иное, как астральные путешествия.

Потом он внезапно закончил свою практику и куда-то исчез. Мне стало не хватать его общения, и я все больше стала думать об астрале.

Но как-то он вспомнил обо мне и прислал напутственное сообщение, в котором предупреждал об опасных последствиях моего увлечения. Он призывал меня к осторожности, уходя в астрал.

«Выход в астрал и выход из тела – это одно и тоже.», - писал он. – «Будьте осторожны, путешествуя в других измерениях. Вы можете встретить там других людей и потом пересечься с ними в материальном мире, эта встреча может оказаться для вас раковой».

В конце своего послания он мне по-дружески советовал:

«Не увлекайтесь этим опасным занятием. К нему очень быстро привыкаешь и в конечном итоге можно потерять реальный мир. А усидеть на двух стульях еще никому не удавалось.».

Припомнив этот фрагмент из рассказа Арины меня вдруг осенило и я, соскочив с дивана, заходил по периметру комнаты.

– А этот психотерапевт – Павел Петрович, случайно не мой товарищ? Не мой ли это Петрович? – Произнес я и закурил сигарету.

– Именно к нему Арина отвезла тело своего отца. Ему и открылась о чуде моего воскрешения. А он-то бедолага влюбился в нее, еще не осознав кто находился рядом с ним… Интересно все получается, – заявил я и решил, что непременно поговорю с товарищем на эту тему.

Докурив сигарету, я опять сел на диван и взял книгу.

– Значит она ее прочитала там, где меня нет.

Я опять вспомнил глаза дочери и ее признание в любви.

– Бедная девочка, – пожалел я дочь, – она заблудилась в пространстве и теперь ей очень сложно попасть в реальный мир. А ведь Петрович ее предупреждал… Хотя, она ничего не потеряла, а только приобрела. Она побывала в будущем и теперь может избежать многих ошибок в реальной жизни. Но как же ей вернуться назад? Об этом мы не говорили. Она только попросила меня строго не судить, ту глупую девушку, так как она скоро станет такой, какой ей должно быть…

– Я – это она, – убеждала меня Арина, – и очень скоро мы будем с ней одним целым. У тебя тоже складывается все хорошо. Ты закончил свой роман и теперь стал обыкновенным земным человеком, как ты того и хотел. Я буду твоей дочкой, а ты отцом, журналистом, который при загадочных обстоятельствах выжил в той страшной аварии…

Я ухмыльнулся своим воспоминаниям и подошел к окну. Дождь уже закончился, а двойная радуга, нарисовала на небе большие цветные ворота. Через проем небесной арки пробивался солнечный свет, он ложился на мокрый асфальт и крыши домов. Умытый осенней прохладой, город блестел многочисленными капельками, примостившимися на ветках деревьев и мокрых проводах. В лужах, в которых отражались облака, плавали желтые листья, украшая осенним золотом акваторию дождевого озера. Где-то далеко еще гремел гром, а у меня за окном вовсю светило солнце, освещая дороги предстоящей жизни.

Таежная повесть

Повесть

Пролог

Уже была глубокая ночь, а я все еще не спал и крутился в постели, время от времени поглядывая на часы. Да, я собственно и не удивлялся своему состоянию, бессонница меня мучала уже месяца два, а точнее с того момента, когда я ушел из семьи.

– Ушел ли?..

Опять-таки, любопытный факт, ушел или мне помогли уйти?..

– Ну, хватит тебе, Витя! Ведь уже договорились, – упрекнул я себя, – больше не поднимать эту тему…

Я повернулся на левый бок и стал рассматривать комнату, которую снял два дня назад. Комната была небольшой, но довольно уютной. Балкона хотя и не было, зато было большое окно с видом на лес.

– А что еще надо холостяку, – думал я, – диван есть, холодильник есть, даже стиральная машина и та есть…

В комнате было светло и я без особого труда прочел название книги, на подвесной полке. Три тонких томика неизвестного автора, стояли на маленькой подвесной полке. «Таежная повесть», – прочел я заглавие, на корешке книги. Имя автора было напечатано мелким шрифтом и буквы сливались, не давая прочитать полное имя сочинителя. То ли Ковалев, то ли Королев, гадал я, присматриваясь к тексту.

Я оставил эту пустую затею и перевел взгляд на окно.

За легкой занавеской, будто большая лампочка светила луна. То ли гардина, то ли еще что, придавали ей необычный цвет. Она была желто-оранжевой и поэтому комнату наполнял теплый и мягкий свет.

«Волчья луна», – произнес я, припоминая анонс из интернета прочитанный случайно в астрологическом календаре.

– Придумают же…

Я прикрыл глаза, а в окно постучали.

Когда стук повторился, я подскочил на кровати и заметил, как по отливу рамы, цокая, когтями, разгуливала большая темная птица.

– Это еще, что за явление?..

Я подкрался к окну и увидел ворона. Он показался мне огромным. В его больших черных глазах отражалась луна и он, расправив крылья, громко поприветствовал меня. От неожиданности я немного оторопел, а он прошелся по оцинкованной площадке за окном и заговорил со мной на непонятном языке. Я не мог его понять, а он все рассказывал и рассказывал мне свою длинную историю. Когда он закончил и посмотрел на меня, то в ответ я только пожал плечами. Ворон покрутил головой и, блеснув своими черными глазами, слетел с подоконника. Вскоре, немного помаячив на фоне луны, он улетел в лес.

Я посмотрел на небо.

Летом оно выглядело черней обычного и от этого звезды казались ближе и ярче. Я быстро отыскал свою звезду и довольный улыбнулся. Она не оставила меня без внимания и мигнула с небосвода.

Присев на кровать, я невольно посмотрел на полку с книгами.

– Королев или все же Ковалев? – Опять гадал я.

Я подошел к полке и прочел: «Кораблев В. И.»

– Надо же, – ухмыльнулся я, – однофамилец! Даже инициалы и те совпадают. Все, как у меня – Виктор Иванович Кораблев!..

Я взял в руки томик, а за окном раздался продолжительный вой.

– Это еще что такое? Собака?..

На душе почему-то стало тревожно и я подошел к окну.

Луна садилась за горизонт, а где-то в лесу вой повторился.

– Ерунда какая-то, произнес я, и развернул книгу.

На цветной иллюстрации была нарисована девушка в сарафане, которая обнимала волка. Лицо свое она прятала за большой головой зверя, который смотрел на меня своими желто-зелеными глазами.

– Интересно! – Произнес я и вернулся к началу книги.

Я включил настольную лампу и стал читать. Через минуту сюжет меня захватил, а через три я уже был главным персонажем повести…

Глава 1.

Ночью я плохо спал, да и можно ли это было назвать сном, когда я то и дело открывал глаза, чтобы посмотреть на раненого отца. Два дня назад его сильно порвал волк и теперь нам обоим было не до сна.

Вот и сейчас я услышал его тихий голос:

– Витя, сынок, ты спишь?

– Нет батя, – ответил я, потирая глаза.

– Лампадка погасла – зажги.

Я встал с широкой лавки, которая ночью служила мне ложем, и направился к небольшому иконостасу в углу избы. Взяв лучину, я подпалил ее от углей в печи. Огонь осветил наше скромное жилище, и я посмотрел на отца, который лежал у стены напротив.

– Ты как батя?

– Худо мне сынок, все горит внутри. Ты зажги-то лампаду. Да посмотри, может маслица надо подлить?

Я зажег лампаду, и ее теплый свет озарил лик Бога.

Я прочел молитву и перекрестился.

– Вот и ладненько, – услышал я одобрительный голос отца.

Я подошел к небольшому окошку и тяжело вздохнул. Где-то на болоте прокричал сыч, а крупные капли дождя барабанили по крыше нашего жилища. При появлении луны, которая время от времени выплывала из облаков, вырисовывался темный контур леса, а промокшая береза хлестала своими ветками по мутному стеклу.

– Вот и осень пришла, – сказал я и подошел к отцу.

Я присел на край кровати и посмотрел на него.

Лицо его было мокрым от пота, который выступал у него на лбу и маленькими ручейками стекал на подушку.

– Худо мне сынок, помру я скоро.

– Ты это брось батя!

– Выкарабкаешься ты у меня мужик сильный, – успокаивал я его.

– Сам-то справишься?

Я промолчал и положил ему руку на плечо. За окном раздался продолжительный вой волка. Мы переглянулись, а вой повторился.

– Это он! Убей его, Витя!

– Сам издохнет. Ты ему кишки выпустил, недолго ему осталось.

Вой за окном повторился. Потом еще и еще раз…

– Убей его, Виктор! Мучается он. Жалко зверя – убей!

– Странный ты батя! Он Бекаса задрал, тебя чуть не угробил, а ты – жалко зверя! – Ответил я и вернулся к окну.

Дождь прекратился, а далеко за лесом небо посветлело.

Начинался новый день.

К мокрому стеклу прилип кленовый лист, и я произнес:

– Ты откуда взялся бродяга?

– Чего ты там?.. – Спросил отец, а я ответил:

– Кленовый лист прилетел. Я в округе не встречал этого дерева.

– Это он известие тебе принес – новости для тебя, – ответил отец и закашлялся, – а клен у нас есть, только подольше к утесу…

– Красивый! – Произнес я, трогая лист через стекло.

– Что за новость ты мне принес, желтокрылый? – Поинтересовался я, а за окном опять раздался вой волка.

– Витя, он недалеко…

– Ладно, батя, сделаем!

– Возьми «Белку», она хотя и щенок, но собака толковая.

– Не переживай все сделаю, только ты выздоравливай.

– Я постараюсь. Ты мне морсу налей, пить хочется.

– Батя, утро за окном – сейчас кушать будем.

– Не хочу.

– А давай я ушицу сварю. Я вчера окушков наловил…

– Уговорил, – согласился отец и попросил попить.

– Сейчас, батя, сейчас! – Сказал я и вышел в сени.

Здесь было темно и я зажег светоч, закрепленную к стене.

Огонь осветил сени, а в углу заблеяла коза «Машка» – виновница происшествия, случившегося накануне.

– Ну, и чего ты теперь бекаешь? Чего тебе дома-то не сидится, Маша? Сколько раз тебя Бекас из лесу приводил? – Отчитывал я животное. – Эх, Машка, Машка! Натворила ты бед…

Коза затопала копытцами и жалобно посмотрела на меня.

– Нет, дорогая, посиди-ка ты лучше дома.

Я хотел уйти, как заметил в углу окровавленную одежду отца.

– Да, досталось бате, – произнес я, вспоминая, как вернувшись из леса, увидел страшную картину; отец весь в крови, за бок держится, собака издыхает, и коза рядом бегает, как сумасшедшая.

– А волчище хорош! – Вслух рассуждал я. – Бекаса одолел, а он пес крепкий. Жалко собаку, – произнес я, проходя в горницу.

– Ты чего бурчишь, Витя? – Спросил отец.

– Да, я все никак не успокоюсь. Как это он не побоялся средь бела дня напасть? Жилище человека, собака?..