Читать книгу: «Записки метеоролога», страница 3

Глава пятая

Начало полётов лайнеров Ан-10 и особенности их метеообеспечения

К осени 1961 года, после произведённой производственно конструктивной доработки на Воронежском авиазаводе, возобновились регулярные полёты самолётов Ан-10. Этому событию предшествовала весьма рискованная операция по перегону по воздуху неисправных самолётов из Сыктывкара на Воронежский авиазавод. Эту рискованную операцию возглавил и осуществил опытнейший пилот, первым освоивший самолёт Ан-10 и обучивший полётам на нём ни один экипаж, И.С. Полещук – старший пилот-инспектор по безопасности полётов Сыктывкарской отдельной авиагруппы (СОАГ, так тогда называлось Коми УГА). За совершённый подвиг и успешное освоение самолётов Ан-10 он был награждён орденом Ленина.

Для нас же синоптиков новым в обслуживании этих полётов было то, что эти самолёты летали на больших высотах, в верхней тропосфере – нижней стратосфере, на эшелонах 6 000–10 000 метров, имеющих ряд существенных метеорологических особенностей.

В этих слоях атмосферы находятся: переходный слой между тропосферой и стратосферой, называемый тропопауза, а также струйные течения со скоростью потока 30 м/с и более (100 км/ч и более), по предположениям того времени, представляющих определённую опасность для полётов. До этих же высот поднимаются и кучево-дождевые облака с грозами и наковальнями, сильными обледенением и турбулентностью, вызывающей штормовую болтанку самолёта, очень опасные для полётов, поэтому входить в них лайнерам запрещалось.

Методических указаний по обслуживанию полётов на больших высотах не было и знания для их обслуживания черпали из общих представлений о тропопаузе, струйном течении и грозовых облаках с наковальнями, поднимающихся до больших высот. В процессе работы стал накапливаться опыт обслуживания этих полётов и появились методические пособия о метеоусловиях полётов на больших высотах в виде статей проф. И.Г. Пчелко, зав. отделом авиационной метеорологии Гидрометцентра СССР, опубликованных в журнале «Метеорология и гидрология».

В одной из его статей разбирались метеорологические условия полётов в струйных течениях и, в частности, где в струйных течениях возникает большая турбулентность, являющаяся источником сильной болтанки самолёта, которая может привести к срыву аэродинамического потока; мы впервые узнали об опасных сдвигах ветра вдоль и поперёк потока струйного течения. В другой статье – З.М. Маховера, зав. лабораторией авиационной и спутниковой климатологии НИИ Аэроклиматологии – рассматривалось влияние тропопаузы на полёты самолётов, где она холодная и низкая до 6–7 км и где она тёплая и высокая до 10–12 км, наклон или крутизна её определяли также интенсивность турбулентности (и болтанки самолёта). Эти публикации были весьма своевременны и актуальны, поэтому синоптики сразу же внедряли эту информацию в практику составления прогнозов погоды по маршрутам полётов и предполётного обслуживания экипажей самолётов Ан-10. А на занятиях с лётным составом по метеорологии доводили информацию до пилотов.

Однажды, это было в ноябре или декабре 1961 года, во время моего дежурства, по трассе Москва–Вологда–Сыктывкар наблюдалось струйное течение редкой интенсивности со скоростью потока свыше 300 км/час. При этом наблюдался большой сдвиг ветра поперёк потока, который мог вызвать болтанку самолёта штормовой интенсивности.

Самолёт Ан-10, вылетевший из Москвы в Сыктывкар, столкнулся с ней в районе Череповца. Болтанка самолёта была столь интенсивной, что командир корабля вынужден был запросить у диспетчера районной диспетчерской службы (РДС) смену эшелона. Диспетчер РДС поставил меня в известность об этом и попросил рекомендацию. Я проанализировал барику (карты барической топографии) на этих высотах, вертикальный разрез атмосферы по этой трассе и такую рекомендацию выдал, но предупредил, что болтанка будет и на новом эшелоне, но меньшей интенсивности. Диспетчер РДС разрешил смену эшелона. Снизившись до следующего эшелона, экипаж самолёта продолжил полёт в условиях умеренной болтанки. Почти одновременно с бортом из Москвы, но уже из Сыктывкара в Москву вылетел самолёт Ан-10, командира которого мы предупредили об ожидаемой болтанке на разных высотах, в результате чего он выбрал более подходящий эшелон и не встретил столь интенсивной болтанки, с которой столкнулся борт, вылетавший из Москвы.

Первые

курсы

повышения

квалификации

синоптиков

До этого случая, примерно в сентябре–октябре, в Сыктывкаре побывал начальник отдела службы прогнозов (ОСП) Северного УГМС А.И. Третьяков и в разговоре со мной предложил мне записаться на первые курсы повышения квалификации синоптиков при Гидрометцентре СССР. Они обещали много интересного, а по завершении курсов их участники будут приглашены в Москву, где в течение 10 дней прослушают обзорные лекции ведущих учёных ГМЦ о последних достижениях науки в области синоптической метеорологии. Я дал согласие, оказалось, что и сам Третьяков изъявил желание поступить на эти курсы. В течение года заочной учёбы мы выполнили несколько контрольных заданий по программе курсов.

И вот при выполнении одного из заданий я описал этот случай со штормовой болтанкой в верхних слоях тропосферы. Кроме этого случая, мне представилась возможность также описать и другой случай со штормовой болтанкой в приземном слое воздуха, из-за чего были прекращены полёты самолётов Ан-2 с пассажирами на борту. Когда мы в июле 1962 года были в Москве, проф. И.Г. Пчёлко в лекции по авиационной метеорологии упомянул об этих случаях, описанных мной в контрольной работе. А некоторое время спустя вышел его учебник «Авиационная метеорология», в который были включены оба случая штормовой болтанки самолётов.

Курсы синоптиков в Гидрометцентре, которые я прошёл вначале своего трудового пути, были очень интересными и невероятно полезными. Мы встретились с ведущими учёными нашей службы, которые рассказали нам о своих работах и последних достижениях синоптической науки в мире. Они помогли мне систематизировать свои знания и дали мне такой заряд энергии, которой хватило «на всю оставшуюся жизнь». Так что я на протяжении своей трудовой деятельности не только постоянно следил за новыми работами, публикациями, но и буквально по крупицам отбирал всё самое полезное, чтобы потом внедрить в работу подчинённых подразделений. Курсы проходили в соседнем от Гидрометцентра СССР здании подшефной школы, в нём мы и жили. Здесь мы встретились с дипломником нашего факультета, с которым мы жили в одной комнате общежития Казанского университета, Юрой Переведенцевым. Он приехал к своему руководителю дипломной работы, если мне память не изменяет, тоже

Первые курсы повышения квалификации синоптиков при ГМЦ СССР. Я и рядом А.И. Третьяков

в правом верхнем углу.

выпускнику нашего университета с.н.с. ГМЦ Усманову. Мы с ним побывали на футбольном матче московских команд в «Лужниках». Помню, как в перерыве матча на трибуне стадиона появился знаменитый футболист Стрельцов, после освобождения из заключения, и как по трибунам прошло шевеление: «Стрельцов, Стрельцов!..» Ходили мы и в ЦПКиО им. А.М. Горького, где в Зелёном театре слушали популярную музыку, исполняемую симфоническим оркестром под управлением знаменитых дирижеров. Юрий Петрович Переведенцев закончил университет с красным дипломом и посвятил себя науке и преподавательской деятельности, защитил кандидатскую и докторскую диссертации, стал профессором, заведующим нашей кафедрой и деканом факультета Казанского университета.

Ещё одна особенность обслуживания полётов Ан-10

Была ещё одна особенность в обеспечении полётов самолётов Ан-10. Учитывая повышенную ответственность за безопасность полётов этих бортов, было введено дополнительное условие при решении вопроса о вылете самолёта: требовалось согласие аэропорта посадки для приёма самолета. Согласие руководителя полётов (РП) на приём самолёта было обусловлено выполнением ряда условий, главное из которых предусматривало, чтобы ко времени прибытия самолёта погода соответствовала минимуму для командира корабля. В таких случаях РП к решению вопроса подходил неформально, хотя у него и был прогноз погоды по аэродрому, который ему вручался под расписку каждые 3 часа обычно на 6–9 часов, и на который он мог ориентироваться при принятии решения. Но дело ответственное, и лишний раз, для пользы дела, проконсультироваться у синоптика и посмотреть последнюю фактическую погоду не помешает.

Однажды в период ночного дежурства, когда погода была на пределе, пришёл ко мне РП А.Н. Махов, с которым мы работали в одну смену, и обратился ко мне:

– Посмотри внимательно, удержится ли погода ко времени прилёта самолёта Ан-10 из Москвы?

Высота нижней границы облаков (НГО) была 120 м, как раз на пределе соответствия минимуму аэродрома и командира корабля для этого типа самолётов. Но что будет через 3–4 часа, когда самолёт будет заходить на посадку? Дело серьёзное, предпринимаю все действия для уточнения возможных изменений высоты НГО. Начинаю с проверки адвекции (переноса) температуры и влажности, – она нулевая. Дальше сопоставляю стратификацию в приземном слое воздуха по радиозонду Сыктывкара с аналогичной стратификацией по «Сборнику методических указаний по авиационной метеорологии» для определения турбулентного вертикального переноса, от чего зависит понижение (повышение) облачности. Получается нейтральный перенос. И, наконец, надо определить, какова фактическая тенденция изменения высоты НГО?

Но для этого надо идти на метеоплощадку, чтобы по прожектору (других приборов тогда ещё не было) произвести измерения высоты НГО. Осень, ночь, идёт дождь, надеваю резиновые сапоги и плащ, беру с собой фонарик. Между АМСГ и метеоплощадкой грунтовую дорогу так намесили машины и трактора, что с великим трудом вытаскиваю ноги, с каждым шагом рискуя оставить сапоги.

Включаю прожектор, произвожу измерение угла наклона от места измерения до светового пятна на облаке и по таблице нахожу высоту НГО – 130 м. При повторном измерении высота та же. Это в пределах погрешности измерения, что подтверждает наше предположение о том, что облачность понижаться не будет. Возвращаюсь на АМСГ, сообщаю о своих выводах РП. Он звонит в Москву и даёт согласие на приём борта. Из Москвы поступает сообщение о вылете самолёта. За время его полёта, в течение двух часов, находимся в напряжённом состоянии, каждое измерение высоты НГО в этот период времени воспринимается с удовлетворением, что высота держится в пределах минимума. Наконец, посадка самолёта… Все вздохнули с облегчением.

Экипажи самолётов Ан-10 и особенно командиры кораблей состояли из самых лучших опытных пилотов, штурманов, бортмехаников, налетавших безаварийно не одну тысячу часов на других типах воздушных судов. Они прекрасно знали не только лётное дело и материальную часть самолёта, но и авиационную метеорологию, в чём я постоянно убеждался, принимая у них зачёты и экзамены: то при подготовке к весенне–летней и осенне–зимней навигациям, то на присвоение более высокого класса и ввода в строй командирами кораблей. Всегда на экзаменах по метеорологии при прохождении сборов в УТО всем лётчикам Ан-10 ставили высший балл за прекрасное знание метеорологии.

На предполётную консультацию к синоптикам они приходили всем экипажем. Консультация сопровождалась показом всех синоптических и аэрологических карт от поверхности земли до 200-миллибаровой поверхности (высоты 10–12 км). По вертикальному разрезу атмосферы по трассе Москва–Сыктывкар–Норильск внимательно прослеживали струйные течения и наблюдающиеся в них вертикальные сдвиги ветра, наклон тропопаузы при переходе из тропосферы в стратосферу.

Когда в 1970 году был установлен в Сыктывкаре первый на Европейском Севере метеорологический радиолокатор МРЛ–1, то всегда сами непосредственно по выносному индикатору и по картам МРЛ прослеживали наличие гроз и других конвективных явлений по маршруту полёта.

За много лет лётной эксплуатации самолетов Ан-10, до самого списания отработавших свой ресурс самолётов, не помню ни одного случая лётных происшествий с этими самолётами.

Запомнился только один инцидент, случившийся в Сыктывкаре. Он произошёл в середине 60-х годов, в июне или июле, когда самолёт Ан-10 с пассажирами на борту, выполнявший рейс на Москву, произвёл взлёт с неснятыми хвостовыми струбцинами. Их устанавливают на время стоянки самолёта на рули высоты и направления хвостового оперения для избежания повреждения на случай возникновения сильного ветра. При подготовке к вылету их снимают, что входит в обязанность авиатехника, а бортмеханик при предполётном осмотре самолёта обязан проверить их снятие. Как это произошло, впоследствии никто не мог дать ответа, но самолёт взлетел с неснятыми струбцинами, что сразу же после взлёта и начала набора высоты обнаружил командир корабля.

Разобравшись с экипажем, в чём дело, решили не продолжать полёт, а вернуться и садиться в Сыктывкаре. Командир корабля Злобин был из всех командиров наиболее опытным пилотом, налетавшим больше всех, да и по возрасту был старше всех своих коллег, хотя и ненамного. Погода благоприятствовала посадке: ветер и на высотах, и на земле был слабый, был ясный и солнечный летний день. В этих условиях он мастерски совершил посадку, которая оказалась весьма поучительной для других экипажей этих самолётов, и опыт этой посадки изучался по всей стране.

Я в это время был избран в президиум Сыктывкарского групкома профсоюза авиаработников, где заседал вместе с бортмехаником этого самолёта, и помню, что за это его упущение мы дали согласие на вынесение ему строгого взыскания. А вот с командиром корабля поступили совсем

иначе, он не только не был наказан, а, наоборот, через некоторое время был удостоен звания Героя Социалистического Труда.

Прошло несколько месяцев cо времени инцидента со струбцинами, как в связи с досрочным выполнением пятилетнего плана по авиаперевозкам из Москвы, из Министерства гражданской авиации в СОАГ пришла разнарядка по награждению правительственными наградами, среди этих наград требовалось представить одну кандидатуру на присвоение звания Героя Соцтруда. Главным кандидатом на это награждение был И.С. Полещук, но он, как об этом было сказано выше, уже был награждён орденом Ленина. Тогда стали искать другого достойного человека. И вот сам же Иван Савельевич предложил для этого кандидатуру Злобина, аргументируя свой выбор тем, что все командиры Ан-10 неплохо освоили полёты на этих самолётах, одни чуть лучше, другие чуть хуже, но выполняют повседневную работу, мало отличаясь друг от друга. Среди этих пилотов он один в совершенно нестандартной ситуации сумел мастерски посадить самолёт с пассажирами.

И с его доводами согласились, и Злобину было присуждено это высокое звание. Надо сказать, что только небольшая часть лётного состава была недовольна таким решением, но большинство всё же согласилось с тем, что награда им получена заслуженно, за конкретный подвиг.

Так обстояло дело с полётами самолётов Ан-10, но иначе складывалась ситуация с полётами самолётов Ан-12. О драматической и трагической эпопее, произошедшей с этими бортами в 60-х годах, рассказано в одной из следующих глав.

Глава шестая

В профсоюзе. Осечка на старте

На одном из собраний коллектива АМСГ меня совершенно неожиданно избрали председателем профбюро. Профсоюзная организация АМСГ входила в состав местного комитета профсоюза авиаработников аэропорта, куда меня время от времени приглашали на семинары или заседания по разным вопросам. На одном из таких заседаний, где отчитывались о состоянии выполнения сметы расходов месткома, я узнал, что недорасходованы средства по статье «материальная помощь».

У работников АМСГ была низкая зарплата, ниже, чем у работников аэропорта, так как они относились к другому ведомству, не было тогда и премиальной системы. Из большинства низкооплачиваемых и нуждающихся работников АМСГ самой бедной, пожалуй, была техник-наноситель Т.В. Бронникова, у которой было пятеро детей, как говорится, «семеро по лавкам», да и муж у неё зарабатывал мало. Поэтому в первую очередь для оказания материальной помощи решили предоставить её Бронниковой и предложили ей написать заявление.

Её заявление с ходатайством профбюро я снёс в местком аэропорта. Я тогда не обратил внимания, что некоторые члены профбюро при рассмотрении заявления Бронниковой чувствовали себя как-то неловко, чего-то не договаривали. А потом было вот что. Местный комитет выделил Бронниковой довольно приличную по тем временам сумму, которую она получила, после чего она несколько дней не выходила на работу. Начальник АМСГ послала к Бронниковой старшего техника, чтобы узнать, что с ней случилось. Вернувшись на АМСГ, она рассказала Змываловой, что в доме Бронниковой она застала такую картину: Бронникова с мужем пьянющие, дети не кормлены, в доме грязь и беспорядок.

Когда Змывалова узнала, на какие деньги пьянствовали Бронникова с мужем, она предъявила мне претензию, почему я с ней не посоветовался, кого представлять на материальную помощь. Вместо удовлетворения, что помогли бедному человеку материально, пришлось обсуждать поведение Бронниковой на собрании коллектива и наказывать её за прогулы и пьянство. А я на будущее сделал для себя вывод: чтобы меньше делать ошибок, надо лучше знать людей.

Проблема

с

общежитием

для

молодёжи

О том, какая была проблема с жильём в аэропорту, я уже писал. Но нисколько не лучше обстояло дело с общежитием для молодёжи, его вообще не было. А для молодых специалистов снимали комнаты на двоих-троих в частном секторе, в основном в деревянных домах с печным отоплением и удобствами во дворе, которые находились вблизи от аэропорта, в районе Кируля и Лесозавода. Условия жизни молодых специалистов всецело зависе-

ли от хозяев. И если по их вине создавались невозможные условия для проживания, то приходилось терпеть, так как уйти было некуда, свободных комнат не было, особенно зимой. Так случилось у наших техников, молоденьких девчат, хозяева которых пили, скандалили и дрались, тем самым превратив жизнь трёх техников в кошмар, который они терпели-терпели и не вытерпели, вынуждены были уйти. Поскольку уйти на другую квартиру было некуда, то они поселились на АМСГ, в той же комнате, где работали. Здесь же они и спали на стульях. Мы со Змываловой пытались им помочь: обратились в хозяйственную часть аэропорта, местком, дошли до и.о. начальника аэропорта Н.В. Кулагина. Все подключились к решению этой проблемы, но решить её не удавалось, и дело подзатянулось.

Когда я работал в ночную смену, я заметил, что утром раньше всех приезжали на работу командир Сыктывкарской отдельной авиагруппы (СОАГ) С.И. Кириков с начальником политотдела И.С. Назаровым. В шесть– в седьмом часу их чёрная «Волга» останавливалась у крыльца АМСГ, они выходили из машины, поднимались по ступенькам на крыльцо, проходили сначала через комнату техников, где видели спящих на стульях сотрудниц, останавливались у синоптиков, где получали информацию о погоде для полётов воздушных судов в течение дня, а затем попадали к диспетчеру районной диспетчерской службы (РДС), который совмещал также обязанности диспетчера ДСУ (диспетчерская служба управления), где получали информацию о полётах за прошедшие сутки, лётных и других происшествиях. Однажды они спросили у меня:

– А чего это в соседнем помещении спят девушки?

Я им рассказал, в чём дело, и они пообещали разобраться в данном вопросе. Но время шло и ничего не менялось.

Участие в конференции групкома профсоюза

Вскоре состоялась отчётно-выборная конференция Коми групкома профсоюза авиаработников, куда меня избрали делегатом. И вот мы со Змываловой сидим в зале заседаний на конференции. Начинается заседание, после рассмотрения процедурных вопросов и утверждения повестки дня председательствующий спрашивает:

– Кто хочет выступить?

Наступает некоторая пауза, в течение которой никто не поднимает руки из подготовленного заранее списка выступающих. Тогда я поднимаю руку, все в недоумении, Змывалова пытается меня одёрнуть, но председательствующий В.А. Кисов, председатель групкома, даёт мне слово.

Я, конечно, нарушил установленный порядок, так как список выступающих был подготовлен заранее, но не было другого выхода. Хотя я не готовился к выступлению, всё произошло экспромтом, но надо было рискнуть, использовать последний шанс. По дороге к трибуне на ходу лихорадочно соображаю, о чём буду говорить. Не только же о плачевном состоянии с жильём у техников. В своём вступлении я кратко рассказал о работе АМСГ, как синоптики, техники и радисты стараются качественно обслуживать полёты воздушных судов без возвратов, серьёзных нарушений и задержек вылетов из-за неоправдавшихся прогнозов погоды, об освоении новой техники, которая начала поступать на АМСГ: о факсимильной аппаратуре и измерителях высоты облаков. И только после этого перешёл к проблеме, с которой столкнулись наши техники и коллектив: с жильём, изза чего техники вот уже 1,5 месяца живут на работе. И кто только не обещал им помочь, а командир авиагруппы и начальник политотдела каждый день бывают на АМСГ, сами видят и знают об этом, но и они не в состоянии им помочь. Тут я сорвал аплодисменты всего зала, в том числе С.И. Кирикова и И.С. Назарова. Когда я под аплодисменты покинул трибуну и сел на своё место, А.А. Змывалова мне сказала:

– Что же теперь будет?

Из соседнего ряда кто-то прошептал:

– Ты всё себе испортил, тебе этого не простят! А в перерыве мне говорили:

– Теперь тебя заклюют и хода тебе не дадут!

После

конференции

Первый результат моего выступления сказался уже через неделю. Наших троих техников, которые жили и спали на АМСГ, поселили в общежитии какого-то городского предприятия, которое арендовал аэропорт. Никаких гонений я не испытывал ни раньше, ни позже, ни в дальнейшем. Наоборот, примерно через полгода к нам на АМСГ зашёл председатель месткома аэропорта И.П. Семейкин и передал мне, что меня по какому-то делу вызывает начальник политотдела И.С. Назаров. Я спросил его:

– По какому поводу я ему нужен?

Он ответил, что не знает. В назначенное время в полном неведении появляюсь у И.С. Назарова. Как только я вошёл в кабинет, он кивнул мне садиться и без всяких вводных и предисловий предложил перейти на другую работу – освобожденным секретарём Коми групкома профсоюза авиаработников. И сразу продолжил разговор:

– Какая у тебя заработная плата? Я ответил:

– Недавно меня перевели в старшие инженеры со ставкой 95 рублей. А как же моя работа по специальности?

– Будешь получать 125 рублей. Твоя работа никуда от тебя не уйдёт. Где живёшь?

– В щитовом доме в «Шанхае».

– Сейчас строится много благоустроенного жилья. Будешь сам заниматься распределением жилья. Семейное положение?

– Жена работает инженером в Гидрометобсерватории. Дочке около 3 лет, водим к няньке, так как детского сада нет.

– У нас строится большой детский комбинат, будешь заниматься распределением мест в нём. В общем, с материальной и социальной точек зрения твоё положение на новой работе должно улучшиться. А сейчас пройди в соседний кабинет к председателю групкома профсоюза авиаработников В.В. Самарину и поговорите с ним о работе, чем будешь заниматься, и даю тебе неделю на размышление.

Он позвонил В.В. Самарину, и я направился к нему в соседний кабинет. В.В. Самарин был избран председателем групкома на последней отчётно-выборной конференции, где я выступал экспромтом и где произошло наше внешнее знакомство. Теперь представилась возможность познакомиться поближе.

Он из Воркуты, где работал инженером инженерно-авиационной службы (ИАС), мы с ним оказались земляками, оба из Казани, где он так же, как и я, учился, только в авиационном институте. Я признался, что кроме работы председателем профбюро АМСГ у меня другого опыта профсоюзной работы нет. Он мне ответил, что был секретарём комитета комсомола Казанского авиационного института, а сейчас постигает премудрости профсоюзной работы, и что опыт приобретать будем вместе, вместе даже веселей. В общем, желательно, конечно, чтобы секретарь групкома владел всеми вопросами, но по распределению обязанностей на него возлагаются организационные и финансовые вопросы, несмотря на то, что в штате есть главный бухгалтер. В принципе бояться нечего, облпрофсовет под боком, где можно проконсультироваться по любому вопросу, всё освоится со временем. На мой вопрос: «Почему уходит бывший секретарь групкома?» он мне ответил:

– Секретаря Л.П. освободили за ошибки в распределении путёвок в санатории и дома отдыха.

Ещё я спросил:

– А как быть с тем, что это должность выборная? Он мне сказал:

– На ближайшем пленуме групкома произведём довыборы и всё узаконим.

Расстались мы с ним в добром расположении друг к другу. Я обещал посоветоваться с супругой и подумать.

Когда я рассказал супруге о сделанном мне предложении в отношении новой работы и о встречах с И.С. Назаровым и В.В. Самариным, она сказала, что надо посоветоваться с опытными людьми. Такими людьми для нас были супруги А.П. Братцев, бывший директор Сыктывкарской гидрометобсерватории (ГМО), после защиты кандидатской диссертации перешедший на работу в Коми филиал Академии наук, и его жена Л.М. Калинина, старший инженер-гидропрогнозист ГМО, с которой работала моя супруга. На следующий день она переговорила с Л.М. Калининой и договорилась о встрече. В воскресенье вечером мы нанесли им визит. Жили они в кирпичных домах постройки пятидесятых годов недалеко от Коми филиала. Я подробно рассказал о причинах нашего визита и добавил, что больше всего меня заботит, что не буду работать по специальности. А.П. Братцев, выслушав меня, сказал, что он мне советует переходить, так как предлагаемые мне условия подходящие, тем более, что у нас ничего нет, а что касается работы, то она никуда от меня не уйдёт, и если что-нибудь не так, за мной сохраняется рабочее место, что гарантируется законом на время выборной работы. Короче говоря, я принял решение перейти на предлагаемую мне работу. Кроме всего прочего, на моё решение повлияли возможности испробовать свои силы в новом деле и расширить свой кругозор. Я дал согласие и вскоре

приступил к исполнению своих обязанностей.

На

профсоюзной

работе

В.В. Самарин довольно глубоко и основательно вводил меня в круг решаемых мной вопросов. Среди этих вопросов был и вопрос знакомства с подчинёнными местными комитетами профсоюза, которых у нас насчитывалось 30. Для начала решили посетить наиболее крупные организации в Сыктывкаре, Ухте, Печоре, Воркуте. Из знакомства и посещения служб вынесли ряд вопросов, которыми мы занялись в процессе своей деятельности, главными из которых оказались вопросы труда, заработной платы, трудового законодательства и северных льгот. С последним я был мало знаком, т.к. в Сыктывкаре тогда этот вопрос был неактуальным из-за отсутствия этих льгот. Для повышения квалификации председателей месткомов в этих вопросах решили собрать семинар, на который пригласили плановиков и трудовиков из аппарата управления СОАГ и юристов из Облпрофсовета.

На семинаре с последними у нас случилось недоразумение из-за того, что председатели месткомов не получили ответов на многие поставленные ими вопросы. На ходу, пока не закончился семинар, мы пригласили одного из лучших юристов по трудовому законодательству Коми республики. Он был главным юристконсультом Совмина Коми АССР и дал на все поставленные вопросы исчерпывающие ответы. В дальнейшем мы прибегали к его помощи для ответа на наиболее запутанные вопросы.

Знакомство

с

облпрофсоветом

и

его

председателем

Через некоторое время, когда я уже более-менее вошёл в круг нашей деятельности, В.В. Самарин решил познакомить меня с отделами облсовпрофа. Этот день посещения совпал с днём рождения председателя Облсовпрофа М.М. Скляднева, которому исполнилось 50 лет. К этому дню по нашему заказу доставили сочинским рейсом горшок с очень красивыми цветами (вероятно, это были гортензии). После посещения отделов мы направились к М.М. Склядневу, чтобы поздравить его с юбилеем и вручить цветы. При этом, собственно говоря, и состоялось моё первое знакомство с ним. Когда мы вошли в кабинет М.М. Скляднева, он встал и устремился для встречи с нами. Его лицо излучало радушную улыбку, а рукопожатие было какое-то тёплое, дружеское. Он как-то сразу располагал к себе, и я почему-то запомнил его на всю жизнь. Видимо, потому, что в нём заключалась определённая политика, что не мешало ему проявлять требовательность к нам в отдельных случаях.

Во время поздравления нам было сказано, чтобы мы,

«лётчики», доставили все цветы к нему домой, что мы и сделали, отправившись вместе со Склядневым и двумя председателями обкомов профсоюзов к нему домой. Мы доставили цветы и хотели сразу же уйти, но Михаил Михайлович вместе с супругой нас не отпустили, и мы остались на обед, во время которого выпили за здоровье юбиляра хорошего коньячку, очень дефицитного по тем временам. М.М. Скляднев довольно внимательно следил за состоянием наших дел, иногда для разбора ситуации приезжал к нам в групком и оказывал нам помощь. А когда для этого были причины, то и серьёзно нас критиковал. Надо сказать, что оратор он был хороший, и попасть под его критику было неприятно.

Первый раз это было связано с подпиской на периодические издания на следующий год для библиотеки Дома культуры авиаработников. Согласно смете расходов групкома, в ней предусматривалась статья на подписку периодических изданий.

Когда заведующий Домом культуры принёс в групком список периодических изданий для подписки, мы в нём не обнаружили многих партийных, советских и комсомольских изданий. По его разъяснению на эти издания подписка для библиотеки была уже произведена на средства политотдела СОАГ.

С некоторыми уточнениями мы профинансировали подписку на профсоюзные, литературные, общественно-политические, научно-популярные издания, технические журналы и журналы мод. Мы тогда не придали этому вопросу большого значения. Однако проверявшая нас инспектор Облсовпрофа на эту сторону дела обратила самое пристальное внимание.

После этой проверки на состоявшейся летучке, М.М. Скляднев потребовал от нас объяснений. Мы объяснили, что партийно-политические издания для библиотеки фактически выписаны на деньги политотдела, а мы основное внимание при подписке уделили обеспечению читателей популярными среди них изданиями. Но наши объяснения не были приняты, и М.М. Скляднев в своём выступлении обвинил нас в аполитичности, а по поводу популярных изданий он сказал, что самыми популярными изданиями являются шведские порнографические издания, и что если бы на них была разрешена подписка, то мы, вероятно, в первую очередь подписались бы на них.