Читать книгу: «Нам больше нравится ночь», страница 5

9

Отменное здание казарм, вернее, ряд зданий, самих по себе подобных крепости, выстроенной в виде лабиринта на севере города у подножия коричневых и зелёных холмов, было оснащено всем необходимым. Всеведущая соседка на офицерской кухне утверждала даже, не особо понижая резкий голос, что там есть и бункер – пещера в земле, облицованная «мраморами» и со всякими кнопками – нажмёшь, и полстраны взлетит выше кучевых облаков.

Кира подумала, что и библиотека по идее там должна иметься. Она с неприязненным интересом взглянула на Лильку – у той на белом лице под глазами лежали чёрные полоски теней. Так она была похожа на мелькнувшую фотографию, которую девочки однажды передавали из рук в руки в дровяном сарае позади школы.

«И откуда ты знаешь?» – Говорил Кирин взгляд. Она, впрочем, и сама повторила это.

Лилька не ответила.

– И чего мы туда сунемся? Нас ведь не пустят?

Лиля подняла с земли стручок акации – красный и длинный.

– Вы слыхали, что есть оперетта «Белая акация»? – Немедленно спросила Нюта. Её мысли быстро перемещались с одной вещи на совсем другую.

Кира и не посмотрела на неё, вытащила стручок из Лилиной руки, как раз тогда, когда та пыталась на манер городских мальчишек посвистеть.

– Эй.

Лиля возразила Кире:

– С чего бы? Это ведь не засекреченный объект. – С некоторым усилием выговорила она. – Войдём… что ж нас, арестуют?

И она заложила руки за спину, закатив глаза.

– Ой, ты похожа на Андромеду! – Вскричала Нюта. – Помните, девочку, которую съело чудище?

Лиля сухо взглянула на неё.

– Но, но, но. – Заметила она. – Никто меня не съел.

Она была так потешна, так мила, так завлекательно и любовно пялилась на Киру, что та с тяжёлым сердцем приказала:

– Ну, не осли. Выкладывай.

Лиля тотчас выпрямилась и, притянув к себе за воротник Нюту, склонилась к Кире, отшвырнувшей стручок.

– Там дежурный. Библиотекаря у них нет… был старик-офицер. Ему лет сто, я слышала… в больших чинах и вообще он какой-то дикий… вроде колдуна. Соседка наша… тётя Маля всё такое знает.

– Наверное, военный советник. – Поправила Кира.

– Ну, может. Это мне по барабану. А вот теперь там дежурят время от времени, ну, типа наряд по кухне – всякие офицерчики. Мы скромно придём… спросим.

Нюта серьёзно подхватила

– За спрос не бьют в нос. Так моя мама сказала… а я думала, акация только жёлтая.

– Правильно мама сказала. – Лилька не глядела на Киру. – Прикинь, туда свозили классные книжки… со всей страны… тому военному советнику они потребовались. Ну, вот, они там все стоят.

Кира со всей силой развитого чтением воображения представила – тяжелоногие полки, как стадо слоних, и пыльные, пахнущие дорогами и городами, толстые книги с картинками в серой завесе защитных листков. Строки, которые затёрты руками… и, главное, – информация, любимое в городе слово, – жгучие, яркие до боли в голове, видения… полусны, полные вопросов и страха…. Это всё разъяснится. Новые ужасные мысли, ужасные мысли… и…

Лиля удовлетворённо следила за широким смугловатым лицом Киры.

Не тратя больше слов на неё, она обернулась к Нюте

– Так, не болтать, болтун находка для врага. И дома ничего. Ни слова. У чертобоя, в двадцать.

И она мигом повернула к ним узкий тыл в затянутом на талии плаще.

Кира вслед прокаркала с нотками сомнений:

– Засекут, худо будет, Лилька.

Лиля полуобернула над высоким воротником легко очерченный полупрофиль.

– Монастырки все по домам сидят.

Она подмигнула. Нюта внимательно слушала ту и другую.

– В темноте патруль остановит.

Лиля усмехнулась

– Ой, я вас умоляю. Патруль на территории казарм не ходит.

– Или, – размышляя, предложила Нюта, – скажем, мы в аптеку идём.

– За касторкой. – Прибавила Кира, и благонадёжную тишину взорвали три варианта девичьего хохота.

Прохожий обернулся на них.

Нюта замолчала.

– А что, ведь темно будет? – Спросила она, боязливо поглядев вслед прохожему.

Лиля кивнула.

– Очень. Мой отец три года назад за полночь возвращался, так он по городу с двумя револьверами ходил.

Девочек не удивило это сообщение, сопровождаемое лаконичным и оттого выразительным показом. Они решили проводить Нюту и по пути болтали о том, кто водится в темноте. Нюта слушала с удовольствием и пугалась тоже с удовольствием. Возле Нюткиного особнячка девочки тихо запели:

Люблю я сосиски с капустой

И бобика тоже люблю

Но шо-то в душе моей пусто

И вот говорю я блю-блю…

Лиля прервала пение и, как обычно, принялась утверждать, что последнюю строчку надо петь по-другому.

– Но ведь это грубо. – Пожимая плечами под плотно сидящими ремнями ранца, как всегда, ответила Кира. – А грубо – значит глупо.

– Нет, в этом есть что-то умное. – Как всегда, ответила Лиля.

Нюта слушала. Ей стало скучно, захотелось домой.

– Зайдёте за мной! – Крикнула она и, подпрыгивая в своих игрушечных ботиночках, побежала к застеклённой двери дома. Окна в особняке, узкие и высокие, делали его иллюстрацией к сказке про Синюю Бороду.

Кира, прежде чем уйти, сделала ещё один заход:

– Лилька, а другая соседка видела…

– Что? – Переспросила Лиля, заслоняя глаза от солнышка, тихонько испепеляющего небольшое облако.

Кира махнула на неё и, молча, удалилась. Если дипломатова дочка прочла, что написано в записке, это даст ей пусть маленькую, но власть над Кирой. А Кира это ненавидела.

Да, Кира ненавидела власть над собой.

Переулок ещё раз повернул, сделавшись совсем уж хилым. Мостовая определённо плоха, руки у мэрии ещё не дошли до этой части города. Даже сентябрьский день слегка померк, потянуло холодком и гнильцой затопленных подвалов.

10

Кира свернула по тропинке, вымощенной щебнем и, стараясь ступать аккуратно, чтобы не сойти на обочины в мятой траве, добралась до суетливо пристроившихся друг к дружке домиков. Один из них жил-поживал сам по себе в самом конце переулка. Ах, нет, дальше примостился ещё один, но он пустует, бедолага. А, может, ему хорошо без никого. Никто не копошится внутри, не лезет со своими мыслишками.

Кира остановилась возле колонки и тщательно сполоснула подошвы. Стащила с шеи ключ на верёвочке и открыла покосившуюся дверь. В домике было чисто и холодно. Разувшись и отнеся ранец в уголок комнаты, где на подоконник прилажена доска, она выбралась из формы, как из кокона и, надев красный халатик и галошки, вынесла хранящее её тепло школьное платье с передником на верёвку за домиком проветриться. Тут был настлан старый шифер, чтобы земля не размокала под верёвкой.

Вернувшись, Кира зашла за выцветшую занавеску, отделявшую кухонный уголок, вымыла руки под рукомойником и вытащила из духовки противень, на котором плотно лежали тонкие ломти картошки. В облезшем шкафчике она в углу нащупала жестяную банку, рассмотрела – это растворимый кофе, который мама разрешала ей пить, когда у Киры болела голова. А она болела. Ещё на улице, на прогретой аллее Кира опознала тянущую боль вокруг лба – обруч надели.

Она взяла воды из большой банки на столе и вскипятила на примусе. Заварив кофе, она некоторое время дышала над чашкой. Острый терпкий дух проникал внутрь головы и делал своё целебное дело. Во лбу что-то грело, как маленькая свечечка, всегда стоявшая на столе в жестянке. Мама зажигала её на пару минут, когда стемнеет.

Кире стало легче, и она принялась неторопливо отковыривать кусочки картошки и запивать их кофе. Через некоторое время приступ прошёл, и Кира устроилась за своим подоконником делать уроки.

В ту минуту, когда Кира надевала красный халатик, Нюта ждала, чтобы мама завязала ей бантом широкий пояс домашнего платьица в голубую клетку.

– Девочки почему не зашли? – Спрашивала мама, разглядывая бант и последним движением расправляя его.

– Они торопились. – Приглаживая волосы двумя руками и притопывая ножками в пушистых тапочках, объяснила Нюта. – Я сегодня с ними погуляю?

– Не очень долго, ты же знаешь…

Мать поцеловала её и повела в свою спальню, где всегда поила дочку чаем после школы, беседуя с ней о том, о сём.

– Мы пойдём в библиотеку.

– А, ну это…

Мама мельком спросила:

– И Кира будет?

– Так это её идея.

Та кивнула.

– Дельная барышня.

Но в тоне её не чувствовалось теплоты, одно лишь облегчение.

– Вы в городскую, конечно. – Сама с собой толковала мама, намазывая хлеб вареньем.

Нюта благоразумно промолчала.

– Почему я не могу гулять, когда стемнеет?

Мама подумала.

– Да вот даже подполковник Каменев, уж на что крутой человек, но и он…

– Я знаю. – Нетерпеливо заметила Нюта. – Но ведь была война… а теперь они исчезли.

– Кто? – Застыв с чашкой, спросила мама, её круглое пухлое лицо в кудряшках, скрывающих уши и щёки, слегка изменилось.

Нюта надолго скрылась в облаке пара из чашки.

– Ну… враги… шпионы…

– А.

Мама, казалось, не обратила внимания на заминку.

– Ну, осторожность не помешает. Бережёного, как говорят…

Лиля, распрощавшись с подругами, быстро спустилась по Дворянской улице и, завернув к большому дому, ограждённому красивой чёрной решёткой, остановилась на минуту, вглядываясь в окна второго этажа. Шмыгнув, как ящерица, под решёткой, чтобы не скрипеть воротами, она подошла ближе и вновь изучила обстановку.

В окне кто-то появился, белый и небольшой. Коридорный пёс Бельчик устроился, поставив лапы на подоконник. Он склонил острое рыльце набок и смотрел Лиле прямо в глаза. Бельчик был злющим псом и признавал только двадцать семь семей из своего коридора. Подруги из-за него не могли заходить за Лилей – боялись. Они выкрикивали её со двора, а Бельчик с ненавистью смотрел на них из окна, подозревая, как видно, в неблаговидных относительно Лилиной нравственности намерениях.

Только Киру он кое-как терпел, но каждый раз приходилось представлять девочку стражу – и пёс хмуро делал вид, что видит её в первый раз. Кто-то из жителей иногда сетовал на непримиримость Бельчика, но подполковник Каменев или главный хирург города Сюлевич или жена Сюлевича, ещё более видный специалист по трудноизлечимым болезням, возражали:

– Сейчас демократия, нужен же хоть один представитель старого режима.

При этом тот, кому это говорилось, оглядывался, но Каменев или Сюлевичи не оглядывались никогда. Так шутить решались только они. Каменев вообще был человек грозный, с бритой опасной бритвой большой головой, с тяжёлым торсом, втиснутым в мундир, а Сюлевичи – вдобавок к своей незаменимости – страстные игроки в преферанс. Лиля думала, что игроки вообще люди смелые.

Но, в самом-то деле, коридор был под надежнейшей охраной, пока тут живёт этот белый приблуда. И откуда взялся?

Бельчик просто-таки никого чужого не пропустит в коридор. Никого абсолютно… словом…

Костьми ляжет, но дорого продаст жизни из всех двадцати семи комнат.

Лиля прошмыгнула к чёрному ходу, где стояли ящики с вывороченной стружкой – раньше там хранились химические средства для экспериментов. В нижнем этаже офицерского дома находилась медицинская лаборатория для опытов на животных. Она завершила своё существование после того, как дети из дома отворили украденным ключом вольер и выпустили собак. Мэр, которому в тот же день положили на рабочий стол информацию с фамилиями виновников, скомкал лист и навсегда вошёл в историю города, сказав:

– Мы калечим души. Собак – по дворам раздать, лабораторию – под ключ, а это….

И он, с отвращением взглянув на медленно разворачивающийся, как оживающая неведомая тварь, лист, показал на него движением подбородка исполнительному секретарю:

– Передайте тому, кто придумал делать из детей преступников. Быть может, ему понадобится сегодня бумага.

Никто не посмел засмеяться, но договор с естественнонаучным университетом на аренду расторгли, заплатив неустойку из горбюджета, а лабораторию немедленно закрыли и сдали фармацевтической фирме под удачный процент. Фирма пока не спешила въезжать, подвал с мрачными под потолок стеллажами и разными, будящими отвращение, устройствами, вделанными в пол на цепях, стоял пуст и тёмен.

Лиля зашвырнула ранец в тёмный зев маленького помещения, расположенного сбоку с нарами для дежурного, и задвинула дружка за ящик.

После этого она, охраняя растопыренными пальцами свой нимб, чтобы не задеть за гвозди, торчащие повсюду из стен, выбралась во двор под крылья уже редеющих тополей, пробралась вдоль кованой решётки и, обойдя двор по кругу, сопровождаемая взглядами компании курящих мальчиков, вышла уже на другую сторону улицы – в быстром движении машин и обывателей, в квадратах намытых до радуги витрин.

Сунув руки в карманы, девочка независимо и быстро зашагала к набережной. Она остановилась у автомата с водой, и набрала себе стакан воды без сиропа. Отпив три или четыре глотка ледяной воды, Лиля сделала такое движение, будто собиралась выплеснуть остаток на мостовую, но что-то остановило её внимание в соседней подворотне. Она отошла и села на скамейку, специально помещённую напротив автомата, чтобы люди могли утолять жажду с удобством. Здесь она сделала ещё глоток и, вот бессовестная девочка, честно, бессовестная, оставила стакан на скамейке, встала и, сунув руки в рукава плаща, пошла по Дворянской к центру.

Из подворотни вышел какой-то высокий, в потёртом бушлате, со светлой неприглаженной головой и, перейдя улицу, остановился возле автомата. Он сел на скамейку в позе лесоруба, поднял недопитый стакан, где оставалось более половины, влил воду в рот, закинув и показав небу сильную линию профиля с вздувающимся кадыком. Поднявшись рывком, подойдя к автомату, очистил стакан струёй фонтанчика и, вставив его в гнёздышко, направился по Дворянской. Его догнал презентабельный молодой джентльмен в сером костюме, с цепью вокруг воротника рубашки вместо галстука и гигантским кольцом на среднем пальце левой руки. Стукнув прохожего кольцом по плечу, он вымолвил:

– Мы ж не договорили…

Прохожий обернулся.

– Потом, потом.

Тот, с цепью, всмотрелся и сказал фальцетом:

– Что с тобой? Ты как минуту назад вернулся, вот тебе моё честное слово, Волков. Если б я тебя не знал, подумал бы…

Остановленный, повернув к нему лицо так, что вновь мальчишеский профиль его, резких очертаний, нарисовался на фоне неба между акациями, внимательно посмотрел светлыми необыкновенно пристальными глазами.

– Я спешу. – Был ответ.

И, вправду, заспешил по Дворянской. Походка его была, как его профиль.

Лиля торопливо прошла по очень чистым улицам центральной части к лучшему скверу в городе. Здесь остановилась у здания в ремонтных лесах. Благородные очертания с лепной датой на фасаде принадлежали кинотеатру «Триумф», у которого три месяца назад появилась новая администрация.

«Триумф» мрачно смотрел в глубину окружённого мачтовыми соснами старинного сквера, своего ровесника, большими мутными окнами в наивных шторах «сборочка».

Лиля глянула на многообещающий символ новой жизни с неопределённой улыбкой, и ушла, повертев в воздухе ладонью.

Зайдя в лавку, купила хлеб с колбасой и, выйдя на улицу, съела колбасу, а хлеб сунула в карман.

Очутившись на длинном, гранитном, ступенями сходившем к полосе пляжа постаменте, она уставилась на реку.

Потом оглянулась на нескольких гуляющих в конце набережной и медленно спустилась к самой воде.

Ворон в городе

1

Скоро встанет Луна. Согласно дневнику, который Кира вела по настоянию профессора астрономии в астрокружке, она войдёт сегодня в фазу полной видимости и подымется за изгибом Большой Луки из речных вод и в реку же опустится в полдень следующего дня.

В кружок Кира зашла как-то за Лилькой, где та была, оказывается, любимицей профессора. Она, видите ли, отлично читала Созвездия на светящемся потолке и первая догадалась, как использовались пятьдесят шесть лунок, набитые толчёным мелом в Стоунхендже. Лилька бросила кружок, и профессор, очень красивый мужчина, даже пошёл к Лильке домой, в офицерскую коммуналку, где его чуть не искусал Бельчик и где профессор долго прочил в коридоре Лильке славу на учёном поприще и всякие лестные штуки. Лилина мама, белокожая худая женщина с аккуратно подвитыми чёрными волосами, не скрыла удивления. Она и не догадывалась, что Лиля ходит в астрокружок.

Она сказала, что не была так удивлена с тех пор, как семилетняя Лиля искупала свою шестимесячную сестру в холодной воде, пока она сама дежурила в госпитале.

Но никакие уговоры ничего не дали. Лилька больше не пришла в кружок. Профессор чуточку утешился Кирой, которая стала прилежно ходить на занятия и обладала, по его словам, изумительной усидчивостью.

Таким же манером Лилька бросила драмкружок, отлично отрепетировав Леди Макбет. Она превосходно мыла руки и была убедительна в ночной рубашке. Конечно, старуха актриса, настоящая актриса из столичного театра, эвакуированная сюда в годы войны, никуда уговаривать не пошла. Она была в бешенстве. Перед генеральным прогоном Леди Макбет отказалась выйти на сцену. У неё, видите ли, сильно разболелось горло. Актриса сказала, что актёр играет даже с аппендицитом, и больше не упомянула Лилькиного имени.

Леди Макбет взяли из второго состава, и Кира, игравшая одну из трёх ведьм, не могла не заметить, что качество спектакля ухудшилось, ибо курсант местного училища, игравший Главного Плохого Парня, заметно поскучнел и всё время оглядывался на сцене. Впрочем, спектакль имел успех.

Так вот, профессор говорил, что частные заметки за Светилами очень нужная вещь и могут сыграть решающую роль в накоплении знаний о природе мироздания.

И она поднялась, белый неровный и блёклый шар, ещё в светлых сумерках и заскользила, не соперничая с фонарями большого города, которые автоматически зажигались там, куда уже прокрадывалась ночь. Вдоль набережной фонари не отбрасывали свет на воду. Тепло, шедшее от реки, не смешивалось с лёгким холодком нижних улиц. Тянуло затхлостью от затопленного три года назад и лениво осушаемого района.

Тени оживали на улицах и, чем меньше горожан, тем более оживлялись они.

Они вылезали отовсюду.

Кира быстро шла по кривому переулку. Маленькая свечка в окне кухни несколько раз заставила её оглянуться. Кира подумала о своих смутных подозрениях – возможно, это скрытое воспоминание, связанное с отцом.

Мысли эти она тотчас прекратила.

Город к ночи сползал к реке, как живой. Выстелилось, расправившись под хозяйственной рукой, облако. Звёзды задвигались в прорехах. Луну, серую, большую, столкнули с места, она балансировала над шпилем высотки. Небо заваливалось к северу, наступил час вселенской катастрофы и всё, что ни есть, рухнет к чертям в следующие две минуты.

Кира ощутила, что за облаком – дыра, далёкое небо, в котором вращаются сотни земель. Под ногами шорохнуло. Она вздрогнула. Клочок газеты, выныривая в свете фонаря в конце переулка, прошебуршился мимо. У него под влиянием ветра появилось подобие души. Кира издалека для смеха попыталась прочесть заглавную надпись, и ей показалось, что она прочла что-то несусветное.

Она заторопилась. Переулок не нравился ей в сумерках.

У Нютиного особнячка она увидела метнувшуюся за дерево тень. Окликнула, и к ней подошла встревоженная Нюта. Девочки, обменявшись парой слов, вышли вскоре на освещённую улицу.

– Мама похвалила… – Рассказывала Нюта. – Она думает, я в городскую…

Лиля ждала их у скрещения улиц. Смурная, с голодным блеском в зелёных глазах. Ага, опять прошлялась по улицам, не заходя домой, подумала Кира.

Руку гулёна держала в кармане так, словно там сидело что-то живое. В ответ на взгляд Киры она вытащила руку. В пальцах был зажат полураскрошенный кусок хлеба.

– Хочешь?

Кира назидательно ответила:

– Порядочные люди пообедали и сделали уроки.

– Ах, поря-ядочные… – Протянула Лиля, пряча хлеб.

Нюта в обществе подруг развеселилась.

– У нас был омлет в бульоне. – Сообщила она.

Кира сказала:

– Поздравляю. – И обратилась к Лиле. – Ну?..

Три пары девичьих ног уже уводили их, точно небольшого ассирийского многоногого быка, по направлению тёмной северной части города. Освещение слабело, оранжевые шары фонарей всё реже мелькали в кронах деревьев.

Зато Луна неуклонно следовала за ними. Лиля пожаловалась на шумных соседей.

– Там есть семейка с малолетними бандитами.

– Скока-скока? – Заинтересовалась Кира.

– Одному два года, другому два и девять месяцев. – Последовал ответ. – Родителям надо бы сходить к нам на пару уроков биологии, а то там скоро жить будет негде.

Нюта захихикала. Кира без малейшего смущения возразила:

– Пусть размножаются.

– Хорошо, я им скажу.

– Постой… – Спохватилась Кира. – Почему я их не слышала?

– Они в это время спят, очевидно. Мёртвый час у них был.

– Терпеть не могу это выражение. – Поёжилась Нюта. – Страшное какое-то.

– А я терпеть не могу бандитов.

– А что, – осекла Кира. – Раньше так называли людей, которые гуляли в поле. Вольных людей. Ну, ты понимаешь.

Лиля посмотрела на неё.

– Я подумаю над твоими словами. Мы пришли.

Высокие стены казарм описывали круг и уползали ракушечкой внутрь. Девочки, волнуясь, ступили на гладко асфальтированную дорожку. Стены были тоже разглажены изнутри. Они прошли вдоль стены и завернули за каменную спираль. Послышалось движение в темноте, и Нюта успела вскрикнуть. Навстречу выступил рядовой в каске и сурово пробасил:

– Та-ак… диверсия?

Лиля увидела, что глаза его смеются.

– Товарищ, мы в библиотеку вашу идём. У нас в школе задание, а информации нету.

Слово информация понравилось патрульному.

– А вы точно не диверсанты? – Спросил он. Кира с Нюткой хором принялись уверять его, что нет.

– Мы из тридцать седьмой. – Обронила Лиля, не принимавшая участия в переговорах.

Солдатик поднял брови.

– Бац.

Похоже, он тоже слышал о монастыре, потому что сдержанно улыбнулся. В глазах промелькнуло намерение, и он хотел что-то сказать, но смолчал. Шёпотом, подумав, предложил:

– Вон огонёчек, видали? Это, значит, библиотечка. Там дежурный офицер. Идите тихонечко вон по этой дорожке, – и он указал с первого взгляда неприметную тропу, уводящую с основной дороги и, казалось, упирающуюся в стену каменной спирали.

– И не сворачивайте… – С особенным блеском в глазах добавил он.

– А то, что? – Переспросила Лиля.

Он помедлил, видно, сердясь на себя.

– А то бука выскочит. Валяйте, пока я не передумал.

Девочки заспешили по тропинке. Он наказал вслед:

– И назад так же идите… козы. Если в нехорошее место попасть не хотите.

Лиля обернулась. Темнота со светом, видно, резались в очко, и глаза её были отчётливо видны в темноте.

– Здесь бы хоть один из пистолетов твоего отца. – Шёпотом сказала Кира.

Лиля не ответила.

Тропинка, обсаженная гладколистным кустарником, упруго подающимся под прикосновениями, вела прямо в стену. Кира остановилась.

– Калитка, видите?

Увитая жимолостью, очень мирная на вид высокая калиточка легко открылась. Лиля вслед за оживившейся и не отрывающей взгляда от светящихся окон Кирой вошла в пахнущий влажностью и листьями дворик. Мельком через густое плетение кустов она увидела что-то красное на основной дороге. Это были лоскутки материи, висящие на деревьях. Нехорошее место? – пробормотала она.

– Чего тебе? – Торопливо дыша, спросила Кира, берясь за Лилин рукав. – Давай. Где там белая?

Нюта, раскрасневшаяся от усилий и темноты, неуклюже влезла за ними.

Дворик потерялся во мраке, в углу торцом выступал коттедж, мало похожий на официальное здание. Окна насыщены густым хорошим светом сильных ламп.

– Какое симпатичное электричество. – Похвалила Кира.

Лиля оглядела дверь. Над нею глазел фонарик. Кира отстранила Лилю и, постучав, сразу же приоткрыла дверь.

Маленькое, доверху набитое книгами помещение встретило их. Похоже, книги спешно упаковывали для отправки – кругом стояли ящики и лежали мотки верёвок.

Металлические стеллажи, теснясь, занимали почти всё помещение. Сбоку у зарешёченных окон поместились несколько столов. Кира сразу обратила внимание, что книги в большинстве старые, частию совсем ветхие. В коробке у выхода лежала раскрытая. Кира нагнулась и прочла не без труда пару строк. Текст набран старинным шрифтом, некоторые буквы непонятны, как выпавшие из конструкции или подменённые детальки.

В комнате никого. Девочки оглянулись. Нюта кашлянула. Девочки посмотрели на неё.

– Так делают. – Пояснила она. – Так принято, когда…

Из-за стеллажа показался погон с двумя большими звёздами. Девочки уставились на него. Вышел офицер, толстоватый и румяный, в больших очках. Увидев девочек, он ничуть не удивился.

– А вот и они. – Как игрушечный мишка, загудел он. – Пожаловали, наконец, и ловить никого не придётся.

Нюте стало жарко, и она теребила широкий пояс своего пальто.

– Мы… – Начала Кира.

Офицер показал пальцем на неё, на Лилю и на Нюту.

– Мои одиннадцатый, двенадцатый и тринадцатый посетители… за весь год.

Он рассмеялся. Заулыбались с неуверенными лицами и Кира с Нютой. Кира принялась объяснять, зачем они пришли, и спохватилась. Офицер, пожалуй, их не слушал.

– Мы не поздоровались. – Чопорно молвила Кира. – Извините.

Офицер воскликнул:

– Вот и верно. Чувствую, что-то не то.

Он сделал к ним пару шагов. Нюта попятилась.

– Капитан Верников. – Вскидывая пухлую и тоже румяную ладошку, объявил он. – И страшно рад.

Девочки представились, чинно выходя вперёд на шаг.

Капитан с удовольствием повторял их имена, пробуя на вкус тёплыми, вылепленными для мира и второй порции каши, губами. Через минуту они уже болтали, как старые приятели.

Выяснилось, что капитан – один из дежурных по библиотеке до её окончательного вывоза. Так как он чаще других дежурил при дедушке… он осёкся и пояснил:

– Тут один генерал живал, чаи гонял. Он и книжки эти повыписал незнамо откуда. Вроде как попользоваться на время.

От Лили не укрылось, что при слове «генерал» он споткнулся и выговорил его с сомнением, но чрезвычайно подобострастно.

– Амуницию зело неформенную имел.

Он потеребил свой глухой френч.

– Старый совсем, – добавил он. – Вы ему не говорите, что я его дедушкой назвал. Осерчает.

Кира успокоилась и весело пообещала:

– Не скажем, товарищ капитан.

Девочки вразнобой принялись уговаривать капитана, что не подведут его, ежли им доведётся встретиться с дедушкой.

– А почему вы чаще всех дежурили? – Спросила Кира.

Капитан объяснил, что книжки любит почитывать. При этом он раздражённо посмотрел на стеллажи, и девочки поняли, что подбор книг его разочаровал.

– А вам бы чего хотелось?

– Нам нужны материалы про, э…

– Про что? – Повторил он, внимательно глядя на Киру, взявшую на себя роль парламентёра.

Лиля, стоявшая тихонько и разглядывавшая полки, вмешалась:

– Про оплодотворение у многолепестковых. – Отчеканила она.

Капитан пожевал губами. Он выглядел чуточку сбитым с толку.

– М-да. – Протянул он и тоскливо обернулся на полки.

Он снова посмотрел на посетительниц.

– А, может, – он залихватски улыбнулся, – вы бы, товарищи школьницы, самообслуживанием занялись, а? Я, ежли честно, не сильно разбираюсь в этом душещипательном вопросе. Не, оно, конечно, дело нужное, но… не силён.

Он указал на башенки полок и с таинственным видом прищурился.

– Может, и найдёте. Тут много чего…

Он снова с сомнением огляделся, не верил в свои слова. Прошептал что-то, Кира не расслышала – вроде по адресу дедушки.

– Хорошо. – С неохотой согласилась Лиля. – Мы постараемся.

– Отлично. – Повеселев, заявил капитан. – Тогда, я с вашего позволения, паковкой займусь…

И он обвёл широким жестом коробки и мотки верёвки. Нюта снова подёргала ремень.

– А вы, милые, располагайтесь… – Предложил он. – Вот сюда можете пальтишечки устроить. Я послежу, чтобы домовой не унёс.

Кира без охоты сняла «пальтишечко». Под ним оказался свитер и домашняя, маловатая юбка. Она заметила, что капитан, сразу вернувшийся к своим занятиям и уталкивающий книги в ящик, не посмотрел на неё, но мельком взглянул на сбросившую плащ Лилю и копошливо расстёгивающую ремень Нюту.

Оставив вещи под присмотром дежурного, который опять заверил, что проследит, они пошли вдоль полок. Нюта с опаской придерживала нарядное домашнее платье. Лилька, разумеется, в форменном, но ворот расстёгнут.

Девочки снимали с полок толстые и тонкие тома, томики, цветные и блёклые, крепкие и едва живые, вроде военных в отставке и штафирок, склоняя головы, читали названия на корешках. Но на многих названий не было, а те, что остались, так затёрлись, что приходилось вытаскивать книги, чтобы рассмотреть. Обычно в библиотеке куча всяких разделителей и надписей на полках, где что стоит, но здесь ничего подобного не наблюдалось.