Читать книгу: «Следы прошлого, или Московские тайны», страница 4

– Виноват, Анастасия Ивановна, виноват! В таковом случае прошу снова наполнить бокалы. И я, как опоздавший, предлагаю слушаться меня и не прекословить. Второй тост, как и было ранее сказано, за вас и за отсутствующего здесь Сидора Терентьевича!

При этих словах Анастасия Ивановна помрачнела и поднятая рюмка в ее руке задрожала.

Это не укрылось от Петрова, который именно в этот момент наклонялся к ней, чтобы поцеловать руку.

– Что это вы, Анастасия Ивановна, может, нездоровы?

Госпожа Сырцова между тем молча поставила рюмку на стол.

– Позвольте, я объясню, – произнес Гранатов. – Анастасия Ивановна сегодня и вправду не совсем здорова… – Он задумался на минуту, бросил короткий взгляд на тещу, потом, словно решившись, бросил решительно:

– Пропал у нас Сидор Терентьевич!

– Что значит – пропал? Что такое с ним случилось?!

– Да я не думаю, чтобы что-то случилось… Хотя, признаться, мне странно – где он может быть столько времени?

Гранатов изложил суть дела так, словно присутствовал в суде – кратко, сжато, подчеркивая, с присущим ему профессионализмом, особо важные места. Все выслушали его молча. Петров слушал вначале с большим интересом, но к концу рассказа он сменился у него недоумением. Выслушав все, он дернул бровью и пожал плечами.

– И что же странного вы тут нашли? И из-за такого-то пустяка вы расстраиваетесь? Будто вы своего благоверного не знаете. Он же сумасброд известный.

– Вот и я говорю матушке, – встрепенулась Полина, одарив Петрова благодарственным взглядом, – что переживать. Видимо, у папеньки дело спешное затянулось…

– Да ведь времени-то прошло изрядно. Сказал, что приедет к Воздвиженью, а Воздвиженье прошло давно…

– Ну и что с того? Дела – они и есть дела! Мало ли какие затруднения могут возникнуть, – мягко возразил ей Петров и махнул рукой.

– Да уж дела… – Анастасия Ивановна несколько успокоилась. – Год весь, почитай, сиднем, а как к дочке ехать, так сразу у него «дела»! И куда ездит-то? Ведь молчит, – сколько ни спрашивала… А еще этот, что за ним приезжал!..

– Да, личность, прямо сказать, непонятная! Но я думаю, что когда бы муж ваш его не знал, то и вместе с ним не отправился. Сумасброд-то он сумасброд, да голову на плечах имеет. Так что волноваться тут нечего. Найдется наш Сидор Терентьевич. Не было у нас еще в России такого случая, чтобы генералы и пропадали, – Петров снова успокоительно махнул рукой.

– А у нас, господа, в Москве дело одно есть, – вдруг подал голос Доброноки, уставившись в свою тарелку. – И, представьте, пропал именно генерал.

Петров громко крякнул и хмуро воззрился на него. Все присутствующие разом повернули к нему головы. Анастасия Ивановна даже привстала со стула.

– Что такое у вас там, в Первопрестольной, случилось? Почему не слышал?

– Так ведь дело еще не закончено и отношение к вам не поступало… Да и честно говоря, зашло в тупик, – добавил он после секундной заминки.

– Сделайте милость, Дмитрий Стефанович, расскажите, – попросила Анастасия Ивановна, почувствовав вдруг, как забилось у нее сердце при этом сообщении.

Тут только Доброноки поднял глаза от тарелки и увидел обращенные к нему глаза всех присутствующих. За исключением хозяйки, он сразу уловил в них неодобрительные нотки, особенно неприветливые и осуждающие в глазах директора департамента. Осознав, что сказал невпопад, он сделал робкую попытку выкрутиться из неудобного положения.

– Да рассказать-то можно было бы… Только ведь я мало что знаю. Мое дело, господа, канцелярия, бумаги… так только, слышал мимоходом.

– А что именно слышали? Любезный Дмитрий Стефанович! Может, про мужа что? Так вы уж без утайки!

– Да что вы, уважаемая Анастасия Ивановна! Я и фамилию-то вашу, не в обиду будет сказано, только сегодня впервые и услышал – вот от их превосходительства. Да и потом и не интересно это вовсе. Дела наши московские к вам касательства никакого не имеют.

– Кабы знать, где он каждый год по «делам» своим пропадает. Так может, и в Москву ездит.

– Могу вас успокоить, уважаемая Анастасия Ивановна, успокоить самым решительным образом, – Доброноки нашел, наконец, как ему показалось, наилучший способ разом исправить дело и перевести разговор на другую тему. – Вы меня совершенно не так поняли. Дело, о котором я вам хотел было… То есть вы хотели… Одним словом – оно уголовное и никоим образом не касается генералов как таковых, то есть в прямом смысле этого слова. Это я в шутку хотел было высказаться. Генералами на нашем профессиональном языке главарей разбойных величают. Главный он в шайке своей, стало быть… – Доброноки принужденно рассмеялся, однако никто его не поддержал, отчего он еще более смутился и произнес несмело:

– Вообще-то, у нас в практике много курьезных случаев…

– Вот и рассказали бы нам, – пришел к нему на помощь Петров, искоса наблюдая за Сырцовой.

– С превеликим удовольствием, – смущенный Доброноки несколько воспрянул после этих слов и распрямился. – Вот буквально на днях проезжает наш обер-полицмейстер, господин Власовский через Устьинский мост и видит такую картину. Едет через мост водовозка. Городовой же, что стоит в начале моста, подходит к ней, с самым серьезным видом затычку из бочки сзади вытаскивает. Мужик, что на бочке сидит, этого не замечает и едет через мост как ни в чем не бывало. Вода сзади льет, а городовой идет рядом и наблюдает. Так до самого конца моста и шел, пока вся вода не вытекла. Тогда он спокойно – затычку на место и возвращается назад с полным сознанием выполненного долга.

– Ха-ха-ха! – расхохотался Петров, откидываясь на спинку стула. – Ай да городовой! Ну а Власовский что же?

– Понятное дело, к нему. Подскочил и прямо с брички – в разнос, а тот остолбенел и только тянет одно: «Виноват, ваше высокородь, пыльно!»

– Ха-ха-ха! – снова залился Петров. – Пыльно! – Вслед за ним засмеялись и остальные.

– Нет, какова бестия, господа!

Анастасия Ивановна тоже улыбнулась, чем весьма обнадежила Доброноки.

– Или вот еще одна история…

Однако развеселить Анастасию Ивановну было не в его силах. Посидев еще немного для приличия, она удалилась снова к себе в сопровождении Полины. Мужчины опять остались одни и перешли в кабинет Ивана Григорьевича.

– Ну, господин Доброноки, – с некоторой долей ехидства произнес Петров, насмешливо поглядывая на чиновника, – так, говорите, главари разбойные на Москве теперь «генералами» прозываются? А я-то все по-старинке их Иванами величаю.

– Прошу прощения, ваше превосходительство, – сконфуженно произнес Доброноки, приподнимаясь. – И у вас, господин Гранатов, за не к месту произнесенные слова…

– Да уж вы постарались масла в огонь подлить. Ну да что о том говорить. Все-таки что же это за история с генералом? Нам-то уж о нем доложитесь. Господину Гранатову это вреда не составит.

– Да, собственно, рассказывать-то мне действительно нечего. Дело не закончено и мне мало что известно. Я так было хотел, к слову более…

– Ну да, к моему, конечно. Я так, а он этак. Чтоб, значит, позлить начальство.

– Помилуйте, ваше превосходительство… – Петров рассмеялся.

– Ладно, рассказывайте, что знаете.

– Год назад убили у нас на Сухаревке одного из сыщиков. Некоего коллежского советника Скворцова. Шум-то был изрядный, только до сих пор, насколько я знаю, ничего определенного установить не удалось. Убийца не обнаружен, и дело все пока во мраке, как говорится.

– Ну а генерал здесь при чем?

– По делу проходит. В какой роли, сказать не могу. Не знаю. Вероятно, как свидетель. Знаю, что ищут его, чтоб показания снять. Да пока не нашли.

– А фамилия? – встрепенулся Гранатов.

– Фамилия? – Доброноки подумал некоторое время. – Нет, не помню. Следователя, что дело ведет, помню – Артемьев, а генерала не знаю. Врать не буду.

– И как же убили этого Скворцова?

– Задушили. Удавкой.

– Довольно редкий способ. В России все более ножичком, да топориком любят орудовать. Револьверчиком тоже…

– А вот, кстати, вы не читали, ваше превосходительство, в «Современных известиях» об убийстве у нас на Трубной в начале этого месяца?

– На Трубной? А, это о некоем Киселеве? Его застрелили у ворот дома какого-то чиновника.

– Так ведь его не только застрелили, но и удушили.

– Как это – и застрелили, и удушили? – удивленно произнес Ишимов.

– А так. Нашли его в луже крови. Пуля в сердце, а на шее удавка.

– Ну, уж это – совсем непонятно…

– Опять маньяк. Помните, господа, убийство московского городского головы Алексеева в марте? Душевнобольной в здании Думы стрелял, а уж на улице-то…

– Так вот это дело тоже Артемьев ведет. Работы у него теперь по горло. Вот он-то про генерала пропавшего знает точно. Если вас это интересует, господин Гранатов, я бы мог навести справки.

– А сами вы больше ничего не знаете? – Гранатов с какой-то надеждой посмотрел на Добороноки. Тот беспомощно развел руками.

– Эх, Дмитрий Стефанович, – укоризненно покачал головой Петров. – И кто вас за язык тянул. Видели же, что хозяева волнуются.

– Слово не птица…

– А когда был убит этот Скворцов? – Гранатов озабоченно взглянул на Доброноки.

– Уже год назад. Это точно.

– А месяц, месяц не помните?

– Месяц? В начале осени… В сентябре… Точнее не скажу.

Гранатов задумался.

– Понимаете, господа, мне видится здесь нечто странное. В прошлом году они ведь тоже у меня гостили. Сырцовы всегда приезжают в конце августа, а уезжают где-то через месяц, в конце сентября. Это наша семейная традиция. В том году Сидор Терентьевич уехал днями тремя ранее супруги, а вернулся в усадьбу уже после ее приезда.

– Так ты что же, всерьез думаешь, что тот генерал и есть господин Сырцов? – Тиманов уже с интересом взглянул на него.

– Я только пытаюсь сопоставить факты, а они до странного сходятся. Ты не находишь?

– Пожалуй, – он покрутил пальцами.

– Есть и еще одна странность. Я было не придал этому значения ранее, но теперь все выглядит в другом свете. Не далее как третьего дня мой камердинер докладывал о визите каких-то двух незнакомцев. Интересовались господином Сырцовым.

– Вот как? И что же они от него хотели?

– Они узнавали, приехал он или нет. Получив отрицательный ответ – ушли.

– Они так и не назвались? – Петров вопросительно поднял бровь.

– Это-то меня и озаботило более всего. Думаю, не случилось ли в самом деле чего с моим тестем.

– Да, все это очень странно. И что же вы собираетесь предпринять?

– Я решил, завтра же еду в Москву. Как вы сказали, зовут того следователя?

– Артемьев.

– Попробую его навестить. Узнаю фамилию того генерала.

– Я тоже завтра еду обратно в Москву, – Доброноки взглянул на Петрова. – Могу оказать господину Гранатову всяческое содействие.

– Благодарю. Буду весьма признателен.

– Ну что ж, желаю, чтобы все обошлось как нельзя лучше, – Петров обвел взглядом друзей Гранатова. – Нам же, господа, остается только ждать. Надеюсь, вы поставите нас в известность, когда найдется эта таинственная пропажа.

Начальник департамента абсолютно не верил, что генерал Сырцов мог куда-то исчезнуть, и тем более ему представлялось совершенно невероятным упоминание какого-то уголовного дела рядом с именем Сидора Терентьевича.

Однако назавтра выехать в Москву Гранатову не пришлось. Служебные обязательства, принятые ранее, вынудили его отложить поездку, и только к пятнице он, освободившись от неотложных дел, смог наконец выхлопотать отпуск и отправился в путь, движимый нетерпением и беспокойством, так как тесть его за это время в Петербурге так и не появился.

В душу Анастасии Ивановны известие о его поездке вдохнуло заряд надежды и она, вместе с Полиной провожая его с перрона Николаевского вокзала, с благоговением перекрестила не только зятя, но и сам поезд, повезший его в Москву.

По прибытии на место Гранатов первым делом побывал в канцелярии обер-полицмейстера в Гнездниковском переулке, где повидался с Доброноки и узнал от него, что судебный следователь Артемьев в настоящее время находится во втором участке Сретенской части на Рождественском бульваре. Он отправился туда, не теряя времени, только по пути заехал на Сретенку в «Большие Московские» меблированные комнаты, чтобы снять номер и оставить обременявший его багаж.

Чем ближе он приближался к цели своего путешествия, тем большая тревога и нервозность охватывали его.

Глава 6. Следствие по делу…

Наша предыдущая встреча со следователем Артемьевым носила столь мимолетный и сумбурный характер, что не позволила в достаточной мере познакомиться с ним поближе.

Между тем этот персонаж, силою обстоятельств поставленный в положение одной из центральных фигур нашего повествования, заслуживает более пристального к себе внимания. Посему оставим на время адвоката Гранатова и предоставим ему возможность спокойно добираться до Рождественского бульвара. Сами между тем обратимся к следователю, чтобы исправить допущенное в отношении его упущение.

Читатель уже представляет по беглому описанию внешность и некоторые черты характера следователя. Поэтому ему не составит труда довершить с нашей помощью портрет Артемьева и составить о нем свое мнение.

Евгению Лазаревичу Артемьеву было уже за пятьдесят. Точнее, пятьдесят два года. Тридцать из них он добросовестно отдал делу юстиции. Хотя, в отличие от того же Гранатова, карьера его претерпела за годы ряд не слишком радостных метаморфоз, приведших Евгения Лазаревича на высоты куда более скромные.

Он родился и вырос на земле княжества Финляндского. Его отец, морской офицер, служил долгое время в Гельсингфорсе, потом, как водится, вышел в отставку и переехал жить к родственникам жены в Дерпт. Проведя детство свое и отрочество среди военных, на фоне кораблей и вольного морского простора, молодой Артемьев между тем не проникся всей их прелестью и юность свою предпочел отдать книгам, студенческой скамье и стенам Дерптского университета, где несколько лет усердно зубрил юриспруденцию, предпочтя ее морскому артикулу и розе ветров.

Этому его, на первый взгляд, странному выбору имелось самое простое объяснение. Евгений Лазаревич, что называется, с пеленок имел непреодолимую страсть к решению всякого рода головоломок, особенно криминального характера и не раз поражал своих сородичей способностями в этой области. Во время учебы в университете он достаточно проявил себя в этом не только теоретически, но и практически, подрабатывая в качестве помощника участкового пристава. Делал он это отнюдь не из-за денег, но всецело из-за любви к следовательской практике.

По окончании университета Артемьев был определен на должность младшего помощника окружного судьи, однако уже через год положение его изменилось.

Серия реформ, всколыхнувшая Россию по милости Государя Императора Александра II после 1861 года, не обошла и судебное производство. По судебной реформе 1864 года в империи был введен штат судебных следователей. Это решило всю дальнейшую судьбу Евгения Лазаревича. Это было как раз то, что полностью соответствовало его помыслам и стремлениям. На протяжении семнадцати лет он состоял судебным следователем при Дерптской судебной палате.

Случай помог ему сменить ее на более престижную – Санкт-Петербургскую. А случай был самый тривиальный. Он женился. Женился впервые в возрасте тридцати девяти лет. Хотя мог бы и вовсе не жениться, так как совершенно ни во что не ставил эту сторону человеческого бытия. Женился он на молоденькой дочери одного из своих клиентов – купца Пегова, имевшего свое дело в обеих столицах – Санкт-Петербурге и Москве.

Но в Северной столице Артемьеву не повезло. В 1881 году был убит Государь Император Александр II, и Артемьев, попав под горячую руку, в момент сменил свое местопребывание на менее престижное – московское. Да и то, может быть, только благодаря все тому же Пегову, сумевшему договориться с кем надо и избавить своего зятя от путешествия в места куда более отдаленные.

А переводу этому в немалой степени содействовала одна из постоянных слабостей Артемьева – любовь где надо и не надо рассказывать анекдоты или отпускать разного рода шуточки, порой не вполне уместные и деликатные. А анекдотов он знал превеликое множество и собирал их со всей страстью не менее скрупулезно, чем досье на своих подопечных. Евгений Лазаревич был добрый человек, однако иногда невольно доставлял этим массу хлопот и себе, и другим. И вот не вовремя и не к месту рассказанный анекдот про покойного Государя Императора стоил ему весьма дорого, так, что и сам сказитель не ожидал такого от него эффекта.

Однако эта история с переводом никак не подействовала как на его любимую слабость, так и на отношение к службе. Артемьев даже и не обиделся и принял свою опалу с присущей ему невозмутимостью. Он переехал в Москву, поселился в доме своего тестя на Трубной площади и вот уже тринадцать лет между делом рассказывал анекдоты вместо Петербурга теперь в Москве.

Таким был следователь Артемьев. Любитель, кстати, сам распутывать заковыристые случаи и нечасто прибегающий к помощи сыскного управления.

Дело, выпавшее ему в ту ненастную сентябрьскую ночь 1883 года, поначалу не показалось ему трудным, да и не вызвало особого интереса. Само появление трупа в этом районе было делом заурядным. В районах как Хитровки, так и Сухаревки, во множестве населенных трущобным людом – париями, их находили так же часто, как пропадали здесь люди. Как правило, это были обитатели тех же хитровских ночлежек, бродяги без роду и племени, розыск по которым зачастую не объявлялся вовсе. По найденным же трупам дознание проводилось по всей форме, но обыкновенно с этим делом прекрасно справлялось сыскное управление, предоставляя в руки следователя необходимый материал в кратчайшие сроки. Дело в том, что среди местных обывателей полицейские осведомители работали во множестве. Причем занятие это в их среде не считалось чем-то зазорным. Каждый выживал, добывая свой хлеб и место под солнцем посильными средствами. Так что найти виновника преступления обычно не представляло особого труда и не требовало умственного напряжения ни сыщиков, ни судебного следователя. Именно поэтому с самого начала Артемьев был уверен, что не пройдет и несколько дней, как преступник будет сидеть у него в кабинете и давать показания.

Не особо удивило его и то обстоятельство, что убитым оказался не простой сухаревский или хитровский бродяжка, а знакомый ему коллежский советник. Ему было хорошо известно, что не проходило дня, чтобы Скворцов не появлялся в его «пенатах»: бродил часто по базарной площади, улицам и переулкам, выуживая или выслеживая кого-то, вынюхивая что-то одному ему известное. Врагов у сыщика имелось предостаточно и мотивы убийства не вызвали у Евгения Лазаревича сомнений: кто-то «по дружбе» свел с ним счеты.

Артемьев не сомневался, что агенты сыскного всю Москву вверх дном перевернут, но найдут того, кто «постриг» их собрата. Ему же оставалось лишь набраться терпения и ждать результатов.

Некоторый интерес вызвал у него способ убийства. Удушение не так часто встречалось в его практике. Доктор Вельский предположил, что оно совершено бечевкой или тонкой проволокой. Но, в конце концов, и такое случалось. Ему сразу вспомнилось дело из практики петербургского сыщика Путилина о банде душителей, грабивших таким образом столичных извозчиков. Так что ничего такого странного. Встречались у него вещи и похлеще. Всего с полгода тому назад одного из посетителей трактира на Садово-Спасской, точно английского средневекового герцога Кларенса, нашли утопленным в бочке с вином.

Артемьев, основываясь на найденных им коробке спичек и папиросе, а также на не совсем вразумительных, но в общем понятных показаниях дворника Гесина, выдвинул вполне реальное предположение, что Скворцов был убит в тот момент, когда остановился прикурить под навесом ворот. Некто накинул ему на шею удавку и затянул. Найденная рядом гильза наводила на мысль, что сыщик пытался оказать сопротивление и выстрелил в нападавшего, но версия эта, кроме находки самой стрелянной гильзы, ничем не подтверждалась. Во-первых, никто, в том числе и дворник, не слышал выстрела, во-вторых, не было найдено оружие Скворцова. Возможно, его у него с собой не было или оно было похищено неизвестным злоумышленником. Как бы то ни было, вопрос с оружием надо было проверить. Артемьев смог сделать это легко.

В те времена пистолеты с отстреливающимися гильзами только появлялись в России и были редки среди сыщиков и полицейских. Оставалось установить, имелось ли такое оружие у Скворцова. Другим вопросом, необходимым для выяснения, было установление причин нахождения Скворцова в столь поздний час в означенном месте, в Стрелецком переулке. Случайно или сознательно он там оказался?

И в то время, пока сыскная полиция вела поиск среди обитателей московских трущоб, Артемьев побывал, так сказать, в самих ее недрах, в помещении управления сыскной части в Гнездниковском переулке, где работал Скворцов. Он порасспросил чиновников – сослуживцев убитого и легко выяснил первый свой вопрос относительно оружия. Действительно, у Скворцова имелся личный браунинг, которым он очень дорожил и никогда с ним не расставался. Отсюда Артемьев заключил, что поскольку браунинг не был найден ни на его работе, ни дома, то он мог в момент преступления находиться у сыщика. В таком случае Скворцов мог пытаться применить его при обороне, и браунинг впоследствии был похищен убийцей.

Однако в отношении второго вопроса – о причинах пребывания Скворцова в Стрелецком переулке – дело сразу застопорилось. Никто из сослуживцев, как и само начальство, ничего не знали о планах его на этот вечер. Заданий ему никаких не поручалось. Ничего не дало Артемьеву и изучение бумаг покойного в его столе. Бумаг было много. Из всего хлама внимание Артемьева привлекла только записная книжка Скворцова и две папки в верхнем ящике. Однако в записной книжке не было ни слова о чем-либо связанном со Стрелецким переулком, а в папках оказались дела тридцатилетней давности, непонятно зачем оказавшиеся не в полицейском архиве, а в столе сыщика.

Первая папка была совсем тощей и содержала всего несколько листков с описанием хода дознания по делу об убийстве некоего индуса Раджвахани Рао в Златоустинском переулке, вторая папка была не намного толще первой. Это было описание судебного процесса над двумя бродягами, замешанными в убийстве иностранца – тоже индуса. На обложке папки красовалась надпись – «Дело об убийстве иностранного подданного индейского происхождения – Раджама Сундарама». Обвиняемыми по делу проходили некто Абаз Аскеров и Пахро, его подручный, отказавшийся назвать свою фамилию. На последней странице было начертано: «Обвиняемые осуждены в каторжные работы бессрочно».

Артемьев добросовестно потратил день на изучение всех бумаг, но так и не нашел ничего более стоящего. После сыскного он проехал на Пятницкую в полицейский архив и поинтересовался, что еще брал Скворцов для ознакомления, но оказалось, что он побывал тут всего раз, два месяца назад, и взял только те дела, что уже видел Артемьев. С тем следователь и уехал.

Не получив ответа на второй вопрос, Артемьев оставил выяснение его всецело на попечение сыскного управления, надеясь, что в самом скором времени он разрешится сам собой, по обнаружении преступника.

Время, однако, шло, но никаких обнадеживающих результатов не поступало. Сыскные агенты обшарили всю Москву. Сухаревские, хитровские и прочие осведомители в растерянности разводили руками. Московское дно открещивалось от участия в убийстве Скворцова. Розыск перекинулся постепенно на губернию, но результаты оставались прежними.

Артемьев между тем, не получая обнадеживающих сведений, все больше склонялся к мысли, что убийство Скворцова никак не связано со Стрелецким переулком и является делом случая.

Между тем шум в компетентных кругах по поводу убийства стал постепенно стихать и активность разыскных дел по нему также пошла на убыль по мере того, как в сыскное управление перестали поступать запросы, с ним связанные.

С фактическим прекращением розыска Артемьев все чаще стал переключаться на другую работу, в которой у него не было недостатка, и постепенно происшествие в Стрелецком переулке было забыто.

Так незаметно прошел год и события более значимые оттеснили все прочие на второй план.

Болезнь Государя Императора, омрачившая осень для петербургской публики, не могла не затронуть общества московского. Как и в год катастрофы царского поезда под Харьковом, поползли по Москве слухи о покушении на жизнь августейшей особы, ничем, впрочем, не обоснованные. Слухи эти вызвали к жизни воспоминания об убийстве Александра II и покушении на жизнь Его Высочества Цесаревича Николая Александровича в Японии в 1891 году. Тревожная обстановка поставила на ноги всю полицию. Ждали беспорядков. Дела политические заслонили все прочие.

Подошел к концу август. Артемьев уже два месяца не притрагивался к делу Скворцова и провел несколько менее сложных, но более результативных дел.

В тот момент, когда генерал Сырцов собирался в поездку к дочери, и его планы были столь странным образом нарушены появлением нежданного гостя, следователь заканчивал свое очередное дело об ограблении купца Кононова.

Казалось, преступление в Стрелецком переулке навсегда кануло в Лету, но жизнь часто преподносит самые неожиданные сюрпризы…