Читать книгу: «Blank», страница 5

Не хочется признавать, но мне, кажется, я скучаю по тем мгновения. Понимаю, это кажется глупым, но что-то внутри меня желает вновь пережить этот страх, адреналин. В стенах госпиталя это невозможно. Палмер говорит, это из-за опухоли, что-то там привыкло к постоянному стрессу. Тело желает этого, но сам бы я в гробу видел эти ужасы. От одной лишь мысли оказаться на фронте меня передергивает… но я не могу сказать отчего: то ли от страха и ужаса, то ли от возбуждения. Я сам себе становлюсь противным.

Это внутренняя борьба сказалась и на моей внешности. Я сильно оброс, отрастил бороду, почти догнав Палмера. Каждый день по возможности я проводил в тренировочном пункте. Здесь люди вновь учатся ходить, разрабатывают мышцы после комы, а кто-то, наверно, также как и я, не хочет оставаться со своими мыслями на едине. Впервые я нехотя пришел сюда, но Палмер был настойчив. И раз за разом мне становилось все легче. Лишь там мне удавалось без вреда для других выплескивать мои вспышки гнева.

А так обычно день не отличался от другого. Может и это сыграло роль в моем противоречии. Мой «отец», ну или мужчина, что назвался им, так и не появился. В гробу бы я его видел. Если честно, Палмер стал мне новым отцом.

Сегодня утром Палмер зашел в мою палату с необычной ухмылкой на лице.

– Даниэль, у меня для тебя прекрасная новость, – его борода так и подпрыгивала от улыбки. – Последние анализы говорят, что ты почти восстановился. Ты вновь сможешь спасать людей и главное отомстить за свой дом и родных.

– Ч-что… ты сказал? – я запнулся на полуслове. Я уже смирился, что всю жизнь проведу в различных госпиталях, и такая новость меня даже шокировала. Мой пораженный мозг не понимал, как нужно правильно отреагировать. Несколько мгновений я был парализован новостью, а потом это сменилось улыбкой и слезами… самыми настоящими слезами счастья. Спустя пару минут я все же смог взять контроль над своими эмоциями.

– Сегодня мы покинем Сивиллу, транспортник отвезет нас прямо до моего бункера. Там-то и начнется твоя новая жизнь. Мне нужно еще кое-что доделать перед отъездом, так что потерпи еще несколько часов.

– Палмер, а как же госпиталь? Разве вы можете так просто его покинуть?

– Даже сейчас вы думаете о других, я не ошибся в своем выборе. Я волонтер в Сивилле, но мне нужны были люди, в чьих сердца горит жажда… Люди, что повидали ужас, но смогли утихомирить бурю сомнений в своем сердце. Как-то через чур поэтично получилось.

– Тогда я благодарен, что вы выбрали меня.

– Это я тебе благодарен, – сказал он, выходя из палаты.

Так я остался ждать его возвращения. Время тянулось так долго, что я уже не мог смотреть на эти проклятые мониторы. Медицинское оборудование, словно специально, стало все чащи пищать. С каждым разом оно казалось все громче. Я сгорал от нетерпения.

Так прошло два часа, Палмер наконец вернулся, в его руках было пара чемоданов и рюкзак за спиной.

– Ну что ж, в дорогу! – Я взял половину груза и последовал за ним, вдоль коридора.

Уже перед выходом из госпиталя, я немного заволновался. Палмер открыл дверь, и передо мной показался новый мир: зеленые луга, что виднелись до горизонта; небольшие здания, что скрывались за металлическими заборами; повсюду находились такие же госпитали. Я впервые увидел что-то вне госпиталя за последний год.

– Даниэль, сюда! – крикнул Палмер откуда-то из-за спины. Он стоял возле транспортника. Так мы покинули Сивиллу.

На дорогу до бункера ушло несколько дней. Я отчетливо запомнил разницу между Сивиллой и остальным миром: огромная территория полностью уничтожена; в некоторых захудалых деревеньках все еще живут старики; я даже видел черные от взрывов поля, что были заполнены надгробиями и крестами. Запасов, что прихватил Палмер, еле как хватило на нас обоих.

Бункер находился на краю с устоявшимся фронтом, поэтому иногда где-то вдалеке издавались «глухие» взрывы. Когда мы приехали, была видна лишь пустошь. С помощью какого-то пульта, Палмер отключил голограмму, что скрывала вход в бункер. Черный металлический квадрат сильно выделялся среди всей это пепельной земли. За ним была лестница, что змеей уходила куда-то очень глубоко. Всю дорогу освещали светодиодные панели, что были установлены прямо в бетонные стены. В глубине скрывались: небольшой штаб с множеством экранов; пищевой блок; казармы и еще несколько тренировочных отсеков. Так я впервые оказался там.

Прошло примерно три месяца, как меня впервые отправили на боевую операцию. Все это время Палмер всячески подготавливал меня к ним. Тренировки, тренировки и еще раз тренировки. Мне здесь нравилось.

Меня познакомили с нашей командой: группа ученых, что наблюдали за нашими показателями, и чем-то там еще; генерал Жаковски, что и заведовал всеми операциями, уже седой мужчина в годах, но еще не уступающий в силе молодым; Палмер как выяснилось офицер-медик, второй после Жаковски; персонал, обслуживающий штаб; ну и я с другими солдатами, принявшими участие в этом проекте.

Около двадцати человек: кто-то был старше, а кто-то даже младше меня. Хотя меня они вообще не волновали, я даже имена их не запомнил, поэтому звал всех позывными. Из-за этого меня сразу же и невзлюбили – первой же ночью меня избили всей казармой. Командованию тоже не нравилось моё присутствие, поэтому они закрыли глаза на это, но не поверите, но мне это даже понравилось.

Утром после тренировки это повторилось в душе. Помню, что получил удар по голове сзади, а потом только размытые образы красных оттенков. Следующее, что я помню – это кровь, что стекает в водосток и несколько парней избитые до полусмерти, как и я. Мои костяшки избиты, а на лице было подобие радости и умиротворения. На это закрывать глаза уже было нельзя, и нас всех на три недели поместили в изолятор, ведь никто не сознался. После этого ко мне никто не приставал, а мне этого даже не хватало.

День первой операции. Мы каждый надели костюмы, что носили на тренировках. Он защищал от небольшого калибра и зарядов малой мощности: был оснащен системой фильтрации воздуха и счетчиком Гейгера; ночное и инфракрасное зрение; инъекции адреналина при специальной команде; из оружия в нем был лишь клинок в правом предплечий, который я обожал, да и сам костюм сильно увеличивал физические возможности; остальное вооружение было для лишь балластом.

Сама операция немного разочаровала меня – ночлег мародёров, что паразитировали на отступающих и отстающих конвоях и отрядах. На самой операции коммуникационная сеть начала сбоить, поэтому без приказов я ринулся вперед, выдав наше присутствие.

Началось всё с дозы адреналина и нескольких убитых мародеров. Пробитая грудная клетка клинком насквозь и поднятая туша надо мной с теплым кровавым душем. Отбросив труп, я понесся к следующему, которого припечатал к стене плечом, сломав кости и раздавив органы, и снес голову с разворота клинком. С последним из часовых мне пришлось повозиться – у него был похожий экзоскелет без шлема, но собранный в кустарных условиях. После недолгой потасовки мне удалось уронить его на колени – разорвать ему щеки, засунув пальцы в рот, и в дальнейшем оторвать челюсть, оставив истекать кровью.

Все в лагере уже подготовились, но я успешно вырезал и рвал на части одного за другим. Кто-то успел достать тяжелое вооружение, которое уже зацепило меня, но я почти не почувствовал ранение, а даже наоборот возбудился. Я рывком хотел сократить дистанцию, но мой взвод уже подошел и сам уничтожил огневую точку. Я почти бросился за бежавшими остатками мародеров, но на пути встал отряд. Меня остановили и пригрозили трибуналом за самосуд и неподчинению приказам. Я их даже не слушал, а просто вырвался и нагнал беглецов, расчленив каждого.

Я не помню лиц убитых, лишь переполняющую меня эйфорию. Взвод с недоумением и отвращением смотрел на меня. За нарушение приказа и самосуд меня вновь закрыли в изолятор, несмотря на мой рапорт об отсутствии у меня связи во время операции. Тишина и холодные стены сводили меня с ума. Было слишком тихо!

Палмер пришел ко мне этой ночью.

– Даниэль, что ты чувствуешь после сегодняшней операции?

– Удовлетворение. Покой.

– Может хочешь знать, кем были эти люди?

– Нет, нисколько.

– Что ты чувствовал в процессе?

– Прекрасно я себя чувствовал. Может разочарование – их было маловато, – я начал испытывать раздражение.

– Как твоё ранение?

– … В норме, – я о нем вспомнил только после его слов.

– Прекрасно, Даниэль. Начало положено – мы приближаемся к выполнению нашей цели.

– А сидеть в этой дыре тоже часть нашей цели?! – я врезал по железной двери, что нас разделяла.

– Это лишь формальность, чтобы поддерживать порядок. Вскоре нам больше не будут нужны остальные твои сослуживцы. Мы с тобой покараем всё это отребье и погань! – я впервые услышал от Палмера похожие слова. Обычно он сдержанный и учтивый доктор, но такой он мне даже больше нравился.

После дней, проведенных в изоляторе, во мне скопилось куча энергии. Мои кулаки буквально чесались, ведь я содрал все костяшки об эти каменные стены, но к счастью на тренировках я вновь смог спустить пар.

Остальные стали еще более презрительно смотреть на меня, а кто-то даже боялся. Раньше мне было бы все равно, но как выяснилось они играют непосредственную роль в моей жизни. Любой порыв, неверный поступок и я вновь в изоляторе, а я туда не хочу возвращаться. Мое нейтральное отношение сменилось сначала на неприязнь, а потом уже на откровенную ненависть. Я старался сдерживать ее в глубине себя, ведь у меня остался последний шанс. Солдаты, что постоянно пребывают в изоляторе без видимого результата списываются в запас. Для меня это равноценно смерти – тихая и спокойная жизнь за фронтом сожрет меня изнутри.

На этой почве я попросил Палмера увеличить дозу лекарств. Некоторая странность: Палмер был главным офицером-медиком здесь; все получали медикаменты в лазарете, как и я со всеми; но Палмер передавал мне другие мои лекарства без свидетелей. Это меня не волновало, меня волновало то, что будто лекарства лишь усугубляли ситуацию. Кажется, у меня началась адреналиновая ломка. Эффект от тренировок с каждым разом становился все меньше. Пока в один момент я не услышал большое количество шагов, как будто бежало несколько экзоскелетов. Я обернулся, сжав кулак для вызова клинка – кроме меня, в комнате никого не было. Тогда посчитал, что просто показалось.

Через пару дней я стал слышать чей-то навязчивый голос, что всегда меня отзывает, и каждый раз позади была лишь пустота. Меня это сильно раздражало, словно кто-то надо мной издевается. Спустя два дня их стало больше. Неразборчивые слова словно летали вокруг меня: шепот из-за угла, под кроватью, где-то в дальнем углу части, даже под одеждой, и внутри головы. Я уже позабыл какого их вновь слышать. Это все повторялось пока Палмер не выдал нам новую задачу.

– Завтра у вас вновь появится возможность отомстить за ваших близких. На востоке находится вражеский лагерь. – говорил он параллельно, указывая на голографическую карту местности. – Они уже не беспокоятся о предосторожности и находятся слишком близко к линии фронта. Руками тех солдат совершаются рейды в тыл и саботаж. Из-за них некоторые поставки провизии на фронт были уничтожены. У них нет совести и сострадания, так что и вы можете позабыть о своих.

Всю ночь я предвкушал эту операцию. После выписки из госпиталя меня мучает бессонница. Теперь уснуть в тишине становится почти невозможно. Я снова вернулся к снотворным, что раньше сильно меня выручали.

В тот момент я не понимал, что на завтрашней операции потеряю самого себя. Точнее, то малое, что осталось от меня. После чего я лишусь последней возможности остаться человеком, и превращусь в отвратительного монстра.

– Если честно… я жалею, что не погиб при штурме Равиля… Тогда бы многие прожили более счастливую жизнь, – на этом моменте на меня накатили эмоции, которые я давно сдерживал.

Все мои слушатели смотрели на меня с пониманием, а Майкл похлопал меня по плечу со словами: «Ты молодец». От этого становилось лишь хуже, ведь я вряд ли заслуживал какой-либо поддержки. Хотя они еще не знают главного…

Ночью следующего дня все активно готовились к предстоящей операции: кто-то вновь повторял план и карту местности; кто-то напоследок решил потренироваться, а другие, наоборот, провести последние минуты в тишине; были даже те, кто кому-то там молился.

Транспортник высадил нас в паре километрах от вражеского лагеря. Хотя он не был похож на лагерь – кривая каменная церковь с издырявленной крышей, а рядом находился небольшой амбар. Размерами церковь напоминала госпиталь в Сивилле. На периметре виднелось лишь несколько вооруженных солдат.

Эму: – Устроились в церкви, иуды?! Совесть-то не мучает?! – произнес самый верующий из нас. Вот только как он согласился на всё это, будучи религиозным человеком, для меня все еще загадка.

Фогги: – Собрались, действуем по плану. И это, Даниэль, верно? Надеюсь, такого как в прошлый раз не повторится, – вы не поверите, насколько сильно я хотел разбить его самоуверенное лицо. В конце концов я смог сдержать себя, ответив ему молчанием.

Все заняли позиции и по сигналу начался штурм. На заднем входе стояло пара солдат, рывком ринулся к ним, выставив клинок вперед, целясь в горло ближайшего солдата. Он успел среагировать, прикрывшись винтовкой, которую я пробил, и отвести клинок вверх, зацепив лишь щеку и глаз. Я прямым пинком оттолкнул второго и с силой опустил клинок с винтовкой вниз, потом, толкая противника в стену, пронзил его грудь и стену. Достав клинок из стены, я прикрылся от очереди оставшегося его сослуживцем. Кинул труп в него и, воспользовавшись его замешательство от потери товарища, зарезал и его.

Адреналин вновь пустился по моим венам, и я уже в улыбке смотрел на их трупы. С других сторон церкви я услышал глухие выстрелы. Я проломил деревянную дверь и оказался внутри. Там оказалось темно, и все включили фонари, приготовившись стрелять. Я и сам бы уже расчленял местных жителей, но там оказались лишь дети. Они скучковались в одну большую массу, не переставая дрожать. Мы все были шокированы, а связь, как назло, вновь пропала.

Бейкер: – Дети? Что они здесь делают?

Фогги: – Бейк, попробуй еще раз связать нас со штабом. Даня, смотри за детьми. Остальные осмотритесь здесь – возможно это засада.

Не знаю почему, но мой запал полностью потух при виде детей. Может, так откликается все то хорошее, что осталось где-то в глубине моего воспаленного мозга.

Фогги: – База, прием. База, прием!

Бейкер: – Все в помехах, что-то глушит ее.

Пока все сотрясали воздух, я подошел к детям. У многих была порванная одежда, в конце комнаты, возле разрушенной статуи Иисуса, виднелись столы с консервами, а рядом несколько бутылей с водой.

«Где они все это взяли? И кто их всем этим обеспечивал? Если это, что-то на подобии лагеря то, где все взрослые или какой-либо персонал? Те солдаты снаружи не показались мне детскими сиделками, скорее старожилами. Так что же здесь случилось?»

Я снял свой шлем, и сел рядом с детьми. Всей своей дрожащей «кучкой» они отодвинулись от меня. Передо мной сидели мальчики и девочки разных возрастов.

– Малыши, где ваши родители? – в ответ я получил лишь молчание, а кто-то в задних рядах стал тихонько плакать. – Понятно…

К этому моменту вернулся Эму и Снек.

Эму: – В зале чисто.

Снек: – В служебных комнатах все так же пусто.

Фогги: – Ребята, что вы здесь делаете? – Фогги вдруг присоединился ко мне.

– Маму и папу забрали, а нам сказали сидеть здесь, – произнесла одна рыженькая девочка, едва сдерживая слезы.

Фогги: – … Здесь еще кто-то есть?

– Нас выпустили поесть, а остальные сейчас в амбаре. Им наверно тоже сейчас очень страшно.

Фогги: – Эму и Бейкер, сходите проверьте. И будьте внимательны, – они немного поворчали, когда уходили.

Я заметил, что остальные дети уползи в дальний угол и зажали уши. Спустя несколько секунд издался мощный взрыв со стороны амбара. От взрыва вынесло все заколоченные окна, весь отряд упал на пол. Кривая крыша церкви полностью обрушилась на землю.

Амбар находился в семидесяти метрах от церкви, но меня не слабо так оглушило. В глазах все кружилась, и в этом водовороте я увидел убегающих в другой зал детей. Ко мне кто-то подошел и помог встать.

Бэджерс: – Все целы?

Фогги: – Вроде да. Где произошел взрыв?

Снек: – ТВОЮ МАТЬ! – сквозь окно открывался вид на амбар. Вместо него теперь лишь воронка с черной землей и угольные остатки конструкций. Повсюду разбросаны обломки металла и дерева, вперемешку с человеческими органами.

Возле воронки виднеются два обугленных тела. Фогги и Бэджерс отнесли тела подальше от очага взрыва, и было ясно чьи они были: у одного трупа вывалились обгорелые остатки позвоночника; остатки брони слипались с костями, а вся кожа почти полностью обгорела; тела были пробиты дробью, а издырявленные органы лежали в нескольких метрах от них; конечности, если и сохранились, то в обжаренном состоянии.

Фогги: – СУКА!! Это ведь я приказал им туда пойти…

Бэджерс: – На их месте мог быть каждый… Нам нужно думать о том, кто это устроил.

Снек: – Где дети?

Бэджерс: – Кажется, они куда-то убежали еще до взрыва.

Снек: – Вот твари! Они знали про взрывчатку! Я найду их! – он пулей залетел в обратно в церковь, игнорируя приказы Фогги.

Все побежали за ним. На входе в другой зал что-то щёлкнуло под его ногами – он успел отпрыгнуть в сторону, сгруппировавшись и направив кинетический шит в сторону взрывчатки. Взрыв отбросил Снека в стену, выкинув его на улицу. Всех откинуло взрывной волной. Взрыв был намного слабее предыдущего, но его хватило, чтоб оторвать ноги Снеку. На всю церковь издавались его ужасные вопли. Кровь лилась рекой, а все, что осталось ниже колена – это обжаренные мясо и кости.

Снек: А-а-а-а!!!! ЭТИ ТВАРИ! Я… Я…

Фогги активировал аварийный режим на костюме Снека. Снека сразу же усыпило, а сам костюм перешел на жизнеобеспечивающий режим. Фогги приказал солдату остаться со Снеком и пытаться связаться со штабом, а сам остался руководить операцией.

Бэджерс: – Неужели это правда?

Фогги: – … Найти их. Будут сопротивляться – убить каждого, – его глаза резко стали пустыми, и одновременно хладнокровными. Прежнее отчаяние сменилось злобой и решимостью.

– Это дети, идиот!

Фогги: – Они враги и не более!

– Еще неизвестно, что это они! Вдруг это ловушка конфедератов! Кем ты будешь, если перестреляешь десятки детей?!

Фогги: – Солдатом, – он нажал кнопку на запястье, после я ощутил разряд электричества, из-за которого я машинально обнажил клинок, и всю тяжесть экзоскелета. Весь мой костюм был отключен. Голова трещала еще после первого взрыва, ведь я встретил его без шлема. Может и поэтому я сразу же вырубился.

Я очнулся от стрельбы в другом зале. Все вокруг кружилось, а меня сильно тошнило. Эхом из другого зала издавались выстрелы и крики Фогги.

– ВЫЛЕЗАЙТЕ ОТТУДА! – кричал он. Как оказалось, под одной и статуй оказалось что-то на подобии бункера, куда и сбежали дети.

Мне даже моргать было больно, а про любые движения я молчу. Все мое нутро кричало, чтобы я помог этим детям. За долгое время, проведенное в проекте, в моей голове вновь издались «выстрелы», разъедающие мою черепную коробку.

– Давай… Тебе нужно встать…

– Твои родители были бы разочарованны тобой, если бы позволил детям умирать…

– Зачем ты так тренировался, если не можешь просто встать?..

– Жалкое зрелище…

– Руки целы… ноги тоже, вставай…

– ЗАТКНИТЕСЬ! – шепоты, что прежне были еле слышимы и неразборчивы, стали оглушать меня.

– Тебе их не жаль?

– Может и правда было бы лучше, чтобы ты тогда сдох…

– Их смерти будут на твоей совести…

– Что вы предлагаете делать?..

– Ты и сам знаешь… – я почувствовал напряжение в руке с клинком.

– Так они не помешают вам с Палмером…

Предложения водоворотом смешивались в моей голове, и с каждым разом били все сильнее по моей, итак, больной психике. В итоге я сломался, но вдруг я услышал детские крики и голос Фогги.

– ПОЖАЛУЙСТА, ОТПУСТИ! НАШИХ РОДИТЕЛЕЙ КУДА-ТО ЗАБРАЛИ, А НАС ЗАСТАВЛЯЛИ. МЫ НЕ ВИНО… – крик девочки, захлёбывайся слезами, сменился выстрелом.

Фогги начал расстреливать остальных детей. Я слышал лишь вопли и мольбы детей. В этот момент «выстрелы» в моей голове стали стрелять все чаще, пока не издался один большой «взрыв». Я тут же вырубился. Теперь я понимаю, что тогда все хорошее во мне сломалось…

Я проснулся в медпункте нашего бункера, рядом со мной стоял Палмер, что-то судорожно рассматривая на мониторах.

– Опухоль сильно разрослась с прошлого осмотра – такими темпами ему останется немного. Неужели я перестарался…

О чем это он? Внутри моей головы гудел белый шум. Голоса, что недавно кружились в моей голове – затихли или слились в едино, образуя тот самый шум. Я хотел, чтобы так и продолжалось, поэтому притворился спящим. Спустя несколько минут в палату зашел генерал Жаковски.

– И все это цена одной ошибки, – сказал он, бросив беглый взгляд по палате. Со мной еще лежало несколько солдат, что пострадали от всех этих взрывов. – Как состояние Даниэля?

– Поправляется, с ним все будет хорошо, – Палмер врал Жаковски прямо в лицо.

– Я читал рапорт. Как проснется он попадет под трибунал, на котором будем решать его судьбу- он бросил на меня взгляд, наполненный отвращением.

– Вы не можете…!

– Доктор Палмер, как бы я не уважал ваши труды в науке и способности в медицине, я не позволю нарушать дисциплину. Он должен быть благодарен судьбе, что Фогги не пустил ему пулю в лоб, на что он имел полное право, – Жаковски вышел из палаты.

– Твою мать! – в ярости Палмер врезал по каменной стене, после ушел в своей кабинет. Я немного полежал в койке, осмысливая произошедшее. Сквозь шум в моей голове прорвались голоса, что в вперемешку с моими мыслями повторяли лишь одно:

«Я СКОРЕЕ УМРУ, ЧЕМ ВЕРНУСЬ!»

Я оторвал все капельницы с датчиками и встал с койки. Остальные в палате с непониманием смотрели на меня. В глазах все еще немного шаталось, но я все же вышел из медпункта. Опираясь на стену, дошел до арсенала, охраняемого одним солдатом. Сейчас шли тренировки, так что зал был пустой. Были лишь некоторые ученые, что никак на меня не отреагировали.

Когда зашел в арсенал, и меня остановил охранник, я свалился на колени. Он попытался помочь мне, но я с силой прижал его к стене, ударив головой в лицо, и вгрызся ему в шею. Мне удалось перекусить сонную артерию и разбить его затылок о стену.

Первым делом надел свой костюм. Двойная доза адреналина подарила мне эйфорию. Я позабыл о боли и тошноте.

– УБЕЙ!

– ПРИРЕЖЬ ИХ ВСЕХ!

– ПУСТЬ ВСЕ ЗАЛЬЕТСЯ КРОВЬЮ!

Я обнажил свой клинок и повредил все двери арсенала, чтобы в него было невозможно попасть – так точно никто не помешает. На скрежет металла прибежали двое ученных. Одним рывком я вдавил одного в стену, а другому распорол брюхо. Ближайшие мгновения я наслаждался их предсмертной агонией. Я захватил с собой оружие и разную взрывчатку.

Я побежал дальше и, спустя несколько минут, на весь бункер звучала сирена. Ну вот, они испортили сюрприз, но еще есть время. Я бежал к пункту управления бункера, попутно убивая, попавшихся людей. Перед дверьми стояло несколько растерянных охранников которые пытались попасть в закрытый пункт и которых я расстрелял на ходу. Сломать открытые двери это одно, а вскрывать запертые гораздо сложнее. Вдруг сквозь панель на стене со мной кто-то заговорил.

– Даниэль, это ты?

– Мы знакомы?

– Ты меня не знаешь, но я, можно сказать, друг Палмера. Я помогал ему с его опытами и выполнял его некоторые грязные поручения. Ты замечал их на своих операциях.

– Ты глушил связь у меня?

– Все, как хотел Палмер.

– И зачем ему это было нужно?

– Так еще не понял? Он хотел дать тебе максимально возможную свободу. Правда и за нее пришлось платить, – дверь пункта управления открылась. Я увидел мужчину в возрасте с небольшой сединой и пышными усами. Один его глаз заменен кибернетическим имплантатом.

– Они узнают, что ты мне помог.

– Нет, если они все будут мертвы. Ты внес хаос во всё, и в наши планы. Мы уже готовились, и Жаковски начал что-то подозревать. Палмер сказал содействовать тебе, – в пункте были застреленные офицеры.

Я оставил его у пультов выполнять мои инструкции – началось самое веселое: были заблокированы входы и выходы; выключены сирену, ведь она меня отвлекала; отключил связь и полностью вырубил освещение.

Сейчас в бункере двадцать солдат и около десяти человек персонала. По камерам видно: что половина солдат была закрыта в тренировочных отсеках и пытались аварийным способом открыть выход, а другие стояли возле искорёженной двери арсенала; в медпункте почти все задыхались или ползали по полу, ведь было отключено и их оборудование.

А вот и первые гости – Бэджерс вместе с тремя солдатами бежали прямо ко мне. Они были вооружены пистолетами, а сам Бэджерс был в броне.

Я активировал разрывную гранату, встав у самой двери, и начался обратный отчет. И когда я понял, что гости уже на подходе бросил ее к ним. Издался взрыв, и все стены запачкались кровью и копотью. Когда я вышел, Бэджерс стоял на одном колене ко мне спиной, наклонившись вперед – он прикрыл двоих солдат своим щитом, который впитал весь взрыв, но не выдержав, отключился. Взрыв убил лишь одного солдата, двоих оглушил и сбил с ног. Бэджерс весь дрожал и с трудом поднялся.

Бэджерс обнажил свой клинок и побежал на меня. Он был хорошим стрелком, но в ближнем бою ему меня не победить. Поэтому стоило мне уклониться от его атаки, как после одним рывком я рассек его руку до самого плеча. Бэджерс почти сразу же завопил, пытаясь сдерживать боль.

Я пнул и втоптал его в бетон, а после снял его шлем и рассек его грудную броню. Под ней сквозь кожу торчали сломанные ребра. Я вырвал парочку, что показались самыми целыми и острыми, и пронзил ими его глаза. Его крики меня приятно оглушали. Ребра вышли с другой стороны черепа, вперемешку с его мозгами. На его лице застыл ужас. Меня аж передёрнуло.

Вдруг в мой шлем прилетела пуля – шлем немного пострадал, и меня слегка откинуло. Мне не было больно, лишь злоба за потерянный момент удовольствия. Когда я поднял глаза, увидел Снека в середине коридора. Он стоял, опираясь на стену, и опустошал в меня обойму.

Я схватил оглушенного солдата и использовал его как живой щит. Снек пытался стрелять в полной темноте, но безуспешно – пару раз он задел бедолагу. Когда я был уже в нескольких метрах от него, со всей силы бросил свой «щит» прямо в него. От удара о стену тот солдат сломал шею и моментально умер. Снеку же повредило его полимерные протезы ног. Он лежал на полу в отчаянных попытках поднять труп, что придавил его. Не удивительно, ведь он лишь недавно очухался после той операции. Когда я уже стоял над ним, он потянулся к оружию, что лежало вблизи его. Как бы он не старался – ему всегда не хватало нескольких сантиметров.

Своей ногой я раздробил ему кисть, что тянулась к оружию. После я оторвал его протезы в сопровождении криков Снека. И его же протезами разбил ему позвоночник, а затем и череп. Моя броня была покрыта кровью еще одного моего сослуживца. Остался лишь Фогги и Жаковски.

В зале я расстрелял группу, что устроила мне засаду. Как только я вышел из-за угла мои датчики завопили. Группа солдат в полнейшей тьме стреляла в свет от моего костюма – пришлось использовать энергетический щит. Но все же мой костюм немного пострадал – отключились датчики движения. По камерам Фогги был среди тех, кто остался в тренировочных отсеках.

Когда я стал подходить к ним, кто-то врезался в меня сбоку. В стену меня впечатал Фогги, прижимая меня к стене и пытаясь убить клинком. Я оттолкнул его назад и начал защищаться клинком, но Фогги взял мой клинок на излом и сломал его, попутно сбивая меня с ног. Я тут же активировал щит, по которому Фогги активно атаковал своим клинком. Я уже использовал щит, и заряда осталось немного, поэтому я им же оттолкнул Фогги, сбив его с ног.

Я оттолкнулся от стены и перекатился к нему, заблокировав его конечности. Фогги активировал свой щит, что немного меня оттолкнул – это дало ему немного свободы, и он увеличил дистанцию, между нами.

Правда его винтовка осталась лежать рядом со мной. У меня на магнитной кобуре за спиной остался еще дробовик, но я хотел своими руками придушить эту сволочь. Я сократил дистанцию рывком, уклонился от пару взмахов клинком и поймал его руку с клинком, приложившись головой ему в лицо. Он увернулся от одного моего удара и приложил меня щитом, на мгновение оглушив меня и пытаясь освободить клинок. Фогги оттолкнул меня, сбив с ног, и побежал к своей винтовке.

В глазах все немного пошатывалось, кажется, повреждения шлема все же сказались и на мне. Я ввел остатки адреналина и меня вновь переполнило энергией. Я побежал к Фогги, который уже в перекате схватил винтовку и развернулся в процессе, и в прыжке ударил его обеими ногами, откинув его в стену.

Он словно ненадолго потерял сознание, сидя у стены, пока я поднимался и шел к нему. Придя в себя, он увидел лишь подошву моего ботинка, впечатавшую его голову в стены, а затем и мое колено, проделавшее то же самое. Его шлем был серьезно поврежден, поэтому я схватил его за голову и сумел разорвать шлем. Без него он слеп в этой полнейшей тьме, и, отключив освещение костюма и перейдя на ночное видение, я уже победил.

Его жалкие попытки борьбы с тенью ни к чему не привели. Хорошим ударом я сбил его с ног: кажется, на тренировках он неслабо выложился, ведь его движения заметно замедлились; в конце концов энергия в щите так же закончилась.

В итоге я вновь прижал его к земле. Видел его глаза, наполненные злобой, которая понемногу сменилась страхом. Я был готов вечно любоваться этим зрелищем. С помощью дробовика, я раздробил сначала его броню, а потом и сами колени. Фогги во всю вопил, но мне стало это надоедать, и поэтому я заткнул его рот гранатой. Правда пришлось выбить ею же зубы и раскрыть челюсть. Слезы вперемешку с кровью ручьем лились с лица Фогги. Я активировал гранату и оставил его с ней на едине. Сам же отбежал на расстояние, и дождался взрыва. Стены покрылись его подгорелыми мозгами, а само тело чем-то напоминало розочку.

По пути к генералу перебил оставшихся солдат – сам же Жаковски забаррикадировался в своем кабинете. Так называемый друг Палмера на протяжении всей зачистки помогал мне из рубки управления: перекрывал дверями проходы так, чтобы я мог сражаться с небольшими группами или даже по одному; играл со светом, чтобы ослеплять или отвлекать врагов; так же использовал охранные мини турели, что сильно меня выручали. Я не знал его имя, но был очень благодарен.