Читать книгу: «Когда Жребий падёт на тебя», страница 30
– Гаш, давайте тоже в пещеру! Полетим туда.
– Ты прав! – глаза старика заблестели, налились силой, – Бегом!
За пару минут мы достигаем пещеры с волчками. До сих пор ещё не знаю, как их назвать.
– Давайте, – кричу, открывая вход, – прыгайте!
– Зачем? У меня есть свой выщ. Два лучше, чем один.
Выщ? Он так называет эти штуки? Но почему Выщ?!. Летает он с этим звуком, что ли? Но старик со всех сторон прав; я теперь готовая боевая единица! Заскакиваю в кресло, уже единственное, завожу движок и через мгновение вишу под самыми облаками, слева в сотне метров вижу Гаша, сидящего в кресле, висящем между небом и землёй.
– Видишь меня, – слышно в кабине.
– И слышу тоже. Что случилось?
– Давай поможем Джушманшую… э, Джушу, а потом поговорим. На него напал воздушный патруль.
Вот ещё какие патрули тут есть! На крагли! Офигеть, технологии! И я вижу, что за одним крагли летит пара. На их спинах угадываются очертания наездников. Передний крагли вырывается вперёд, потом пара его нагоняет. Они не стреляют, видимо, хотят взять живым. И этот не отстреливается, Анализатор говорит, что он безоружен.
Вдруг преследуемый делает подобие мёртвой петли, и обрушивается на одного из преследователей сверху. Но тот, уже готовый к нападению, уходит вниз, но теряет инициативу, и беглец теперь становится преследователем. Я бросаю выщ ближе. Наездники видят меня, точнее, зависший волчок, и очень удивляются, кроме беглеца. Конечно, он же знает Гаша! Тот, кого преследовал Джуш, отвлёкся, потерял контроль над своей крагли, и крагли Джуша, настигнув птицу давешнего преследователя, ударила её лапами по хвосту. Та потеряла устойчивость и камнем стала падать вниз, потом, выправила полёт, но тёмный комок, вереща, отделился от атакованного крагли. Пропал чел. Но нет, над фигуркой раскрылся цветок и плавно начал снижаться. У них, значит, и парашюты есть. Бросаю выщ за парашютистом. За ВДВ!
Когда цербер, а это именно он – чёрный комбез и шлем – достиг земли, я уже ждал его там. Чёрный потащил из-за спины автомат. Что же ты дружок, даже парашют не отстегнул? Атакую его прямой ногой в грудь. Он отлетает, падает, а ветер, надувает купол, как парус и тащит цербера по пластиковому мусору. Его шлем свалился с головы, а купол набирает скорость. Слышны выстрелы, пули запели вокруг, я ныряю вперёд, кувырок, в котором рука хватает чёрную сферу, и наподобие пращи запускает её в стреляющего цербера. Страйк! Шлем звонко соприкасается с его головой и отскакивает, вырубив гада, ударяет в купол парашюта, и гасит его, превращая в груду тряпья и верёвок. Подхожу и вяжу его стропами. Пора вверх. Там раздаются трескучие крики крагли. Прыгаю в аппарат, и выщ! Лечу навстречу воздушному бою!
Крагли Джуша приходится несладко. Её атакуют с двух сторон, причём крагли без наездника быстрее. Её выпады лапами и клювом точнее. Они сцепились в комок, все трое. Необычно видеть носящуюся в беспорядке по небу кучу-малу огромных птиц. Что-то летело от них мне навстречу, что-то вращающееся, как семечки клёна. Я понял, когда увидел вблизи, это перья. Но, откуда перья, они же голые? Эволюция? Модификация? Скорее, второе. Я подлетел к месту действия, когда они расцепились. На их чёрно-рыжих телах видны яркие пятна ран. По другую сторону я вижу Гаша. Он невозмутимо сидит в кресле, глядя на эти бои гладиаторов.
– Что вы сидите? – кричу, – надо же что-то делать!
Ну, ни фига себе, сидит, смотрит! Я этого Джуша в глаза не видел, но пытаюсь хоть что-то сделать, а он! Молчит!
Бестия без седока выглядит самой свежей, она мечется, выискивая слабые места в обороне Джуша. Его крагли явно устала, и её внимание обращено на ближайшего противника – крагли с наездником. Эх, видимо, конец Джушу, единственное, чем я могу помочь – прикрыть его, когда он будет спускаться на парашюте, если таковой имеется. С огорчением замечаю, что сел в выщ безоружным. Чтоб тебя!
– Что, же ты Джашбаж Гашпандрагуй, не спасаешь своего друга? – вкладываю в его полное имя весь сарказм, на который способен. И с удивлением замечаю, как по щекам ползут слёзы, причём, больше по поводу крагли Джуша, нежели самого Джуша. Я не ожидал от мерзкой птицы такой самоотверженности в отношении своего наездника. Она, скорее, умрёт, нежели даст его в обиду. И как люди там держатся во время всей этой свистопляски? Честное слово, если бы не Алиса, я бы пошёл на таран. Но гибнуть не знамо за что!
Свободная крагли, уходя на более широкий круг, замечает выщ Гаша, и, развернувшись к нему грудью, бросается вперёд, выставив перед собой когтистые лапы.
Всё! Конец Гашу! Вот это ситуация! За какие-то минуты всё меняется необратимым образом. Я даже слышу, как проворачиваются какие-то шестерни вселенского механизма судьбы.
Со стороны, как утверждает Гаш, мы предстаём, как обыкновенные волчки, что я видел во множестве лежащими в пещере. Вероятно, то же видела крагли, когда нападала на Гаша. Но она, как и все, не знала, что выщ – это вращающиеся с бешеной скоростью диски. Я тоже сообразил это в последний момент, за мгновенье до того, как когти крагли вместе с её мускулистыми страусиными ногами исчезли в красном облаке, а вокруг кресла с Гашем образовались розовые очертания волчка. Гаш невозмутимо смотрит на то, что происходит в метре от него, крагли, издав скрежещущий крик, камнем падает вниз, а я понимаю, что выщ Гаша остался невредим. Так вот оно – оружие! На таран!
Крагли Джуша выдохлась. Это видно по планирующему полёту птицы. Оставшийся противник изготовился и идёт в атаку. Этот удар будет последним. И, когда хищный клюв крагли противника был в нескольких метрах от цели, мой выщ пролетел между жертвой и атакующим. Я вижу быстро приближающиеся очертания птиц, потом крупно голову с раскрытым клювом, и выщ! – на миг осмотр заслоняет розоватое облако, потом вид очистился, я оглянулся и увидел, как падает крагли, обгоняя парашютиста. Ай да выщ! Подлетаю к спасённому. Оба помяты, и крагли, и ездок. У птицы уже не осталось сил, чтобы работать крыльями, она парит, а до твёрдой поверхности семьсот метров. Хорошо, если наездник в сознании, а то какой-то он неподвижный, головой только крутит, глаза закрыты. Если птица умрёт раньше, чем достигнет поверхности, нужно, чтобы Джуш воспользовался парашютом. Джуш открывает глаза, видит меня, улыбается, понятно, что видит он не меня, а выщ Гаша, снова закрывает глаза. Пятьсот, четыреста, открывает глаза, улыбается, закрывает, триста. Глаза крагли тоже закрыты, очертания её головы изменились, и по всему видно, что глаза она больше не откроет. Крагли мертва, но продолжает, расправив крылья, снижаться по спирали, как делают наши грифы. Хорошо, что не камнем, хотя всё равно скорость велика, и неживая птица не сможет самортизировать при посадке. Думай! Где этот Гаш?! Друг, называется! Сажаю выщ там, где предполагается приземление, и жду на подстраховке. Главное – сбить начальную скорость, как волнорезы на курорте. Крагли приближается с большой скоростью. Огромный клюв служит свеобразным крылом, голова лежит на слое воздуха. Но, когда они на высоте десяти метров, слоя воздуха уже не хватает, и, если бы птица была живой, она бы силой мышц удерживала голову в том же положении. А сейчас под её клювом образовалась разреженная атмосфера, не выдержавшая вес. Голова крагли резко клюнула пустыню, будто нашла что-то лакомое, а за головой поломалось всё её тело, до той поры свободно лежащее на воздухе. Птица превратилась в кувыркающийся ком перьев. Все мои планы по спасению Джуша рухнули: в тридцати метрах я увидел, как от туши отделился силуэт человека и по дуге полетел к поверхности.
Ну вот! Неужели все усилия напрасны? Не может быть! Я вижу, как неотвратимо Джуш летит навстречу смерти, всё во мне сжалось, меня обдало жаром внутри и заморозило кожу до состояния, когда её называют гусиной. И как раз за миг до его столкновения с твердью почти у моих ног, я мысленно делаю фотографический снимок этого момента. Как положено, со вспышкой, ослепившей на секунду. Вероятно, защитная реакция психики на страшную картину. Когда я восстановил способность видеть, готовый лицезреть следы катастрофы, я увидел фотографию. Да, Джуш висит над мусорной поверхностью, его лицо безмятежно, то ли он без сознания, то ли моргнул во время снимка. Но ветер треплет его рыжие волосы и фиолетовый сюртук, ветер гонит мелкий мусор, и я с облегчением понимаю, что это не фотография, а живой Джуш. Тело Джуша плавно опускается на хрустнувшую пустыню. Это у них технология безопасности такая? А я чуть кирпичей не наложил! Перепугал ты меня, братец. Он открывает глаза, с трудом улыбается, его правое плечо разворочено чудовищным клювом:
– Спасибо.
– Пока не за что. Хорошая у вас технология при приземлении, но я тебе ещё лучше технологию покажу, вот помажу твою рану…
– Спасибо. Нет никакой технологии, просто крагли.
Как, нет технологии?! Тогда как…?
Рядом садится выщ Гаша, останавливается, падает, из него выходит старик. Улыбается.
Что ты лыбишься?! Прогулял где-то, пока я тут парился, друга своего кинул, идёт, улыбается! Чтобы держать себя в руках, достаю цилиндр с мазью, обрабатываю рану Джуша. Он опять вырубился.
– Честное слово, Гашпандрагуй, если бы я сейчас не занимался твоим другом, я б тебе врезал, не посмотрел бы что тебе сто лет!
– Экий ты горячий чебурек. Во-первых, я гораздо старше, а во-вторых, я показал тебе, что у тебя есть магические способности. Это же ты остановил падение Джуша. Я, по твоим словам, где-то прогуливался. К тому же ты так здорово употребил выщ для боевых целей. Учись во всём находить позитивную сторону, мой друг.
Стыдно. Ужасно стыдно. Ведь действительно, при чём здесь старик?
– Извините, Гаш!
– Ничего! Это адреналин. Ты очень быстро и сильно заводишься и при этом склонен совершать ошибки. Думай, прежде чем что-то сказать, а уж, тем более, сделать.
– Извините.
А меж тем где-то в пустыне двое парашютистов, один связанный.
– Не беспокойся, я их уже подобрал и отвёз в пещеры.
###
Обед Гаш приготовил отменный, не та полусинтетическая гадость, что едят поселяне,
– Что вы собираетесь с ними делать? – спрашиваю Гаша, принимающего за столом целую толпу народа: я, трое аускани и трое забулонцев, имея в виду двух пленников, – они сидят с нами за одним столом!
– И что? Ты прикажешь заковать этих несчастных и сунуть в какой-нибудь тёмный угол?! – лицо Гаша искренне удивлено, – всего лишь из-за того, что они имели глупую неосторожность погнаться за Джушем, и поплатились за это минимум психической травмой? Ты бы видел, как ты налетел на них! Представляешь, как ты сломал их мировоззрение, привыкших к повиновению и слабости!
Мне кажется, что он шутит: до того в этот момент он похож на состарившегося Яна Арлазорова.
– К тому же, вот тебе два летуна на выщах. Эти быстро научатся.
Он не шутит, а издевается! Потом всплывает задняя мысль: а кто сказал, что он – друг? Меня прошибает пот.
– Ты думаешь, я против тебя? Дорогой Максим, это невозможно! Как я могу пойти против посланника Великого? Дай мне пару дней, и эти забулонцы станут адептами Жау.
Его глаза не лгут. Уж что, а ложь бы я распознал.
– Послушай Джуша. Джушманшуй, расскажи всё Максиму, – он произносит моё имя с особым ударением, при его звуке Джуш склоняет голову и прикладывает пальцы правой ладони ко лбу, будто проверяя у себя наличие жара.
Он сказал, что в столицу прибыла Трижды Тройка. Он сказал, что Храм Вайла готовят к небывалому Жертвоприношению. А трижды Тройка прибыла как раз по мою душу, потому что Там (на Земле) знают, что мы с Алисой здесь.
– Гаш, – говорю, – вы обещали рассказать о Красной пирамиде, мне это тем более интересно, как только я узнал про Синюю.
– Да, Максим, подумай, и поймёшь, что пирамида – это приёмник–передатчик энергии. Это и Оружие, и Перемещение, и Защита. Я уверен, что в твоём мире тоже есть пирамиды. Они есть в каждом мире, это Ось.
– Вы правы, есть пирамиды.
– Более того, я скажу, что твоя страна очень стремилась к осуществлению контроля над страной, где эти пирамиды находятся.
Это он про Египетско-Советскую дружбу? А сейчас Египет – российская туристическая Мекка. Каждый россиянин должен был отметиться на его пляжах.
– Твоя военная держава руками страны пирамид даже вела войны. За обладание Священными землями.
Египетско–Израильский конфликт? Откуда он знает?
– Я жрец Жау, Максим, а перед изгнанием меня выбрали Верховным, так что мне по статусу положено многое знать! К тому же, в твоих жилах течёт кровь аускани. Она тоже мне многое говорит.
– Но откуда? Египет, Израиль, откуда вам это знать?
– Магия. Она пронизывает всё. Владение пирамидами даёт выход в Суть. До Переселения с Аускани прошло шесть тысяч лет. Тогда были построена Красная пирамида. Именно тогда Кодла Колдунов из твоего мира пришла сюда.
Кодла Колдунов! Подразделение Ы? Вилетта? Нет ли в этом имени некоего сходства с именем Вайла, забулонского бога смерти? А Трижды Тройка, уж не Девятка ли?! Вот тут-то мне стало не по себе! Именно сейчас меня настиг весь масштаб происходящего! С ума сойти! Давно пора привыкнуть! Но как привыкнуть к сумасшествию?!
– Максим, – в голосе Гаша слышится тревога и забота, а сам он потерялся на фоне яркой вспышки в моей голове, – ты что-то побледнел, ничего, это бывает, когда видишь порядок вещей.
Постепенно всё пришло в норму, и я говорю:
– Мы прибыли сюда уничтожить Храм. Какой не знаю, там приносят жертвы и влияют на наш мир, шлют проклятия на мальчика с внешностью старика.
– Всё верно. Под пирамидой находится Храм Вайла, а сверху пирамиды каждый год бьёт кровавый фонтан. Отсюда и название Красная.
– А Синяя, как полюс магнита?
Мне представляются горы трупов, как в документальном фильме про нацистский концлагерь, если бы фильм был цветным. Пирамида синих тел.
– Вроде того. Принцип вы понимаете.
– Получается, если мы разрушим Храм, нарушится система влияния. Собьётся линза.
– Очень точно и образно, мой друг, в час Парада галактик, пирамиды миров этих галактик будут работать на нужной Вайлу частоте. Представляешь, как это повлияет на эти миры?
У меня закружилась голова, и стало холодно. Я вскакиваю.
– Простите меня, друзья, но мне нужно откланяться, – от волнения я начал разговаривать как штабс-капитан, – меня ждут неотложные дела.
– Конечно, Максим, в полёте развеешься. Кстати, передавай привет Алисе и пригласи её от моего имени переселиться сюда. На это есть весомые причины. А сейчас, действительно, спеши. Одна голова – хорошо…
– … а две – на российском гербе, – говорю.
– И не беспокойся за пленников, я о них позабочусь.
Я срываюсь с места, прыгаю в выщ, и вылетаю.
Рыцарь
11 октября. Где-то уже не далеко.
– Ловко ты с колесом-то управился! – говорит голограмма Бабули, – побренчал на варгане и ух!
– Да, Бабуль, твой варган что-то открывает во мне.
– Это хорошо, конечно, но если кругом враги будут, ты начнёшь на варгане бренчать? Тебе не зачем на нём играть. Только от того, что он у тебя есть в наличии, он уже, как ты говоришь «что-то открывает в тебе».
– Я понял, когда вокруг будут враги, я не буду играть, но мне нравится.
– Если нравится, так и пожалуйста.
Не знаю, зачем Бабуля присутствует при мне, за всё время дороги, она не прекращала говорить. А если прекращала говорить, начинала петь. Видимо, чтобы я не уснул, но после её снадобья сна – ни в одном глазу. Если цель её присутствия – раздражать меня, то она к месту. Блин, как я могу такое о ней думать, устал, наверное. Уже стало светать, когда мы повернули на Гавриловку. Целая вечность отделяет меня сейчас от тех нас, что ехали на родину Алисы месяц с хвостиком назад.
– А теперь, Ваньша, глаз да глаз. Их тут как грязи.
И точно, в экране лобового стекла возникает силуэт машины и человека. Машина – не полицейский «бобик», а тонированный фургон. Человек – не российский полисмен, а облачённый в чёрное обладатель чёрной вязаной маски с явно видимой эрекцией автомата, показывающий мне красный флажок. Неизвестно что заставляет остановиться быстрее, флажок или автомат. Объезжаю фургон, останавливаюсь на обочине.
– Куда едем?
– К тётке.
– Куда?
– В Синявки.
– Выйти из машины!
– Э, как вас там, командир…
– Выйти из машины! – сдвоенный щелчок передёргиваемого затвора.
– Хорошо, хорошо, – открываю дверь.
– Не бойся, я с тобой, – говорит Бабуля. Чем она сможет помочь? Напугает его?
Выхожу из машины, протягивая руки ладонями вперёд.
– До особого распоряжения вы поступаете в наше распоряжение!
– Стоп-стоп, какое распоряжение, по чьему распоряжению?
– Без вопросов!
– Но мне нужно! У меня тётка больная!
Он делает какое-то неуловимое движение, и меня сгибает от боли. Он что, меня ударил?! Поднимаю лицо, чтобы испепелить взглядом этого урода, и вижу, как Бабуля, разбежавшись, прыгает сквозь фигуру в чёрном. Автоматчик странно дёргает головой, его руки опускаются, автомат повисает на ремне на полшестого, ноги сгибаются в коленях, и он остаётся в полуприсяде. Глаза под маской широкие, вылезающие из орбит, и голос уже не грозный, а как будто жалующийся.
–Вавававав, – говорит он свою непонятную жалобу, – аяававав вав ваав.
Во даёт Бабуля! Что это она с ним сделала? Инсульт, что ли? Симптомы подходящие. В одно мгновение боец с автоматом превратился в идиота. И это делает Бабуля, лежащая в летаргии тысячу километров назад!
– Эй! На колени! Руки за голову! – слышно от фургона. Там я вижу ещё одного бойца. Он целится в меня, и самой заметной деталью во всей картинке является чёрная дыра ствола, туда притягивается всё моё внимание. Проще сказать, из-за этой чёрной дыры я не вижу остальной картинки. Гипноз оружия действует: я опускаюсь на колени и завожу руки за голову.
– Всё будет хорошо, – говорит Бабуля, – этот твой. Не думай, а действуй. Я займусь остальными.
Бабулин голос придаёт мне сил. А ещё я благодарю себя за то, что выбрал место для ножа в левом рукаве куртки, сам мастерил и пришивал ножны, будто знал. А может, и правда, знал? Не думать!
Фигура в чёрном делает шаг, я чувствую, как он думает про своего сослуживца: что с ним, что мог ему сделать этот дрищ. Главная ошибка всех неудачников – недооценка противника. Я для него сейчас не представляю опасности, а в то же время я… НЕ ДУМАТЬ!!!
По мне пробегает холодная волна, и я вижу, как ствол коротко и бесшумно дёргается, я вижу, куда тянется слившаяся в движении ниточка траектории, и делаю шаг в сторону. Снова холодная волна, ствол дёргается, но пуля летит в то место, где я только что стоял, а в ответ летит нож.
Потом я вижу, как в ветровом стекле фургона с лёгким хрустящим звоном возникают пулевые отверстия, и бросаюсь в сторону.
Нож вонзается в закрытый для прицеливания глаз стрелка. Его тело пронзает судорога, и он, растопырив пальцы и выронив автомат, валится навзничь.
В ветровом стекле фургона возникают пулевые отверстия, но я уже за машиной. В относительной безопасности. У меня такое ощущение, будто я одет в сплошной комбинезон, покрывающий всё моё тело, он ледяной и мал мне на пару размеров. Я понял, что какое-то время не дышу. Звон всё ещё слышен, и даже стал ближе – начали стрелять по нашей машине. Но вдруг всё стихло. Выглядываю из-за капота. Фургон открыт. Рядом с боковой отъезжающей дверью лежит чёрная фигура. Внутри тоже угадываются силуэты, вповалку лежащие в проходе и креслах.
– Они все трупы?
– Нет. Жить будут. Но не на сто процентов. А вот твой клиент врезал дубаря.
Непонятные ощущения, мне и страшно, и смешно.
– Ничего-ничего, Ваньша, тут такая ситуация, если бы не ты его, он бы тебя. А как ты из-под огня-то выкрутился?
Не знаю. Сначала увидел, а потом… увидел.
– А. Ну, это нормально. Варганчик работает.
Когда сажусь за руль, меня пробивает крупная дрожь, похожая на судороги. Мозг охватывают холодные жёсткие ладони. Блин! Жесть! Я завалил какого-то красного! Что теперь? Что теперь?!
– Всё будет хорошо. Спокойствие, только спокойствие. Оно тебе понадобится. На самом деле нечего о нём переживать.
Да я не за него, я за себя переживаю. Я же человека убил! Ему то что, он мёртвый лежит, а я? Мне за это отдуваться! Больше всего поразила простота и обыденность случившегося. Тело сработало на рефлексе, как во дворе перед забором во время многочасовых тренировок, а мозг даже не думал. Чик, и всё!
– А что с этими? – киваю на фургон, когда дрожь спадает.
– А что с этими? Люди подберут.
– Зачем нам столько оружия? – на мне висит семь автоматов.
– Не нам, тебе. Твой Клинок – особое оружие, его нужно использовать сугубо против Виолетты-гниды. Береги его.
– Что делать нам?
– Нам нужно помешать Виолетте-сволочуге. Не дать ей завершить ритуал. Она будет что-то плохое делать весь этот день. Не забывай, что Максим с Алисой Там тоже бьются, даже не хочу представлять с кем. И только ты можешь им помочь. Успокоился? Поехали дальше. Дальше будет виднее.
Через 7 минут.
– Давай, сейчас налево, и сразу резко налево, – говорит Бабуля, взявшая на себя роль штурмана, – там подождём.
Мы несёмся по улице посёлка городского типа, мимо частных домов, огороженных разнокалиберными заборами, за нами гонятся два чёрных фургона. Вот поворот, сбавляю скорость, вижу впереди короткий коридор переулка и поворот на другую улицу, но предупреждение Бабули пришлось в тему: я успеваю увидеть неприметный аппендикс в сплошном некрашеном заборе слева, куда и поворачиваю. Через пять метров оказывается, что здесь стоит гараж, пристроившийся за выступом трансформаторной будки. Я вильнул туда и остановился.
– Как думаешь, Ваньша, лучше принять бой, или уходить потихоньку?
– Их же тьма здесь! Какой бой? Давай втихую пойдём. Нам же нужно помешать Виолетте, а не убить как можно больше этих. К тому же, я не умею обращаться с оружием.
– Расскажи кому-нибудь другому! Не умеет он с оружием обращаться, а кто того урода запорол?
– Всё равно, я не смогу выстрелить в человека. И не надо шутить про нож.
– Да какие тут шутки? Пойми, Ваньша! Знаешь, что такое голем?
– Приблизительно.
– Это глиняная кукла с заговорённой печатью, которая ведёт псевдожизнь, исполняя приказы хозяина. Это те же големы, только сделанные не из глины, а из плоти и крови. Мне думается, что убив его, ты освобождаешь… у него даже души нет, чтобы её освободить. Сейчас на карте стоит всё, и рефлексивные потуги на милосердие в данный момент не катят.
В это время преследователи проскочили наш поворот. Я собираю все «рожки́» с автоматов, рассовываю по карманам, вешаю по стволу на каждое плечо, три гранаты сую в рюкзак поближе, накидываю сверху куртку и открываю дверь. Рэмбо, блин!
Выхожу в переулок. Никого.
– Раз ты решил идти тихо, нужно выбраться из этой Гавриловки. Наш путь лежит на северо-запад. До места примерно часа три пути, если идти не спеша, так что, к полудню поспеем.
Иду, стараюсь слиться с ландшафтом, выбираю безлюдные стороны улиц. Гранаты в рюкзаке постукивают под ухом, замораживая кожу по хребту: страшновато, но, не буду же я посреди улицы у всех на виду перекладывать гранаты!
Блин, что за Добро такое, когда надо кого-то убивать?! Почему ничего никогда не решается мирно? Ага, идёт и рассуждает человек, вооружённый до зубов! Вдруг сердце выскакивает из груди и застревает в горле горячим комком – навстречу с перекрёстка выворачивает чёрный фургон!
– Не дёргайся! Я прикрою! И не надо за стволы хвататься, со стороны очень заметно.
А сердце так и продолжает болезненно трепетать в глотке. С трудом проглатываю жаркий ком и напускаю безразличный вид, даже представляю пляж, солнце и бегущую в морской пене Алису. Я вижу фантом Бабули, следующий между мной и фургоном, будто заслоняющий меня от него. Смешно! Смешно-не смешно, но срабатывает – патруль неспешно проехал мимо. Наверняка, у них есть моё описание! Снова меня охватывает жаркий озноб. Блин, вот это адреналин! Надо сворачивать с центральной улицы.
– Давай сюда, к кладбищу.
Конечно, как же без кладбища!
– А чего? Живые кладбища не любят, а нам живые сейчас не к чему. Совсем наоборот.
Я разве спорю? Путь до кладбища не составил и пяти минут ходьбы. Вообще, эту столицу Гавриловского района можно было пройти за час хорошего темпа. Но эти пять минут вымотали меня до предела. То ли сказывалось нервное напряжение и бессонница, то ли вес моего арсенала оказался завышенным. Зачем мне второй автомат? Я что, Шварценеггер? Я и с одного стрелять не пробовал. А бросить тоже невозможно.
Бабуля оказалась права: вокруг кладбища я не увидел ни одного человека, хотя улицы Гавриловки и так не показались мне многолюдными. Здесь царят тишина и покой.
– Нужно сходить туда. Я через тебя попробую соединиться с Островом.
Я иду по кладбищу вслед за Бабулей. Её фантом уверенно идёт между оградками. Мы остановились, когда она нашла могилу без оградки, неухоженную, скорее даже заброшенную. Без фотографии и имени, просто металлический ржавый, со струпьями отвалившейся краски православный крест из трубы.
– Вот, – говорит Бабуля и останавливается, – Ваньша, есть у тебя что-нибудь съестное?
Откуда? Я уже сутки не ел, да и не хочется.
– Нужно принести дар, заплатить за сеанс.
– Гранату?
– Не глупи! Не на КВНе!
А что тогда? У меня кроме оружия ничего нет! Достаю нож, вспоминаю фрагменты из разных фильмов, где герои клянутся на крови, сжимают в кулаке лезвие ножа, морщась, чиркают себе по ладони, а потом делятся кровью. Если бы я так же чиркнул по ладони своим кинжалом, четверть часа назад побывавшем в глазнице человека, я бы в лучшем случае, повредил сухожилия или отхватил бы себе пальцы. В любом разе, о левой руке я мог бы забыть. Поэтому я, подержав лезвие ножа над огнём зажигалки, сделал аккуратный разрез на безымянном пальце левой руки, как берут кровь на анализы. Наверное, самый незначительный из всех пальцев руки, недаром ему не досталось имени, видимо, им легче всего пожертвовать в случае чего. Как я ни старался сделать разрез небольшим, я не рассчитал остроты и силы нажима. Сначала я отчётливо увидел всю глубину разреза во всех деталях, потом выступила кровь, а боль пришла последней.
– И что теперь?
– Пролей немного на могилу?
– Куда?
– Не принципиально.
Я сжимаю основание пальца, кровь обильно капает на землю и мгновенно исчезает, превращаясь в пыльные катышки. Вдруг мне стало нехорошо, перспектива сдвинулась, ноги стали ватными, и я опустился на землю возле могилы. Всё плывёт перед глазами, я усилием воли пытаюсь остановить эту круговерть, и вижу, что Бабуля стоит на коленях и смотрит вверх. В ушах шумит, то ли от моего состояния, то ли я слышу статические помехи, что фонят при настройке радиоволны.
Постепенно я ловлю фокус, и начинаю слышать сквозь эти помехи голоса. Бабулин отчётливый и едва угадывающийся женский. При этом порез жутко болит.
– Ирина, мы не представляли, что ждёт Алису и Макса. Всё намного серьёзнее, чем мы рассчитывали. Алиса одна против целой планеты магов. Я знаю, тебе пришлось перешагнуть Порог.
– Эля, подруга, мне не впервой, но, чтобы хоть как-то усилить Ивана, мне пришлось пойти на это.
«Хоть как-то усилить»? Во мне поднимается волна негодования, и я начинаю слышать незнакомый голос отчётливее.
– Знаешь, чтобы усилить Алису, мне тоже придётся переступить Порог.
Из уст голограммы Бабули вырвался сдавленный стон. Моя боль тоже усилилась.
– Нет, Эля! Она справится. Ты лучше поживи ещё, введи девочку в курс дела!
– Я достаточно узнала её, она справится здесь, но Там… пришло моё время. Хоть мы с тобой ни разу вживую не виделись, но ты – самая реальная душа для меня.
– Спасибо, Эля!
– Мне давно пора на покой, и сегодня я готова отдать Силу Алисе.
– Эля, мы обязательно встретимся, если не вживую, то лицом к лицу.
Мне становится грустно, «Lacrimosa» Моцарта была бы здесь в тему. Блин! Как я так порезался? Болит – жуть!
– Ира, как Там? Ты же ведь Там? Восемь с лишним сотен лет пролетели как миг.
– Всё хорошо, подруга! Всё хорошо! Я с тобой!
Боль утихла в одно мгновение на полуфазе между пульсирующими толчками. Тут же стихли помехи и голоса. Глаза закрылись, и я провалился в глубокую тёмную яму.
11 октября. Скоро полдень.
Река под названием Средняя Ира течёт на дне глубокого оврага, в узком месте её можно легко перепрыгнуть. Само название реки смутно подразумевает наличие минимум трёх Ир в одном обществе людей, назвавших реку. Прямо как в напитке «7 Up», если читать по-русски: «7 Ир». И одна из них – Средняя. Маркетологи Pepsi явно что-то знали.
Мы с пеной у рта ломимся сквозь заросли камыша. Вообще-то, с пеной у рта ломлюсь я, потому что, фантом Бабули летит рядом, едва касаясь поверхности воды.
– Бабуля, зачем ты дала мне спать полтора часа? Они успели перекрыть все дыры из этой Гавриловки!
– Ты не спал.
– А что я делал?
– Ты был проводником. Мне обязательно нужно было быть там, с Элей. Эльса вернула дар и оплатила все счета, теперь он далеко. Её сила перешла к Алисе.
– Она умерла?
– Можно и так сказать. Она сделала это, чтобы усилить Алису.
– Как ты усилила меня?
– Соображаешь. Только я смогу вернуться, а для Эли назад пути нет.
– Печально.
– Немного.
Мне пришлось стрелять, когда уже совсем у реки меня остановил патруль. Мне не хочется это вспоминать. Теперь я ухожу по камышам, опасаясь собак. Те полтора часа на кладбище прошли для меня абсолютно незаметно, как крепкий сон. После него сил стало больше, но время безвозвратно потеряно. Река жутко петляет, увеличивая мой путь, но Бабуля уверяет, что этот путь – самый безопасный. Если срезать по верху, можно быть обнаруженными.
Погоня, по любому, будет, – говорю, точнее, думаю, говорить тяжело.
– Будет. Но это ерунда по сравнению с информацией, что мы получили за уход Эльсы.
Что за информация?
– Виолетта–коза совершит ритуал Чёрного Пентакля во время Парада галактик. Есть предположение, что Там они сделают что-то схожее, чтобы уничтожить Алису на месте.
А не слишком заморочено? Не проще было бы её просто здесь пристрелить ещё давно?
– Думаешь, они не пытались? В этом мире у них не вышло. Теперь она Там. Приходится им заморачиваться, чтоб использовать более разрушительную энергию в обоих мирах.
А что за ритуал?
– Чёрного Пентакля? Это человеческие жертвоприношения. Используются пять близких жертве человек. Четверым пускают кровь, а пятого сжигают, эту энергию зазеркаливают Там, и всё! Кому-нибудь точно каюк! Железобетонно, а если помножить на Парад галактик, то даже самое живое воображение не сможет передать последствий.
– Ты сказала про пятерых близких жертве людей. Жертва – Алиса. Тогда кто эта пятёрка?
– Её друзья, близкие, люди, которым она не безразлична. Ты – пятый.
Да, перспективнячёчек!
– А ты думал! Представляешь, какая сейчас Битва происходит?
