Читать книгу: «Предназначение», страница 16
Глава 19 Взаимодействие
Диана
Следующие пару недель мы с мастером-артефактором просуществовали душа в душу. Ну, как в душу. Я-то к нему со всем моим расположением и откровенностью – а в ответ хмурое бурчание и вечное недовольство. Иногда у меня создавалось впечатление, что он нарочно испытывает мой характер: больше всего в жизни ненавижу, когда меня нудно отчитывают. Лучше уже поорать друг на друга, выплеснуть обиды, помириться и жить дальше. Или разойтись, как в море корабли. Но мы с ним по-прежнему находились в замкнутом пространстве, откуда не могли никуда исчезнуть. Поэтому старый гном бухтел, я пыхтела от невысказанной злости, Зюзя жирела на моем гневе и была уже размером с тигра.
После того, как я рассказала о странном эффекте моего пения, дон Педро пробурчал что-то типа «таким голосом не петь, а в туалете ЗАНЯТО кричать» (о, я его все же впечатлила!) и под страхом запихивания в громотрон запретил мне петь. И даже слушать не захотел.
Большую часть времени я работала в лабораторных конюшнях, вынося оттуда тонны макулатуры и сжигая их в отведенном для этого помещении на верхнем ярусе, где было очень холодно, и лежал снег из-за большой щели в потолочной части. Поначалу я пыталась как-то систематизировать этот хлам, разобрать тематически, но вскоре поняла, что усилия эти нафиг никому не нужны. Мастер давным-давно перешагнул те свои расчеты или размышлизмы, для меня они были совершенно бесполезны, будучи написаны таким заумным языком, что на пятой строке я уже совершенно не могла понять смысла. Кроме того, терминология была мне незнакома, и интуитивное понимание любого языка Арданы совершенно в данном случае не спасало.
Так что, помучавшись пару дней и разобрав одну большую кучу на три поменьше, приняла самостоятельное решение о ликвидации завалов. Книги, разумеется, все остались. Автором большей части был дон Педро. Я пока просто составляла их в идеальные башенки у свободной стены. Когда мастер увидел возведенные мной башни, он схватился за впалую грудь.
– О Ингвар-умелец, что ты натворила, человеческая женщина! Поставить мои труды в один ряд с этими… этими… И почему «Свойства минералов» сложены вместе с «Особенности быта и воспитания котят юго-восточных племен оборотней»? Ты вообще их как сортировала?
– По цвету и по размеру, чтобы стопки были устойчивей, и смотреть было приятно, – опустив глаза, бубнила я, заранее зная, что мой вариант ему не понравится. Ну, мог бы хотя бы похвалить, что из-под завалов показались его драгоценнейшие и уникальные приборы!
С приборами вообще была какая-то ерунда. Создавалось ощущение, что чем более громоздкая и уродливая конструкция была у аппарата, тем дороже он был для покрытой плесенью и лишайником души мастера. Когда я всего-то очистила инсталляцию из палки, воткнутой под углом в доску, над которой непонятно как в воздухе висело нечто вроде свинцового шара, он орал на меня полчаса, забрызгав слюной и остатками обеда себе бороду. Видимо, расстроился, что шар, отложенный в сторонку, чтобы не мешал убираться, упал и потерялся. Матер вопил, что эта конструкция была создана эмпирически (стало быть, случайно) и каким-то образом подтверждала теорию о взимопроникающих энергопотоках стихий, дальше я опять перестала понимать, и теперь восстановлению не подлежит, записей не сохранилось. К концу первой недели мой мозг изобрел защиту от нудных нотаций мастера: он стал отключаться ровно через три минуты монолога мастера. Мастер разорялся, зудел, внушал, а я ничего не слышала.
Только время от времени приходилось сканировать диалог на ключевые фразы, типа «ты меня поняла?», «повтори, что тебе следует сделать?» и «что ты об этом думаешь?». Иногда автопилот подводил, и я отвечала невпопад. Тогда шарманка на тему моей нерадивости заводилась еще на полчаса.
Время от времени у нас случались ссоры. То есть вообще-то мы постоянно находились в этом состоянии, прерываясь только на еду и сон. Но иногда терпеть заскоки мастера становилось совсем невмоготу, и я начинала крушить все вокруг. Естественно, не специально.
– Диана! – вопль со второго этажа.
Я молчу, потому что дуюсь еще за утренний выговор. Я совершенно была непричастна к тому, что у мастера исчезли несколько крайне ценных металлических инструментов. Это Зюзя с ними играла, с нее и спрос. «Ты почему за ней не следила?» Я как раз следила, иначе, откуда бы знала, что она с ними играла?
– Если я кричу «Диана», это значит, что ты должна сразу все бросить и прийти! – злая борода торчит уже с балкончика, подметая пыль, на которую я положила болт, занятая приведением многочисленных аппаратов в божеский вид.
– Угу, бегу, аж волосы назад, – бурчу злобно, отмывая жирные разводы на корпусе прибора, смахивающего на аппарат МРТ. Он тут жареную курочку жрал, что ли, гурман хренов?
– Бодрости в перемещение добавь, пожалуйста, – уже рычит мастер, посрамляя всех известных мне оборотней и их зверей вместе взятых. – Я пожилой гном и могу скончаться раньше, чем ты соизволишь прийти. И компот захвати.
Раздраженно швыряю губку в ведро с мыльной водой, брызги щедро окатывают соседний аппарат, который ведет себя так, словно подключен к электрической сети: искрит голубыми исками, пуская из-под крышки тоненькую струйку дыма. Я виновато смотрю на мастера, его глазами можно охлаждать продукты не хуже эльфийских артефактов.
– Компот все-таки будете? – голос тонкий и полный раскаяния, кувшин уже в руках.
– Нет! – и все, исчезла седая борода.
Все. Мне адски захотелось расколотить кувшин о стену. Но тогда пришлось бы идти и варить новый компот, а мой запал насчет готовки угас почти также быстро, как возник, ведь большую часть времени я проводила в компании перманентно ворчащего старца. Мы с мастером по обоюдному негласному соглашению снова питались бутербродами и холодным мясом, правда, с моей подачи в рацион плотно вошли овощи и фрукты.
Пришлось ограничить проявление собственного негодования прицельным плевком в жирную стенку шайтан-машины. И снова приниматься за ее отмывание.
А еще меня снова стали мучить кошмары. Сюжет погони за ускользающим сокровищем по лесу дополнился падением в бесконечную темноту в судорогах бесконечной агонии. Словно бы Ардана наказывала меня за то, что я не позволяю мыслям о погибшем оборотне и орке завладеть мною, не разрешаю сожалению и тоске отравить всю меня. Раз за разом я просыпалась в холодном поту, долго пыталась отдышаться, вставала и гуляла по длинным коридорам. Когда меня на такой прогулке поймал мастер, я не выдержала и пожаловалась ему на проблемы со сном. Он охотно взялся мне помочь, тем более что днем из-за недосыпа я была вялой, злой и невнимательной. Меня стали преследовать сомнения. Что, если Джи умер не сразу, и я могла бы попытаться его спасти, найти его в глубине пропасти? Что, если волк не погиб, мерзкий Магоро соврал, и он где-то сейчас медленно гибнет без своей истинной пары, ждет, что я вернусь? Ага, сложу всех на одну телегу и в погоне за Предназначением буду всех лечить. А может быть, сойду с ума вот прямо сейчас от боли и тоски.
Утром я получила чудодейственный порошок из смеси растительных и минеральных компонентов, мастер мне все назвал, но я не пыталась запомнить, незачем, главное, чтобы работало. Вечером мне следовало принять щепотку этого средства и лечь спать. Я так и сделала. И начались чудеса.
Для начала мне страшно захотелось пить. Так сильно захотелось, что аж пищевод свело. Я даже не смогла разогнуться, так, согнувшись крючком, и пошла на водопой. Получив порцию живительной влаги, снявшей спазм за грудиной, я смогла, наконец, разогнуться. И немедленно захотела соленого. Если бы не промелькнувшие на прошлой неделе безобидные и необильные менструации, я бы снова начала сама себя подозревать. В беременности мозга, ага, уж его-то мне сношают со всей возможной регулярностью. Ах, да, я же под действием местного успокоительного, может, это побочный эффект?
С этими мыслями я забралась в стазисную пещеру и начала ее планомерно обшаривать в поисках какого-нибудь соленого овоща или гриба. В самом дальнем углу нашла бочонок, вроде тех, в которых могут обнаружиться маринованные огурчики. Спихнув с крышки тяжеленный мешок не то с луком, не то с картошкой, я с надеждой заглянула в мутные рассольные глубины. Божественный запах вызвал настолько обильную саливацию, что я отвернулась, чтобы не накапать внутрь. Рука пошарила в жиже (я ее помыла!) и нашла вожделенные овощи среди укропных зонтиков и чесночных зубков. Вытаскивала свою добычу: маленькие, хрустящие корнишончики – и с довольным рычанием поглощала прямо у бочонка. По рукам и подбородку текли ручьи рассола, капая на пол, а перед глазами сверкали фейерверки удовольствия. Возможно, я даже испытала гастрономический оргазм. Не уверена, сравнивать не с чем. Возможно, со стороны я напоминала Дракулу, дорвавшегося до вожделенного горла Мины Харкер, если бы та была огурцом.
Когда меня, наконец, отпустило, я было уже собралась идти спать, но пальцы наткнулись на то, что в этой мелко-огурцовой бочке было чуждым. Я вытянула из ароматной глубины кабачок, как мне в начале показалось. Потом поняла, что это тоже огурец, просто невероятных размеров. Зачем такого гиганта засолили вместе с малышами, я не знаю, не великий знаток заготовок, но его я решила забрать с собой, вдруг еще захочу есть.
Стало мне так хорошо, так правильно, что я начала петь. Не мурлыкать, а прямо в голос петь, как в караоке. Что-то детское и безобидное, типа Бременских музыкантов. Душа требовала громкости и вокала, чтобы не хуже Нетребко. «Солнце взойде-о-от!» – проникновенно орала я в гулких коридорах.
Как я нашла собственную кровать, я не помню, видимо, уснула в пути.
Зато разбудило меня грубое встряхивание, от которого голова болталась словно колокольный бил.
– Что ты себе позволяешь?! – орал звонарь голосом злого гнома.
Я открыла глаза и убедилась, что это-таки он.
– Аааа, дрон Пеердро! – почему-то я стала мурчать, как кошка, – Из Бррразилии! Где много-много диких оберрзьян! Рррада вирдеть! Чем обрязана?
– Диана, что с тобой? Ты что, употребила алкоголь? Где ты его вообще нашла? Повидло забродившее съела? – с брезгливым лицом поинтересовался гном, выпустив из рук мою одежду и принюхиваясь.
– И вовсе нет! – весело возразила я, путаясь в буквах. – Я только снорррррртворррное упортребрила. Что вы вечно всем недорвольны? Что вы вечно злой, как с пенька дрррррищете! Я к вам со всей, понимаешь, дрррушой… И хрррренакс – получай в лицо говна лопату!! Всех недорлюбливаете, а меня – больше всех!! За что?!!
Гном опешил, обозначив месторасположение рта овальной дырой между бородой и усами. Как говорила наш преподаватель по нормальной анатомии: «Рот – это многофункциональное отверстие». И конкретно это нуждалось в заполнении, решил мой одурманенный порошком мозг. Я, не теряя взглядом итоговой цели, пошарила позади себя по одеялу и, нащупав искомое, извлекла на свет находку.
– Огуррррец хотите? – радушно потчевала я его. – Очень они у вас хорррроши, пррррямо не оторрррварться! Тока с морлоком не потрррребляйте, а то перрррдеть ширрре жопы будете!
– Я найду способ отправить тебя подальше отсюда, – в сердцах воскликнул гном, отталкивая от себя мой щедрый дар. – А еще ты восстановишь все бумаги, которые, оказывается, не разобрала, а просто сожгла!
– Что-то размахнулась ты, Надюх, на двадцать пять-то рублей, – пробормотала я, снова укладываясь и поворачиваясь спиной к гному. Отвергнутый гномом огурец обняла, как медвежонка. Восстановим, делов-то…
Дон Педро да Ливра
Я сам во всем виноват. К этому выводу я пришел после бессонной ночи. Слушать песни в исполнении Дианы оказалось неожиданно приятно, не говоря уже о том, что сам воздух в тоннелях пропитался волшебством. Ардана в самом деле чутко отвечала на каждое слово девчонки. И хорошо еще, что под действием сонной смеси девочка выбрала просто песню о любви. И единственным пострадавшим оказался я. Сидя у лежанки Дианы, я понял, что даже к своим собственным племянникам не испытывал подобной привязанности. Девочка спала в позе эмбриона, нежно прижимая к себе невероятных размеров овощ и сногсшибательно воняя рассолом, а мне хотелось перебирать волосы в ее бороде (как жаль, что она не гномиха!), укрыть одеялом и оградить от всех опасностей этого мира. Мне захотелось научить ее всему, что я знаю, дать ей самое важное, что должно помочь ей выжить.
И плевать на бумаги, я ляпнул эту глупость от растерянности. Старые записи, в самом деле, были уже не нужны, от них мне самому давно следовало избавиться. Самое важное все равно было в моей голове.
Вот уже полгода я знаю, что скоро умру. Давняя семейная болезнь, ха, я ведь только начал думать, что она меня не коснется! Но увы, примерно полгода назад начались первые симптомы – провалы в памяти. Я приходил в себя в тех местах, куда не заходил, за занятием, которое не планировал делать. Такое состояние длилось некоторое время, с увеличением частоты приступов. Затем наступала непреодолимая слабость и потеря сознания на долгое время. Я протянул дольше своих отца и деда на несколько сотен лет, надеясь, что меня сия участь не коснется. Но теперь приступы становились все чаще, даже Диана стала их замечать. Я продолжал выполнять механические действия, но при этом становился похожим по ее выражению на «робота», этакую антропоидного вида машину.
Теперь я не уверен даже, что дотяну до ночи смены года, мне уже тяжело удержать в трясущихся руках даже вилку (хорошо, что девочка перестала мучить меня своими кулинарными изысками, терпеть предательство мозга одновременно с изжогой было совсем уж невыносимо). Я обязан помочь Диане, чтобы она могла дождаться портальщиков и перенестись с ними в гномью столицу. Горы зимой непроходимы, ей повезло, что ее проводником оказался бывший наемник, и трижды повезло, что он работал именно в местных шахтах. И надо же, не побоялся вернуться после Великого изгнания, что произошло лет через пятьдесят после того, как здесь организовали Хранилище. Меня изгнание не коснулось – не я же рыл шахты так глубоко, что подобрался к самым Вратам Арданы! Конечно, я не отказался бы их изучить и при первой же возможности заглянуть внутрь, но Ингвар милостив и в тот день я валялся в беспамятстве с жуткой необъяснимой лихорадкой. Через неделю, когда пришел в себя, гномы уже были изгнаны, Врата завалило породой, я тихо продолжил свои исследования, не пытаясь разобрать завал. За Вратами по легенде находится то самое Сердце Арданы, близость которого любое магически одаренное существо почувствует даже через толщу камня. И именно его я пытаюсь изучать уже много лет. Я должен передать свои записи Диане, чтобы сильнейшие маги всех государств хотя бы попытались остановить те процессы, которые мне удалось подтвердить экспериментально. Если этого не сделать, Ардана погибнет. Да, целый мир просто возьмет и перестанет существовать. А вместе с ним взорвется и Земля, перенасыщенная энергией, которую пока еще поглощает Ардана.
Когда Диана придет в себя, я обязан ей рассказать о своих изысканиях. Будучи вместе с Зюзей в моей лаборатории, она невольно стала объектом изучения. Незаметно от нее я проводил опыты на энергетических потоках, связывающих ее с огневиком. Тем более, при работе девочка невольно начинала напевать, не отдавая себе в том отчета, что было для меня очень удобной экспериментальной моделью. Никакой магией стихий малышка, конечно, не обладает. То, что с ней происходит – результат прямого взаимодействия с Арданой. Магия нашего мира похожа на разумное существо. И заклинания, что читают наши маги, тоже похожи на песни. Она реагирует на слова, на мыслеобразы, фантазии, гармонию мелодии – и мы получаем непредсказуемое волшебство, которым даже сама Диана управлять не может. В самом начале знакомства она показалась мне похожей на вампира из-за дара исцеления. Но, в отличие от коренных жителей Арданы, ее способности идут из ее собственной души, из желания помочь другому, растут из сострадания. И пока эти чувства живут внутри ее души, дар этот неисчерпаем. Вряд ли у себя дома она сможет проявить его в полной мере. Разве что люди, к кому она испытывает сострадание или иное теплое чувство, будут чувствовать себя лучше в ее присутствии. Это если она продолжит заниматься медициной. Если нет – развитие дара прекратится.
Пожалуй, самое странное, что мне довелось увидеть при наблюдении за Дианой – это наличие второго независимого сознания, подселенной души. Молодая эльфийка, охотница на тварей и наемница из высокопоставленной семьи погибла, проникнув затем в тело девочки вблизи Кругов. Удивительное заключается в том, что она не захватила тело, а именно подселилась, не нарушая метаболических процессов организма. То, что Диана при этом спокойно отнеслась к наличию еще одной личности, вначале несколько настораживало. Тогда она попыталась мне рассказать о каком-то гоблине-гопнике, совершенно запутав, а потом рявкнула «Валера, твой выход!» и внезапно заговорила настолько причудливо, пересыпая речь жаргонизмами, что я сразу понял, что наличие дополнительной личности в голове для Дианы привычно. Думаю, леди Ди просто повезло, ведь малышка утверждает, что в некоторых кругах общения у себя дома она носит именно это имя, к тому же во сне она видела жизнь эльфийки. Таким образом, после внезапной смерти душу леди Улидинар притянуло в тело, имеющее то же имя и фрагменты общей памяти. Изредка бывает, что души жителей Арданы не уходят на перерождение, потому что не выполнили то, ради чего родились. Стало быть, леди Дианиэль, ее знания и опыт, все еще нужны среди живых. Не исключено, что именно для того, чтобы защитить юную гостью с ТОЙ стороны, что уже случилось не один раз. Исходя из этих предпосылок, ее присутствие в голове Дианы оправдано и логично.
Свою маленькую девочку, которую полюбил как родную, я оставлю не в полном одиночестве, что очень меня утешает. К тому же мечи леди Ди по-прежнему были с ней, поразив меня своей красотой и великолепным балансом. Лично, правда, пообщаться не получилось, ибо леди Ди приходит только в случае прямой угрозы жизни, но Диана исправно докладывала мне ее язвительные комментарии, постоянно напоминая, за что именно я не перевариваю эльфов.
Глава 20 Последствия
Диана
Вот уже три недели, как мастер слег. Я ухаживала за ним, как за родным человеком. И мне было очень грустно. Между тем полным энергии сердитым гномом, что нашел меня в лабиринте нижнего яруса, и этим стариком не было ничего общего. Только иногда слезящиеся водянистые глаза прояснялись, и мастер в сотый раз пересказывал мне легенду сотворения жителей Арданы, или принимался предостерегать меня от общения с Черными тенями. Можно подумать, я при первой же возможности кинусь искать с ними контакта! Я вовсе не уверена в том, что умерев на Ардане, проснусь в своем теле на Земле. И ставить подобный эксперимент ценой своей жизни не намерена.
Суть легенды, которую я покорно выслушивала раз за разом, сводилась к следующему.
Были рождены шестеро Покровителей. Кем были рождены – непонятно, зачем – как раз понятно: чтобы населить Ардану и заботиться о ее детях. Которых пока не было. Между собой Покровители состояли в неком подобии супружеских отношений, что несколько не вписывалось в мою концепцию братско-сестринских отношений – но опять же монастырь, устав и все такое. И не совсем понятно, как в это многобожие вписывается одинокий, как перст, Покровитель смерти, враг всего живого. Я бы на его месте тоже злилась, оставшись без пары, да еще и собственную расу не создамши.
Юные Покровители, столкнувшись с задачей сотворения рода, не смогли придумать что-то одно, у каждого было свое видение решения проблемы населения. Проще говоря, каждый придумал свой набор свойств, заключенных в антропоморфной оболочке, и доказывал остальным, что его проект самый лучший. Прямо вот до драки дело дошло. Гном утверждал, что до сих пор в некоторых местах Адраны можно встретить археологические свидетельства той битвы, взять хотя бы вот эти самые горы, торчащие посреди континента, как прыщ на попе. Мои робкие намеки на вулканическую деятельность и движение тектонических плит были царственно опровергнуты, я была названа «профурсеткой от науки», в нос мне ткнули неоспоримый факт магичности этого мира и, следовательно, его независимость от моей земной логики.
Источником энергии для создания жителей планеты служила некая субстанция под названием Сердце Арданы. В моем понимании это что-то вроде ядра планеты, только не жидкое раскаленное и магнитно-активное, а магически насыщенное. Так вот эти идиоты не придумали ничего лучше, чем расколоть к Куоновой матери это самое сердце и, воспользовавшись каждый своим осколком, создать шесть рас Арданы. Впрочем, что с них взять, у них ведь не было Джоан Роулинг и истории о крестражах.
И несколько тысяч лет все было хорошо. Только сохранившиеся по сей день древние записи явно указывают на факт общего ослабления магического поля Арданы, на затухание энергетических потоков в Сердце, которое, оказывается где-то прямо в глубине Лунь-Атуна и находится. Словом, тогда было хорошо, а сейчас плохо. И надо сделать как-то так, чтобы снова все было хорошо. Что именно сделать – гном не знал, а изучить уже не успевал. Единственное, что он делал каждый раз, приходя в себя, это спрашивал у меня, где журнал с результатами его последнего эксперимента, доказывающего ослабление магии Сердца и предрекающего скорую гибель мира. Сначала я каждый раз бегала за ней в его кабинет, потом постоянно стала носить с собой. Что забавно, с этого момента большая амбарная книга сжалась до размеров ежедневника, который легко бы помещался в кармане, если бы я догадалась пришить его на платье. Так что пришлось по-простому засунуть книжицу за эластичный край бандажа. За эти несколько недель я так привыкла к ней, что скорее бы почувствовала ее отсутствие, как нечто для себя неудобное.
Дон Педро оказался капризным больным. Он вредничал, обзывался и иногда переставал меня узнавать. Несколько раз, плача, он опрокидывал на меня тарелки с едой. Одна только Зюзя могла его успокоить. Он уже перестал ее видеть, зато мог чувствовать. Зюзя снова стала похожа на большую кошку, сутками лежала на груди мастера, мурлыча, грея и поддерживая его силы. Мои целительские способности нисколько не помогали гному, ведь его заболевание было генетическим. И это ставило, возможно, психологический блок, ведь я твердо ЗНАЛА, что генетические заболевания неизлечимы. Может быть, не знай я этого, все бы и получилось. И это меня терзало. Я продлевала мучения мастера, заставляя его приходить в себя, принимать пищу, пользоваться судном. Хотя сама не одобряла действия родственников, пытающихся задержать жизнь в безнадежно больном теле. Боли мастер не испытывал. Но для него, великого ученого и изобретателя, отсутствие памяти и потеря самой личности были страшнее любых физических страдний.
Сегодня утром я проснулась очень рано. Честно говоря, я бы вообще потеряла счет времени, если бы не магические часы в кабинете мастера. Они показывали дату и время, и кучу другой полезной информации, которая меня не интересовала. Я встала и уже привычно приготовила мастеру кашу, компот, погоняла заспанную Зюзю по коридорам, чтобы разбегалась – последнее время она постоянно была возле гнома, и таяла вместе с ним, словно бы отдавая все свои силы. Да и у меня не хватало гнева, чтобы покормить питомицу как следует.
С подносом я вошла в спальню мастера, которая и мне стала домом, потому что именно тут на диванчике в углу я проводила ночи весь последний месяц, и неожиданно столкнулась с твердым осмысленным взглядом ставших почти бесцветными глаз.
– Мастер! – кинулась я к нему, кое-как пристроив поднос на табурет.
– Девочка моя, внучка, – просипел он, обняв меня тонкими, как у ребенка, руками. От этих его слов слезы брызнули из меня, как из клоунского цветка. – Послушай меня, родная. Отпусти. Мне пора, я сделал то, что должен был. Мои записи у тебя. Распорядись ими с умом. Жители Арданы должны знать, что они в опасности. Тебе пора идти дальше к своему Предназначению. Отпусти меня, моя хорошая добрая девочка. Я понял, что вся моя жизнь шла только к этому – к нашей с тобой встрече, и мне больше нечего желать. Отпусти…
Мои слезы заливали рубашку мастера.
– Я не могу. Ну хотите, я вам спою? Пожалуйста… – но глаза, еще мгновение назад смотревшие на меня так внимательно и нежно, вдруг стали похожи на стекляшки как у восковых фигур.
Зюзя, лежавшая у бока мастера, внезапно стала раздуваться, обожгла меня пламенем, отгоняя.
– Зюзя! – возмутилась я, размазывая слезы по лицу. – Что ты творишь?!
«Ритуальное сожжение тела, хайе,» – хрипло прокомментировала леди Ди. Она, наверное, тоже рыдает и пьет вискарь вместе с Валерой где-то в недрах моей головы. И я рыдаю. Только виски нет. Да и не больно-то хотелось, никогда не любила это пойло с запахом лошади.
Зюзя огненным коконом охватила тело мастера, ставшее совсем крохотным за время болезни. Сама она потеряла привычную мне кошачью форму, огонь сжигал тело, но не трогал постель. Дыма или запаха жареного мяса, как было в случае пошинкованного эльфийкой Магоро, не было совсем. Возможно, мне показалось, глаза почти ничего не видели, но будто бы крошечная белая искорка вылетела из погребального костра и тюкнулась в мою грудь. Я даже проверила себя на предмет возгорания, но нет. Все было в порядке, только ставшая не больше ладони тетрадь мастера по-прежнему грела меня был. .
– Зюзя!! – завопила я, понимая, что огонь угас так же внезапно, как и занялся, а в мою любимую кошку так и не превратился.
«Она решила уйти вместе с мастером,» – все так же хрипло и безжизненно сказала Ди. «Она поможет ему добраться до Темных Врат. Жаль, ее не было рядом, когда умирала я.»
«Да, братиш, теперь у тебя только мы остались,» – грустно подтвердил Валера.
А я поплелась на свой диванчик и просто на него легла, погрузившись в спасительное забытье.
Пробуждение было не менее печальным, чем засыпание. В моем многострадальном солнечном сплетении снова открылась сосущая воронка размером с кратер Мирного. На постели мастера вместо его тела теперь стояла изящная урна в виде, разумеется, кошки с хвостом – языком пламени. Я по всей видимости должна буду оставить ее в портальном зале.
До прибытия портальщиков оставалось чуть меньше месяца. Мастер оставил мне четкие письменные инструкции, что и в каком количестве я должна подготовить для отправки в гномий дворец. Ну или что там у них. Королевская гора? Подземное царство? Насколько я поняла мастера, у гномов король – должность не наследуемая, а избираемая, у них что-то вроде трудовой демократии. Самый умный и опытный шахтер становится самым главным. На время. Пока политическая или экономическая ситуация не покажет несостоятельность его как руководителя. А что, отличный подход, я считаю. Не позволяет расслабляться. Или ты лучший и всем от этого хорошо, или вали на хрен, найдем другого, при котором снова всем будет хорошо.
Двигаясь заторможено, как ржавый робот, я день за днем собирала и сортировала «посылки» от старого мастера, оставленного в добровольном изгнании на двести лет. Как его сородичи могли такое допустить? Впрочем, учитывая его неуживчивый характер, и собственное желание оказаться подальше от всех, кто умеет разговаривать, пожалуй, этого он и добивался. Хочется думать, что мое присутствие не испортило ему последний месяц его долгой одинокой жизни.
Я не знаю, что сделал старец, но как только я входила в лабораторию, артефакты загорались сами собой. Даже добросовестно обходила Хранилище с бесценными гримуарами (гигантские живые книги, которые норовят изменить реальность вокруг себя). Не знаю, чем мой обход может повлиять на их поведение, ведь единственное, что я могу сделать в ответ на их выкрутасы – это помахать платочком на прощание. Но мне было поручено делать обход – и я его делала.
Без ворчания мастера все не то и не так. Коридоры слишком пустые, еда безвкусная, воздух отчетливо пахнет плесенью. Будто само Хранилище умирает без своего единственного обитателя. Как быстро мастеру пришлют замену? Насколько я поняла, сообщение между остальным миром и Хранилищем осуществляется раз в полгода, больше никак, государство гномов слишком далеко. Получается, полгода блудные книги будут без присмотра. Дело жизни моего мастера коту под хвост. Я понятия не имела, как можно отправить весть гномам на другой континент. С орлами? Так ведь тут не Средиземье, а местные орлы – обыкновенные хищники с мозгами размером с грецкий орех, и это ни разу не почтовые птицы.
Словом, сборы проходили в штатном режиме, медленно и печально. Пока в самом дальнем углу стазисной пещеры за той самой памятной бочкой с огурцами (к ним я, кстати, так и не притронулась больше, получив передозировку в ночь приема фиолетового порошка) не обнаружила подозрительно алкогольного вида бутыль. Я спиртное практически не употребляю, слишком быстро начинаю хотеть спать, да и на трезвую голову куролесить куда как интереснее. Но тут что-то прямо засвербило, и я была бы очень разочарована, если бы в бутыли оказалось, например, масло.
Зачем это непотребство прислали мастеру, непонятно, видимо, ошиблись. На вкус вино оказалось весьма сладким, как слегка забродивший компот. И покатилось оно по пищеводу прям вот без сучка и задоринки, успокоив измученную душевными страданиями душу. Настрогать легкого закусона из имеющихся несъеденных богатств – дело десяти минут. Так что потребляла я все это в гордом одиночестве прямо в портальном зале, медитируя на урну-Зюзю с прахом мастера. Я выбрала это место, потому что оно вмещало большой стол, находилось далеко от покоев старика, имело чудесную акустику. Того, что пьяненькую человечку найдут ошарашенные гномы, я не боялась, до их прихода оставалась без малого неделя.
После первого же глотка во мне стало нарастать нестерпимое желание спеть. От всей русской души, чтоб как развернулось и больше не сворачивалось. Осталось выбрать что-то подходящее случаю из моего богатого репертуара. А какой у нас случай? Давайте посчитаем. Одиночество – плюс одна штука, очень славный дедуличка – минус одна штука, огненная кошка – минус одна штука, бутылка отличного винца – минус одна штука. Я в стопроцентном пролете по всем фронтам. Ни друзей, ни любви. Впрочем, последней всегда не хватает, стало быть, и песню следует выбрать про нее. И про то, что любые расстояния можно преодолеть. Надоело находиться в каменной клетке совершенно одной, наблюдая звезды исключительно в туалетное окно.
