Читать книгу: «Вспомнить всё, или Снежный танец», страница 5

Всё произошло так, как она задумала. Едва Евгений, одарив Ирину благодарным и нежным поцелуем, задремал, склонив голову к её плечу, как она встала, быстро натянула на себя платье, подхватила сумочку, тихонько, на цыпочках, держа в руках туфли, юркнула за дверь, вон из уютной комнаты, где оставалось её сердце. Ирина глотала солёные слёзы, которые, помимо воли, текли из глаз. Боже, как ей хотелось вернуться назад и признаться Евгению в том, что она – это она. Застенчивая девочка из его снов, перемежающихся эротическими грёзами. Только Ирина не знала ничего о потаённых желаниях своего любимого, ей были известны только её чувства. Чувства, которые разрывали её надвое, делили на две неравновеликие части между этим домом и далёким городом, в котором ничто не напоминало ей о Евгении, кроме букета из засушенных роз. Здесь же всё дышало им, рассказывало ей о нём, кричало: вернись, покайся, не отказывайся от своего счастья. Но разум и обида твердили – убегай, ты не нужна ему, любую наряженную куклу он будет целовать с такой же горячностью, как и тебя. Ты – всего лишь очередная проходная незнакомка, которая по странному стечению обстоятельств приглянулась "королю лимонадов".

"Слава тебе, безысходная боль!

Умер вчера сероглазый король…"

Нет, король не умер. Да здравствует король! Завтра, нет, уже сегодня Евгений обнаружит её пропажу. Что он почувствует и почувствует ли хоть что-либо? Хотя бы отдалённо напоминавшее её чувства…

Она успокоилась только в купе поезда, под перестук колёс состава, уносящего её на малую родину. Всё правильно. Она поступила верно. Уж лучше пусть единственная, но её, Ирины ночь, чем совсем ничего. Сердце отстукивало фразу Евгения, которую она будет помнить всю жизнь, хоть и сомневалась в её правдивости: "Милая, как долго, я тебя ждал, если бы ты только знала!"

"Прощай, Женечка, теперь уже никогда ты не скажешь мне о своих чувствах. Потому, что меня нет, я – всего лишь фантом, незнакомка, мелькнувшая в твоей жизни и стремительно её покинувшая". Ирина улыбнулась и посмотрела в окно. За стеклом проносились деревушки, перемежаемые пашнями и небольшими рощицами. Постепенно мысли её стали менее отчётливыми, более путанными и ленивыми, и Ирина погрузилась в глубокий сон.

Интервью с Валентиной Шлях подняло Ирину на одну ступеньку с местными знаменитостями, пишущими в жанре «гламур». Запечатлеть королеву «золотой иглы» в приближённой к домашней обстановке, построить интересную беседу, подперчить её жареными фактами – это была настоящая слава и признание коллег по цеху. Даже Шурочка, бывшая подружка с 7-го канала, перечеркнувшая карьеру Ирины на телевидении своими неуёмными рассказами о событиях прошлых дней, нашла в себе наглость позвонить и поздравить Ирину с её успехом. А заодно похвастаться своими достижениями – скоропалительным взлётом на олимп телеведущих. Правда вела она молодёжную малобюджетную программу в неурочное для основной массы своей аудитории время. Но сам факт чудесного превращения обычной секретарши в телеведущую позабавил Ирину, хотя всё возможно, а особенно при такой внешности, как у Шуры…

Восторженные дифирамбы в прессе и жизнь известного журналиста с её тусовками, полезными знакомствами и планами относительно покорения следующих вершин журналистики, немного отвлекли Ирину от воспоминаний о ночи с Евгением, по накалу страстей и бездне нежности не сравнимой ни с одной ночью в её жизни. Несмотря на то, что Алла была проходным событием в жизни Евгения, он подарил ей всего себя, без остатка. И Ирина закрывала глаза от щемящей нежности и неутолимого желания ощутить вновь этот вихрь эмоций.

«Он словно притягивал меня своими прикосновениями. Моё тело льнуло к нему, как к мощному магниту. Я и не знала, что у меня столько нежных зон. Или всё дело в том, кто их касается? С Андреем было не так. Хорошо, но по-другому. Здесь же полное проникновение в пространства друг друга, никакого смущения, никакого сомнения. Только он, только я. Мы, и больше никого на свете и ничего. Ни прошлого, ни будущего. Здесь и сейчас».

Ирина подходила к зеркалу и подолгу рассматривала своё тело. Была ли она хороша в ту ночь, какой Евгений увидел её, не разочаровался ли он? Хотя и знала, что защищена от любой негативной оценки длинным километражом дорог и своим инкогнито. Иногда, а впрочем, в последнее время всё чаще, Ирине казалось, что она несколько раздалась вширь. Она никогда не считала себя худышкой, её внешность была скорее не модельного, а эротического плана – плавные изгибы тела, довольно крупная грудь. Весы подтвердили её опасения, но это не особенно её огорчило, ведь рядом не было человека, ради которого хотелось бы выглядеть дюймовочкой. Поправилась – так поправилась, ничего страшного. Поменяем гардероб, и успокоимся.

… Евгений проснулся в то утро поздно. Чувствовал он себя просто прекрасно, несмотря на выпитое накануне шампанское вперемешку с дорогим французским вином. И сразу же вспомнил, кому он обязан своим отличным настроением. Алла, она стала его женщиной, без остатка, без ненужного смущения, без условий и почти без слов. Просто его женщиной… как же это прекрасно: знать, что ты нужен, что ты любим женщиной, которая бесконечно тебе нравится. Хотя слово "любим" было применено авансом, Евгений верил, что всё только начинается. История их любви с Аллой… какой она будет?

Увидев рядом с собой аккуратно застеленное шёлковое покрывало, Евгений удивился, но следующая мысль, пришедшая в голову, нарисовала чашку ароматного кофе, а рядом с ней – горку круассанов с сыром, которые так ему нравились, и Аллу в интерьере уютной кухни. Представив Аллу, Евгений улыбнулся: ей так шёл кружевной передничек, который он купил по случаю и который висел на гвоздике, дожидаясь своей хозяйки. Подобные мысли располагали к хорошему настроению, поэтому Евгений, сладко потянувшись, набросил халат и направился в ванную комнату освежиться и, заодно, немного остудить голову.

Чашка ароматной арабики и в самом деле поджидала своего хозяина, но вместо Аллочки на кухне суетилась Галина, домработница Евгения. И круассаны ласкали взгляд своими румяными бочками, только аппетит испарился стремительно, едва Евгений понял, что Аллы в доме нет. Это подтвердила и Галина, уже успевшая прибраться в комнатах особняка. Алла ушла, не оставив даже клочка бумаги хоть с каким-то объяснением своего исчезновения. НИЧЕГО. Просто НИЧЕГО. Как будто не было ночи страсти, признаний и нежности, упоительной и доверчивой до наивности.

Это было оглушительное чувство потери близкого человека. Ведь Евгений почувствовал в Алле человека, родственного ему по духу, несмотря на красивую обёртку, он точно знал, что девушка не пустышка, не красивая Барби, не позолоченная рыбка, порхающая с одной презентации на другую в поисках своего богатого рыбака. Нет, Алла не такова, и даже Семён, начальник его охраны, не смог нарыть на неё сколько-нибудь вразумительной информации. Появилась из ниоткуда и исчезла в никуда. Из размышлений его вырвал телефонный звонок, звонила Валентина Шлях, старинная приятельница, шоу которой он организовал в одном из своих особняков в центре Москвы.

– Привет, Жень, не потревожила твой сон?

– Нет, всё нормально, уже проснулся. Как вчерашнее шоу, что пишет наша любимая пресса?

– Женька, это полный успех! И всё благодаря тебе! Такие роскошные декорации! Я бесконечно, просто бесконечно тебе благодарна! Газета «Вечеринка» выделила заглавную полосу для освещения моего шоу. Отзыв писала Старая Пиранья, ты ведь знаешь, как она меня любит, но на этот раз даже она была объективна и признала, что шоу было мирового уровня. Не хуже, чем у Донателлы на прошлой неделе. Ты представляешь, она провела параллель между мной и Донателлой, у которой немереные миллионы, над шоу которой трудится команда первоклассных шоумейкеров! А мы сделали всё вдвоём, и получилось не хуже!

Евгений слушал Валентину, но слова долетали до него как бы издалека, мысль об исчезновении Аллы поглотила его полностью, это было для него важнее всего сейчас. Даже важнее бизнеса, даже важнее дружеских чувств и радости за подругу, которой улыбнулась удача, да не просто удача, а удачища, потому, что вчерашнее шоу было способно превратить светскую львицу Валентину Шлях в одну из звёзд мировой моды. Показы, интервью, фотосессии в модных журналах… Стоп… интервью… а ведь вчера Алла брала интервью у Валентины. Да, это верно была она, тут не могло быть никаких сомнений. Евгению стало жарко оттого, что разгадка тайны Аллы так близка.

– Валечка, не помнишь ли ты случайно фамилию вчерашней корреспондетки, которая интервьюировала тебя в розовой комнате? Это очень важно, поверь. Попытайся вспомнить.

– Какая-то провинциалка, имя ещё такое простое, то ли Елена, то ли Ирина. А фамилия незамысловатая – Зотова. Я и запомнила её потому, что в нашей Горбатовке, откуда я родом, половина деревни носит фамилию Зотов. У меня и тётя Зотова, и бабушка до замужества Зотовой была. А почему тебя заинтересовала какая-то корреспондетка? Тем более, я помню, ты на неё даже не глянул…

Ирина? Зотова? Неужели это она, но как это возможно? И Евгений вдруг понял, почему исчезла Алла. Он её НЕ УЗНАЛ. Она дала ему время, достаточное для того, чтобы он понял, что Алла – это его Ирина, а он не понял, хотя чувствовал что-то, какое-то сходство, что-то родственное. Итак, он снова её потерял. Едва обретя… Но он что-нибудь придумает, чтобы исправить свою ошибку, теперь он так просто не смирится, не сдастся, он её завоюет, и Ирина простит его, и станет его женщиной. НАВСЕГДА.

Перед мысленным взором Евгения встала картина минувших дней, он качнул головой, точно хотел избавиться от наваждения, но картинка не исчезала. Это был фантом из прошлого, его бывшая жена Лариса, мать его единственного ребёнка.

– Ты никто для меня, слышишь? НИКТО! Мы уже давно не супруги, ты женат на своих лимонадах, чёрт тебя дери, – она кричала ему всё это, держа за руку какого-то альфонса, молодого парня, который почти годился ей в сыновья. И она нашла в себе наглость завалиться на их с Евгением кровать и лизаться с наглым молокососом прямо на глазах своей десятилетней дочери! Евгений помнил, как молча собрал Ларисины чемоданы, позвонил тестю, чтобы тот забрал дочь, помнил, как плакала Алиса и кричала «мама!», когда Ларису грузили в авто тестя. Помнил суд, на котором их с женой развели и присудили опекунство над ребёнком ему, Евгению. Помнил, как Лариса проходила лечение в наркологической клинике, как она молила его вернуть ей дочь, и как он был непреклонен. Наверное, дочке Алисе не доставало материнской ласки, но по крайней мере она не набралась худого от матери, которая время от времени уходила в загулы, гремевшие по всей Москве. Сейчас Лариса открыла в себе дар художницы и малюет жуткие полотна, которые, что самое интересное, расходятся «на ура» среди гламурных дам. Наверное, всё дело в том, что жена оставила себе его фамилию, и светские львицы, любящие всевозможные сенсации, покупают картины у жены Евгения Князева, фигуранта списка «Форбс-Россия».

Чтобы отомстить жене, Евгений тоже ударился в разврат, куролесил с проститутками и подругами жены, чтобы ОНА знала. Знала, как больно, когда тебя предают. И однажды, когда после очередного водевиля Евгений вернулся домой, он увидел свою дочь прикорнувшей в гостиной на низенькой софе. Он хотел пройти в свою комнату незаметно, но впотьмах наступил на хвост кошке. Алиса вскочила со своей лежанки и бросилась к отцу. «Папочка», – плакала она, зарываясь лицом в его одежду, пропахшую чужими духами: «Я думала, тебя убили! По телевизору показывали такое…, а ты всё не идёшь и не идёшь». Евгений тогда еле успокоил дочь и долго сидел возле её кровати, гладя Алису по голове, как в старые добрые времена, когда она была совсем малышкой. А наутро хорошенько отчитал няню дочери, которая преспокойно всю ночь храпела в своей комнате, предоставив воспитанницу самой себе, и… прекратил свои загулы, решив, что нагрешил достаточно. Конечно, он не стал монахом, но старался, чтобы личная жизнь не мешала общению с дочерью. Алиса никогда не видела ни одной его боевой подруги, домашний телефон оживал лишь тогда, когда звонили друзья и подруги дочери. Однако теперь, когда дочь стала взрослой, она также включилась в гонку под названием: «женИ Князева». В эту азартную игру играла половина гламурной Москвы, плюс несколько «жёлтых» изданий, плюс его родители, плюс теперь уже он сам!

…Какое-то время Ирина по привычке проверяла свой почтовый ящик на «Яндексе», каждая такая проверка расстраивала её, поскольку писем от Евгения не было, ящик был полон ненужного спама, и надежда, ничем не подкреплённая, таяла, точно восковая свеча. Евгений остался в прошлом, причём так основательно и надёжно, словно был скрыт от Ирины на другой планете. Иногда её голову посещала провокационная мысль, что от любимого Ирину отделяет всего лишь пять часов езды на экспрессе, и что будь она немного посмелее, встреча могла бы состояться. Если бы Ирина точно знала, что ОН этого ХОЧЕТ. Если бы она не была свидетельницей того, как легко он от неё отказался и предался утехам с первой попавшейся под руку блондинкой. Ирина даже вернула естественный цвет своим волосам, лишь бы не ассоциироваться с Аллой – женщиной, которая навсегда разлучила её с Евгением. Женщиной, которой она никогда не являлась и не будет являться. Просто потому, что она, Ирина – другая, из другого мира и другого теста.

Так, постепенно, незаметно Ирина привыкла к жизни, в которой не было Евгения. Поддавшись на уговоры Оленьки и Владимира, Ирина посетила издательство «Валио», самое престижное и известное в её городе, и оставила редактору диск со своими стихами и прозаическими набросками. Спустя неделю ей позвонили из издательства и сообщили о том, что готовы напечатать стихи и детские рассказы практически без правки и купюр. Уже через месяц в книжные магазины поступила дебютная книга Ирины «Первый снег» под псевдонимом Ирина Летова. Фамилия Зотова показалась редакторам слишком простоватой и неблагозвучной, Ирина, хоть и гордилась своей фамилией, доставшейся ей в наследство от погибшего отца, которого она не помнила, согласилась печататься под псевдонимом, так как ей пообещали хорошие авторские.

Незаметно для себя и почти незаметно для окружающих, Ирина из светской дамы превратилась вновь в серую мышку с каштановым хвостиком, схваченным разноцветной резинкой, слегка полноватой для статуса топ-модели редакции, который ей присвоили сослуживцы. Нет, она не стала небрежной в одежде или забыла о существовании косметических средств, но стала как-то проще, более земной, что ли. С момента чудесного преображения прошло уже около трёх месяцев, и от роскошной блондинки, которой на короткое время стала Ирина, не осталось и следа. Если бы Евгений увидел Ирину такой, какой она стала, он бы не заметил перемен, но если бы ему сказали, что эта девушка с каштановыми волосами и бледным лицом – та самая Алла, которой он увлёкся на презентации, он (Ирина была убеждена в этом), сильно бы удивился произошедшим метаморфозам.

Все знакомые девушки, сколько-нибудь дорогие Ирине, были беременны. Ольга ждала появления первенца уже около пяти месяцев, Анжелика, секретарь главного редактора журнала, была практически на сносях, но не переставала работать, поскольку знала свою незаменимость. Даже Шурочка Кукушкина, которой Ирина была благодарна за закат своей карьеры на телевидении, собиралась в декрет. «Только я одна осталась», – грустила Ирина, понимая, что мечта родить от Евгения ребёнка так и останется всего лишь мечтой, такой же нереальной, как мечта выйти за него замуж и стать госпожой Князевой. Задержку месячных она отнесла на счёт небольшой простуды, которую подхватила, разгуливая в лёгких чулочках на презентации, и всё собиралась посетить гинеколога, но откладывала этот визит, не испытывая симпатии к докторской братии. «Два месяца – это не катастрофа, попью таблетки, и всё нормализуется», – думала Ирина. Олечка выдвигала различные гипотезы Ирининого недомогания, на что та лишь улыбалась: «Вместо того, чтобы гадать, лучше зарази меня своей болезнью, хочу немного поболеть», – говорила она, имея в виду беременность Ольги. «Не будем исключать и эту возможность», – обычно парировала Ольга, но Ирина только качала головой, нет, это было бы слишком невероятно. Забеременеть, будучи близкой с мужчиной один-единственный раз? Нет, невероятно! И, несмотря на уговоры Ольги купить в аптеке тест на беременность, продолжала упрямиться и настаивать на простуде. Наверное, в глубине её души жила слабая надежда на чудо, и погубить эту надежду она пока не осмеливалась. Дни меж тем сменяли друг друга, а Иринина проблема всё не решалась. Иногда Ирина подходила к зеркалу, сбрасывала бельё и, повернувшись боком к зеркальной поверхности, изучала свой живот. А вдруг? Она выгибала спину, и живот становился больше, а Ирина, точно зачарованная, надолго застывала перед собственным отражением, улыбаясь мечтательной улыбкой. В эти минуты она представляла, как, словно уточки, переваливаясь с ноги на ногу, они с Ольгой шагают по магазинам, неся гордо свои животики, и выбирают детские вещи, а дома их дожидаются Владимир с Евгением. И Ирина осторожно касалась руками своего живота, прислушиваясь к тому, что происходит внутри её организма. Иногда ей казалось, что она чувствует, как кто-то нежно трогает её изнутри невидимыми ручками или ножками, но тотчас по собственному желанию обрывала фантазии, боясь зайти в них слишком далеко.

«Как чудесно просыпаться утром с мыслью, что внутри тебя, возможно, зарождается новая жизнь. И пусть вероятность этого очень мала, я дам себе ещё немного блаженства неведения. Я заслужила это счастье – надеяться, что беременна от любимого человека. Что же, даже эта надежда даёт мне счастье, и кто меня осудит за мою глупость? Кто посмеет? Разве много было счастья в моей жизни, разве не из страданий она была соткана? Дайте мне право надеяться, мне это нужно».

В одну из выходных суббот Ирине позвонила Ольга и предложила прогуляться до ближайшего парка. Ольга жила за городом, подруг среди местных жителей она не приобрела, а будущей мамочке для её здоровья и здоровья малыша были необходимы регулярные моционы. Поэтому муж иногда привозил её в город, к Ирине, и девушки прогуливались по аллеям центрального парка, рассматривая молодых мамочек, и обсуждали протекание Ольгиной беременности. Девушки договорились встретиться в воскресенье около полудня, Ольга должна была зайти за подругой. Ирина с утра чувствовала какое-то недомогание, вероятно, скакало давление – следствие сосудистой дистонии, но, несмотря на головокружение, принялась за уборку. Она пропылесосила палас, покрывавший пол, прошлась щёткой по мебели и вдруг почувствовала, что отключается. Последнее, что она увидела и почувствовала – это белоснежный потолок над головой и сильный удар головой по чему-то острому…

…Ирина очнулась на гладкой поверхности кафельного пола. В открытое окно лились брызги утреннего солнца, с улицы доносились детские радостные крики. Ирина полежала немного, обводя ещё не вполне осмысленным взглядом кухонный интерьер, затем села на полу, потирая противно ноющую макушку. Рука нащупала влажную рану с затвердевшими волосами, скользнула ниже, вдоль шеи и замерла: Ирина не помнила места, в котором находилась. Что это за комната, где она, почему из головы сочится кровь? О занемевшую ногу тёрлась дымчатая кошка.

Память понемногу возвращалась, но какими-то рваными кусками, соединить которые воедино пока не получалось. Ирина помнила про звонок Ольги, помнила весь их недолгий разговор, вот только не могла понять, сколько времени прошло с момента его завершения. И почему она находится на кухне, ведь она хорошо помнила, что убиралась в гостиной. Ирина попыталась подняться с пола, она осторожно встала на колени, ухватилась руками за спинку кухонного кресла, и с большим трудом встала на ноги. Комната плыла перед глазами, слегка подташнивало, желудок неприятно сжимался. «Видимо от голода», – подумала Ирина и присела на угловой диванчик. Она решила не рисковать, и потому тихо сидела за кухонным столом, не делая резких движений. Часы на стене показывали половину двенадцатого, и Ирина просто ждала прихода Ольги, которая, как всегда в последнее время, помогла бы ей и делом, и словом.

На кухне работал приёмник. Звучала какая-то приятная мелодия, Ирина прислушалась:

«Эта любовь

Могла бы мимо нас пролететь.

Она могла бы не мне

Осколком острым сердце задеть.

И в самых долгих ночах,

Когда в душе сто лет холода,

В самом горьком из снов

Теперь нам будет сладко вдвоём!»

Пела её любимая певица, это был саундтрек к фильму, которого она не видела, но много читала о нём. Песня проникала в самые глубины сердца, будоражила, наворачивала на глаза слёзы. Ирина вспомнила про Евгения. «В самом горьком из снов теперь нам будет сладко вдвоём!» У Ирины даже потемнело в глазах: зачем она убежала от Евгения? Чего она добилась своей гордостью? Того, что плачет теперь о Евгении, не зная как что-то изменить? Ей был дан уникальный шанс быть с любимым человеком, а она, перечеркнув всё, умчалась в свой «Задрипанск». Чтобы вдали от Евгения насладиться своим горем, потому что кроме боли, она не приобрела НИЧЕГО. Кровь, стекая с затылка, капала на паркет, образуя причудливые узоры, похожие то на бегемота, то на большую грозовую тучу. Ирина плакала навзрыд, размазывая кровь, смешанную со слезами, по лицу. Ей снова казалось, что выхода не существует. Внезапно к горлу снова подступила дурнота, Ирина почувствовала, что слабеет, и, боясь, что не сможет подняться, когда придёт Ольга, встала и по стеночке дошла до входной двери. Теперь предстояло сделать следующее – открыть дверь и вернуться на кухню. Если с дверью Ирина справилась легко, то едва она сделала несколько шагов в сторону кухни, как пол зашатался под её ногами, Ирина ойкнула и, шаркая по обоям спиной, опустилась на холодную плитку. Рядом с ней легла её верная Вильгельмина.

В таком положении её и застала Ольга, когда после череды звонков, гулко отзывавшихся в квартире подруги, догадалась толкнуть дверь.

– Бог мой, Ириша, что случилось? – несмотря на внушительный животик, Ольга опустилась рядом с подругой и с тревогой заглянула той в лицо. Лоб Ирины был покрыт мелкой испариной, лицо побледнело, осунулось, большие зелёные глаза подёрнулись болью.

– Оль, мне что-то плохо.

– Что болит?

– Голова. Вот тут, – и Ирина наклонила голову, показав Ольге макушку с запёкшейся кровью.

– Господи, Ирин, тебе надо в больницу, срочно. Сейчас я позвоню Володе, он не должен был далеко отъехать. Сейчас, – и Ольга судорожно начала рыться в своей сумочке в поисках мобильного телефона. Ирина сквозь пелену, окутавшую её с ног до головы, наблюдала за действиями подруги и изо всех сил старалась не потерять сознание.

Владимир приехал быстро. Он легко взял Ирину на руки и понёс её к машине. Ольга тем временем запирала квартиру. Сквозь железную дверь до неё долетало утробное мяуканье Вильгельмины, почувствовавшей, видимо, что с её хозяйкой случилась беда.

Хирург элитной клиники, к которому доставили Ирину, оказался бывшим одноклассником Владимира. Он промыл рану, обработал её, зашил, после чего забросал пациентку дежурными вопросами. Ирина рассказала и о своём недомогании, и о том, что испугалась, очнувшись в незнакомой обстановке, и как потом память постепенно вернулась.

– Думаю, нужно сделать томограмму, и тогда станет понятно, куда же дальше рулить. И ещё я бы настоятельно советовал показаться нашему гинекологу, Алёне Геннадьевне. Она ведущий гинеколог клиники и очень хорошая женщина, поэтому её совсем не стоит бояться, – добавил одноклассник Владимира, имя которого она так и не смогла запомнить, увидев, как по лицу Ирины пробежала тень.

Ольга проводила Ирину до кабинета гинеколога и осталась ждать в холле результата осмотра подруги. Она была почти уверена в том, что Ирина находится не в менее интересном положении, нежели она сама.

– Девушка, а где ж вы раньше-то были? Вы на третьем месяце беременности.

– Просто я думала, что всё наладится.

– Думали вы. И как, по вашему мнению, всё должно было наладиться? Вы меня удивляете, Ирина, в ваши года о таком событии нужно знать наверняка, а не надеяться на «авось», – Алёна Геннадьевна покачала головой. Но несмотря на внешнюю строгость, она оказалась милой пожилой женщиной, с копной синеватых волос, уложенных по последней моде: «Денис Алексеевич поступил весьма мудро, направив вас ко мне. Кстати вы в курсе, что он владелец этой клиники? Нет? И не только владелец, но главный лечащий врач. Со своей стороны считаю, что вам необходимо подлечиться, своё мнение я доведу до Дениса Алексеевича. А теперь можете одеваться. Приём окончен».

Ирина не вышла, а вывалилась из кабинета. Дурнота отступила, голова была ясная и пустая, единственная мысль, которая в ней билась, была: «Я беременна». И всё-таки чудо единственной ночи любви произошло – в ней зародилась новая жизнь, частичка человека, которого она полюбила так сильно, что не думать о нём, означало не дышать и не жить.

– Милая, я уже всё знаю. Поздравляю, Ириш! Представляешь, наши мечты сбылись. Помнишь, мы мечтали вместе ходить по детским отдельчикам, присматривая распашонки и пинеточки для наших малышей? Так вот, всё это наяву, понимаешь. Ты ждёшь от НЕГО ребёнка! Евгений должен поддержать тебя, обязательно позвони ему прямо сейчас. Скажи адрес клиники.

– Нет, Оль. Ты же знаешь – это невозможно. Он уехал, и ни письма, ни звонка. Зачем я ему, да ещё и с ребёнком? У него уже есть взрослая дочь. Что же делать?

– Рожать, что же ещё, или ты про глупости какие думаешь? Забудь, в твоём возрасте это чревато. Денис сказал, что тебе нужно недельку понаблюдаться у здешних врачей. Халат и тапочки мы тебе привезём. Вильгельмина пока поживёт у нас. Так что отдыхай и ни о чём не думай.

Ребёнок… Как странно, внутри у неё живое существо, которое через какое-то время превратится в мальчика или девочку. Наверное, на небесных скрижалях уже определено кто это будет. А она чувствует только грусть, потому что ребёнок никогда не увидит своего отца, только если на страницах специализированной литературы. И из роддома её придут забирать Владимир и Олечка, Володька, наверное, будет играть роль счастливого отца. Друзья довезут её с малышом до квартиры, поднимут бокалы за новорожденного, и оставят одну. Наедине с малышом. Но одну. Как жаль, что бабушка ушла так рано, ей было всего семьдесят два. Она смогла бы научить Ирину как пеленать маленького, научила бы её готовить смеси, да просто поддержала бы морально, ведь в последнее время они неплохо ладили, даже подружились.

– И о чём пригорюнилась будущая мамочка? – Ирина вздрогнула и подняла глаза: возле её постели стояла Алёна Геннадьевна и улыбалась: «Голубушка, нехорошо грустить, когда у тебя такое счастье».

– Счастье? В чём оно состоит? В том, что у малыша никогда не будет отца? – и Ирина заплакала. Тихо и беззвучно, отвернувшись в подушку, чтобы её слабость не видела врач.

– Да полно тебе, девочка. Ты думаешь, ты одна такая? Я своего сына одна подняла и ничего. Тяжело было, бывало, и плакала, и в депрессию впадала, только как погляжу на своё дитя – думаю, а оно-то тут при чём? Разве ребёнок виноват в том, что у меня жизнь не сложилась? В том, что тратила своё время на женатого человека, а потом оказалась ему не нужна с животом? Кто мешал мне искать холостого? Твой-то женатый что ли?

– Нет. В разводе. Но это ничего не меняет. Он меня не любит.

– Но дитя-то он должен будет признать. Ребёнок есть ребёнок. Даст малышу свою фамилию, ну, если, конечно, он нормальный мужик, но ты ведь не могла полюбить скотину бессердечную.

– Алёна Геннадьевна, мне так плохо, я совсем одна…

– Ну-ка, Ириночка, давайте поступим следующим образом. Я сейчас попрошу принести в палату чаю, мы спокойно посидим вот тут, возле окна, полюбуемся окрестными видами, попьём чаю с печеньем. А потом вы мне расскажете о том, что вас гнетёт. Хорошо?

Ирина повернула заплаканное лицо, взглянула в глаза своему лечащему врачу, немного подумала и кивнула в знак согласия.

– Вот и отлично.

Ирина никогда раньше не исповедовалась. Не то, чтобы она не верила в существование Бога, просто как-то не сложилось. Да и не привыкла она жаловаться, суровое испытание интернатом сделало своё дело, Ирина знала, что может рассчитывать лишь на себя. Только иногда это было очень трудно: знать, что ты одинока в этом мире, и никто не протянет тебе руку помощи. Алёна Геннадьевна слушала внимательно, не перебивая, а Ирина впервые в жизни изливала свою душу. До самого донышка, начиная с детства, с маленьких обид и несчастий – до боли, которую она носила в себе вот уже больше года. Две женщины, познавшие в своей жизни немало лишений, они прекрасно понимали друг друга, иногда Ирине даже не нужно было говорить, молчание было красноречивее любых самых точных слов и описаний. Уже давно стемнело, и комната освещалась лишь неярким свечением ночника, когда Иринин рассказ подошёл к концу.

Алёна Геннадьевна плакала. Она понимала, что единственное, чем она могла помочь этой девушке с непростым прошлым – это своим участием в её судьбе. Ирина ни в коем случае не должна была ощущать своё одиночество, ведь от её душевного состояния зависело здоровье её ребёнка. Следовало действовать. Во-первых, необходимо было посоветоваться с подругой Ирины, Ольгой, и, во-вторых, неплохо было бы ненавязчиво ввести в круг общения Ирины психолога клиники, который когда-то очень помог ей самой.

В то время, как Ирина делилась с Алёной Геннадьевной своими горестями, в родовом гнезде Шушенских тоже не спали. Ольга ходила взад-вперёд по гостиной, пытаясь донести до мужа свои идеи насчёт будущего подруги. Владимир безуспешно пытался утихомирить жену.

– Ирина не должна взваливать на себя весь груз ответственности за случившееся. Да, она влюбилась, потеряла голову, но он-то взрослый мужик! Должен был позаботиться о предохранении, если не хотел продолжать отношения. Хотя о чём я говорю: Иринка сбежала, как школьница, не дала парню опомниться и подумать. И что теперь делать? Что? Как она будет поднимать малыша в одиночку? Конечно, мы поможем, мы постараемся стать её семьёй, но ей нужен мужчина, без мужика женщина засыхает и опускается. Ох, ну что же делать? Зачем я дала слово не звонить Евгению, Иринка просто вырвала у меня обещание не делать этого! Ну хорошо, я не могу позвонить, но ты-то можешь, – сказала Ольга, обращаясь к мужу: «Да, точно, у тебя же сеть ресторанов и кафе! Ты можешь встретиться с Евгением на предмет сотрудничества».