Цитаты из аудиокниги «Время жить и время умирать», страница 40

Что-нибудь должно же остаться, какой-то якорь, который тебя держит, чтобы ты не потерялся и мог вернуться.

Теперь я знаю, почему мы себе кажемся стариками. Оттого, что мы видели слишком много мерзости. Мерзости, которую разворошили люди старше нас, а им следовало быть разумнее.

Гребер пошёл с ними. За кирпичной стеной он увидел мертвецов. "Как на бойне, — подумал он. — Нет, не как на бойне: там хоть существует какой-то порядок, там туши разделаны по правилам, обескровлены и выпотрошены. Здесь же убитые растерзаны, раздроблены на куски, опалены, сожжены".

Не знаю, - повторил он. - С некоторых пор я ничего не знаю. Прежде все было ясно, а теперь все смешалось. Хорошо бы заснуть и проснуться в совсем другие времена. Но это даром не дается. Чертовски поздно я начал думать. Хорошего в этом мало.

- Эсэсовцы! - презрительно ответил Фрезенбург. - Только за них мы и сражаемся. За СС, за гестапо, за лжецов и спекулянтов, за фанатиков, убийц и сумасшедших - чтобы они еще год продержались у власти. Только за это - и больше никелевые за что! Война давно проиграна.

Мы утеряли все мерила. Десять лет нас изолировали, воспитывали в нас отвратительное, вопиющее, бесчеловечное и нелепое высокомерие. Нас объявили нацией господ, которой все остальные должны служить, как рабы. - Он с горечью рассмеялся. - Нация господ! Подчиняться каждому дураку, каждому шарлатану, каждому приказу - разве это означает быть нацией господ? И вот вам ответ. Он, как всегда, больше бьет по невинным, чем по виновным.

Мы, как и он, воображаем, что мы хорошие. И нам, как и ему, хочется немного тепла, света и дружбы.

То была смесь бесчеловечности с бюрократизмом, который делал эту бесчеловечность еще бесчеловечнее.

Но иногда удается спросить себя, только когда спрашиваешь другого.

Есть такое старинное солдаттское правило: коли не можешь ничего сделать, постарайся хоть не волноваться.