Читать книгу: «Тень с человеческим лицом», страница 6
Глава 6
Гхолал вскочил быстрее молнии. Все тело трясло жуткой судорогой, мышцы ходили ходуном в бешеном ритме, сердце мощными, частыми ударами качало кровь так быстро, что закружилась голова.
Перед глазами величественно поднималось солнце. Гхолал с отчаянием констатировал, что пролетел еще один день. Он все еще один, без малейшего представления, где его друзья, что с ним происходит и абсолютно лишенный памяти о вчерашней ночи с того момента, как прошел огненный зал вслед за жуткой тенью. Тенью… По спине пронеслись миллионы мурашек, а сердце на какой-то миг просто остановилось при воспоминании о страшном существе.
Гхолал, обернувшись, увидел громадное строение, зябко передернул плечами. Внутрь он больше не зайдет, ни за что…
Он смотрел на зеленую листву, на темную кору деревьев, и в черепе возникали странные мысли, никогда до этого момента не появлявшиеся в голове. Гхолал наклонил голову перед стоящим деревом, чьи роскошные листья на длинных ветвях едва не касались небес. Внезапно Гхолал осознал, что каждый спит и видит, как сломать, испортить, убить, или уничтожить беззащитное, но внушающее трепет могучее растение. Ибо все, что пугает, должно быть стерто с лица земли, дабы люди могли спокойно жить…
Черная, испепеляющая ярость взорвала сердце, страшно вздула мышцы. Тело словно увеличилось в размерах, гигантские кулаки стиснулись с жуткой силой, а перед глазами все накрыло багровой пеленой. Гнев душил, легкие вскипали болью, требовали не воздуха, но крови… Горячей людской крови, что так сладко потечет из их порванных жил…
– Если мир против меня, – услышал собственный голос, глухой и нечеловеческий, – тогда я просто его уничтожу!
В губы врезались огромные клыки, превратившиеся в жуткие когти ногти рук вцепились в грудь, рванули с чудовищной силой. Волна страшной боли захлестнула разум, рев из горла пошатнул стоящие рядом деревья. От прыжка в воздух взлетели комья грязи, но за мгновение до того, как они вернулись на землю, огромная фигура исчезла в лесу.
* * * * *
Ночь застала его далеко от древнего храма. Насколько далеко, Гхолал не знал, но смутно догадывался, что убежал на значительное расстояние. Последние часы прожил как в дурмане, отрывками вспоминая мелькающие с чудовищной скоростью деревья, бьющие по лицу ветки. Голова все это время была словно наполнена жидким металлом, в температурном кошмаре которого сгорели дотла все ранее находившиеся в черепе мысли.
Усталость накрыла огромной всесокрушающей волной, разом свалив с ног. От громового дыхания заложило уши, рассвирепевшее сердце безжалостно ломало ребра. Был абсолютно уверен, что не переживет такой нагрузки, что через пару мгновений сердце разорвется, а легкие лопнут, перенасытившись кислородом…
Но, спустя вечность, глаза вновь открылись, а сердце все также качало кровь по жилам. Гхолал встал. Искусанное комарами и превращенное в один гигантский зудящий синяк тело жутко чесалось, в кровь разодранные камнями и острыми сучками ступни болели.
Кругом было еще темно, но постепенно светлело – тени прятались за деревья, становясь все короче. Рассматривая красоту предутреннего леса, еще не отошедшего от ночной прохлады, Гхолал яростно стал чесаться. Кожа зудела невыносимо, ногти едва не вспарывали ее, мгновением позже по телу растекалась сладкая боль.
Долго Гхолал себя истязал, но не хотелось останавливаться. Многие укусы отвратительно вспухли, из них сочилась кровь. Когда блаженство сменилось острой болью, Гхолал перестал дергаться. Еще недавно так сладко зудящая кожа теперь словно горела невидимым огнем, а на вид была ужасна: синюшные кровоподтеки, расцарапанные ногтями – Гхолалу на миг почудилось, что, глядя на свои руки, он вдруг увидел разлагающиеся руки мертвеца.
* * * * *
Чудовищный, не позволяющий переставлять ноги голод пришел, когда солнце еще не добралось до вершины неба. Живот рычал и гудел, мелькнувшая мысль о том, что кишки переваривают друг друга в желудочной кислоте, быстро превратилась в непоколебимую уверенность. Все мысли были только о еде, в голове Гхолала не осталось ничего, мозг превратился в жадную мечту о жареной картошке, макаронах с сардельками, пюре с котлетой…
Никогда не умевшему терпеть голод Гхолалу приходилось напрягать все силы – физические и волевые, чтобы не рухнуть на землю и не биться в истерике. Он спотыкался, запинался за каждую неровность, попадал в мышиные норы, падал и, поднявшись, вновь летел на землю. Первое время свирепо ругался, в ярости ревел на весь лес, срывал листья с деревьев, пинал траву и ломал ветки, о которые спустя минуту спотыкался и вновь падал. Когда гневный запал исчерпался, Гхолал, повесив голову и загребая за собой все то, что нарвал и накидал, молча, побрел сквозь кусты.
Нашел красных ягод, быстро определив их как землянику, сожрал вместе с листьями. Ни капельки не утолив жуткий голод, бросился на поиски грибов, наступил в осиные гнезда, и спустя полчаса растирал опухшие от укусов ноги далеко от земляничной поляны.
Внезапно нахлынуло отчаяние. Ни еды, ни сил идти. Проклятый лес с каждым шагом становился лишь гуще, комары и мошки атаковали огромными стаями, паутина облепила все тело, больше похожее на гигантский укус. Жара и духота выжимала литры едкого пота, чудовищная жажда просто убивала.
Лишь что-то глубоко внутри, нечто абсолютно уверенное в себе и ощущающее свою силу, успокаивало, играя на струнах души. Гхолал не мог ни понять, ни объяснить, что с ним происходит, но поддавался внутреннему уговору. Его резкое обрывистое дыхание постепенно замедлялось, превращаясь в ровное и спокойное. Дикие сумасшедшие мысли вскоре ушли из больной головы, а веки незаметно накрыли глаза. Яркий солнечный день исчез, заменой ему стал черный коридор, ведущий в неизвестность…
…После жуткой комнаты с пламенем темнота, сейчас окружающая его, успокаивала странным образом, а глаза с удивлением стали различать некие очертания.
В голове Гхолала словно появилась карта погруженных по тьму коридоров древнего замка, он, напрягая зрение, подтверждал глазами то, что рисовали мысли – стены с острыми выступами, от которых успевал вовремя отходить, чтобы не удариться. Более темные, будто залитые чернилами, места понимал как повороты, в которых скапливалась большая часть кромешной тьмы, и после двух или трех ударов лбом об углы стал угадывать момент, когда надо повернуть. Бесшумно парящая в нескольких шагах впереди него тень теперь стала еще черней, походила на маленькую злую тучку, но при одном взгляде на нее кровь застывала в жилах.
После очередного, своим углом задев и так расцарапанный в кровь висок, поворота Гхолал замер. Перед ним была пустота: большое пространство без стен – изо всех сил всматриваясь в середину и пытаясь понять, что же он все-таки видит, Гхолал смог убедиться лишь в том, что в нескольких шагах от него гигантский столб сгустившейся тьмы. Более густой, чем ведущая его последние несколько часов тень, которая при воспоминании мгновенно оказалась рядом. Ледяной ветерок коснулся обожженного уха, добавив боли, Гхолал затем услышал:
– Окунись в забвение, познай Мортема, тебя наполнившего…
Гхолал не слушал, неотрывно смотрел на жуткое скопление тьмы. Оно принимало самые разнообразные формы – от кружащегося с дикой скоростью вихря до ревущей в невидимом сосуде воды, черной и ужасающей. Из этого беспредела трансформаций вылетали тени, подобные уже знакомой Гхолалу, но были они гораздо темнее, крупнее и при взгляде на них сердце словно сжимала когтистая лапа самой смерти. Жуткие тени делали один-два круга около эпицентра тьмы, затем вновь исчезали в нем.
При произношении неизвестного имени Гхолал вдруг почувствовал сильное возбуждение. Кожу защипало – сначала несильно, едва ощутимо, но уже после нескольких мгновений создалось неприятнейшее и болезненное ощущение, словно тело одновременно тащат во все стороны, зацепившись за его кожу миллионами острых крючков. Гхолал невольно провел ладонью по руке, убедился в отсутствии инородных предметов, но поразился невероятной раскаленности кожи.
Мелькнула испуганная мысль о том, чтобы спросить у тени, что он перед собой видит – ворота в ад или скопище всемирного зла, но созерцание тьмы внушало такой невообразимый ужас, что, казалось, один звук обрушит на наглеца всю мощь сконцентрированной власти ночи. Тень, которую, глядя на творившуюся перед собой жуть, отчасти считал своей, судя по всему, прочитала мысли Гхолала: не успел человек подумать о возможном вопросе, ответ проник в череп и начал впитываться мозгом:
– Силы безграничной вместилище зрят редкие смертные. Пережить сей взгляд способны единственные из многих тысяч, тебе же выпала честь зреть двумя парами глаз…
Гхолал остро почувствовал исходящую от водоворота теней угрозу.
– Ступай, страха лишившись…
Голос в черепе на этот раз больно задел мозг своей торопливостью – Гхолал увидел метнувшуюся от него тень. Она оказалась среди кружащих, себе подобных, созданий, выглядела, как белая ворона, но лишь миг – затем нырнула в эпицентр тьмы. То, что следует войти в жуткий вихрь тьмы, Гхолал понял мгновенно, но сделать подобное было сложнейшей задачей всей его жизни. Он не в состоянии был представить, что твориться внутри постоянно меняющегося водоворота теней, который заставлял ноги Гхолала судорожно трястись, а сердце биться в горле.
Чудовищный круговорот жутких теней вдруг начал расширяться, ускоряясь. Его черные творения стали хаотично носиться по воздуху, уже не возвращаясь внутрь, также увеличивая круг полета. Редкие подлетали к замершему от ужаса человеку, заставляя последнего медленно прощаться с жизнью.
Критическая черта, переступив которую либо сходишь с ума, либо навсегда теряешь страх, оказалась перед Гхолалом. Он больше не слышал дикого галопа собственного сердца, не замечал невероятно частого дыхания, не ощущал тела. Не мог отвести глаз от приближающегося черного кошмара теней, что спустя миг накроет его. Время перестало течь, застыло, как река зимой, и этот миг для Гхолала стал моментом чудовищного накала нервов, смертельной болью разорвавшегося от невообразимого ужаса сердца. Не в силах более сдерживаться, больше всего на свете желая избавиться от адских мучений, Гхолал сдался. Рвущийся к огромной тени кто-то, сидящий внутри человека, в яростной радости рванул тело Гхолала вперед, со всего размаха утопив в черноте.
Последнюю мысль угасающего разума о том, что Тайгив и другие люди уже ходят по замку и ищут его, накрыла непроглядная тень.
* * * * *
Считая, что умер, Гхолал ошибался. Не было и сном его состояние – завис где-то между прошлым и будущим, не в силах увидеть настоящее. Невольный наблюдатель чужой жизни, чудовищно жестокой и поистине ужасной в деяниях. Жизни существа, чья судьба создала его воплощением абсолютного зла – безжалостный косарь, под окровавленным клинком которого падают жизни тех, кому не повезло оказаться в одном веке с ним – падают, как скошенная трава…
Существо, являющееся главным героем представившейся кошмарной пьесы, имело в своей несоизмеримо длинной, по людским меркам, жизни единственную цель. Убийство: для пожирания плоти и поглощения внутренней силы, но чаще ради удовольствия. Целые города исчезали по воле кровожадного зверя, не щадящего ни детей, ни стариков. Дерзнувшие в попытке дать отпор умирали неделями, жуткими криками оглушая окрестности – горький урок остальным смельчакам.
Маги и колдуны армиями приходили для уничтожения ненавистного монстра, окружали обитель, возведенную зверем для почитания и жертвоприношений вместилищу своей безграничной мощи. Черные тени из мрачных глубин земли, куда никогда не сможет пробраться ни один луч света, сплетались в ужасные фигуры, убивали все живое одним своим присутствием. На почтительном расстоянии от обители находились рубежи самых смелых воителей и волшебников, но лишь до той поры, пока зверь терпел их присутствие. Ночь была ему верной женой, делая его абсолютно невидимым под своей черной юбкой. Во тьме же сила его была поистине всесокрушающей. Гигантские костры, что искрами прожигали небо, не в состоянии были ослабить мощь всюду следующей за ним тени. Не было существа либо империи, дабы противостояла бы Мортему, как прозвали его и прокляли все живущие. Все дальше и дальше уходили люди от страшного места, в течение нескольких веков полностью оставив материк зверю.
Спустя пару столетий выяснилось, что Мортем не может покинуть территорию, облюбованную для охоты в забытые времена. Черные тени за долгие века привыкли к постоянной и щедрой крови и горячей плоти, которыми делился зверь, и не могли уже существовать без своего кормильца, что рвался вслед за ушедшими жертвами. Глубинное зло не отпускало зверя, требуя приношений, а не получив оных, впилось в него самого. Две чудовищные силы схлестнулись в страшной битве, отголоски которой услышали все еще бегущие как можно дальше люди.
Долго на зловещий материк не ступала нога живого существа. На других землях образовались могучие цивилизации, несокрушимые империи и великие народы. Одной из сильнейших оказалась огромная как по территории обитания, так и по численности страна гигантских ящеров-воинов. Все остальные державы после нескольких жестоких войн и завоеваний змеев признали их лидерство и покорились. Народ искуснейших виртуозов меча – существа с прозрачной кожей, дларрги, обратились к новым правителям всех земель, именованных с того момента Адолроном, с просьбой разобраться с древним кровожадным зверем на единственном необитаемом материке.
Лучшие из лучших воителей, ровняющие горы с землей маги отправились в указанном направлении с твердым намерением уничтожить неведомого монстра, а заодно и прибавить значимости своей и без того безупречной репутации. Но к их величайшему разочарованию, на материке не было, ни единой живой души. Искатели непобедимого зверя обнаружили лишь древний храм, нисколько не пострадавший ни от погоды, ни от времени. Словно вчера воздвигнутый, он встретил пришельцев оскаленной пастью вместо входа и гигантской зловещей статуей чудовищного создания внутри. Отправившиеся вместе с ящерами дларрги признали монстра, наводящего ужас на их далеких предков не одно столетие, и вздохнули с превеликим облегчением.
Но чернота начавших внезапно сгущаться теней скинула их с небес на землю, заставив слезно умолять ящеров покинуть здание, дабы потом сжечь магическим пламенем. На вопросы о причинах ухода отвечали невнятно, насмерть перепуганным голосом – древнее зло победило Мортема, все прошедшие века жило здесь, ожидая кого-либо из живых, чтобы утолить многолетнюю жажду крови.
Мольбам ящеры не вняли, заявив, что дадут отпор любому проявлению зла. И дларргов не выпустили, чтобы те записали в своих рукописях всю грандиозность очередной победы змеев над еще одним врагом. Один из командиров, усмехнувшись, ударил по статуе кулаком. Попал на угол, рассадил свои чешуи в кровь…
А в следующий миг уже пятился под осыпающимися каменными обломками. Два дларрга рухнули с остановившимися сердцами, когда с пьедестала спрыгнул их самый страшный кошмар – остальные упали на колени, завыли мольбы Святым Богиням. Ящеры настороженно рассматривали огромного зверя с полыхающими огнем глазами. Они были самыми высокими и сильными представителями живых существ своего мира, но оживший монстр превосходил их всем – мощью, ростом, злостью.
Чудовищный зверь прошлого недолго рассматривал не прошеных гостей своей обители, спустя мгновение ринулся на них. Быстрее молнии, подобно бесшумной тени – его движение невозможно было уследить глазом.
Идеальная техника защиты и нападения ящеров, благодаря которой они заняли лидирующее место в мире, автоматически срабатывала в мозгу каждого воина. При малейшей угрозе, для сокрушающего удара либо по необходимости устрашения огромные змеи ощетинивались на врага остриями копий и мечей. Особая постановка воинов, прикрывающие мечников копейщики, ряд за рядом, без малейшей бреши – была эталоном воинского порядка, ужас и самый страшный ночной кошмар каждого, кого Империя признавала в чем-то виновным. Против подобных отрядов не выдерживали никто: ни молниеносные дларрги, ни громадные горные великаны, что с веками войн с ящерами поравнялись с ними ростом.
Но на этот раз все было по-другому. Против ящеров стоял не житель их империи, с малолетства запугиваемый гигантскими змеями и под семью клятвами обещающий родителям никогда в жизни не нарушать ни одного закона. Не беглые грабители караванов и обозов, краем уха слышавшие о непобедимых чешуйчатых воинах, при случайной встрече с которыми мгновенно теряли сознание и содержимое желудка.
Чудовищная древняя мощь не делала разницы между кровью змеев и людей. Сильнейшая воля забытых тысячелетий переломала, как соломинки, души замерших перед ней созданий, лишив всех мыслей о сопротивлении. Разорванная в клочья плоть взметнулась в воздух, кровавые фонтаны щедро оросили стены и пол обители. Ни одно оружие так и не покинуло ножен…
С трудом удерживаемые на этом свете лишь верой в милость Богинь дларрги с парализовавшим их тела ужасом смотрели, как Мортем вонзил клыки в голову ящера, услышали, как сочно треснул череп, а в горло зверя хлынули кровь и мозги. Успевший сделать полшага в попытке бегства другой змей даже не вскрикнул, когда огромная лапа вонзилась в его живот, повернула в воздухе чешуйчатое тело. Вверх взметнулся последний фонтан крови, чьи щедрые ручьи хлынули в распахнутую пасть Мортема. Он стоял, как Бог Смерти, посреди луж крови и разорванных ужасающих трупов, с неугасающим пламенем убийства в багровых зрачках…
* * * * *
Незаметно для самого себя Гхолал вдруг вновь обрел власть над своим разумом и мыслями. Мгновенные сильнейшие желания узнать, где находиться и как попал сюда, не увенчались успехом – взгляд, в отличие от мыслей, был словно закован в невидимый туннель, в конце которого неслась, как бешенная горная река, жизнь чудовищного зверя, именуемым Мортемом…
Способен был видеть сразу несколько картин, словно сидел перед расставленными на столе мониторами. Зрел ужасающую бойню в обители, кожей чувствовал последние толчки вытекающей крови из порванных жил. Одновременно смотрел на растущее подобно лавине напряжение окруживших здание ящеров. Нервные подергивания, бегающие глаза, меняющийся по несколько раз в секунду цвет чешуи – Гхолал словно был каждым из них одновременно. Ощущал лед их крови, тяжесть всех до единой чешуйки и грузность металлических доспехов, а еще страх. Чувство, не привычное для самых сильных и бесстрашных существ этого мира, самих ящеров вводило в шок, подавляло волю, вышвыривало с ровной дороги спокойствия и уверенности. Этот новый враг, невидимый, но от этого не менее серьезный, отвлекал от первостепенной опасности, что вот-вот должна явиться из зловещей пасти…
Передние ряды дрогнули, когда на ступени гигантской лестницы начали выползать их собратья: с оторванными руками и ногами, с волочащимися за ними кишками. Никто уже не кричал – лишь перекошенные от невыносимой боли лица, дергающиеся губы с кровавой пеной. Ползли в отчаянной попытке избежать мучительной смерти, как можно дальше от ужасного воплощения кровожадной ненависти.
* * * * *
Один из дларргов, спустя несколько мгновений после начала пиршества смерти, пополз к выходу. Скользил в крови и раздавленных внутренностях, трясущимися руками отодвигал со своей дороги куски тел, прокушенные и вырванные из шей головы, клочки кожи… Когда рискнул поднять голову и узнать, сколько еще до спасения, услышал приближающийся грохот. Сердце оборвалось, ужас затмил глаза…
В залитое кровью и заваленное изуродованными трупами помещение врывались ящеры: свежие, полные силы и желания мстить. Валяющегося у входа дларрга, растоптали, как муху, ринулись на радостно взревевшего зверя. В воздух, тяжелый и горячий, взметнулись копья и топоры, за ними, словно юные бойцы за матерыми воителями, неслись ножи и шипастые шары. Почти все достигли цели, с яростным хрустом вонзались в гигантское тело, пускали кровь, вырывали куски плоти, усиливая рев чудовища. Но не остановили его, ни на шаг: подобно снежной лавине, все сметающей на своем пути, Мортем прошел сквозь этот поток острейших наконечников и лезвий и налетел, как ураган, на пораженных своей неудачной атакой змеев. Они привыкли пробивать своим оружием любые преграды, любую броню, а также врагов за ней. Сейчас же перед ними предстал утыканный копьями и топорами, с ножом вместо левого глаза, но полный чудовищной свирепой ненависти зверь, жаждущий крови. Горячей живой крови, что не залечит раны, но напитает того, кто исцелит для новых убийств…
В следующий миг на воскресшего зверя обрушилась магическая ярость. Помещение наполнилось дымом, искрами и языками разноцветного пламени, в чьих бликах мелькали огромные существа и четырехрукие гиганты, вызванные могучими заклинаниями. Грохот стоял настолько оглушающий, что, казалось, его можно коснуться руками, сквозь его рокоты такими слабыми и далекими слышались предсмертные стоны…
* * * * *
Гхолал вновь на миг стал собой, но лишь для того, чтобы перестать блевать от созерцания кровавой резни, учиненной Мортемом, и перенестись куда-то в недра его обители. Мрачные коридоры, ведущие если не в сам ад, то на его границы. Он двигался по ним тенью, ею же и наблюдал за дларргом. Бегущим, не чуя под собой ног, наполненным до краев животным ужасом, и все же не лишенным остатков рассудка, чтобы создать перед собой подобие светящегося полотна. Именно благодаря этому магическому светилу дларрг не врезался в углы на поворотах, в острые бугры на стенах и не спотыкался о ямы и дыры в полу. Все вышеперечисленное Гхолал испытал на себе совсем недавно, но воспоминание лишь скользнуло в голове, испарившись мгновенно.
Ожидаемый тупик появился довольно скоро, заставив дларрга резко затормозить, затем грохнуться на спину и, в довершении ко всему, рассыпать свое светящееся полотно искрами по полу. Ненамного стало темней, но лишь для такого наблюдателя, как Гхолал, что вдруг начал находить плюсы в своих новых возможностях. Пусть не его, но пока дарующие ему небывалые ощущения и… власть.
Но не дларргу. Для него наступил конец света, ибо тьма была черна, как душа Мортема. Жалкие попытки вновь разжечь подобие факела топились на корню, лишь единожды вспыхнули искры и тут же были сожраны темнотой. Дларрг неуклюже замахал руками, пытаясь нащупать стены, пополз, трясущимися руками шаря по полу. Гхолал услышал плач, горький плач отчаявшегося человека. Увидел едва различимые капельки, срывающиеся с лица дларрга и разлетающиеся на крошечные частички от удара о камень.
Одна из самых трудных вещей для любого человека – это видеть, как взрослый мужчина плачет. Гхолал смотрел на рыдающего дларрга и видел в его сотрясающейся фигуре себя. Он бродил во тьме, страдал от страха, боли и отчаяния в таком же угнетающем до смерти одиночестве. Многое из того жуткого путешествия он не помнил, значит точно также мог валяться на каменном полу в собственных соплях.
Волна отвращения к самому себе поднялась до горла, испустив полурык-полухрип. Гхолал закашлялся, но почувствовал, как в недрах сердца завозился его новый обитатель, могучий и вряд ли победимый, чья абсолютная воля продолжала завоевание человеческого разума…
Вокруг дларрга сгустилась тьма, не прошло и нескольких секунд, как Гхолал увидел несчастного в узком кругу, созданным хозяевами этих коридоров. Рыдания мгновенно прекратились, дларрг почувствовал ледяное дыхание смерти, вскинул руки и что-то быстро-быстро зашептал. Гхолал не мог понять ни слова, дларрг слишком торопился, но тьма не нападала, словно ожидала завершения очередной молитвы. Говор обреченного снизошел до неразборчивого бормотания, стал практически не слышим – Гхолал увидел протянувшиеся щупальца. В следующий миг дларрг громко вскрикнул, из него во все стороны брызнули пронзившие тени струи скрученного воздуха. Они заполнили коридор, оттолкнулись от шершавых стен и… пронзили самого дларрга. Еще громче был его крик, но после него на пол упали, словно срезанные невидимой бритвой, лишь его ступни. Черные щупальца обвили добычу, а через миг плавно и бесшумно растворились по коридору.
Мрачное помещение опустело.
