Читать книгу: «Древо прошлой жизни. Том I. Часть 1. Потомок Духа», страница 7

– Буду.

– Давай руку, – он вздохнул. – Ну, тогда слушай. Я постараюсь говорить медленно. Здесь у тебя вилка с ручейками от холма Луны к реке Жизни. Это ветры дальних странствий. Встречаются у путешественников, бродяг и жюльвернов, которые часто путешествуют, сидя в мягком кресле. Но ты привязан к дому, хотя я знаю, что не один рюкзак износил. Даже если бы ты попался цыганке с чемоданом в руке, а из кармана у тебя торчал билет, она бы тебе сказала то же самое.

А вот ещё: ответвление от верхней линии запястья в сторону Луны – раз, аналогичные полоски, соединяющие Венеру и Луну, – два. Это всё твои путешествия. А чёткая линия, идущая к Юпитеру, означает очень важное путешествие. Знаков, с которыми лучше сидеть дома, у тебя нет. Но у тебя линия Судьбы идёт с бугра Луны, – важные события в твоей жизни произойдут случайно и в то же самое время.

– Слава, ты меня пугаешь. У меня изменится жизнь?

– Вот об этом я и хотел тебе сказать. Эти отростки от линии Судьбы означают перемены. Одна-две ветви, выходящие из линии Жизни и касающиеся так называемой розетки, предсказывают важные перемены в судьбе. Но не беспокойся – они к лучшему.

– Наконец-то сказал что-то утешительное.

– Подожди, это ещё не всё о переменах. У тебя от пальца Сатурна идёт линия Судьбы, без лупы видно. И все события, которые с тобой произойдут, находятся вне твоей власти. Кстати, для сведения. То же самое, но на правой руке, предсказывало бы субъекту, что он для удовлетворения своей страсти, не побрезгует ничем. Не дай Бог тебе с таким столкнуться, потому что я знаю, что ты своё упрямство из детства прихватил. Но я вижу у тебя линии Влияния, сливающиеся с линией Судьбы. Эти ветки – разные удачи, но они явятся такими встрясками, что мало не покажется. Иначе говоря, будут иметь для тебя важные материальные и психологические последствия. О переменах я закончил.

– Славик, расскажи о личной жизни, – попросил я.

– Слушай. Ветви на линии Сатурна предвещают великое счастье…

– О-о-о!

– Но сначала должно случиться то, о чём я сказал раньше.

– У-у-у…

– Линия Сердца идёт на бугор Юпитера – ты способен к глубокой, искренней любви. Может, даже к идеальной. Так и будет, поверь. Потому что две коротких линии без вилки выходят на бугор Меркурия – счастье в брачной жизни. А вот самое интересное. Каждый приток, идущий из этого нижнего участка ладони и впадающий в линию Судьбы, означает чье-то появление в жизни человека. И кто-то сыграет в его жизни такую роль, которая отразится на его судьбе обязательно. У тебя их несколько, но есть одна-две самые заметные. Всё это уже на подходе.

Теперь знаки на линии Жизни. Я тебе должен про них сказать. Они указывают на смерть, но знаки сложные, я могу не точно…

– Какая смерть? Ты чего? – опешил я.

– В том то и дело. С тобой может произойти несчастный случай, падение с высоты, авария. Даже смерть в огне не исключается. Но если ты не будешь рисковать в течение ближайшего времени, опасность минует, и проживёшь до старости. Это я заметил, когда мы сидели за столом в зале.

– Успокоил… как Пушкин, что ли?

– Именно. Переждать 37-ой год. Надежду вселяет этот маленький треугольничек у линии Судьбы, означающий победу в борьбе с обстоятельствами или людьми. После этого.

– Если останусь жив, да?

– И линия долгой жизни, и крест на ней – естественная смерть в старости, – добавил Вячеслав, не обратив внимание на мои последние слова. – Есть ещё кое-что загадочное. Остров на линии Жизни указывает на таинственное рождение этого лица. У тебя есть тайна, связанная с рождением. Хотя ты и брачный сын родителей, состоявших в браке. Здесь что-то другое, но не могу понять, что. Видишь этот островок?

Но я уже почти не слушал, всё думал о смерти и о том, что, оказывается, нам всё дано с рождения, а мы ходим, заблудшие как овечка Долли, и не можем понять, в каком мире живём. Меня вернули в беседу последующие слова Петельского.

– Есть даже точка зрения, что на руке отражена карма – информация о прошлых жизнях человека. В общем, тайна есть, а расшифровать её не могу. Хоть в Индию на консультацию поезжай.

И последнее. Линия, выходящая из бугра Венеры и пересекающая линию Жизни и Судьбы, доходящая до бугра Марса, – верный признак получения раны.

– Это уже другая неприятность?

– Другая, может быть. Но время совпадает.

– Ясно. У меня будет не жизнь, а многосерийный триллер. Что делать-то?

– Я тебе, Саша, говорил и предлагал давно – давай посмотрю твои руки. Ты не захотел. Тогда поверь сейчас. Помни, фатальных предсказаний не существует. И если есть опасность, её можно избежать. Не надо рисковать, всё проходит, пройдёт и этот период. Даже плохие знаки на руках исчезнут.

Пройдёт, а потом вернётся, как повторилось положение планет в случае, о котором рассказывал Вадим, – подумал я уныло. Вот и будь оптимистом.

– Спасибо, за правду, друг. Я постараюсь быть осторожнее. Буду переходить улицу на зелёный свет и смотреть телевизор исключительно нетрезвым. Ух, и засиделся я у тебя, мне уже пора.

– Приходи как-нибудь ещё, посидим, услышишь, какие беседы мы тут ведём.

– Приду, если голыми при луне танцевать не будете. Пойду, попрощаюсь с Вадимом и Тамарой.

В этот момент я ещё не знал, что в следующий раз я не только приду, а прибегу сюда. У дверей в прихожей я решил уточнить, когда же мне ждать всего этого на мою голову.

– Эти события произойдут скоро.

– Как скоро, когда?

– Очень скоро. Если точнее – ещё вчера. Понял?

Выйдя от Славы, я медленно побрел по тротуару. Я чувствовал смятение и неясную тревогу. A что бы у вас творилось в душе, если бы вам сказали такое? Сначала я ещё подумывал, что всё услышанное от гадалки может оказаться неправдой. Неправда – это не обязательно ложь. Но раз тебе сказал твой приятель и друг – тут другое дело. И что бы стали делать другие люди, оказавшиеся в моём положении, – отдали последние распоряжения, заказали место на кладбище или отправились в общество весельчаков? Или вернулись к повседневным делам? Но мне не хотелось ни с кого брать пример, и я решил, что сегодня напьюсь. Я нюня, размазня и пессимист, господа. О таких не поют.

Приехав в Одинцово, я добрался до квартиры и, не раздеваясь, зашёл на кухню. Никто не встретил меня на пороге и не разогрел котлеты с гарниром. Я налил себе рюмку и выпил. Было муторно и мало. Тогда я вылил оставшуюся водку в стакан и выпил опять. Потом сбегал к киоску и купил бутылку водки. Пришлось раздеться. Эх, чему быть, того не миновать! Или миновать? Запереться изнутри, замок на собачку, ключ – в форточку. Попробуйте, возьмите меня, виртуальные гады! И дверь – на цепочку. Нет меня! Заболел, лёг спать и ушёл. Телефон отключу, но сначала позвоню на работу, – переезжаю в другой город, извините. Или, ещё лучше, в другую страну, например, во Францию. А потом закажу железные двойные двери и куплю злую рыжую собаку.

* * *

– Почему воплощённый Дух теряет воспоминание своего прошедшего?

«Человек не может и не должен знать всё: так хочет по своей премудрости Бог. Без завесы, скрывающей от нас некоторые вещи, человек был бы ослеплён подобно тому, кто переходит вдруг от мрака к свету. Забвение прошедшего делает его более самостоятельным».

– Каким образом человек может отвечать за поступки и искуплять преступления, которых не помнит? Как согласить это с правосудием Божиим?

«При каждом новом существовании человек бывает развитее и лучше может отличать добро от зла. Где же была бы заслуга, если б он помнил всё прошедшее? Когда Дух возвращается к своей первобытной жизни – жизни Духов, всё прошедшее его раскрывается перед ним; он видит проступки, совершённые им и сделавшиеся причиной его страданий, и видит всё, что могло бы помешать ему совершить их; он понимает, что настоящее положение его совершенно справедливо, и приискивает для себя существование, в котором мог бы загладить прошедшее. Он ищет испытаний, сходных с теми, которые он прошёл уже, или борьбу, которую считает способною содействовать его развитию, и просит Духов, стоящих выше него, помочь ему в новом его подвиге, зная хорошо, что Дух, который будет дан ему в руководители в этом новом существовании, будет стараться, чтобы он загладил свои проступки, для чего и будет внушать ему некоторого рода смутное о них сознание».

«Это сознание и состоит в инстинктивном вашем сопротивлении всякой преступной мысли и желанию, являющимся у вас; но вы большею частью приписываете ваше сопротивление правилам, внушённым вам родителями, между тем как это – голос совести; а этот голос совести есть нечто иное, как воспоминание прошедшего, и который предупреждает вас не впадать снова в проступки, уже совершённые вами прежде».

Книга Духов

* * *

Как и когда заснул вчера, я совершенно не помнил. Утром, посмотрев на себя в зеркало, сказал себе, что бывало и хуже. Надо было себя как-то поддержать, и я запел студенческую песню, призывающую к завтраку.

 
…и граф встаёт,
Ладонью бьёт в будильник,
Ерошит чуб и смотрит на дома
И безнадёжно лезет в холодильник,
А там зима, холодная зима…
 

Ну, правда, не совсем зима. Там еще недопитая водка осталась. Я, конечно, выпил. А жизнь, кажется, налаживается, – подумал я, – и в этот момент на меня нашло просветление. Вас бы тоже осенило. Я вспомнил и цыганку, и Петельского, и весь вчерашний день. Даже про железные двери с рыжей собакой вспомнил. Не-е-ет, я ошибся, что жизнь налаживается. И что делать? Содрать папиллярные линии на обеих руках драчёвым напильником? Но ещё ноги есть, а там тебе то же самое написали, чтобы не забыл и не убежал далеко. Уж лучше научный атеизм изучать. И научный коммунизм, как высшую стадию развитого социализма. Э-э-э-х!

Не надо себя изводить, говорят же, что всё равно будет то, что должно быть. Лучше чем-нибудь заняться, уборкой, например. При отсутствии гарема в доме на это может понадобиться дня три, но можно справиться и за один. Не идти же к Сергею Сергеевичу в таком состоянии. Значит, Петельский давно не был у него, а у меня сегодня не получится. Может завтра? Я с теплотой подумал о старике и стал вспоминать его, собираясь заняться хозяйственными делами. И постирать ещё нужно, – мелькнула у меня мысль.

Мой учитель был и моим научным руководителем. По моей шутливой студенческой классификации все учёные делились на три группы: крупных, видных и аспирантов, и он, несомненно, входил в первое звено этого деления. Родители его погибли, освобождая Западную Европу от фашизма. В июльские дни 45-го он, будучи семилетним ребёнком, из окна своей квартиры через немецкий бинокль, привезённый с фронта другом его отца, рассматривал привокзальную площадь Белорусского вокзала. В огромных толпах людей, встречающих фронтовиков, прибывающих первыми поездами с запада, Сергей Сергеич надеялся различить своих маму и папу. Когда я приезжаю из Одинцово на электричке, выйдя на открытое пространство, всегда смотрю на окна его дома, где он живет и сейчас, и мысленно здороваюсь с ним. А уезжая домой, – так же ментально желаю здравствовать.

Сергей Сергеич Кадушкин был подлинным историком и педагогом-бессребреником, которых обычно запоминает не одно поколение студенческого братства. Он терпеть не мог предэкзаменационных подношений, а когда в законе появилось указание на то, что теперь взяткой не считается мзда на сумму менее пятисот рублей, он сказал, что страна сделала ещё один шаг вперёд в борьбе с антикоррупцией. «Это же всё равно, что заявить – доктор, я слегка беременна. А что же дальше? – переходил к риторике он. – Оставим без наступления уголовно-правовых последствий ношение и хранение героина весом менее пятисот грамм? Почему страна поимённо не знает ни одного „героя“, подготовившего и „протолкнувшего“ на подпись подобный правовой акт?»

Обстановка квартиры Сергея Сергеича была обычной для тех старых московских квартир, где жизнь как бы застыла между сороковыми и пятидесятыми годами. Вот кресло-качалка с традиционным клетчатым пледом. Вот старинные шкафы, в одном из которых я, будучи первокурсником, и, придя, по поручению к нему в гости, обнаружил несколько сотен визитных карточек времен дореволюционной России – все они были с «ятями». Помню, это так поразило меня, что я с какой-то растерянностью взял одну из них в руку и стал вспоминать, зачем же я появился возле этого шкафа. «Это всё – старая Москва», – сказал Сергей Сергеич, подойдя ко мне. Оказалось, он попросил меня достать с полки какую-то книгу.

В других шкафах за стеклом и на этажерках аккуратно лежали связки старых, наверно, и фронтовых, в том числе, писем, стопки многочисленных журналов прошедших десятилетий и многое другое, что всегда завораживало меня. А особенно – редкие экземпляры книг. Наверное, здесь не хватало старинного телевизора «Рекорда» или «КВН» вместе с водяной линзой для увеличения экрана, что было неотъемлемым атрибутом интерьера на рубеже 50—60 годов. «Можно кино снимать, – подумал я тогда, – получится натуральнее, чем в павильоне Мосфильма». А ещё не хватает старой раскладной ширмы, которой обычно люди загораживались на сон грядущий.

Конечно, со временем интерьер квартиры обновлялся, но атмосфера или, как сейчас говорят, аура этого дома, не менялась. Попить чаю с сушками у хозяина квартиры было приятной традицией прошлых лет. Сергей Сергеич становился спокойнее и снисходительнее, и в этот момент ему можно было задавать любые вопросы, кроме глупых.

Нередко нам не интересно говорить с пожилыми людьми, речь которых напоминает заезженную патефонную пластинку, потому что некоторые из них уже не могут представлять современную реальность. Сродни им и «молодые старики», которые живут только памятью о прежних успехах. С такими общаться потруднее, чем с зелёной порослью фабрики звезд, невесть, зачем наплодившей столько нарциссов, через слово вставляющих слово «как бы», «на самом деле» и «wow» вместо «ой». Что можно ожидать от горланящих музыкальную лабуду типа шлягера «Нас не догонят»? Какая глупость, учреждать фабрики таланта. Но старик менее всего походил на старого брюзгу, ворчащего по подобным поводам, а кроме того, сохранил по-юношески ясное восприятие и понимающий взгляд на многие вещи. Что же касается его памяти, то склероз и рассеянность больше существуют у тех профессоров, которые являются книжными персонажами. Правда, по курсу педагогики и психологии нам однажды привели один пример. Некий профессор после того, как его жена легла в больницу или уехала на курорт, чтобы не утруждать себя походами в магазин, закупил сразу десять буханок хлеба. Но этот курьёзный случай был скорее исключением. Уверяю вас, в жизни они не такие.

Взрослые дети Сергея Сергеича – дочь и сын – завели свои семьи и жили отдельно. Большая квартира стала тяжёлой ношей, старику с женой стало трудно. Правда, он иногда читал лекции в образовательных заведениях, к тому же ему помогали дети.

Уже довольно давно руководство города сказало, что те пожилые люди, кому не по силам квартплата, могут переехать на окраину, да ещё и доплату получить за жильё. Но Сергей Сергеевич с женой уезжать не захотели и остались жить у Белорусского вокзала. Однажды он поведал мне: «Одно время, грешным делом, я думал, что ко мне явится парочка таких же швондеров персикого вида в коже, как в бельэтаж к булгаковскому профессору Преображенскому. И скажут, что их общее собрание – сходняк – решило разуплотнить, Вас, профессор, и просит добровольно отказаться от квартиры ввиду её чрезмерной площади. А потом, встретив упорное сопротивление, достанут „тэтэшники“ вместо „маузеров“. Им даже не надо будет арестовывать за нелюбовь к пролетариату. Хотя это уже не пролетарии. Ты ещё не забыл, кто такой пролетарий?»

– Ну, это тот, кто обладает лишь орудием производства потомства. Но эти-то современные швондеры – из новых русских?

– А ты знаешь, кто были до них новыми русскими?

– Кто?

– Большевики.

– …

– Ещё один виток спирали русской истории, не более того.

В другой раз он говорил мне: «Предприятия из города правильно переводят, но другим зачем переезжать? Кто же в Москве останется – чистильщики обуви и парикмахеры для обслуживания сливок общества? Есть один фильм, где наш замечательный актёр Игорь Костолевский, играет бомжа. Там один клерк валютной биржи кому-то говорит примерно так: есть бизнесмены и банкиры – все они похожи друг на друга, есть их клерки – они тоже похожи, а все остальные – бомжи. И они тоже похожи друг на друга. Я и не знал, что у нас теперь всего три сословия. В дореволюционной России было пять сословий и четырнадцать гражданских чинов.

Правда, ещё гастарбайтеры есть, потому что москвичи меньше тысячи-полутора тысяч долларов зарабатывать не хотят. Ведь мы и так самый дорогой город мира после Токио. Люди приезжают в Москву к родственникам, а те их спрашивают, что это у вас там в остальной России за зарплаты такие и пенсии, – полторы-две тысячи рублей? И как вы живете на них? А ведь в прикормленной столице всё выше. Людям говорят – зарабатывайте. А как? В одной Москве находится 80—90 процентов всей денежной массы России. Только в одном городе. Кто же её отдаст?»

Историки рассказывают, – продолжал говорить Сергей Сергеич, – что в Древнем Риме скопились огромные суммы в одно время, – был необыкновенный прилив денег. Те, кто имели деньги, захотели иметь ещё больше. Процветала спекуляция. Вдохновлённые богачи и спекулянты стали ещё больше давить на неимущий класс, и Рим стал задыхаться от денег. Для аристократов и богачей привозили изысканные предметы роскоши. Пресыщенные удовольствиями денежные аристократы устраивали неслыханные оргии и пиршества. Знаменитый римский цензор Порций Катон одной фразой определил положение государства: «Городу, в котором рыба стоит дороже упряжного вола, помочь уже ничем нельзя». И Рим потерял своё мировое значение.

А вот тебе другая история уже про деньги меценатов, которых мы считали гордостью дореволюционной России. В 1775 году первый русский драматург Сумароков задолжал богачу Демидову две тысячи рублей. Чиновники, чтобы унизить писателя, оценили выставляемый на продажу дом, который стоил 16 тысяч, в 901 рубль 16 с половиной копеек. Сегодня мы видим подобное ежедневно, и не дай Бог кому-нибудь попасть в такое положение.

– Но ведь богатые жертвовали деньги, так было в дореволюционной России, – попытался возразить я.

– Так было. Но это делали не все и не всегда искренне. Бог ставит выше бедняка, отдающего последний кусок хлеба, чем богача, отдающего свой излишек. Иисус сказал так о лепте бедной вдовы. Если добро сделано без труда, оно ничего не стоит. А мы сейчас говорим о финансовой олигархии, незаконном вывозе за границу огромных денег, нужных всей стране. Но кому-то это нужно в прикормленном городе, где каждый думает о том, как подольше высидеть и побольше, извините, хапнуть. Сколько же должна стоить нефть на мировом рынке, чтобы правительство остудило олигархов, строящих дворцы, и дало возможность накормить голодных детей и стариков?

Прошлой весной мы беседовали о вожде мирового пролетариата:

– Представляешь, Саша, опять идут споры о захоронении Владимира Ильича. Да как не поймут все эти простые и высокопосаженные спорщики, что пока тело лежит в центре Москвы, над ним висит аура, притягивая питаемые ею души людей, стоящих на поклон в очереди. Именно это не даёт оснований распрощаться окончательно с прошлым духовным наследием. А смотреть в прошлое, сказал мудрец, это значит смотреть в свою могилу.

В начале 90-х я читал в какой-то газете, что группа спиритов вызвала дух Ленина и задала ему несколько вопросов. Не знаю, – сказал Сергей Сергеич, – было ли это на самом деле, но одним из первых, был вопрос традиционно русский: «Что делать, Владимир Ильич?» И получили ответ: «Добить коммунистов». Второй русский вопрос – «Кто виноват?» – отпал сам, поэтому спросили, что он делает там и с кем? Ответ был краток: «Работаю», «Один». Вот так. Все работают и пересматривают свои взгляды, даже там. А здесь? С бараньим упрямством на каждом шагу продолжаем наступать на исторические грабли. Было это уже после отмены статьи 6 Конституции о руководящей и направляющей роли КПСС, при Ельцине уже.

Вот тебе ещё один пример того, извлекаем ли мы уроки из истории. Не так давно семнадцатилетнюю девочку-школьницу в телепрограмме спрашивают, что она знает о Ленине? Цитирую ответ: «Ну, это довольно раскрученная фигура прошлых лет». Каково? Раскрутили как какого-нибудь Бейца или Мумиё-Трейлера. Один на сцене дёргается как паралитик, другой орёт как мартовский кот.

– Да у них в голове сейчас только Интернет и бабки. Только неизвестно, какие. Но точно не рубли. Я как-то видел недалеко от Вашего дома огромный щит, на котором знаки, обозначающие доллар и евро расположены как мужчина сзади, а женщина в коленно-локтевом положении. Получилось супервыразительно. Экономика с порноуклоном. Долго щит висел, но потом сняли. Не стыд появился, а курс изменился. Молодёжь всегда в курсе. Зрелища и хлеб – с Древнего Рима ничего не изменилось. Вы нас так учили. За что же их ругать тогда? – Я старался вызвать старика на какие-нибудь серьёзные размышления, так как любил его послушать. Лекции он читал нам блестяще. – А Интернет такой же воспитатель, как дворовая шпана, хуже телевидения. К тому же, большое знание – большое зло, тем более, оставленное без оценки родителей.

– Так ведь это и есть дьяволизм, а дьяволизм есть деградация – разрушение. И Римская империя в итоге развалилась. Мы растим новое поколение мутантов-дегенератов, научившихся держать пивную банку, которую им суют прямо из телевизора во время передач о вреде подросткового алкоголизма.

Я не могу посмотреть телевизор, держа на коленях своих внуков. Неужели, чтобы рекламировать перечень туалетных принадлежностей, нужно демонстрировать перечень голых красавиц. Даже некоторые телеведущие в заставках своего канала снимаются в бикини, которые сразу и не заметишь. Кого рекламируют? Себя. Прямо в перерывах между высоконравственными передачами. Зачем делать себе дешёвый телесный пиар? Для стимулирования секс-фантазий самцов-телезрителей, подобных себе? Это же стадия раннего нарциссизма.

Что мы сегодня смотрим по телевизору? Ведь сейчас он – единственный воспитатель в стране. В некоторых передачах перед телекамерой собирают сытый и часто некомпетентный сброд, обсуждая проблемы, не стоящие ничего, – сколько давать на чай или кто хочет спать с миллионером и как выйти за него замуж. Всё в духе времени. Иногда о них и говорить неловко. Могли бы для приличия разбавлять аудиторию настоящим народом.

Телевидение ежедневно предлагает нам коктейль из крови и спермы, а на закуску – скандалы, сенсации, разоблачения и закулисные игры вплоть до самого верха. Тьфу. Не могут жить без скандалов, – снизят, например, цены на что-то и сразу объявляют – «скандально низкие цены». Стоит только сказать: скандальная выставка, концерт, интервью, книга или личность, мы все слетаемся как мухи не на мёд. И это потому, что нас уже стало привлекать всё низменное, мы стали наслаждаться им в массовом порядке, как и те, кто зарабатывает на этом.

Что видим ещё? Гипертрофированное представление о роли суперзвёзд, размножающихся простым делением в нашей жизни, даже пэтэушных. Прямо с утра показывают, что они едят, пьют, где подстригают своих собак, как развлекаются. Они так заполонили экран и новые журналы, что стали героями дня и примером для подражания. А молодёжные издания прямо призывают быть в курсе сплетен о личной жизни звёзд.

– Действительно, – сказал я, – кто-нибудь из них покрутится на экране, а через год-другой смотришь на знакомое лицо, его уже объявляют как звезду или легенду. Раньше я думал, что легендарными могут быть только Чапаев или Штирлиц. Почему же так произошло?

– Всё это амплитуда, противоположная прежнему отношению к человеку вообще, и к талантливому, в частности, как к пустому месту. Как, впрочем, и во всех иных отношениях – к алкоголю, моде, нравственности или собственности. А отклонение в отличие от разумной середины не только смешно. И не важно, что мы пока не привыкли к чему-то новому, просто мерзкое должно оставаться мерзким в любое время.

– Потому-то, наверно, талантов и поклонников и сменили кумиры с фанатами, – предположил я.

– Естественно. Но неужели, это показывать достойнее, чем рядового-минёра или старлея, раненного в Чечне? Они иногда приезжают в столицу, купив билет на свои боевые, ходят по улицам города, за который умирали их друзья. Что они видят здесь? Огни казино и ночных клубов, в которых жизнь бьёт ключом.

Кроме этого, происходит явное преувеличение роли некоторых сторон политической жизни и недооценка, умолчание о других. Ведь смешно, когда показывают встречи президента с министрами, положившими свой портфель в ногах. Для чего, например, нам знать, что кто-то принял и накормил кого-то в дружественной обстановке? Какое нам дело до интервью с депутатами, если все решения, о которых они говорят, принимаются потом с точностью до наоборот? Ничего не говорится о проблемах действительных, а если говорится, то так, будто на самом деле их нет.

– Может быть, волновать телезрителей не хотят? – спросил я, чувствуя в своих словах провокацию.

– Пусть больше волнуются те, кто смотрит на нас с экрана. Следовало бы гипотетически вообразить беседу премьера и двух-трёх его подчинённых с домохозяйкой, вернувшейся с рынка. Она бы им перед всей телезрительской аудиторией живо вправила мозги относительно низкого инфляционного роста цен на всё и неуклонного роста доходов населения. Она бы заставила их оперировать только одним термином – покупательная способность, как в нормальной и честной стране. И предложила бы лично еженедельно отчитываться перед населением об изменении этой способности всего в двух словах – улучшилась она или «обратно нет». Но сначала надо объяснить этим «несведущим», что есть два показателя инфляции и роста цен – один у них, другой у домохозяйки. Они должны говорить на её языке.

А пресса? Эти кучи жёлтого мусора, которые не успеваешь обходить, спотыкаешься на каждом углу. И везде смакуются свои или чужие испражнения. Остаётся лишь следовать совету профессора Преображенского доктору Борменталю – не читать советских газет. Зачем же нужно столько суперкроссвордов? Народу что, читать уже нечего? Конечно, к прессе раньше относились по-иному. За заворачивание селёдки в газету с портретом товарища Берия можно было уехать дальше, чем Магадан, но не приведи, Господи. А что в сегодняшние заворачивать прикажете? Жёлтого дьявола?

– Кстати, Сергей Сергеич, через несколько дней будет восемьдесят лет с написания М. А. Булгаковым повести «Собачье сердце».

– Филиппу Филипычу повезло, – восемьдесят лет назад не было телевизоров. А за десять лет до этого он мог оставлять свои колоши в парадном, и никто их не крал. Кстати, о литературе. В редакцию одной из телепрограмм житель одного города прислал три книги, которые купил прямо на улице – учебные пособия и практические руководства по сексу с животными, мёртвыми и малолетними детьми. Одну даму, ведущую нравственную передачу, телезритель по телефону спросил, когда перестанут показывать и печатать то, что вредит нравственному здоровью. Так она с металлом в голосе ответила – когда вы перестанете это смотреть и читать. Хорошо, что её не спросили про наркотики и оружие. Мне дочь рассказывала, что в одном из районов области на дверях суда видела объявление, что ввиду составления отчётов, заявления от граждан в январе не принимаются. Так давайте цеплять такие таблички, как в отелях, – Don’t disturb, – на дверях станции скорой помощи или антитеррористического комитета. Получается, почти как у Людовика XIV: «Государство это я», но после новогодних каникул занят написанием отчётов.

– «Пива нет», «ушла на базу», – констатировал я.

Когда воспоминания бесед с Сергеем Сергеичем в связи с наступлением обеда стали плавно иссякать, мне вспомнился бродяга, сбитый машиной. Думая, что надо бы позвонить в Склиф, я стал отыскивать в многочисленных карманах своей куртки записанный телефон. Но рука выудила не маленький квадратик бумаги, а что-то побольше. Это был старый затасканный конверт, помещённый в полиэтиленовый пакетик, который я подобрал у машины скорой помощи. Затем нашёлся и номер телефона справочной больницы.

– Здравствуйте, аллё. К вам несколько дней назад вечером от метро Тургеневская доставили пожилого мужчину, сбитого машиной при мне. Он не мог назваться…

– Звоните по другому номеру, в хирургию. Такой есть, запишите телефон…

– Спасибо, – я записал и опять набрал номер.

– Здравствуйте. Можно Зиновия Петровича?

– Минуту подождите…

– Да. Соколов.

– Здравствуйте, при мне сбили человека, я был с ним. Такой, знаете, с большой бородой и без памяти. При мне его доставили в больницу, и я, кажется, вас видел.

– К сожалению, память к нему не вернулась. Состояние стабильное, но тяжёлое. Вы кто ему?

– Я был прохожим…

– А, так это ваши данные были записаны в журнале? Ну что тут сказать? Это надолго. Комбинированная травма, ряд переломов, сотрясение мозга. Амнезия. Кое-что по частям пришлось собирать. В общем, нужен не один месяц, чтобы…

– А если он вспомнит, вы могли бы мне сообщить? Я бы тогда нашёл его родственников.

– Конечно, позвоним. Но больной пока даже говорить не может. До свидания.

– До свидания. – Я положил трубку и с надеждой посмотрел на конверт.

Взяв его, я стал рассматривать поверхность бумаги через лупу. Бумага была ветхой, но кое-что я смог разобрать: «Мелекесс, ул. Сударинская, 10, Борисовой Элен». Обратный адрес: «Франция», фамилия отправителя стёрлась, затем – «Шато» и следующее слово стёрлось. Видимо, Шато – это городишко. Я достал само письмо, из которого выпала газетная вырезка. Письмо было тоже написано на французском языке, и я ничего разобрать не смог. Но в самом низу страницы оно было подписано тем, кто его написал, – «Жозефина, март 1915 года».

Да, тут понадобится карта Франции. Интересно, у них города переименовываются всякий раз, как народ возьмёт Бастилию? А карту можно купить в специализированном магазине «Глобус» недалеко от Лубянки, рядом с площадью. Я вертел конверт в руках, пока не заметил на его обратной стороне запись, сделанную наискосок шариковой ручкой: «0922316514 Ник Серг», но что же это за телефон? Попробовал набрать его, но номер не набирался полностью, – его рвали на две неравные части короткие или протяжные гудки. Пришлось читать вырезку, скорее всего, из раздела происшествий какой-то местной газеты.

«Вчера ночью полностью сгорел деревянный дом по ул. Красноказарменной… В огне погибли двое местных жителей. Вероятно, пожар мог произойти ввиду неосторожного обращения с огнём или неисправности электропроводки. Причины пожара и личность погибших выясняются».