Читать книгу: «Охота на охотника», страница 2
– …ее принесли и оставили в этой парадной уже после.
– Странное положение тела.
– Оно успело окоченеть, когда ее привезли сюда. Либо долго везли, что маловероятно, либо долго держали уже мертвую. Установить время будет сложнее, учитывая, что над телом совер… – остаток фразы прервала хлопнувшая дверь.
Выходов из двора было два. Один вел за угол дома и терялся в хитросплетении соседних дворов, другой же выходил на оживленную улицу. Земцов направился к нему. Выйдя в арку, он сориентировался, в какой стороне находится метро и, подняв воротник куртки, побрел в туда.
В голове роилось множество мыслей, но ни одну ухватить не удавалось. В конце концов, решил, что лучше дождаться, что расскажет Кира, самому делать выводы рановато.
Он обратил внимание на светящийся витринами магазин одежды через дорогу. Только не на сами витрины, а на крыльцо, точнее на висящую над входом камеру видеонаблюдения. Быстро перебежав дорогу и подойдя ближе, Максим проследил, в какую сторону повернута камера и прикинул, что в нее может попадать и выезд из арки. Бросив взгляд на название магазина и расписание работы, Земцов вытащил телефон и набрал номер Кириллова.
Глава 2
Летучка в кабинете полковника Нимберга проходила по своему обычному сценарию. За окнами четвертого этажа отделения завывал на все голоса ветер, напоминая строки нетленки Пушкина. В самом же помещении было, тепло, но атмосфера была несколько накалена. Петр Григорьевич восседал за своим столом, как всегда, сух, деловит и лаконичен. Сегодня он был немного не в духе, и почти все присутствующие понимали, почему. Оперативники, каждый по очереди удостаиваемый взгляда начальства, отчитывались о проделанной работе, новых заявках, планах раскрытия и т.д. Все шло, как обычно. На первый взгляд. Чем меньше становилось отстрелявшихся, тем чаще взгляды останавливались на Кириллове, который с ненатурально скучающим видом, сидел в конце стола, дальше всех от начальника и смотрел прямо перед собой.
Вскоре остался только он один. Отчитались все, вплоть до стажерок, лейтенантов Осокиной и Бессоновой. Повисла тягостная пауза. Опера, сидящие на одной с Андреем стороне стола, дружно подались назад, на спинки стульев, открывая Нимбергу обзор на сотрудника. Все, как один, ожидали разноса.
– Ладно, Андрей Андреич, чего прячешься, думаешь все, забыли про тебя? Давай, рассказывай, что наработал?
Кириллов уныло посмотрел на Петра Григорьевича. Тот сидел, сама строгость, и хмуро рассматривал подчиненного. Тон же его при этом, оставался вполне спокойным. Оставив эту загадку на потом, Андрей открыл папку. Нимберг не требовал от сотрудников при докладе вскакивать, как ученик перед учителем, поэтому не вставая с места, Кириллов начал.
– Двадцать пятого сентября, сего года, в парадной, дома по адресу …, так, … было обнаружено тело двадцатисемилетней гражданки Ланской Натальи Александровны. Причина смерти установлена, асфиксия. Ее задушили в бессознательном состоянии. Орудием убийства является личный шарф потерпевшей, обнаруженный рядом с телом. Так же, из следов насилия, на теле обнаружены гематома на затылке от удара тупым тяжелым предметом, небольшой свежий порез на левом виске, нанесенный, предположительно, скальпелем. Его назначение выяснить не удалось. Следов изнасилования нет, отпечатков пальцев на теле и личных вещах тоже не обнаружено…
Повисла пауза.
– Ну, Андрей, чего ты молчишь?
– Из тела слита вся кровь, – проговорил Кириллов глухо. – Я боюсь, что ничего не могу сказать об этом. Эксперты не обнаружили каким образом, то есть нет никаких наружных ран, через которые это можно сделать… Труп, это установлено, был подкинут в парадную этого дома. Крови нет ни в подъезде, ни на улице.
– Она могла погибнуть в результате обескровливания, – робко подала голос одна из стажерок.
– Эксперт предположил, что ее слили после… – Кириллов откашлялся. В организме обнаружен препарат, разжижающий кровь. На щиколотках следы веревок. Судя по расположению, ее подвешивали за ноги, когда сливали.
– Это как… – Нимберг снял очки и посмотрел на Киру, – Почему я это только сейчас…
Но, незаданный вопрос остался без ответа.
– Обход подъезда и близлежащих домов, как обычно, ничего не дал. Никто ничего не видел, не слышал, не знает. Эксперты утверждают, что жертва была убита где-то в другом месте, тело в подъезд подбросили позднее. Сроки, как и время смерти сейчас уточняются, но навскидку могут сказать, что прошло больше суток…
– Так долго? – вырвалось у кого-то из оперов.
Андрей пожал плечами. Он уловил напротив себя через стол горящие огнем глаза стажерки Осокиной, направленные на него и откашлялся, стараясь скрыть смущение.
– Заключения экспертов еще нет. Далее. Во рту у жертвы обнаружена вырванная из книги страница. Пометок, каких-то надписей на ней нет, отпечатков тоже… Нет так же и следов крови…
– Что за страница? – вскинул брови Нимберг.
– «Остров ГУЛАГ», Долженицына, – Андрей посмотрел на начальника. – Авторство определено, но по смыслу подтянуть его к делу не получается. Бессмыслица какая-то. Может быть, мы чего-то еще не знаем, и в дальнейшем…
– Все-то у тебя не сейчас, позже, в дальнейшем! – голос Петра Григорьевича зазвенел металлом, – Ты сейчас уже что-то конкретное можешь сказать?
– Могу! – Кириллов не испугался. – Убитая является дочерью Александра Витальевича Ланского, все вы его прекрасно знаете. И, наверно, уже понятно, что наш местный олигарх не будет сидеть и ждать окончания расследования, как обычный человек. И в случае нашей неудачи, нетрудно догадаться, кто примет на себя все шишки…
– Хватит! – вновь обрывая речь подчиненного, хлопнул ладонью по столу покрасневший Нимберг. – Совещание окончено, всех прошу удалиться и приступить к работе. Кириллов, останься!
Оперативники спешно подскочили с мест и, не поднимая глаз, удалились. Вышедшая последней, старший лейтенант Осокина, ободряюще улыбнулась Андрею и закрыла за собой дверь.
Петр Григорьевич немного постоял, уперев руки в стол, затем выпрямился:
– Андрей, ты бы хоть на людях показывал, что, хотя бы немного меня боишься. Не перебивай, – отмахнулся он от открывшего было рот Кириллова, – и так уже всю мою реплику сказал. Лучше скажи, план мероприятий у тебя есть?
Кириллов с улыбкой смотрел на шефа. Петр Григорьевич был из той породы людей, за которыми все чувствуют себя за каменной стеной, и родные, и подчиненные, даже новые знакомые подсознательно это чувствуют. Даже в строгом лице, в каждой его черточке читалось это редкое, но такое незаменимое качество. Он вполне смотрелся бы и по телевизору, занимая, какой-нибудь высокий пост. Андрей иногда ловил себя на мысли, что сравнивает его с Сергеем Лавровым. Честность, жесткая и неподкупная, холодная голова, горячее сердце, чистые руки… к Григоричу подходила любая характеристика слуги государева.
– Готовится, Петр Григорьевич. Я, вот только, не все успел рассказать.
– Что еще?
– Со двора, где нашли тело, ведут два выезда, один попадает в камеру наблюдения магазина…
– Посмотрел?
– Так точно. В основном легковушки, и почти все опознаны, владельцы живут в этом дворе. Качество видео так себе, но машин немного, все примелькались.
– Быстро справились. Ну и? – от взгляда Нимберга, казалось, было не скрыться.
– Был еще один микроавтобус. Его не опознали и, якобы, во дворе никогда не видели. И здесь загвоздка. Из-за качества записи не разглядеть ни номер, ни марку, ни даже цвет. По форме похож на «фольксваген», но очень плохо видно. Цвет либо серый, либо синий, либо грязно-белый.
– Даже если и «фолькс», знаешь сколько таких в городе будет? – Петр Григорьевич раздраженно выдохнул, пожевал губами в раздумьях. – Хотя ладно. Делай запрос «дорожникам», я договорюсь вне очереди, пусть сделают распечатку со всех камер в округе. Может, где чего и проскочит.
Кириллов подавил улыбку. Нимберг объяснял с таким видом, будто опер сам бы до этого никогда не догадался. Но, не стоило на него наговаривать. Старый конь борозды не испортит. Григорич, несмотря на годы остался матерым сыскарем, в маразм не впал.
– У тебя еще что-то? – заметив, что опер не собирается уходить, спросил начальник.
– Да как сказать, Петр Григорьевич, – издалека начал Андрей, – у меня все из головы эта страница не идет. К чему она? Что означает? Ведь не просто так убийца ее оставил. Да и текст, мягко говоря, специфический. Думаю, можно в архиве пошерстить, вдруг там что-нибудь всплывет…
– Делать тебе больше нечего? Работы мало? Ты только скажи, уж я завсегда подкину. Дался тебе этот архив. Иди, лучше знакомых опрашивай.
– Послушайте, страница не первая, не пятая, и даже не пятнадцатая. Либо в ней какой-то глубокий смысл, который мы не понимаем, либо другие страницы могут еще где-то фигурировать.
– Ты к чему ведешь? – Нимберг хмурился все сильнее.
– Если вдруг выяснится, что это начало или продолжение серии, а мы будем не готовы…
– Да ты в своем уме?! – Петр Григорьевич аж подпрыгнул на месте. – Я тебе дам, серия! Чтобы больше я этого не слышал, во всяком случае пока… – он осекся на полуслове.
– Пока второго эпизода не будет, – Закончил за него Кириллов. – Петр Григорьевич, я ведь не отмазку от работы ищу, мне кажется, из этого может чего и получиться.
– Ладно, займись архивом. В помощь бери себе стажерку, а ладно – обеих, отправь в делах копаться, им полезно будет.
– Только стажерок? Они же тут без году неделя. Дайте еще кого-нибудь. Такой фронт работы предстоит, что…
– Ладно, ладно, кровопийца! Бери себе еще напарника, сам выбери, скажи, я приказал. Все, иди искать убийцу. Ты и так мне нервных клеток на неделю вперед потратил. И только попробуй не найти! Ланской нас тут всех тогда…
Что сделает олигарх с их отделом, а может и со всем МВД, он говорить не стал, но было и так понятно. Плотно прикрыв за собой дверь, Андрей подмигнул секретарше шефа и отправился на поиски стажерок.
Это его не сильно вдохновляло. С самого первого дня появления их в отделе, а конкретно появления Осокиной, по отделу поползли слухи о том, что она пришла искать себе крутого жениха-мента. И как назло, вынужденный холостяк Кириллов оказался первым на очереди. Хоть женщин в отделе было немного, но мужики потрепаться любят не меньше, и сплетни все ширились и обрастали подробностями. И, собственно было отчего. Сохраняя видимость приличия на людях (именно видимость, она и не старалась скрыть свои намерения), оставаясь в редких случаях с Кирой один на один, Маргарита начинала вести себя иначе, и вся ситуация начинала походить на прелюдию в порнофильме. Трудоголика Кириллова, уже раз обжегшегося на служебном романе, все это дико выбивало из колеи, вернуться в которую удавалось со скрипом. Это и неудивительно. Стройная улыбчивая девушка, хоть и не без доли надменности и жеманства, она поднимала настроение одним своим появлением в помещении. Большие зеленые глаза смотрели в самую душу, туда, где она еще не зачерствела за время работы. А улыбка и впрямь почти не сходила с лица. Кириллов иногда ловил себя на мысли, что эта девушка сошла с плаката какой-то мелодрамы, но обязательно со счастливым концом. Что же касается профессии, она не хватала звезд, ну или делала вид, что не хватает. Однажды одним ловким вопросом на допросе она порушила хитрую защиту задержанных стрелков, после которой у них не осталось шансов. Смешно было, прием избитый, показанный в кино, но тем не менее сработал. «У кого ствол заклинило?» Эта фраза стала крылатой в отделе и всегда сопровождалась громким одобряющим смехом. Такого на памяти не было даже у матерых сыскарей – вот так расколоть двоих мокрушников при допросе под видеозапись.
Анна Бессонова была попроще в общении, исполнительнее в работе и пришла в отдел, странное дело, из армии. Она сразу получила своеобразный статус «не дает» от мужской части коллектива, но при этом оказалась своей в доску, схватывала нюансы новой профессии на лету и первый свой авторитет заработала тем, что смогла выпить стакан водки залпом. Однако, получить заслуженное уважение она смогла, задержав троих наркоторговцев, пытавшихся скрыться с сорвавшейся сделки. Операция пошла не по плану с самого начала, и когда Бессонова оказалась одна против троих отморозков, которым уже нечего было терять, было уже поздно отыгрывать назад. Но, как оказалось, и не нужно было. Первый отправился в нокаут от ловкого удара ноги, второй упал, схватившись за простреленную ляжку. Третий же после недолгой погони выхватил нож и попытался отбиться, но совершил этим фатальную ошибку. По итогу ему досталось больше всех. Сломанное ребро, три пальца на руке, плюс сотрясение мозга, а нож с отпечатками послужил отягчающим обстоятельством, одновременно развязывая руки задержавшей преступника стажерке.
Все это было, конечно, отлично, но опыта в оперативной работе не добавляло. Девушки пока воспринимались как ученицы. У многих оперов не было даже веры, что девчонки продержатся хоть полгода. Были предприняты неловкие попытки флирта, окончившиеся, впрочем, ничем. Анна оказалась слишком разборчивой, а Осокина уже свой выбор сделала, поэтому стажерок оставили в покое. До поры, до времени.
Третьим напарником Андрей сразу решил взять Саню Трофимова, с которым вот уже пять лет делил кабинет. Парень с головой, будет полезен.
Реакция Нимберга на возможность серии убийств была Кириллову понятна. Петр Григорьевич оттрубил в органах больше тридцати лет. Поступил на службу, сразу после армии, в самом начале восьмидесятых, в небольшом городке в Ростовской области. И лично видел, и даже в какой-то мере участвовал в деле поимки ростовского потрошителя Чикатило. Как у зеленого лейтенанта, после двенадцати лет бесплодных поисков, тыканий в темноте, осталась вера в правоохранительные органы, было удивительно.
Ненависть к садистам, насильникам, педофилам, и просто убийцам, Нимберг пронес сквозь всю службу. Его историю Андрей узнал, что называется, из первых рук, на проводах на пенсию его бывшего начальника и учителя, полковника Алексея Ларина. Интересная тогда вышла компания, два полкана и тогда еще капитан, говорящих на равных. Ларина к старости совсем замучила старая рана, он ушел рано, но на смену пришел не менее опытный Нимберг. Из-за этого отдел в шутку стали называть «филиалом Советского Союза», где одного деда на верховном посту меняет другой.
С новым начальником отношения были сложнее, Кириллов редко держал свое мнение при себе. Он уже привык постоянно быть в опале, но работать умел, и поэтому пока на службе держался.
Глава 3
Дверь магазина хлопнула, выпуская юную покупательницу на улицу. Щурясь от яркого утреннего солнца, девочка тоненькими пальцами разрывала обертку «сникерса», улыбаясь своим нехитрым и легким мыслям. Свежий ветерок трепал длинные распущенные волосы, холодил кожу под футболкой. Она направилась в сторону детской площадки, самой крупной среди этих дворов. Наверняка там уже гуляет кто-то знакомый.
Людей на улице было много. Огромный бедный район, застроенный малосемейками, кипел жизнью. Люди сновали туда-сюда, задумчивые и безразличные ко всему. Им не было дела до солнца, до хорошей погоды, до улыбки ребенка, идущего им навстречу с шоколадкой в руках. Равнодушный взгляд скользил по прохожим, по мусору, разбросанному по аллее, по машинам мчащимся по дороге рядом, по серым пыльным домам, слепленным казалось из того же мусора. Он мог бы зацепиться за улыбку, за веселый прищур маленькой девочки, которой после каникул предстояло переходить во второй класс. Что-то светлое должно было вспыхнуть в мозгу, заставить тоже улыбнуться, подмигнуть ей, может даже остановиться, спросить, как дела, где родители этого маленького комочка счастья, не страшно ли ей на улице одной, не нужно ли проводить ее.
Но люди шли мимо, такая мысль даже не могла родиться в их мозгу. Словно, запрограммированные каждый на свою цель, они плелись к ней, не обращая внимания ни на что. Безучастные невидящие взгляды скользили по окружающему пространству…
Так же безучастно скользили они и по человеку, идущему позади девочки метрах в тридцати. Среднего роста, он был одет в старый потертый джинсовый костюм, на ногах были новые, но уже грязные и потерявшие свой вид кроссовки. Блеклое, казалось бы, вылепленное по стандарту лицо было из тех, смотря на которые, уже понимаешь, что не помнишь его, хоть оно и перед глазами.
Человеку лет тридцать, может тридцать пять, не сказать точнее. И он – сама серость. Он и сам был в этом уверен. Он знал, что все взгляды идут сквозь него, словно сквозь пустое место. Он и был пустым местом. Таким же как все.
Единственное, чем он был примечателен – это глазами, но спрятав их под козырек бейсболки, он был невидим для окружающих. Он видел цель. Она была в тридцати метрах от него, ничего не подозревающая. Он шел за этой целью.
Обертка от шоколадки полетела в урну, девочка весело улыбаясь облизнула пальцы. Вот уже и пешеходный переход со светофором, а за ним и поворот к детской площадке. Красный. Она дисциплинированно встала в ожидании зеленого.
– Катя, это ты?
Она удивленно посмотрела на мужчину, вставшего рядом с ней.
– Да… а вы…
– Помнишь, я двоюродный брат твоего папы, мы у вас в гостях были. Или забыла уже?
– Нет… – девочке было немного стыдно, но врать что помнит было еще неудобнее.
– Ну ничего, ты еще тогда совсем маленькая была. Как дела у папы?
– Нормально. Только он спит сейчас, вчера поздно домой пришел, устал сильно, шатался.
– А мама не ругалась?
– Мама не живет с нами… – глаза девочки увлажнились, но добрый дядя тут же уловил это.
– Слушай, – заговорил он еще веселее, – а давай я твоего папу навещу сейчас. Только, проводишь меня? А то я уже адреса не помню. А по дороге в магазин зайдем, я торт к чаю куплю. А?
Катя посмотрела в сторону площадки. Там играли дети. Но и тортика вдруг сильно захотелось.
– Ну ладно, пойдемте, а в какой магазин зайдем?
– Слушай, а чего идти, давай заедем! У меня машина недалеко стоит, – дядя показал в сторону гаражей. – Заедем в большой магазин купим самый вкусный торт. Пойдем? – он протянул девочке руку.
Катя шла рядом, держась за влажную потную ладонь незнакомого человека, думая о том, как обрадуется папа гостям и торту и как похвалит ее, что она привела его двоюродного брата.
Ее маленький и светлый мир не мог и помыслить о том, что через восемь месяцев ее обезумевший от горя отец, узнав о страшной находке поисковиков, попытается вскрыть себе вены в туалете клиники, куда его положит бабушка, его мать, полностью поседевшая от горя и переживаний.
Глава 4
Наверно самым сложным, одновременно, как и самым страшным и чудовищным в своем безумии проявляется в мировой криминалистике такое понятие, как серийный убийца без выраженного мотива. Мы привыкли таких называть маньяками. Это, кстати, не совсем верно, только наполовину. Маньяком можно назвать любого человека с ярко выраженной маниакальной идеей. Трудоголик, зацикленный на своей работе – тот же самый маньяк. Только кому он несет вред своими действиями. Разве что самому себе! Это, согласитесь, не так страшно. Куда хуже, когда, например, подобный субъект начинает коллекционировать мусор с близлежащих свалок в своей квартире. Это может быть чревато принудительной госпитализацией и, в худшем случае – выселением и потерей квартиры. И уж совсем никуда, когда подобный индивид вдруг начинает думать, что станет жить лучше, начав убивать других людей, в силу одному ему известных причин. Вот таких наша непредвзятая в некоторых случаях пресса традиционно и нарекает маньяками. В основном, когда журналисты начинают раздувать пламя, на счету у душегуба уже не одно, не два, а уже порядочная серия убийств. И объявить его маньяком не составляет труда.
Правоохранительные органы предпочитают более простой термин – серийный убийца. Они, в силу своей службы, вынуждены работать не с домыслами, предположениями или сплетнями. А с тем, что может быть материально или документально подтверждено. С фактами. В наше непростое время обыватели все чаще забывают, что вину надо доказывать, что линчевание вне закона, что профессия законника не так проста, как показывают по телевизору. И как ни странно, к серийникам это тоже относится. Один случай расследуется как обычное нападение или убийство, а вот уже при повторении делаются определенные выводы и может произойти слияние дел. Есть расхожее правило: один эпизод – случайность, два – совпадение, три – закономерность. А зачастую бывает, что и после четвертого, и пятого, и даже десятого – по какой-нибудь причине уголовные дела не объединяются. Причины могут быть самыми разными, но почти всегда сводятся к тому, что правоохранители не хотят признать, что на их территории действует серийник. Иногда это доходит до абсурда. Взять того же Чикатило. Сейчас редко встретишь упоминание о так называемом «деле дураков». Или, например, в соседней республике орудовал такой милейший и уважаемый дяденька по фамилии Михасевич. За его художества незаслуженное наказание понесли четырнадцать человек. Вдумайтесь! Четырнадцать! Если не говорить о преступной халатности органов, тут ничего другого на ум не придет.
Серийные убийцы были всегда. Просто не всегда так назывались. Возможно, древние поверья про вампиров, оборотней, вурдалаков и прочих упырей – это попытка темного неграмотного народа объяснить природу этих чудовищных явлений. Это сейчас можно определить, почему тот или иной человек, живя на показ обычной жизнью, имеет и вторую – зверскую нечеловеческую личину. Кто раньше мог подумать, что человеческая психика – не просто набор норм поведения в обществе, которые навязываются каждому индивиду. Что это – сложный жизненный опыт, из которого складывается мировоззрение человека. И опыт этот у каждого свой собственный. Как можно судить о человеке, не зная его прошлого? Люди хитры, за всю историю человечества он научились обманывать, притворяться, мерить чужую личину, скрывать от всех свое истинное нутро. Человеческое общество само порождает серийных убийц.
Не стоит утверждать, что самый известный из них, Джек Потрошитель, был первым. И даже не его первого так назвали. Термин «серийник» придумали американцы. ФБР. В семидесятых. Около полувека назад. А кто скажет, когда они появились? Мир был страшнее, нормы и порядки суровее. Мы знаем о Жеводанском звере, как о некоем проявлении жестокости, но не знаем, сколько было сожжено людей во время инквизиции. Есть много задокументированных случаев сожжения детей лет от девяти-десяти, по подозрению в колдовстве. О времена, о нравы! Мы застываем в немом шоке и не можем сказать ни слова, а тогда… тогда ребенок считался тем же взрослым, только маленьким. Сейчас об этом не снимут кино, не напишут книгу, но в те времена это может быть и не было нормой, но точно не повергало людей в ступор. Может, поэтому о маньяках и нет информации в источниках раньше девятнадцатого века. Кто посчитает, сколько крестьянок барон замучил в своем подземелье, после чего в благоговении кланяется королю. Который тоже наверняка не так прост, как пишут в учебниках. Конечно, вы обязательно возразите, кто же тогда леди Батори, жившая в шестнадцатом веке, или наша Салтычиха, которую Екатерина Вторая разжаловала из «людей». Они тоже серийницы. Вот только, необычные. Они оставили след в истории, «прославились» в веках. И относятся к ним сейчас, как к, своего рода, сказкам. А кто через сто лет вспомнит Иртышова, Оноприенко, Ионесяна, Спесивцева, Ряховского, Джумагаллиева, Кулика, Шувалова? Сколько они причинили горя? Меньше? Численно-то конечно, меньше. Но ведь, не скажешь так родным их жертв. Терминатор с Мосгазом уже никому не навредят, а Игорек Иртышев до сих пор небо коптит. Вот скажите, заслуживают они памяти людской?
Да даже если и не заслуживают – мы запомним их! Вопреки всем мнениям – мы помним зло! Мы помним жестокость, мы ее априори не прощаем, ненавидим! Боимся, ужасаемся! Но в очередной раз, узнав о поимке злодея разводим руками. Кто же знал? Даже не догадывались!..
Петр Григорьевич Нимберг замолчал, остановив плавающий взгляд на пустой рюмке. Земцов с сожалением выключил цифровой диктофон и убрал в карман. Полного экскурса в историю серийных убийц от начальника убойного отдела не получилось. И неудивительно. Откупорили уже второй литр «Финляндии».
– Мне особенно понравилось ваше определение психике, – он предпринял еще одну попытку увести разговор с этой очень болезненной темы. – Вы на психолога не учились?
– Ты, зятюшка, пожалуйста, не скалься, – вступился за боевого товарища полковник Ларин. – Петр Григорьевич знает, о чем говорить, и в какое время.
Максим вздохнул, но промолчал. Куда там? Пьяные менты даже не заметили, как от несъедобной темы из-за стола исчезли все дамы. Что им его жалкие попытки пошутить. Любое застолье у людей одной профессии рано или поздно в разговоре перейдет на нее. Но не в этом случае. День рождения тестя сразу же превратился в оперативное совещание. На тосты и поздравления никто особо не реагировал. Первый литр водки размыл границы, но служебный долг строго заставлял держаться выбранной темы.
На кухне, оборудованной на просторной и уютной веранде дачи Алексея Николаевича Ларина, под лампой с узорным абажуром, из женщин оставалась лишь Марина, и то, по просьбе Земцова. Но, она возилась у плиты, раковины и шкафчиков, как истинная женщина, найдя себе дело на ровном месте. А два полкана и майор Кириллов увлеченно обсуждали проделанную и предстоящую работу. Максим поначалу пытался сменить тему и вернуть за стол женщин, но потерпел полный провал. Теща с женой Нимберга ушли бродить по вечерним сумеркам в просторном, но уже облетающем саду дачного участка.
В принципе Земцов понимал Нимберга с Кирой, которые последние две недели впахивали, как буйволы, и уже не могли переключиться с темы работы, даже в день рождения Ларина, под которое подгадали единственный выходной. И тестя он тоже мог понять. Алексей Николаевич, давно отошедший от дел, в душе вновь рвался на работу. Ведь бывших ментов не бывает.
А работа была проделана титаническая, а сколько ее осталось, не смог бы сказать и астролог.
За это время были опрошены все жильцы дома, где было обнаружено тело Ланской, жильцы соседних домов, родные, друзья, сокурсники, преподаватели. Проверялись все бывшие бойфренды, просто знакомые, те с кем у потерпевшей были конфликты или разговоры на повышенных тонах. Выдвигались версии одна за другой. Кто-то всерьез предложил, что таким образом хотели наехать на самого Ланского. Была версия о брошенном молодом человеке, который не перенес обиды. Все они отрабатывались и, одна за другой, отсеивались.
Убитая не была идеалом во всех проявлениях, но и не вела себя, как типичный представитель золотой молодежи. Училась в обычном институте на маркетолога, не гнушалась передвигаться на метро. Ее отец, Александр Витальевич, конечно, пытался приставить к ней машину и охранника-водителя, но своенравная дочь наотрез отказалась. По крайней мере, жила не в общежитии, а в собственной квартире.
На момент трагедии она ни с кем не встречалась, бывшие бойфренды хором отвечали, что расстались полюбовно. Наталья была со всеми мила, и, казалось, врагов и завистников у дочери олигарха нет. Как и подозрительных знакомств. Она избегала шумных тусовок, клубов, больших компаний, предпочитая им уединение с книгой или прогулки на природе. Единственная подруга, она же сокурсница рассказала, что Наташа умела быть общительной и доброй, равно как и скрытной настолько, что клещами не вытянешь и слова.
Александр Витальевич Ланской первое время лично курировал ход расследования. Не без его участия был создан оперативный штаб, куда стекалась вся информация. Хотя на бумаге все было красиво и функционально, на деле же он состоял из четырех человек. Кириллова и Трофимова с двумя стажерками. Нося гордое звание опер штаба, этот квартет, даже не получив отдельного помещения, почти все время проводил в архивах. На Осокину с Бессоновой надежд было немного, опыта работы с архивными документами у них явно не хватало. Андрею и Александру приходилось работать за двоих каждому. Но, вскоре, олигарх от переживаний слег и вынужден был отправиться на лечение за границу. Опера и начальство вздохнули спокойнее. В любом деле нужны профессионалы, и чтобы им не вставляли палки в колеса, так что, на время оставшись без ценных указаний олигарха, никто из них не расстроился.
Кира, помня о вырванной странице, внимательно вчитывался в дела прошлого, сводки происшествий, и старался уловить связь убийства с книгой. А потом случилось непредвиденное.
Разосланные по области ориентировки, спустя полторы недели, стали возвращаться с ответами. И вместо сухой отмазки, типа, «не выявлено», «не в курсе», «не привлекался», в оперативный штаб попали два уголовных дела со схожими приметами. Одно было из Гатчины, второе из Пушкина. Оба повисли в своих районах глухарями, и местное начальство было радо спихнуть их в центр.
В первом случае жертвой стал мужчина сорока шести лет, бывший десантник, ныне тренер рукопашного боя. Его тело было найдено на территории парка, на берегу небольшой речки. Причиной смерти стало утопление. Казалось бы – какие сходства с нынешним делом? А сходства было три. Вырванная страница из «Острова», тонкий, но глубокий разрез на скуле… и надругательство над трупом. У него были вырезаны гениталии. Странное сходство, конечно, вот только это придавало некий специфический окрас всему делу. Не каждый день или, допустим, месяц бывает такое, чтобы кого-то обескровили, как добычу на охоте, а перед этим жестоко надругались над телом здорового сильного человека.
Странностей в деле тоже хватало. Утопленник был найден у воды, однако одежда была абсолютно сухая. В легких обнаружили ил, тину и грязь, схожую с той, что была в воде у самого берега. Выходило так, что огромного мощного борца просто окунули головой в воду и держали так, пока он не захлебнулся. Кто мог быть на такое способен? Место преступления нашли сразу, тут же в пяти метрах от тела. Взрытая руками земля, следы от пальцев и ладоней, грязь под ногтями жертвы не вызывали сомнений. Отпечатков, следов, примет убийцы и свидетелей так же, как и в исходном случае, обнаружено не было.
Аккуратно сложенный листок был обнаружен в заднем кармане джинсов жертвы. На него не сразу обратили внимание, кровавое месиво застило глаза не только молодого следователя, но и нескольких экспертов.
Во втором случае была убита женщина неопределенного возраста без определенного места жительства. Документов при ней не обнаружили, установление личности провалилось, и покойница так и осталась безымянной. На вид ей было сильно за пятьдесят, хотя определить точнее из-за нездорового образа жизни и сильного разложения тела, не представлялось возможным. Страница книги была обнаружена зажатой в руке жертвы, вперемешку с мелкими бумажными купюрами. Она была повреждена настолько, что только начитанность эксперта, узнавшего текст по паре предложений, помогла сохранить важную улику.
