Читать книгу: «Неизвестный со станции Титлин», страница 14
Он оглянулся. Теперь он с точностью мог сказать, что находится в заброшенном, давно не видавшем посетителей, кроме как неприхотливых бездомных, бараке. Мебели практически не было, а та, что была, находилась в плачевном состоянии. Она практически сливалась с бурой стеной. Дощатый пол, усеянный широкими трещинами, прогнулся вниз от времени. Некоторые доски переломились и теперь держались на честном слове.
– Тебя не было шесть с половиной дней.
– Что?
Он снова огляделся по сторонам. Голос прозвучал совсем близко, будто собеседник нашептывал ему на ухо. Через мгновение, когда глаза более-менее перестали слезиться, он, наконец, увидел. В углу комнаты стоял тот самый пришелец, которого он утащил с собой за силовое поле. Его исхудавшее бледное тело потемнело и практически сливалось с выцветшей стеной. Он стоял, осунувшись и не двигаясь ни единой частью своего тела. Если бы не глаза горящие, как автомобильные фары, его можно было бы еще долго искать в пустой комнате.
– Шесть с половиной дней. Ты спал.
Он сделал шаг к Корвину. Тот инстинктивно дернулся в сторону и почувствовал адскую боль по всему телу. До этого он старался двигаться медленно, чтобы не повредить заживающие (или нет?) раны. Но резкий рывок пока составлял для его тела нечеловеческое усилие.
– Не бойся меня. Я не сделаю ничего плохого. А вот ты можешь, – он приподнял руку и растопырил веером длинные тонике пальцы, что, видимо, должно было призвать Корвина успокоиться и не делать лишних телодвижений. – У тебя ожоги. Огнестрельная рана. Сотрясение мозга. Ничего страшного. Ты скоро поправишься. Если не будешь глупить.
Корвин только сейчас заметил, что пришелец совершенно не открывает рта. Звук его голоса лился прямо у него в голове, будто пришелец был в сантиметре от его уха, а не в другом конце комнаты. Складывалось ощущение, что голос пришельца не преодолевал расстояние до Корвина, теряя по пути свою звуковую мощь, а оказывался сразу внутри него. Мягкий бесстрастный голос, который не мог принадлежать человеку. Он очень походил на голос АСУПИ, если вычленить из него электронную составляющую и четкую алгоритмизацию. Запрограммированный, но живой.
– Как ты… говоришь?
– Я посылаю сообщения тебе в мозг, а он сам находит максимально верный способ передачи информации. В твоем случае это звук. У некоторых видов это набор картинок, воспоминаний, пробегающих перед глазами, или череда символов и знаков.
– Ты телепат?
– В какой-то мере, можно сказать и так. Хотя правильнее будет назвать это высшей формой общения.
– Почему так не делал, когда тебя поймали?
– Вы не хотели слушать.
– Ты так уверен?
– Да.
– А почему ничего не сказал, когда я тебя выпустил?
– Я не хотел говорить.
– Но звуки, которые ты издавал…
– Это физиология. Как стон или всхлип. Звук, обозначающий какое-либо чувство. Ничего более.
Корвин попытался привстать, но боль снова растеклась алой краской по всему телу. Пришелец на мгновение скрылся из виду, превратившись в расплывчатое пятно, которое молниеносно увеличилось в своих размерах. Корвин не успел ничего сообразить, как расплывчатое пятно снова превратилось в пришельца, уже прямо перед его носом.
Тот резко приложил свою руку к голове Корвина. У него снова появилось желание дернуться в сторону, но он не успел его исполнить. Пришелец оказался слишком проворным.
– Тебе нужно еще отдохнуть, чтобы восстановиться, – услышал он голос в своей голове и снова провалился в сон.
114.
Его тело заживало практически мгновенно. Почти наверняка, когда он спал, пришелец проводил какие-то манипуляции с его ранами, но Корвин не был уверен, что хочет знать какие именно. К тому же, эти манипуляции реально помогали: ожоги постепенно перешли в легкие красноватые пятна, после чего практически исчезли совсем, оставив лишь чуть более темный след на коже. Корвин думал, что они сойдут окончательно после первого загара, прячась под качественной природной шпатлевкой. С пулевым отверстием все обстояло чуть хуже: шрам все-таки остался, однако, он оказался практически не заметным, и его скорее можно было отнести к легким хирургическим надрезам скальпелем, чем к сквозному пулевому ранению. Несмотря на патологическую усталость и временную послеболезненную немощь, он понимал, что на ноги поднимется гораздо быстрее, чем, если бы он лечилась даже в дорогостоящей больнице.
Пришелец, время от времени, куда-то уходил, оставляя ослабленного Корвина наедине с самим собой. Но быстро возвращался, иногда даже что-то с собой приносил. А ночи он вообще предпочитал проводить снаружи. Корвин считал, что у него есть некоторое пристрастие к лунному свету. Вряд ли он встречал других людей. Место за пределами стен комнаты, насколько мог судить Корвин из ее нутра, было непрошибаемо безлюдно. Но у пришельца тот ничего не спрашивал.
Поначалу Корвин почти не разговаривал с ним. Они были словно незнакомые соседи, живущие на одной лестничной площадке, но то ли стесняющиеся, то ли брезгующие сделать первый шаг к знакомству. Но постепенно они начали обмениваться односложными фразами, потом маленькими диалогами. Корвин не мог с точностью понять, кому эти разговоры даются сложнее: ему или его новому знакомому с другого конца Вселенной. Но любопытство и интерес к внешнему миру, к которому он не мог добраться, пока был без сил, взяли вверх.
– Как ты меня спас?
– Физиология.
– То есть?
– Как у тебя получается быстро бегать?
– Ты просто быстро бежал? Ты обогнал время срабатывания мин… обогнал огонь…
– Я ускорял процессы, протекающие в моем теле. Для меня время начинало течь несколько по-другому. Оно как бы замедлялось, давая мне больше пространства для действий. Мины оказались слишком медленными.
– И так может каждый из вас?
– А каждый из вас может быстро бегать?
– Каждый по-разному.
– Ты ответил на свой вопрос.
– Почему ты рухнул на землю, когда добрался до силового поля? Ты сдался?
– Я устал. Это энергозатратный процесс, сопровождаемый болью, если переборщить.
Корвин вспомнил, как болят мышцы после хорошей пробежки, как на язык попадает металлический привкус, будто бежишь со стальной гайкой во рту. Наверное, это было чем-то похожим.
– Почему твои соплеменники не делали так, когда преследовали меня?
– Они потеряли рассудок. Простой физиологии, которая у них еще осталась, тут мало. Тут нужен чистый рассудок. Этот процесс связан с мозговыми процессами, с разумом, концентрацией. У них ничего этого нет. У них есть только ярость, которая толкает их к деятельности.
– А зачем ты меня спас?
– А зачем ты выпустил меня из клетки?
– Ты был не такой, как они – ты не желал крови.
– Ты ответил на свой вопрос.
Корвин задумался. Они были во многом похожи. Он не мог этого отрицать. Как и не мог отрицать того, что пришелец его одновременно пугал и очаровывал.
– Что с тобой произошло?
Пришелец несколько секунд молчал. Он повернулся к грязному запотевшему окошку, которое выходило на лес. Собственно говоря, все окна выходили на лес. Пришелец каким-то образом нашел заброшенную сторожку среди непролазной тайги. Корвин даже не был уверен, что где-то рядом есть населенный пункт или хотя бы один живой человек.
– Приблизительно то же, что и с тобой, – наконец, ответил он.
115.
Он рассказывал монотонно без эмоций, словно сонный диктор утренних новостей. Его голос пронизывал Корвина насквозь, возбуждая нейроны его мозга ярко и отчетливо представить всю картину целиком.
– Мой дом бесконечно далек от твоего, но мы… также, как и вы не оставляли надежд найти кого-нибудь в космическом пространстве. Простая психология: весь прогресс основан не на желании продвигать науку или заглянуть за горизонт, он основан либо на лени, либо на банальной скуке. У меня на родине водится небольшой зверек, похожий на ваших барсуков. Посади его в клетку, через несколько месяцев, перепробовав все возможные варианты развлечений себя любимого, он, как минимум заскучает, если не сойдет с ума. И это будет происходить, пока не подсадишь к ней другое живое существо, не обязательно этого же вида. Оно, конечно, тоже наскучит ему со временем, но к тому моменту можно будет придумать новый способ развлечения. С биологическим видом твориться примерно тоже самое. И на него действует та же схема. Мы прогрессируем, эволюционируем, упираемся в свой потолок, изживаем себя, свои возможности и возможности окружающего мира, порой с заметным вредом для него. Тогда нам остается только три варианта. Менять окружающую среду: исследовать новые миры. Менять наше окружение: искать разум, равный нашему. Или же последний: самоубийство. Как и ваш вид, мы чередовали первые два варианта, пока не напоролись на второй, который, в итоге, породил третий. На наш клич ответили.
– Также как и нам? Дверь?
– Портал. Но – да. По сути, дверь в никуда. Черный билет. Главное не трогать первую. Ты как бы даешь им точку доступа, оживляешь, вливаешь порцию требуемой информации. Остальные они уже реализуют сами. Мы открыли. Ответом стал вирус. В этом плане вашему виду повезло: реакция на вирус проходит лишь у тридцати одного процента населения. У нас иммунитетом обладало чуть меньше двух процентов. Цель была достигнута: нам уже не было скучно. Мы пытались выжить. Подавляющее количество населения превратилось в обезумевший комок ярости и жестокости. Ты их сам видел. Они были тупы и чересчур инстинктивны, но на их стороне было количество и внезапность атаки. Нам перекрыли сигнал по всей планете. Мы выжившие не могли ни скооперироваться, ни узнать, сколько их вообще осталось, ни почувствовать остальных. Наша «общение» ограничивалось очень короткими расстояниями, когда до атаки мы могли чувствовать друг друга по всей планете. Почти два процента очень быстро испарились, оставив место лишь сотой доле. Тотальный геноцид.
– Вас истребили?
Пришелец как будто на секунду заперся в своей голове. Он стал неподвижен. Казалось, если бы какая-нибудь залетная муха села ему на глаз, он даже бы не дернулся.
– Возможно, я последний из своего рода.
Если бы не бесстрастность, с которой рассказывал пришелец, Корвин бы посчитал себя виноватым, возможно его на время бы задергали угрызения совести. Но пришелец рассказывал так, будто был историком, который ненавидит свою работу, или контуженным диктором новостей. Как будто он рассказывал о чужом, вымершем сотни лет назад народе, который мог интересовать его только как ископаемое.
– Как вы оказались на Земле?
– Земле? – вопрос застал его врасплох, но он быстро сориентировался. – Нас зажали в комнате. Захватили врасплох. В нашем же убежище. Мы сидели в пещере, голодали уже долгое время и слышали стоны наших обезумевших собратьев. Мы ожидали, что скоро наши жизни окончатся. Либо нас растерзают обезумевшие, которых впустит какая-нибудь отчаявшаяся душа, либо они проникнут внутрь сами, либо мы умрем от истощения. Потом появилась дверь. Она была непохожа на наши. Она была какой-то другой. Чуждой. Многие запаниковали. Однако, спустя какое-то время, мы попытались ее открыть – терять уже было нечего. Она оказалась закрытой и не отворялась, какие бы мы усилия не предпринимали. Поистине это было что-то новенькое.
– Мы не открывали дверь, – Корвин почесал подбородок. – Не давали вам точку доступа. Вы не могли попасть внутрь, как бы ни хотели, – вдруг он вспомнил Игги. – Однако же мы слышали, как вы бьетесь с той стороны…
– Да. Они проложили нечто вроде туннеля между нами для двухсторонней связи. Но требовалась активация со стороны реципиента. Оккупанты решили сыграть злую шутку. Сделать два дела сразу: добить нас и попасть к вам. Мы понятия не имели…
Он запнулся и, снова уйдя в себя, продолжил.
– Нас атаковали с новой силой. Их ярость и жажда не знала предела. Преграда могла не выдержать. Мы решили, что лучше погибнуть в бою, чем ждать смерть от истощения. Преграду подорвали. Внутрь нахлынули инфицированные. Мы отбивались. Их было много. Сдерживать долгое время их было невозможно. В какой-то момент я ударился спиной в дверь. К моему удивлению, с другой стороны что-то щелкнуло, и она подалась. Я развернулся и толкнул ее внутрь и… попал в ваш мир. Пока я был в вашем мире, мои собратья погибали на поле боя. Дверь захлопнулась. Они не узнали, куда делся я. Они все погибли.
– Почему ты пытался убить нас.
– Я думал вы враги. Мы ни разу не видели оккупантов. Я не сразу понял, что вы – жертвы. Также как и мы.
– Вы их ни разу не видели?
– Они предпочли смотреть за смертельным представлением с расстояния… Дальше ты все более-менее знаешь. Вы заложили дверь, не дав моим обезумевшим собратьям к вам добраться, как бы им не хотелось. Они пустили вирус. Вы оказались менее восприимчивы. Они наплодили дверей и впустили тяжелую артиллерию.
Корвин чуть слышно вздохнул. Рассказ не внушил ему надежды. Он скорее расставил все на свои места.
– Как тебя зовут? – вдруг спросил он пришельца.
– У нас нет названий, – ответил тот. – Как, например, у вас. У нас есть способность передавать информацию и чувствовать друг друга на расстоянии. Каждый чувствует каждого. Мы не можем читать мысли друг друга, но скрыть свое присутствие и настроение было бы тщетным. Несмотря на повышенный уровень социума и кооперативности – мы индивидуальные особи. Но имена для нас бесполезны. Но у вас другой уровень понимания друг друга. Вы можете прятаться за словами, вы – закрыты для себеподобных. Вы воспринимаете других на интуитивном уровне. Вам необходимы обозначения. Например, ты… Ты – Корвин. Это твое название.
– Да, – кивнул тот. – Ты прав. Это мое имя. Откуда ты знаешь?
– Я слышал это имя, когда сидел в клетке. Я слышал много имен…
– А как мне называть тебя?
– Не знаю. У нас нет имен. Я говорил, мы живем… – он осекся. – Жили, как единый организм. Нам не нужны были имена. Но вам они необходимы. Это приемлемо, чтобы у меня было имя, чтобы было легче с тобой общаться.
Корвин закрыл глаза, пытаясь собраться с мыслями. После потока, нахлынувшей на его информации, он хотел решить хоть какую-нибудь локальную проблему. Хоть немного почувствовать контроль и свои возможности. Хотелось осознавать, что он еще на что-то способен. А единственное, что он мог сделать в таком состоянии, это придумать имя. Идея родилась сама собой.
– Я могу называть тебя Титлин?
Пришелец немного наклонил голову набок, будто внезапно левая половина стала чуть тяжелее правой.
– Так называлась станция. Вы, люди, слишком привязаны друг к другу и к местам, так зависимы от названий…
– Так я могу?
– Это приемлемо.
– Спасибо.
Корвин вдруг подумал, что ни разу еще не выходил на свежий воздух за ближайшие пару недель, собираясь с силами. Он встал. Ноги еще не достаточно окрепли, чтобы бегать, но дойти до входной двери он мог. Он закутался в старое погрызанное клопами одеяло и, опираясь рукой о шершавую облупленную стену, поплелся к выходу. Сквозь щель между дверью и полом лил яркий дневной свет, а за окном весело чирикали птицы. Лето постепенно подходило к концу, и, несмотря ни на что, погода желала быть хорошей. Вдруг Корвин остановился на полпути и неспешно, чтобы не потерять равновесие, обернулся.
– Это ведь не закончилось? – спросил он.
Титлин моргнул поочередно каждым глазом. Это произошло довольно быстро, но все же асинхронно. К этому надо было привыкнуть.
– Нет, – бесстрастно произнес он. – Не закончилось.
116.
Двери исчезали и появлялись по всему миру. Пришельцы плотно вцепились в свеженькую цивилизацию, не обделенную ценными ресурсами. Происходящее чем-то походило на поведение золотоискателей, которые находят жирную жилу. Они выскребают ее полностью до последней крохи, не обращая внимания на вред, который они приносят, гонимые словами «прибыль» и «ресурс». Взрыв станции только замедлил наступающий кризис. Скоро вирус поглотил весь земной шар, несмотря на попытки как-то предупредить человечество. Как и говорил Титлин, зараженными оказались не больше трети населения. В купе с атаками обезумевших пришельцев, сочившихся сквозь двери с чужой планеты, человечество потеряло чуть больше половины своей численности. Вооружение многих стран спасло их от тотального вымирания. Однако для сохранения жизней людей принято было сравнять с землей наиболее многочисленные очаги эпидемии по всему миру. Люди бомбили заразу, от которой не знали панацеи, и заодно сметали других людей, которым не посчастливилось оказаться в зоне повышенного риска. Подсчетов не проводилось, но, сдается, около трети погибших оказались на совести военных, решивших, что жертвы вполне обоснованы. Многие оказались не готовы. На все эти манипуляции хватило месяца.
Корвин восстановился, когда большинство зараженных уже было уничтожено, остальная их часть затаилась в лесах, шахтах и заброшенных городах, а обезумевшие пришельцы попадали в наш мир не так интенсивно. Они с Титлином передвинулись на север и притаились в заброшенной деревушке посреди Сибири. Их никто не видел и не мог найти, да и, в общем-то, они были формально мертвы. Их никто и не искал. Изредка на их пути вставали зараженные, но к тому моменту они были слишком истощены временем, чтобы соперничать в силе и прыткости с гостем из другого мира.
Быстрое и практически бесследное восстановление Корвина стало заслугой Титлина. Он оказался кем-то вроде биоинженера. И его любопытство с заметной прыткостью распространялось на местную политику, социологию, историю, флору и фауну и многое другое. Он изучал книги, журналы, газеты, телевидение (в той мере, в которой их возможно было изучить). И все же с большим интересом он относился ко всему живому: возможно, в нем сказывался профессиональный подход. Он восторгался природой и животными, о большем фанате звери лесополосы не могли и мечтать. Пришелец уходил в анализ, порой забывая, как он оказался посреди руин чужой планеты. По его словам биосфера Земли в своем объеме и разнообразии превосходила биосферу его родной планеты в несколько раз. Словно сравнивать раскаленную пустыню и экзотические джунгли. Не удивительно, что захватчики позарились на богатства нашего мира. Удивительно, что человечество его не защищало.
Потом они двинулись на запад. Из-за Титлина старались передвигаться лесами и полями, минуя дороги. Возможно, именно это решение спасло им жизнь. В одном из полуопустевших сел с восточной стороны Уральских гор Корвин умудрился собрать из мусора антенну, чтобы найденный в недрах одного из домов старенький ламповый телевизор, запчасти на который они подбирали везде, где они только могли находиться, смог отслужить свою последнюю службу.
Информация посыпалась из новостных справок, как град среди ясного неба. Корвин считал, что у них всего две основных проблемы. Зараженные люди, снующие по лесам, и Титлин, которого нужно было прятать от остальных людей. Оказалось, что список проблем далеко не полон, и эти две даже близко не основные.
«Дружественная цивилизация помогла справиться с внезапным кризисом!». «В трех районах земли обустроены посольства для межпланетных переговоров: Юджин, Куньмин, Дебрецен40». «Руководство станции Титлин обвинено в преступлении против человечества». «Пришельцы двигают науку вперед». «Беженцы со станции Титлин объявлены вне закона». «Мировые главы стран организовывают международный орган управления – ЮКД». «ЮКД вводит комендантский режим крупных городах по всему миру». «В Борисове найдены трое беженцев со станции Титлин. Ведется разбирательство». «Спад экономики и социального уровня по всему миру обусловлен восстановлением мирового порядка после заражения». «Казнь беженцев со станции Титлин». «Девяносто семь процентов человечества не могут выбраться из критического экономического состояния после событий на станции Титлин». «Вирус был выпущен террористами со станции Титлин!». «Титлин – отправная точка». «Титлин – вне закона». «Ужесточение комендантского часа по всему миру». «Новый вид документов – чипы, вшитые под кожу». «Правительство старается решить экономические вопросы грубой силой». «Переход на единую форму документов – чип со всей важной информацией! Долой бумажки!». «Подавление кратковременных бунтов в северной Европе закончились многочисленными жертвами». «Люди без чипов будут считаться врагами человечества». «Террористы будут казнены без суда на месте». «Устойчивый мир под руководством ЮКД».
За четыре месяца вся планета Земля превратилась в огромную тюрьму.
117.
Дверь в цех приоткрылась, впустив толику солнечного света из общего коридора, и уперлась в стоящей впритык к ней токарный станок. Корвин пролез в образовавшуюся щель и аккуратно закрыл дверь за собой. Цех вновь поглотил холодный полумрак. Он подождал несколько секунд, пока глаза привыкнут к сумраку, и поплелся вдоль рядов со станками, вытяжными устройствами, подвешенными лебедками и пультами дистанционного управления размером с небольшой принтер. Он проскользил мимо громоздкого столика забитого фрезами, сверлами и отработанным шлаком, и оказался в небольшом, огороженном со всех сторон станками и шкафами, пространстве. Он подошел к стене и щелкнул автомат-выключатель. В импровизированной коморке загорелся свет, осветивший стены цеха тусклым сиянием.
– Подполье сливает информацию, Титлин, – Корвин плюхнулся в старое рваное кресло, которое тут же заскулило, как раненый зверек. – Все, как ты и говорил.
Титлин, все это время прятавшийся в тени между шкафов, сделал несколько шагов вперед и уселся на мерзостный бежевый столярный стул, придвинутый к столику с фрезами. Скорее всего, он сидел на нем и до того, как сюда пришел Корвин. Но предостережения заставили его хотя бы попробовать спрятаться и погасить свет. Вообще он довольно неплохо мог видеть в темноте, и свет был ему без особой надобности. Но пришельцу нравилось свечение, оно его как будто грело. Днем он старался не показываться снаружи, хотя солнце его и тянуло, а ночью часами мог любоваться луной.
– Какую именно информацию?
Голос прозвучал совершенно без каких-либо интонации и эмоций. Мимика у пришельца тоже совершенно не действовала: рот открывался и закрывался, когда он ел, веки открывались и закрывались, чтобы очистить оболочку глаза, единственная ноздря иногда чуть слышно посапывала, но в целом мимика оставалась неподвижной. У него даже морщин не было. К этому Корвин сумел привыкнуть со временем. В любом случае около года другого собеседника у него просто не было. Но Корвина коробила жестикуляция пришельца: он яростно размахивал руками и его эмоции передавались с движениями, вразрез с его голосом и мимикой. Такой контраст поражал и иногда вводил в ступор.
– Некто выкачивает ресурсы из Земли, наша верхушка их прикрывает и помогает, видимо, не желая идти на конфронтации. Мы сами отдаем им все, что у нас есть, потому что не желаем отстаивать, предпочитая закрывать глаза. Политиканы хотят жить, а не воевать с теми, кто уже доказал свою мощь, и поэтому ведут информационную войну против подполья, которое раньше пыталось вывести их на чистую воду и начать восстание, а сейчас попросту старается выжить, продавая информацию и различное барахло. А человечество в целом по-овечьи ведется на ту лапшу, что им вешают на уши.
– Это было и так известно.
– Тебе, Титлин. Тебе, но никак не нам… – вздохнул Корвин. – Многие, находясь на грани нервного срыва, по уши в дерьме, до сих пор боготворят их. Гостей с задворок космоса, которые спасли их от чумы, существование которой приписывают нам. Те, кто задают слишком много вопросов, исчезают или уходят в подполье, где бездействуют, но очищают свою совесть тем, что вроде как они встали по другую сторону хлипких баррикад. А остальным удобно верить, что навязываемая ЮКД сказка есть святая истина. Им проще и безопасней верить, что пришельцы, которых они даже не видели, хотят им помочь, а кризис и чума – дело рук террористов. Таких же людей, как и они сами.
Пришелец приложил длинный тонкий палец к месту, где у человека находится висок.
Корвин временами выбегал в мелкие города разжиться едой и информацией. Иногда ему удавалось сдружиться с редким подпольем – толпой местных партизан, которым не шибко нравился установившийся режим. Однако по-настоящему действовать никто не хотел или не мог. Большинство из них были против тирании ЮКД, но находились и те, кто смотрел шире и подозревал во всех бедах инопланетян. В общем-то, именно поэтому Корвин никому не показывал Титлина и не рассказывал о своем «друге» с другого конца Вселенной. У них было собственное подполье.
– Обнародуй информацию, – вдруг протянул Титлин. – Поставь людей перед прямым выбором. Пусть они снимут шоры и, наконец-то, взглянут на ситуацию под правильным углом.
– Ее быстро перекроют… – вздохнул Корвин. – К тому же я не смогу донести ее до всех. А через узкие каналы ее усвоит только подполье и те, кто после просветления окажутся в земле, а это… увы, меньшинство. Знаешь, если бы…
Вдруг он остановился на полуслове, его голову поразила простая и в тоже время невероятная мысль. Его глаза загорелись, а мозг начал усиленно цепляться за эту мысль и развивать ее.
– Есть идея, – произнес Корвин, даже не глядя на пришельца. – Трудная. Тяжелая. Я бы даже сказал нереальная. Практически невыполнимая и опасная. Да, определенно опасная… Надеюсь, у тебя найдется пару тузов в рукаве?
118.
– Почему Гельзенкирхен? – Титлин, казалось, выражал озабоченность и удивление одновременно – он неловко развел руками в стороны.
Перед ними на разбитом журнальном столике, который, вероятно, раньше жил в каком-нибудь салоне красоты и размещал на себе кипы журналов моды, лежал школьный атлас с политической картой Европы. Контуры стран практически выцвели, сливаясь в одно большое месиво посреди мирового океана. Символично, ведь мир, по сути, и стал одним целым без границ и законов. Вся карта была испещрена жирными красными точками, некоторые из которых растеклись или смазались. Эти точки символизировали европейские станции военного назначения. Корвин уверенно назвал станцию «Гельзенкирхен» еще до того, как они расправили атлас.
– Можно сказать, у меня счеты с этой станцией… – проронил он выискивая станцию на карте.
– Не хочешь говорить?
Он, наконец-то, увидел интересующую его точку. Она была ярче других. Видимо, когда ее наносили на карту, маркер был еще свежим. Многие другие ставились уже после дозаправки одеколоном. Края точки были немного рваными – она успела растечься перед тем, как окончательно засохнуть. Корвин, как завороженный прикоснулся большим пальцем к бумаге и провел шершавой загрубевшей кожей по мягкой жухлой бумаге.
– Сам увидишь.
119.
– Это не проблема! – воскликнул Корвин. – Это проблемище! Как я мог упустить это момент?!
Он ходил взад-вперед по маленькой комнатушке с ржавыми металлическими стенами – заброшенная котельная не самое гигиеничное место, зато наиболее безопасное. Здесь было тепло, однако абсолютно все поверхности покрыла тоненьким серым слоем бетонная и кирпичная пыль. Дышать было сложно, поэтому на лицо Корвина была натянута, скрывающая лицо вплоть до переносицы, зеленая арафатка, которая хоть немного отфильтровывала пыль в воздухе. Титлин же где-то умудрился найти поношенный малярный респиратор, а Корвин помог натянуть незамысловатое устройство на его объемную голову. Миниатюрное белое пятно поверх единственной невидимой ноздри на широком рыжем лице смотрелась, как минимум, комично. Однако, привыкшие последние годы сооружать из подручного хлама и мусора все, вплоть до предметов личной гигиены, Корвин и Титлин не находили в этом ничего смешного. Последнее время вообще было мало поводов улыбаться.
– Ты об АСУПИ? – на этот раз Титлин не выражал никаких эмоций даже через свою жестикуляцию. Он стоял, словно африканский истукан, с того момента, как вернулся его спутник.
– О ней, – выдохнул Корвин, облокотившись с размаху о стену так, что аж неосознанно простонал. Сверху посыпалась известка вперемешку с ржавыми металлическими крошками. Коррозия постепенно уничтожала покалеченную котельную.
– Ты не сможешь ее обмануть?
– Она распознает меня моментально.
– Разве тебе не это нужно?
– Мне нужно, чтобы она узнала меня внутри станции, когда я буду сидеть в камере допросов или в одиночке, а не на подходе к ней, когда я буду окружен военной охраной.
– То есть, тебе нужно, чтобы она приняла тебя за другого, но только на время.
– Да.
Титлин задумался, по крайней мере, Корвину так показалось. Пришелец притих. Он приложил длинные тонкие пальцы к своему затылку, оранжевые глаза смотрели куда-то в сторону. Казалось, они пульсировали, то светлея, то темнея, будто где-то внутри черепной коробки пришельца происходило массовое обновление данных.
– А как идет процесс распознавания?
– Она вычленяет ДНК из отвалившихся кусочков кожи. Ловит отмершие клетки и сканирует их.
– И все?
Корвин удивленно вскинул брови. Такой реакции Титлина он непредвидел.
– А этого мало?
– Это решаемо.
– Что?
– Ты, кажется, забыл, что я биоинженер с другой планеты.
– Извини, но ты ходишь без штанов, – тяжко выдохнул Корвин, хотя в нем загорелся маленький огонек надежды. – А для меня понятия «без штанов» и «биоинженер» – полярны.
Тот не обратил ни малейшего внимания на шутку спутника, к чему Корвин уже давно успел привыкнуть.
– Понятия не имею, о чем ты говоришь, но эту проблему я могу попробовать решить. Нужно лишь чужое ДНК и ряд не самых законных и приятных экспериментов.
120.
Трое солдат окружило ничего не понимающего мужчину. Невысокий коренастый, с хлипкой бороденкой в стиле антигигиенического конца света и поросшей редким темным пушком лысиной, он удивленно озирался по сторонам и что-то тихо бормотал о невиновности. Готовые к своей черной работе, стволы автоматов заставили его лечь на мокрый после мерзкого моросита асфальт и заложить руки за голову. Солдаты быстро обыскали его и, заковав руки в электронные наручники, взяли под руки и куда-то повели. Сначала задержанный молчал, но под конец их пути, уже на самом пороге в низенькое, но обширное здание, начал брыкаться и что-то истошно вопить. Электронный голос громко возвещал о нарушении ряда протоколов и террористической угрозе. Дверь с мтеаллическим лязгом захлопнулась.
121.
– Есть существенный минус, – Корвин устало грохнулся на алюминиевую раскладушку, которую подарил ему гостеприимный заброшенный супермаркет на окраине Франкфурта. Он жалобно взвизгнула, вонзив в ответ жесткие пружины в бока обидчику. – Я сделал все, как ты сказал: распылил экстракт прямо над ним. Он впитался в кожу. АСУПИ приняла его за меня, но его отпустили через пятнадцать минут. Они провели повторное сканирование.
Пришелец пожал плечами и подошел к столику, который он переоборудовал под лабораторный. Он был нагроможден всякого рода баночками и стаканами, заменявшими химические пробирки. Под столом размещалась наспех сделанная система из пластиковых трубок, склянок и нагревательных элементов, перевязанных жгутами, добытых в одной из многочисленных разграбленных аптек Франкфурта. Благо, мародеры не слишком жаловали резиновые жгуты, пипетки и полуживые колбочки, отдавая предпочтение обезболивающему, антибиотикам, наркотикам и шприцам. Так что в этом плане им повезло.
