Читать книгу: «Компромиссы зла», страница 5
– Да ты не перебивай, слушай. Все поймешь, в свой срок. Бабушке твоей тогда шестнадцать лет минуло, худющая была, бледная, одни глазища огромные только и сияли, да нос торчал. Болела она тогда сильно, отец ее – врач все на анемию грешил, но видела я не раз, как она буренку с леса гоняла и воронье за ней по веткам прыг-скок. Недобрые то были птицы, не нашего мира. Решила я как-то заговорить с ней, пошла на полянку, где скотинка ее паслась и начала себе травку заготавливать, да песенку-оберег себе под нос мурлыкала. И вот вижу появилась она к вечерней зорьке из-за пригорка и к коровке своей идет, да зовет ее ласково, а из чащи за ней два осатанелых глаза наблюдают и сухими истлевшими пальцами узелки из воздуха плетут. Тут уж мне ясно все и стало, вышла я сама на голосок ее и говорю. "Девочка, а девочка, помоги, проводи травницу до дома, старая стала, силы не рассчитала, не дойду, а я тебя платочком одарю и на плечи ей свой платок накинула". Глазищи ненавистно сверкнули и сгинули в чаще той. Разговорились мы с ней о том о сем, про самочувствие все я у нее выспросила и помощь предложила. Дошли мы не к моему дому, а к ее. Встали у порога, копай говорю. Что копать, спрашивает. Землицу у порога копай, да не мешкай. Взяла она палочку ковырнула землю, а у порога то платочек старый зарыт ситцевый, а в нем аккуратно так косточки зверя лесного завернуты. Говорю ей, "на смерть" тебе это сделали, да не гадай кто, все равно не угадаешь и мотива не поймешь. Научила я ее молитвам особым, да три камушка речных ей дала, сказала – спрячь их дома, где никто не найдет, да сама не проверяй. А в полночь иди к оврагу, да к ручейку, спиной к нему обернись, да читай молитву ту, что научила тебя. Как закончишь – платок через плечо кинь, да беги домой и не оборачивайся. Чтобы не слышала за спиной, не оборачивайся.
– Откуда все это знаете? Мне это только сама бабушка и рассказывала в детстве. Продолжение истории я знаю, бабушка камни те в серванте спрятала под чашку, и в назначенный час пришла к ручью, когда молитву читать начала с воды ветер на нее налетел, волосы разметал и вой страшный поднялся, она дрогнула, но устояла, дочитала до конца и бегом домой, не оборачиваясь. Утром проверила чашку, а камней то там и не было уже. Пошла она в табор, да Вас там уже и не было.
– Знаешь продолжение, да не все. Когда бабушка твоя молитву читала, я рядом была. В камышах, ждала, когда "жених" на зов придет. Овраг тагайский славой дурной овеян, Стеньки Разина войско в нем хоронилось после того как разбили их, был среди замученных казаков там один очень уж охочий до женского полу, дух его покоя так и не нашел. По первости прятался он в чаще да отдушину находил в том, что грибников пугал. Выйдет из чащи в рваной рубахе, борода путанная, кровь с нее льется, да наслаждается визгом. Радость для него какая никакая. А тут на четвертой сотне лет вздумалось ему жениться, да где ж ему себе под стать сыскать, вот и решил он загубить душу невинную, сообразил "на смерть", да я ему все планы спутала. Когда бабушка твоя убежала я в бой с ним и вступила, тяжело было, не скрою, заматерел его дух, прирос к земле грешной, да новыми страстями питался. Воронье он на меня насылал, жуками-гнильцами пытался отпугнуть, да где там, от птиц травкой отбилась, для падальщиков золы да угольков из печки захватила. Прижала я его да ниточкой по рукам и ногам связала, напоследок то он мне и поведал, кто есть такой. До рассвета его продержала, до первых лучей, а после отошел он, очистился, свет и огонь все очищают.
– Так, а пропали то Вы почему?
– Ох, молодость, не умеешь ты ждать. Все тебе и сразу подавай. Не перебивай слушай. После вернулась я в табор к рассвету, где ждало меня потрясение. Уж не знаю была с тем, что в ночь произошло, связь, но любимый внук мой совершил страшное злодеяние – обезглавил барона, за что его тут же и предали суду. Не выдержал тогда мой разум, стала тенью себя самой. Помню шла не видя земли перед собой по дороге проселочной и вот остановился автобус рядом и подвезти предложил. У меня и монетка с собой припасена была, да не дала я ее ему, что-то удержало, да он и не настаивал. Садись, говорит, сестра, как время придет – заплатишь. С тех пор и еду. Историю эту я тебе первому говорю, остальным пассажирам самим есть, что рассказать. Сиди, да слушай.
– Так, что же это выходит за автобус такой чудной.. – не успел договорить я.
Заскрежетали тормоза. Автобус остановился. Сквозь стекло я разглядел остановку "Перинатальный центр". На пороге стояла молодая женщина, с грудным ребенком на руках.
– С детьми не беру.
– Простите, но как же я его оставлю, он маленький совсем, нам до дома недалеко, пустите нас.
– Тебя возьму. Его нет, сегодня я без детских кресел.
– Без него не поеду.
– Тебе решать, но поспешай. Время пришло, задержишься тяжелее уехать будет. Можешь пока отдать ребеночка сестричке, нечего мальцу на морозе дышать.
Плечи женщины опустились, она припала синими губами к лбу младенца. Чьи-то руки взяли сверток и оторвали от матери. Она не сопротивлялась. Невидящим взором она обвела салон автобуса. Молча протянула водителю монету и прошла в самый конец.
– Этот поцелуй он будет помнить всю жизнь, сам того не понимая.
Я промолчал.
– Ладно не грусти, таков закон жизни. Послушай меня, соколик, не случайно ты здесь оказался, передай весточку от меня внучке моей.
– Как же я передам, если я..
– Да не умер ты, был бы таков за проезд нашлось бы что передать. Не с проста тебя сюда направили, услышаны мои молитвы. Не могла я просто так с собой дар свой унести. А ты сосуд, тебя наполнить можно. Хлипенький, ты правда, долго в себе его не унесешь, не по крови он тебе.
– О чем вы вообще, я вас не понимаю.
– В нашем роду по женской линии гадалками мы были и награждены были за службу свою даром особым. Во имя благой цели можем мы судьбы исправлять. Линии на ладони править. У всего своя плата есть, каждая такая правка ладонь писаря меняет. Произвольно, никогда не знаешь, что убавится, а что прибавится. Потому с умом и большой ответственностью надо к тому подходить. Найди Талэйту. Передай это от меня. Не медли и сам не пытайся дел нагородить. Любой дар в неподготовленных руках проклятьем обернуться может.
Цыганка взяла мою руку и длинным ногтем начертила на ладони что-то похожее на серп. После внимательно всмотрелась в свою ладонь и прошепатала:
– Исчезла.
Я удивленно смотрел на свою кисть.
– Дорогой брат, останови здесь, мальчик выйдет.
– Как же мне ее найти?
– Не знаю, ты молодой, сам разберешься.
Автобус тяжело ухнув замедлил свой ход. С шипением открылись двери.
– В следующий раз не забудь мелочь, я сдачи не сдаю.
– Надеюсь, в следующий раз я окажусь здесь не скоро.
Яркая вспышка света резанула глаза. Я лежал на спине, в ушах звенело, снежная пыль оседала вокруг, откуда-то сверху кричали.
– Парень, ты там живой? На какой ляд под волчатник полез?
– Живой, он живой, что таким кретинам сделается. – пробормотал дворник.
Собравшись с духом, встал. Вроде цел, гул в голове мало-помалу сходил на нет. Отказавшись от помощи случайных прохожих, отряхнулся и побрел в сторону дома. Было очень стыдно, хорошо, что Лерка не видела того, как я облажался, плотный поток машин скрыл от ее глаз разыгравшуюся со мной сцену. По дороге припомнил историю с автобусом. Привидится же такое. Ладонь саднила. Сняв перчатку, я остановился как вкопанный. На холме Юпитера был начертан серп.
.
Над ним распростерлось абсолютно черное небо, его цвет был настолько насыщенным, что в нем растворился отблеск далеких звезд, оно было столь темным, что на мгновение он вспомнил войд Волопаса. Даже когда во время своего долгого путешествия он миновал этого монстра, его бесконечная пустота продолжала манить его, в своих снах он слышал настойчивый шелест квазаров: «Останься с нами – обрети покой». Но он не хотел этого.
«Не ищи покоя – такого зверя нет на свете» – так часто в детстве говаривал отец, цитируя любимого фантаста, и потому он продолжал свой путь, разменяв второй десяток парсеков. Это был его первый и последний рейс на челноке в программе терраформирования – Миссури.
Название было дано планете американцами, как первооткрывателями, вся поверхность этого небесного тела была испещрена полноводными мутными реками и была 23 кандидатом на превращение в новую колыбель человечества. Со временем ее очередь сдвинулась до первой позиции, а 96 операторов программы взяли билет в один конец и выдвинулись навстречу неизвестности. Земля, к этому времени, уже была достаточно истощена и догорала как свеча. Первые десятки пилигримов отчетливо понимали, что даже не ступят на поверхность планеты, их участь была печальна, управлять за процессами изменения климата, состава атмосферы с орбиты. Когда процесс превращения агрессивной среды в комфортную для жизни был завершен, операторы выпустили контейнеры с живыми культурами, которые должны были населить новый дивный мир. Но случилось непредвиденное, как только популяция живых существ вырастала на два порядка, происходило их массовое вымирание. Складывалось ощущение, что Миссури отторгала принесенную жизнь извне как чужеродные органы.
Отчаявшиеся переселенцы, собирали отчеты и слали их в центр, в котором и трудился отец Генри. Последний был талантливым инженером и гениальным изобретателем, он смог найти решение. Его идея была такова: если мы не можем переселить жизнь – мы создадим ее заново.
Разработанные им наноботы – микроскопические роботы, способные перерабатывать неживую природу и создавать из нее свои копии, а также сохраняя свою собственную автономность подчиняться единому алгоритму создания органических соединений из первичного бульона, созданного на Миссури, а затем постепенного усложнения цепочек эволюции вплоть до воссоздания человека и всего многообразия живых существ Земли. Разумеется, столь значительный массив данных эти малютки в себе хранить не могли.
И потому вторая волна операторов трудилась над созданием гигантских сооружений-ретрансляторов, замаскированных под естественный рельеф местности, которые должны были передавать наноботам программу действий и выступать хранилищем человеческой культуры. Источником энергии этих колоссальных объектов первоначально был термоядерный синтез, а после сама планета. Выпущенные наноботы должны были не только синтезировать жизнь, но и контролировать ее развитие, мутации, сохранять чистоту генов, а после регулировать численность популяций наиболее гуманным способом – незаметно влияя на плодовитость особей. Их прообразами на Земле были вирусы, чья природа оставалась долгое время неразгаданной и по-прежнему доставляла немало проблем.
Челнок Генри вез 19 контейнеров ценного груза, даже половины хватило бы для выполнения задачи. То была самоотверженная и благородная миссия, обеспечить бессмертие, принеся всех живущих в жертву времени.
Выходя на орбиту Миссури, Генри вспоминал отца в их последнюю встречу. Здоровье у старика стало сдавать, лицо осунулось, но фанатично твердый блеск в глазах выдавал в нем несгибаемую волю. Они прощались навсегда и то последнее рукопожатие врезалось в память, вместе с ним сжалось его сердце. Отец впервые не мог подобрать слов и просто протянул ему томик своих стихов, в котором он нашел на обложке надпись: «Я верю в тебя сын». Эти слова дорогого стоили.
При подлете к границе атмосферы сильная геомагнитная аномалия сбила навигационную метку и вынудила перевести систему расчетов в ручное управление, потребовалось без малого полтора часа, чтобы закончить работу по стабилизации курса. Работать приходилось в одиночку, второй пилот Джеймс не мог отойти от двойного прыжка через червоточину и пребывал на восстановлении в камере. У Генри не было права на ошибку, к тому времени, когда челнок достиг цели на Земле минуло столетие, это не укладывалось в воображении, но это надо было принять как данность. Второй попытки быть не могло.
Задачей было не просто сесть на любой ровной поверхности, а приземлиться на идеально ровном плато, примыкающим к грандиозному пику Сальери, чьи рваные контуры, предательски возникшие из тумана, стоили жизни 9 членам экипажа второй волны операторов. Но именно в нем был смонтирован центральный ретранслятор и хранилище с массивом данных. На первых порах было важным, чтобы наноботы попали в зону действия его полей, в противном случае они бы так и остались неактивированной грудой пыли.
Навигационная система показывала, что место посадки стремительно приближалось, но Генри не мог понять, что происходит – под ним распростерся ураган. Времени на маневр уже не осталось, топлива бы не хватило на рывок, оставалось только одно решение – сесть в самый глаз бури, а после молиться, что судно выдержит удар стихии.
И ему почти удалось. Угол снижения челнока, вытянутого подобно стреле и напоминающего неуклюжий океанский танкер, был слишком крут. В результате они зацепили внутреннюю кромку бычьего глаза. Судно тряхнуло так, что показалось, что оно переломится. На приборной панели высветилась гирлянда из предупреждающих лампочек о пределе допущенных перегрузок. Генри принял нетривиальное решение, врубив задние ускорители, он словно протолкнул корабль сквозь мясорубку и смог проскочить в игольное ушко. Но система не унималась, внезапно из-за превышения допустимой скорости снижения управление перешло в автопилот, поймав наконец навигационную метку стали периодически включаться боковые и нижние ускорители, которые стали превращать падение в контролируемое. Перегрузки возросли и в глазах потемнело, металлический голос прозвучал: «Угроза жизни экипажа, приготовиться к катапультированию, активировать протокол 6».
– Нет, нет, глупая машина!!! Ты нас прикончишь! – успел прокричать Генри, но автоматика была непреклонна, на его груди сомкнулись ремни, шлем дважды заев, смог защелкнуться и произошел отстрел его кресла в бесконечную черноту чужого неба.
Он видел, как трепетал купол белый с оранжевыми кругами, как рвались стропы одна за одной, как стал расползаться шов и как стремительно набегала земля. Потом наступила вспышка, обернувшаяся тьмой.
Тяжелый вдох, грудная клетка, казалось, вот-вот разорвется от боли. Легкие отказывались принимать в себя холодный ночной воздух, пропитанный дождем, может быть последним дождем, который он застанет на этой проклятой планете. Перевернувшись, медленно, стиснув зубы, начал ползти на четвереньках, по грязи, суглинку, сплошь усыпанному пеплом. Вокруг каменистое плато и ни одной травинки, изредка торчат из земли обломки отгнивших стволов деревьев. "Кто же присвоил этой планете 23 место, она мертва как могильный камень". Струи воды смывают пыль и несут в водовороте темных пустых ложбинок. Генри поднялся, но спазм заставил сжаться от боли, кровь пульсирующей струйкой пробивалась сквозь зажатую рану в боку. «Дойти, просто дойти. Миссия не закончена». Маячок на скафандре, связующий его с кораблем показывал своим индикатором, что автоматика центра управления отключилась, завершить операцию мог только он. Каждый шаг давался с боем, ноги не слушались и предательский человечек внутри уже не умолял, а приказывал остановиться и ждать помощи. «Ишь ты, прорезался у тебя голос». Помощи не будет и он это понимал, внезапно взгляд уперся в неживое лицо друга, в его остекленевший безучастный взгляд. Странно, его шрам на правой щеке скрыт тьмой и грязью и о выглядит так, как при первой встречи в Академии. «Прости, Джеймс, я облажался. Твоя жертва не будет напрасной, я обещаю дойти». А идти придется долго, постепенно уклон повышается, но у самого подножья исполина показалась едва различимая иллюминация челнока, отсюда не менее километра. "Дождь усилился, как и ветер, если не сделать финт ушами – ураган прибьет меня к земле и все будет кончено. Помоги мне, отец!». Я набираю несложный пароль и скафандр вкалывает мне тримеперидин, боль отступает и я потихоньку прибавляю шаг. Теперь у меня нет будущего, у меня есть немного времени и задача, которую еще надо выполнить.
