Читать книгу: «История Кыштыма», страница 2
Он же поведает и историю о том, что «есть город каменный на берегу озера Иредяша, и башни великие, и палаты каменные. Башкирцы его скрывают. А также некто служилый человек видел на острове Иртяш-озера этот город в саморостном камени, вокруг него ров, а за тем городом сделаны домницы исстари, видны плавильная руда и шлак…»
Именно об этом городище век спустя упомянет Петр Симон Паллас в книге «Путешествия по различным местам Российского государства». Петр Иванович Рычков, исследователь уральского края и первый краевед, в середине XVIII века также доказывал, что рудники уральских заводов это продолжение древних разработок, «по которым довольно означается, что древние здешних мест обитатели в горных делах, а наипаче в плавке меди, в свое время вели и сильные имели промыслы». «Самые те копи, – говорит он, – и находящиеся в них разные вещи доказывают, что оные горные промыслы и доставание руд были прежде нашествия татар, ибо сверху нынешних рудников на несколько аршин находящаяся наносная земля довольно подтверждает, что та работа в давние времена происходила».
В «Полном географическом описании нашего Отечества», изданном в 1914 году под редакцией П. С. Семенова-Тян-Шанского, сообщалось: «По дороге от Каслинского завода в Кыштым находится весьма живописная местность, слывшая под названием Городок. Это возвышенный и открытый перешеек между озерами Большая и Малая Нанога, где существовал прежде курган, ныне разрушенный. Здесь, по всей вероятности, было древнее Чудское городище. В четырех верстах от городка, на южном берегу озера Иртяш, есть мыс, носящий название Новой деревни, где имеется подобный же курган, описанный академиком Палласом».
Первым иртяшским археологом станет совладелец Кыштымских заводов В. Г. Дружинин – именно он сделает первые раскопки, обнаружив культурный слой в человеческий рост, остатки нескольких плавильных горнов, выложенных слоем обожженной белой глины, много шлака с большим содержанием железа, а также наконечники стрел, ножи, лопаточки. Все находки относятся к раннему железному веку и соответствуют образцам иткульской культуры…
Археология под ногами
Заглянув в отчет по инвентаризации памятников истории и культуры города Кыштыма, отчеты члена Императорской археологической комиссии В. Г. Дружинина за 1891—1894 годы, отчеты историка П. А. Дмитриеваза 1938 год и другие, можно увидеть, что археологические находки были самыми разными. Так, сообщается, что на берегу озера Травакуль, недалеко от Кыштыма, случайно обнаружен археологический клад: элементы лошадиной сбруи VII – VI веков до нашей эры, подпружная бляшка в виде свернувшегося хищника, предположительно пантеры.
Еще одна удивительная находка была сделана летом 1902 года на Кыштымском железном руднике, где добывался бурый железняк. О ней сообщил И. И. Кротов в «Известиях Общества археологии, истории и этнографии при Казанском университете» (том XIX, вып. 1, 1903 г.):
«В верстах 10—12 к юго-западу от Кыштымского завода… при горных работах на этом руднике минувшим летом был найден в поверхностной глине, на глубине 3½ аршин своеобразный предмет, который и был доставлен управляющему Кыштымскими горными заводами П. М. Карпинскому… Предмет этот – «лопата из лосиного рога, очевидно, судя по месту и условиям находки ее, употреблявшаяся при былой разработке нынешнего Кыштымского рудника… в виду нахождения подобных роговых орудий в других местностях, при аналогичных же условиях, позволительно думать, что здесь мы имеем дело с орудием довольно древним, употреблявшимся в былое, доисторическое время при рудничных работах в местности нынешнего Кыштымского рудника. Вероятно, в этом месте на Урале была рудная копь, аналогичная чудским копям…»
Сейчас эта древняя находка хранится в зале Шигирской кладовой Свердловского областного краеведческого музея.
Археологическое изучение окрестностей Кыштыма не прекращается и сегодня. Так, летом 2001 года в районе базы отдыха «Красный камень» под водой в иле на глубине 22 метра тремя дайверами были обнаружены два керамических сосуда и фрагмент деревянного ковша в форме уточки. По заключению ученых, находки относятся к IV тысячелетию до нашей эры и предположительно использовались при погребальном обряде.
А в 2013 году, как рассказывает в «Исторической азбуке Кыштыма» Галина Алексеевна Шангитова, один из кыштымцев Василий Лежнев, переходя через противопожарную распашку в лесу, увидел под ногами странный «камень с дырой», похожий на «кубасик» от невода. Смутился – кто бы стал ловить рыбу в лесу! – взял находку с собой и показал по случаю писателю-краеведу, геологу и педагогу Сергею Васильевичу Колисниченко, автору книги «Удивительные минералы Южного Урала».
Когда «камень с дырой» отмыли, рассмотрели, оказалось, что это навершие (верхняя часть) булавы или жезла – символа власти. «Ещё в 1971 году археологи впервые зафиксировали использование местного поделочного камня для атрибутов власти, найдя подобный артефакт в могильном кургане около села Кизильское. Это шлифованное изделие в виде приплюснутого шара со сквозным коническим отверстием из горного хрусталя получило название „шар Стоколоса“ по имени известного археолога».
Всего на Южном Урале было обнаружено пять таких артефактов, характерных для синташтинской культуры. Шестая, кыштымская находка, обработанная шлифовкой без лощения, заставила ученых поволноваться. Была высказана версия, что подобные булавы со сходными навершиями творились по одному «лекалу», словно символы власти заказывались в одном месте – в центре древней империи – и затем рассылались на места, подобно современным инаугурациям губернаторов или мэров…
И все же вопрос: как сарматский скипетр попал в страну металлургов-иткульцев – остается открытым. Но если согласиться с тем, что люди в этих краях были всегда, то вместе с ними испокон существовали и дороги, их связывавшие.
Перекресток дорог
Исследователь и краевед Вячеслав Михайлович Свистунов, автор первого обстоятельного очерка по истории Каслинского завода, отмечал удивительную историко-географическую особенность здешних мест: от Кыштыма и Каслей до Маука и Уфалея. Это не просто места водораздела, откуда реки уходят как на запад, так и на восток – в Каслинском Урале высота водораздела ниже, и Теплые горы ниже соседних. А значит, это самые удобные места для «перевалки через Камень», для караванных путей. Кстати, соседний с Кыштымом Маук переводится как «волок», «волоковая река», по которой тащили грузы.
«Эти места были привлекательны тем, что через Каслинско-Иртяшскую систему озер пролегал древнейший путь из Азии в Европу, по которому происходило передвижение многих племен и народов, – пишет В. М. Свистунов. – Эта древняя дорога позволяла во все времена вывозить как готовый металл, так и изделия из него, на большие расстояния и в больших количествах. Путь этот в разные эпохи имел разное значение. Были исторические периоды, когда движение по нему было интенсивным, но были и периоды, когда оно замирало».
Ученый также отмечает, что в эпоху бронзы и раннего железного века здесь довольно густо располагались селения, жители которых занимались, в основном, добычей руды и выплавкой металла – причем, счет ему шел на тонны. Металл большей частью сбывали на восток – это подтверждают бронзовые орудия труда из уральского металла, найденные при раскопках в степях Южного Урала и Северного Казахстана.
К концу XVII века древний путь оформился в Старую Казанскую дорогу. В. М. Свистунов приводит интересный архивный документ в «Деле о спорных землях башкир на Сибирской стороне Урала 1695—1696 годов». В нем описан участок пути из Сибири в Россию: «…А от Караболки-речки, едучи по Казанской Уральской дороге до озера Порохового…, а от того озера, едучи по Казанской же дороге, к Каменю на правой стороне озеро Алак Большой, другое озеро Алак Малый… А от того озера едучи, на левой стороне дороги озеро Алабуга… А от того озера едучи, на правой стороне Казанской дороги близ Камени озеро Касли… а из того Касли-озера течет Исток мимо башкирской деревни и подле Урал-камень в Иртяш-озеро; а от Камени подле тот Исток на Казанской проезжей дороге живут башкирцы Талиш Иткулов со товарищи в 10-ти юртах…»
Несмотря на то, что описание дороги на этом прерывается, можно смело предположить, что дальнейший путь шел по речной долине Большого Маука через главный водораздел Каслинского Урала к речкам Кизил, Нязе, Уфе, а по ней к рекам Белой и Каме в Волгу. При этом, название Старая Казанская дорога, или просто Казанская дорога, как исследователь и историк Гаяз Хамитович Самигулов, относилось не к одной дороге, а к целой сети дорог, соединявших европейскую часть с Зауральем и Средней Азией. В этой сети путей, естественно, были свои узловые точки, и одна из них как раз приходилась на озерный кыштымский и каслинский край.
В любом случае, будущие заводчики, и Демидовы в том числе, транспортируя железо из Зауралья до самой Балтики, не изобретали ничего нового – просто воспользовались старым маршрутом и тащили барки по уральским рекам волоком…
«На бывшей дороге яму…»
К моменту основания Н. Н. Демидовым Кыштымских заводов, здешние земли совсем не являлись глухим медвежьим углом – необходимая логистика уже существовала, а территории были достаточно обжитыми.
В июле 1759 года, когда молодому Кыштыму не было и двух лет, унтер-шихтмейстер Степан Костромин составил карту отвода земель, на которой была показана дорога, идущая с запада на восток через верховья рек Суроям и Уфа и через Кыштымский завод. В районе озера Улагач была развилка, подобно Т-образному перекрестку – одна дорога уходила на юг, к Челябинской крепости, а другая на север, к Екатеринбургу.
Как пишет Г. Х. Самигулов, подробно исследовавший в сопоставлениях не одну уральскую карту, отрезок западнее Кыштымского завода был подписан: «Дорога в город Уфу». Там же обозначены почтовые станции – «ямы». То есть через кыштымские земли проходила не просто дорога, а «ямская дорога» – большой почтовый тракт. «Вдоль тракта стояли почтовые станции, или ямы, где почтальон, или курьер мог передохнуть, сменить лошадей. По возможности, ямы размещали в населенных пунктах, расположенных у дороги. Иногда оказывалось, что на длинном отрезке пути не было никаких постоянных поселений. В таком случае организовывали почтовые ямы на расстоянии 20—30 верст друг от друга».
Еще в 1753 году башкиры Мякотинской волости, при продаже земли Демидову, отдельно оговаривали, что за ними остается право пользоваться «травами и сенными покосами и на дрова лесом» при учрежденных в той волости ямах. Это же право позднее утверждали башкиры Шуранской волости (северо-западная часть современного Кыштыма). При описании границ продаваемого участка земли указали: «по реке Уфе по течению с левой стороны, выше бывшего из Челябинска в Уфу на бывшей дороге ям… который стоял на реке Игалиш и от того яму по большой дороге до яму же, что стоял на реке Уфе».
– Суть в том, что в середине XVIII века главная дорога из Челябинска в Уфу шла вовсе не так, как сегодня, – поясняет Г. Х. Самигулов. – Чтобы добраться до Уфы, человек выезжал из Челябинска по Уфимской улице через северные ворота и ехал по дороге на Екатеринбург. В районе озера Улагач дорога раздваивалась – одна шла дальше на Екатеринбург, а другая – на Кыштымский завод и дальше, на Уфу. После 1756 года, согласно указу, появятся новые почтовые тракты, но дорога из Кыштыма на Уфу никуда не денется, превратившись в дорогу местного значения.
Из архивных документов следует еще один важный вывод: «почтовые ямы обслуживали башкиры – это была одна из повинностей, неосновных налогов, которые несло местное население». Они и называли ямы-станции – согласно своим вековым традициям…
Башкирские волости
Еще в середине XVI века Башкирия добровольно вошла в состав Русского государства и управлялась приказами Казанского дворца и находившимися в Уфе русскими воеводами. Кыштымские земли накануне горных заводов – земли башкирские. К началу горнозаводского строительства именно башкиры занимали территорию всего Южного и большую часть Среднего Урала. Историки Урала утверждают, что «к началу XVIII века башкиры расселялись на обширном пространстве от реки Ика на западе до реки Тобола на востоке, от реки Камы на севере до реки Урал на юге».
В административном отношении Башкирия была разделена на четыре области: даруги, или дороги. Будущие кыштымские земли входили в Сибирскую дорогу. В1712 году Казанский губернатор П. М. Апраксин писал в письме брату, что башкиры «…многочисленный народ, …паче народ пред всеми здяшняго краю, пред калмыки и кубанцы, несравнительно богати и живут много лет без всякого смирения и в местах обетованных, на многих тысячах верстах». Основным занятием башкир было полукочевое скотоводство, бортничество, охота, рыболовство.
Насчет «обетованных», исконных мест очень верно замечено. Если первые два десятилетия XVIII века башкиры достаточно равнодушно смотрели на возникновение северных уральских заводов, которые как раз располагались на границе «башкирской вотчины», то затем их реакция на строительство стала весьма болезненной. Основной пик «башкирских проблем» приходится на 1720—1740 годы, хотя еще в 1709 году башкиры впервые пожгли большое русское село Усть-Утку, принадлежавшее Строгановым, на берегу реки Чусовой.
«Башкирский вопрос» стал злободневным после весьма неудачного миссионерского визита в 1721 году графа Головкина в Уфу с целью полюбовно договориться с «лучшими башкирцами» о том, чтобы они не препятствовали строительству екатеринбургских заводов. Ни обещания, ни посулы не помогли – башкиры «чинили вред и убыток».
К началу 1730-х годов необходимость «силового решения» проблемы стала очевидной. На башкирских вотчинах все чаще стали появляться регулярные части – Российской империей уже был накоплен достаточный опыт по «укреплению границ», равно как и по «усмирению бунтовщиков». Эта эпоха войдет в историю как колонизация башкирских земель русскими.
Еще сложнее оказалось с укреплением вновь занятых территорий – этот процесс растягивался на долгие годы. Строительство крепостей и развитие укрепленных заводов решало проблему лишь отчасти. Важно было «наводнить» здешние края русским людом. Отсюда многочисленные разрешения на переселение крестьян из Центральной России на Урал, сюда же ссылались на поселение разночинцы, незаконнорожденные, престарелые и холопы, отпущенные на волю. Было немало беглых, которые назывались «непомнящими родства» и на которых власти смотрели сквозь пальцы. Кроме того, на Урал целыми скитами перебирались старообрядцы-раскольники. Особая ставка была сделана правительством на казаков – они и стали тем «иррегулярным войском», которое базировалось на линии крепостей, контролировавших казахские степи,
Риск такого народонаселения, естественно, был велик – слишком пестрой оказалась палитра. Но в целом он был оправдан: при такой колонизационной политике количество русских слобод выросло в десятки раз.
Позднее, в середине XVIII века, начинается «настойчивое обрусение» южноуральских земель. Именно эти «нежные» слова использует Д. Н. Мамин-Сибиряк, чтобы хоть как-то нивелировать жестокие и подчас уродливые процессы, которые происходили на местах. Шло масштабное закрепление земель – точнее, их покупка и передача в частное владение.
«Хищение башкирских земель происходило в самых грандиозных размерах, – рассказывает писатель. – Происходила обыкновенно добровольная „покупка“, причем выкидывались невероятно дикие штуки: так, в 1756 году дача Кыштымских заводов, равняющаяся 150 000 десятин, куплена всего за 150 рублей ассигнациями, т. е. по 1/10 копейки ассигнации за десятину…»
Массовые изъятия башкирских земель, происходившие в середине XVIII века, естественно, меняли уклад жизни башкирских племен. «Но нет худа без добра». Так, башкирские рудознатцы, рудоискатели приняли активное участие в поисках и разработке месторождений железной и медной руды. Они издавна владели знаниями и навыками поиска, добычи, плавки различных руд, знали месторождения золота и серебра – и зарабатывали на своих знаниях. Позднее наряду с традиционными отраслями хозяйства, большое развитие у башкир получили ремесла: они обрабатывали дерево, кожу, шерсть, коноплю, крапиву и обеспечивали растущие заводы сопутствующим товаром.
На таком историческом фоне и в таком «населенческом горниле» и рождался город Кыштым…
Топоним места: «Тихое зимовье».
Название места – Кыштым – до сих пор читается неоднозначно. Этимология этого слова восходит к VII веку и впервые встречается в Южной Сибири, в Саянах: оно было написано на одной из скал у реки Кемчик в верховьях Енисея. В XVIII веке ученый и исследователь Г. Ф. Миллер в своей книге «История Сибири» писал, что «кыштымами по-татарски назывались такие народы, которые обязаны другому народу покорностью и платежом дани». Кыргызы в своих толкованиях также связывают «кыштымов» со сбором ясака.
Подобная версия встречается и в книге А. К. Матвеева «Географические названия Урала» – отмечается, что в русских документах XVII столетия в части взаимоотношений русских с местным населением Южной Сибири слово «кыштымы» («данники») встречается довольно часто. Причем, слово было обидным. В XVII веке, когда енисейские и красноярские казаки делили бурятские ясачные волости, первые жаловались на последних – красноярцы, во-первых, ставили весь Енисейский уезд «ни во што», а во-вторых, называли «нас, холопей государевых, в ыноземцах: то де наши кыштымы…».
Вот только каким ветром это слово занесло на Урал? До начала строительства Н. Н. Демидовым заводов в этих местах были башкирские кочевья, а поселений как таковых не было – а значит, и дань брать было не с кого. Жители Кыштыма и по сей день не приемлют «южно-сибирских топонимических изысканий» и тем более не принимают их на свой счет. Гораздо более привлекательной и более достоверной является версия, что топоним восходит к башкирскому слову «кышкы» – зимний. Иногда это слово переводят, как «место, где тихая зима».
Но есть одно «но». Как отмечает исследователь Б. Идрисов, башкиры название это так не произносят, а говорят «Кштэм». Название «кштэм» возникло в свою очередь от слова «кэштэмэ», характеризующего окрестность – «ступенчатая, террасовая». И правда: в данной местности, если взглянуть с востока, ближние горы не заслоняют дальние: все на виду.
Есть и слово «кыштау», из которого могло возникнуть наименование города Кыштым. В говорах восточного диалекта башкирского языка оно также означает «зимовье», иногда – «деревня». Этим словом могли быть названы и местность, и речка, где располагались в прошлом зимние стоянки, превращаясь затем в места постоянных поселений. Конечное —ау, чуждое для русского произношения, вполне могло измениться на -ым, -им. Это подтверждают и научные сотрудники института истории, языка и литературы Уфимского научного центра РАН.
Топоним Кыштым прижился, а затем в перевод слова вкралось романтическое прилагательное. В итоге появилось поэтичное толкование: «тихое зимовье», которое закрепил за собой не только город, но и кыштымское общество краеведов.
Кстати, в этимологических изысканиях появилась еще одна версия, высказанная этнографом Л. П. Потаповым. Он разъяснял, что топоним произошел от тюрского «киш» – соболь, «кэштэн» – «соболевать», бить соболя. Созвучие вышло красивым – именно клеймом, изображавшим двух соболей, стоящих напротив друг друга на задних лапках, Демидовы маркировали свое железо…
Начальные времена
«Выбор сделан» – прошение Н. Н. Демидова в Берг-коллегию в 1755 году. Новая гидрология: демидовские пруды, плотины и мосты. Начало Демидовской эпохи. Трудный год. В дыму пугачевского бунта. Продажа заводов.
«Выбор сделан» – прошение Н. Н. Демидова в Берг-коллегию в 1755 году.
Официальное историческое начало Кыштыма необычно и не похоже на другие горнозаводские города или села эпохи русской колонизации Южного Урала. Как правило, дату основания считали с момента записи в приказе о разрешении на поселение или совершения сделки по приобретению земли. В случае с Кыштымом это был 1755 год. А город ведет свое исчисление с момента выпуска первой продукции в 1757 году – на два года позже первого колышка.
Причины такого «отставания» могут быть самыми разными, но в любом случае ведут к тайнам уральских заводчиков Демидовых – прежде всего, к Никите Никитовичу, который и заложил Кыштымские Верхний и Нижний заводы.
Суть в том, что умерший в 1725 году «друг Петра Первого» Никита Демидов все свои основные и лучшие заводы: Невьянский и Тагильский – передал во владение сыну Акинфию и практически ничего не оставил двум другим: Григорию и Никите (они были «отделены» еще при его жизни). Григорию вообще «не повезло» – он был убит своим собственным же сыном Иваном, впоследствии казненным. Никите же (о нем самом и его потомках мало что известно, в отличие от «росписи» линии Акинфия) пришлось немало потрудиться, чтобы самому стать крупным заводчиком. Именно он и его сын, также Никита Никитич, обратили внимание на озерный край южнее Екатеринбурга – на Каслинский Урал.
Никита Никитич Демидов-старший прибыл не на пустое место. Недалеко от будущего Кыштыма уже действовал Каслинский завод, построенный тульскими купцами Коробковыми. Заводское дело у Коробковых не пошло. Они строили завод на свои деньги, и строили медленно: почти четыре года. И то завод вышел неказистым – всего одна домна и кричная фабрика с весьма низкой производительностью. Намучившись с заводом, где купцы бывали наездами, Коробковы в 1751 году, окончательно оформив документы, продали его Никите Никитичу Демидову.
«Ущемленный в наследственных правах», Никита Никитич с покупкой Каслинского завода взялся за дело основательно. Так, всего за четыре года к двум коробковским молотам Демидов прибавил девять новых, поставил дополнительно две кричных фабрики, выстроил заводскую лесопилку и даже попробовал завод в медеплавильном производстве.
В 1755 году Никита Никитич, обжившись в Каслях, присмотрелся к хорошей площадке в 30 верстах южнее – для «умножения заводов» – и повел переговоры с башкирскими старейшинами о покупке земли. Договорились «на глазок»: «Начав с первого пункта подле озера Капштол, идти логом текущего ключика Кузькина, смежного по прикосновенности с землей Метлино, по меже последнего до реки Бижеляк… далее до деревни Амеевой и от нее берегом по генеральной линии, разделяющей Пермское и Уфимское наместничество, прямо в болото, лежащее между озерами Волком и Аргазями…».
Правильность демидовского выбора подтвердил берг-гешворен, горный надзиратель Кичигин, обследовавший намеченное под завод место. Он нашел его вполне пригодным: удобные каменистые берега рек, лесов достаточно, а воды после сооружения плотины будет столько, что можно содержать две домны и необходимое число молотов.
Оговоренный участок составил полторы тысячи квадратных верст и обошелся Демидову в сущую «безделицу» – в 72 рубля. В итоге Н. Н. Демидов купил «Исетской провинции в Мякотинской волости, у башкирцев старшины Юная Азнаева с товарыщи землю, где поблизости имеются сысканные железные руды». Правда, был и компромисс – согласно договору, башкиры могли «невозбранно» ставить свои стоянки, «кошевать каждолетно», ловить рыбу, собирать травы, гонять зверей и рубить лес для постройки юрт и на дрова. Будет еще одна купчая, оформленная в Уфимской провинциальной канцелярии. В итоге «по обеим купчим башкиры продали 600 тысяч десятин земли с лесами, металлами, водами за цену 250 рублей ассигнациями».
Тогда же Н. Н. Демидов подал прошение в Берг-коллегию с разрешением устроительства заводов на прежних башкирских землях. Как свидетельствуют архивные документы, 18 сентября 1755 года Берг-коллегия «рассматривала просьбу Н. Н. Демидова о постройке завода в Исецкой провинции на реке Кыштым, где он намеревался соорудить 2 домны с пристойным числом молотов…» Через три дня был оформлен Указ на постройку Кыштымского завода – с этого момента и началось строительство Верхнего, а затем и Нижнего Кыштымских заводов.
Но прежде возведения заводов требовалось решить иную задачу…
Новая гидрология: демидовские пруды, плотины и мосты.
Вода – один из главных героев горнозаводского строительства. Именно она приводит в движение все заводские механизмы, а ее дефицит неминуемо вел к остановке производства. Поэтому первым делом Никита Никитич-старший принялся за каслинскую и кыштымскую гидрологию, причем, сделал это основательно. В итоге весь демидовский Кыштымский округ словно превратился в уральскую Венецию: получил систему провода воды через естественные озера, реки обросли многочисленными плотинами, там и здесь появились демидовские каналы – канавы-копанки, по которым можно было перебросить воду из одного водоема в другой.
Говорят, в былые времена по этим каналам из Верхне-Кыштымского заводского пруда можно было на лодке сплавать из Кыштыма в одну сторону на озеро Увильды, а в другую – на каслинские озера. Это был водный путь в десятки вёрст. В различных источниках встречаются многочисленные гидрологические описания: «В Кыштыме городской пруд соединен протокой с озерами Бунчук и Увильдами, Темное и Плесо соединено с Анбашем, Малой и Большой Акулей, которое в свою очередь соединено с Аракулем… Или другой пример: озеро Увильды соединяется на севере сильно заболоченным промышленным каналом с озером Акачкуль, а через него – с Белишкулем. Также на севере, а точнее на северо-западе, этот водоем связан прорытым каналом с озером Доронькино…»
Многие протоки были прорыты были в середине XVIII века, о чем свидетельствуют документы. В ведомости 1762 года записано: «Для пропуску с Нижне-Кыштымского завода из пруда воды чрез озера с Нижне-Маукский и Каслинский пруды выкопаны в разных местах каналы и укреплены по низким местам плотинки, ибо в помянутом Каслинском пруду было маловодие и на действие фабрик воды недоставало». Трудом сотен людей была создана уникальная гидросистема. Вода для новостроящихся железоделательных заводов необходима была в огромном количестве.
Каждое гидрологическое сооружение имело свой четкий прагматичный характер. Иногда эти объекты решали сразу несколько задач. Например, плотина на Нижне-Кыштымском пруду не только обеспечивала водной силой примкнувший к ней завод. Как поясняет исследователь и краевед А. М. Свистунов, эта плотина служила своеобразным «регулировщиком» уровня воды и в Каслинском заводском пруду, особенно в засушливые годы.
Именно плотина – главное инженерное сооружение при заводе – была общей чертой всех старопромышленных уральских городов и центральной осью горнозаводской жизни. «Даже сегодня Кыштымская плотина и водоотвод впечатляют, – пишут исследователи. – Именно по нему вода, стремясь под уклон, набирала силу для вращения водяных колес. Арочный туннель длиной более ста метров, выложен тесаными гранитными блоками, весом каждый более пяти тонн. Перевозка стоила трудов, сравнимых со строительством египетских пирамид. Только в миниатюре. Волокли блоки по 20—30 пар лошадей, запряженных цугом. А чтобы вода не уходила в землю, при строительстве блоки тщательно подгоняли один к другому. Тяжелейшая и в то же время ювелирная работа!».
Кыштымский пруд, кстати, хранит немало загадок, и не только индустриальных. В заводских прудах легко можно было спрятать «концы в воду», особенно во времена, когда расчетливая жестокость и пренебрежение человеческой жизнью были в порядке вещей. В 1827 году в Кыштым приехал граф А. Строганов, возглавлявший правительственную комиссию по расследованию причин рабочих волнений. По одной из легенд, когда он приказал спустить воду из заводского пруда, то открылась ужасная картина: на дне белели человеческие кости, черепа и скелеты.
Впрочем, подобных сюжетов суровой уральской истории не занимать, и там, где отсутствовали реальные факты, появлялись легенды, выстроенные по аналогии…
Малоизученной страницей остается история кыштымских мостов, а их в городе – более двух десятков. Они соединяют несколько островов, переходят через многочисленные каналы Уральской Венеции и служат украшением города. Как верно заметил писатель Алексей Иванов, «мосты – самое доброе изобретение человечества. Они всегда соединяют».
Исторически, все кыштымские мосты были деревянными – это хорошо видно на дореволюционных фотографиях. Дерево было доступным материалом, удобным. Изредка мосты сносило весенним половодьем и ледоходом, но в целом река Кыштымка была спокойнее по нраву, чем ее северные соседи: Синара или Багаряк. К тому же основную водную нагрузку принимали на себя прочные каменные заводские плотины.
Лишь в 1960-х годах старые деревянные мосты стали менять на балочные мосты разрезной системы, собранные из железобетона. В Кыштыме таких девять, и они служат связующими магистралями города. Спустя более полувека, в 2016 году, благодаря выделенным губернатором области средствам, наконец-то началась большая реконструкция мостов Верхне-Кыштымского пруда.
Старейшие мосты Кыштыма – на нынешней улице Садовой: один у демидовской усадьбы, второй – у госпиталя. Мост у Демидовской усадьбы оказался «блуждающим». Рассказывают, что во времена Демидовых первый мост примыкал почти вплотную к Башням. Как отмечает исследователь и краевед В. М. Свистунов, первоначально «в заводскую церковь, которая находилась на острове, можно было попасть, только пройдя в непосредственной близости от массивных стен господского двора и дома. Проход на остров осуществлялся по мосту, построенному на самом краю мыса, так как это было наикратчайшее расстояние». Позднее мост был перенесен на несколько метров, что позволило оформить и расширить площадь и парк перед усадьбой…
Начало Демидовской эпохи
Одновременное строительство двух заводов – на это нужно было решиться! Строительство заводов велось достаточно быстро по тем меркам. Для этих целей Н. Н. Демидову пришлось серьезно решать проблему нехватки рабочих рук. Как отмечают источники по истории Екатеринбургской епархии (1902), в Кыштыме «приход образовался не из коренных местных жителей, каковыми были башкиры и мещеряки, а из пришлаго люда, переселеннаго сюда основателем завода Демидовым из внутренних губерний – Московской, Тульской, Нижегородской и других». Однако основной поток все же был из Казанской губернии и Калужского уезда.
Самой многочисленной группой работников на демидовских заводах были приписные крестьяне. Н. Н. Демидову по указам Сената от 23 июня 1756 и 27 февраля 1757 годов к Каслинскому и двум Кыштымским заводам было приписано 5582 души (мужского пола). Причем, из общего числа приписных мужских душ трудоспособных в заводском производстве оказалось только половина.
