Читать книгу: «АПОКАЛИПТО ГЭ», страница 2

Глава 3

Пан Уи излагал неспешно, отыскивая для необъяснимого человеческим языком привычные моему уху слова. Я слушал, не перебивая, изредка подливая себе уже тёплое пиво. Несмотря на расслабляющую пелену опьянения, каждое слово рассказчика складывалось в моей голове в растущую внутреннюю лестницу удивления, ведущую, как мне казалось, к просветлению.

– Мир уровня «Гэ», – струился мультяшный голос толстяка, – всего лишь один из уровней цикличной модели диапазональных замкнутых систем, причём более высшая система замкнута на более низшую. К примеру, система уровня «Гэ» (мир людей) замкнута на систему уровня «Б» bio (мир флоры и фауны). Соответственно, без низшего уровня, следующий за ним уровень немыслим, ибо лишён ресурсов существования. И если комфорт уровня «Гэ» определяется состоянием уровня «Б», то мой уровень «К» полностью зависим от благополучия вашего уровня «Гэ».

– Понятно, – развёл руками, пан Уи, – что берёт от уровня «bios» уровень «globals», а вот от уровня «Гэ» уровнь плазменных полей «kreators», как ни странно это прозвучит, берёт ваши эмоции. Мы, креаклы-демиурги, питаемся ими, подобно тому, как более высокий уровень «М» уминает гармонические производные наших вибраций. Если население уровня «Гэ» исчисляется миллиардами, то обитателей уровня «К» несколько миллионов, соответственно, на уровне «М» -несколько тысяч. Говорят, есть более высокие уровни, но никто толком о них ничего не знает и все гипотезы в их сторону были официально запрещены ещё при богобрщице Несравненной Мики Цунаге.

Произнося это ничего не значащее для меня имя, пан Уи презрительно сплюнул. Получилось не по пацански и он, сконфуженно утеревшись рукавом плаща, продолжил:

– Вообще, верхний уровень может влиять на все, что ниже. Если представить весь существующий диапазон «vivamus formas» (живые формы – лат.) линейкой в метр длиной, то человек всеми его органами чувств, способен воспринимать всего один его сантиметр. При этом остальные миры существуют в это же самое время в этом же самом месте, фактически не пересекаясь друг с другом.

– То есть твой мир уровня «К», – влезло в монолог моё любопытство, – живёт на этой планете, просто в ином, не доступном человеку диапазоне?

– Точно так! – пан Уй многозначительно поднял указательный палец. – Вообще то, уровни делятся на подуровни, например цивилизация вот этих муравьёв (его толстый палец указал на гипотетического муравья под столом) имеет каталожное обозначение «B-AGI24А4», что означает: уровень bios, подуровень animals, класс ground, вид insect, цивилизация 24, группа осознанности А4. Соглашусь, звучит заумно, но тем не менее…

– Слушай, – не сдержался я, – а в вашем мире разумные существа, вроде тебя, все такие низкорослые и плюгавые? Отчего мне встретился именно ты, а не, скажем, пышногрудая стройная фемина?

Мой вопрос заставил Уя рассмеяться. Смех его напоминал смех гиены, поднятый по частоте где-то на октаву.

– Да я бы с радостью принял облик блондинки, да только не всё так просто, – толстяк перестал смеяться. – У нас вообще нет физической оболочки, уровень «К» полевой. Вот если бы ты видел ауру человека, ты бы понял, о чём я. И вообще, попасть в оболочку вашего уровня нам чрезвычайно затруднительно. Например, это плюгавое, как ты выразился тело, я ждал полдекады, а это пятьдесят лет по-вашему между прочим!

Пан Уй, похлопал ладонями по своим, выглядевшим пухлыми даже под плащом, бёдрам:

– Просто взять и вселиться в человеческое тело мы не можем, по Конвенции Пятой Декады запрещено под страхом вечного слива. Покуда так называемая вами душа к телу прикреплена – тело занято. А без души ваши телеса уже ни на что не годны, разве что на корм низшим уровням. Так вот вся трудность в том, чтобы найти такое тело, от которого душа уже откреплена, но ещё числится за данной оболочкой, и все системы с органами исправно функционируют при этом. Как у коматозников, например!

– Выходит, я сейчас бухаю с бывшим коматозником – пиндосом? – съехидничал я.

– Ну, судя по всему, – Уй посмотрел на выпрямленные не достающие до земли ноги в домашних тапочках с американским флагом, – вы правы, дон Ган!

– Да никакой я не дон Ган, – это обращение к себе уже успело меня утомить, – пошутил я тогда в машине, не так меня зовут…

– Да мне нет никакой разницы, как вас называть, – смущённо промолвил толстяк, – поймите, идентификационные формы весьма условны…

– Да мне, собственно, тоже по барабану! – согласился я. – А почему ты пан Уи?

– Ну это долгая и давняя история, – толстяк, словно ждал этого вопроса, во всяком случае мне так показалось по пафосу, в слетевших с его губ словах.

– Это ещё до Конвенции Второй Декады династии богоборцев было. Тогда элита уровня «М» совсем безбашенная была, какого беспредела только по уровням ниже не творила. Модным развлечением считалось – смотаться в исток уровня «Гэ», во времена цивилизационного рефреша и дать, pardon, пизды Адаму. Пинают его ногой в промежность, а он корчится и скачет от боли, да всё только мычит, в муках сплетая звуки в слова; так, говорят, за пару лет идиш и появился.

Пан Уи неосознанно сжался, видимо, представив на себе всё варварство процесса.

– Так вот, пращур мой по отцовской линии, этой забаве и предался, да только не знал, что ранее Уполномоченные по Делам Невмешательства от фракции указотворцев закон протолкнули, запрещающий причинять боль и иные телесные страдания одушевлённым низших уровней. В общем, прокуритет опустил пращура до уровня «К» в команду тогдашних лузеров, курировавших галлов на уровне «Гэ» – оттого погоняло Oui к нашему роду и прилипло. А паном прозвали, в честь первого набега его команды на вотчину лужицких (команды, рулящей древними поляками). С тех пор всех в команде галлов-французов по нашей линии панами Уи и называют. А после мой отец вовсе в вольные грибадиры подался…

– Постой, постой, – осадил я, – про игроков не понял, у вас что там, командные состязания?

– Ну, типа того! – толстяк на миг замолчал, а после посмотрел мне в глаза. – Вот в чём смысл человеческой жизни?

Я пожал плечами.

– А вот смысл жизни креаклов-демиургов в командном духе и соперничестве. Живём, так сказать, чисто на интерес, кто кого тактикой и креативом уделает! – Уй потёр пальцы, задумчиво вскинув глаза в небо; возможно он подбирал нужные слова, или пытался что то вспомнить.

– Есть у вас такая игра компьютерная «Цивилизация», кажется, называется. Так вот жизнь уровня «К» – это и есть игра в цивилизацию, только играем мы историей вашего уровня. Всё наше население поделено на команды извечных соперников. Одна команда рулит французами, другая испанцами; есть аутсайдеры типа гондурасников, а есть воротилы англо-саксонской коалиции.

– Хрена себе, игрища! – не сдержался я, – выходит, вы нами как в куклы играете, стравливаете страны, народы, войны всякие там устраиваете… А наши философы тысячи лет причину человеческой агрессии в нас самих пытаются отыскать!?

– Нет, нет, друг мой, – возразил пан Уй, – войны вы сами устраиваете, мы всего лишь контролируем и направляем властную верхушку каждого государства.

Толстяк снял шляпу и положил её рядом на лавку.

– Когда то давно, ещё до эры богоборцев, наши предки уровня «К» начинали новый кон игры простейшими одноклеточными уровня «Гэ». Суть состояла в стремлении к эволюционному превосходству одной команды над другими, в условиях возможностей конкретной планетарной привязки. Игра сводилась к катализационному соперничеству, когда предки современных грибадиров, используя различные вещества, стимулировали мозг земных обитателей своих команд. Так доигрались до динозавров. Ранний свод правил запрещал катализ агрессии, позволяя стимуляцию только адаптационных направлений мозговой деятельности. Но всегда появляется кто-то, кому плевать на правила; одна из команд тайно вывела плотоядных динозавров. Естественно началась неразбериха, Священный Суд предков опустил всю проштрафившуюся команду на уровень, так они и сгинули в мезозое. Однако игра потеряла спортивный характер и обрела форму войны между командами, по сути, сделав их врагами, а уровень «Б» бесконечным аттракционом выживания. – пан Уи опустил глаза и с сожалением выдохнул.

Я подлил пива.

– Цивилизацию динозавров пришлось обнулить, команды расформировать, как говорят у вас – свернуть финансирование… А после кому-то пришла идея начать всё с нуля – генерация опорного разума уровня «Гэ», наделённого задатками интеллекта в лице первого человека – Адама. Так появился человек разумный и верховники прежних команд совместно стали продумывать концепт вашего будущего.

– А что, других дел на вашем уровне нет, кроме как над нашим экспериментировать? – резонно, как мне показалось, подметил я.

Уй посмотрел на меня как на туповатого, но крепкого физически подростка:

– Как нет у вас дел важнее, чем выживать, так нет у нас ничего более необходимого и первостепенного, чем соперничество! Ваш уровень, между прочим, и создавался как игровой полигон, вы наша био-лаборатория многообразия мыслящих жизнеформ.

Я понимающе кивнул.

– После того, как наши предки пришли к согласию, относительно форм-фактора человека, вас разделили на мужчин и женщин. А дабы игроки каждой команды имели свои идентификационные особенности, человечество поделили на дюжину рас. Вскоре определилась четвёрка команд-лидеров: европеоиды, монголоиды, австралоиды и негроиды. Остальные расы проигрывали им по большинству параметров, а члены их команд втихаря перетекали к более успешным конкурентам. В результате внутри команд началось деление рас на народы. Мой предок, как я уже и говорил, оказался в команде европиоидов галльской группы. Со временем одни группы, начали конфликтовать с другими и требовать признания их отдельными командами… Честно сказать не знаю какой бы беспредел тогда наступил, если бы не спуск Диктатора с уровня «М». Он тогда навёл шороху, обозначив новые правила игры. Так наступила эра богоборцев. До этого Бога у человечества не было, вернее был сонм его прототипов. Но, приказ есть приказ, и всякая независимая команда была обязана наделить своих юнитов «функцией Бога» – незыблемостью веры в существование того, по чьей воле сплетаются перипетии человеческих судеб. Некоторые команды дошли до того, что отдельные божественные сути были присвоены земным стихиям, её законам, и даже человеческим органам…

– Слышал такое, – вставил я, – Приап с огромным членом, бог плодородия, если не ошибаюсь!

– Вот – вот, – кивнул Уй, – так наступила эра богоборцев и всякая команда кроме модели своего внутреннего развития стала навязывать другим и своих богов. И вот тут снова начались войны.

– А каким образом вы, креаклы, управляете человечеством?

– Через грибадиров, – улыбка на устах пана Уи проанонсировала предстоящую, самую приятную для рассказчика часть истории.

– Грибадиры – это вольные гриботворцы, элита уровня, не побоюсь этого слова! Хороших грибадиров – не более полустони, а лучшие из них, – пан Уи как бы невзначай ткнул большим пальцем себя в грудь, – всегда при делах и востребованы всеми командами разом!

Он сделал паузу, во время которой я как раз нарезал колбасу неровными, но аппетитно толстыми кружками. Взяв один кружок, пан Уи отправил его в рот.

– Говно ваша колбаса, – чуть помяв её во рту, заключил он.

В небе появились тяжёлые, гематомного цвета облака, беспардонно теснящие блаженное томление субботнего роздыха.

– Гриб, как я упоминал ранее, стимулирует отдельные участки мозга, – Уй не без отвращения проглотил колбасу.

– Каждый грибадир хранит секрет формулы своего продукта, посвящая работе над ней всю свою жизнь. Если ты спросишь меня о составе гриба, то знай, что интересоваться об этом у грибадира, всё равно, что спрашивать монашку о размере её бюста, – в благопристойном обществе определённо недопустимо и даже пошло!

– Обещаю, пан Уи, что ни при каких обстоятельствах не буду клянчить формулу твоих грибов! – поспешил успокоить его я.

– Превосходно! – казалось, пан Уи это от меня и желал услышать. – Так вот, в любом обществе, или иной группе особей, обладающих разумом, всегда находится лидер или вожак. Ему в пищу подспудно подмешивается гриб, делают это граберы (компиляторы по-вашему), при этом мастера момента – бэккеры, создают на первый взгляд случайную обстановку, являющуюся на самом деле ни чем иным, как составной частью предстоящего мозгового апргейда. Например, контент из лежащих рядом острого камня, палки и лозы, сподвиг особь, употребившую в этот момент гриб, создать первый каменный топор…

– Постой, – воскликнул я, – только не говори мне, что все изобретения человечества подкинуты вами!

– Ну не все конечно, – усмехнулся грибадир, – колоть черепа собратьев этим топором – придумка исключительно ваша! А все научные и технические открытия – наших рук дело. Менделеву, думаешь, просто так с бухты-барахты таблица во сне явилась? Нет конечно! Его наши бэккеры и планеры вели всю жизнь к этому «открытию», дабы влить в общий план онтогенеза славян ложку стратегического превосходства.

Всё, что я смог выразить в тот момент, относительно услышанного, слетело с моих губ презрительной фонемой «прррр», коей извозчики на Руси исстари останавливали лошадь. Толстяк даже не притормозил.

– Двигать общность людей вперёд по культурно-технологической лестнице эволюции, – продолжил он, – скажу я вам, дело в высшей степени многосложное и затратное, ибо влечёт за собой огромные временные и умственные потуги каждого участника команды!

– И что, на протяжении всей человеческой истории, всякий лидер, начиная от вождя племени, заканчивая президентом страны, плотно сидит на грибе? – внезапно озарило меня.

– Не всегда, но в большинстве случаев. – задумчиво произнёс Уй. – Но политики первого эшелона, передовые учёные, верхушка религиозных культов и деятелей культуры, несомненно, в числе стимулируемых.

– То есть, все они знают о существовании вашей фантастической организации уровней миров?

– Не все, но в большинстве своём…

– И неужели, за тысячи лет никто из них не проболтался остальным о вас, о грибах?…

– Конечно болтали, – перебил Уй, – но сам догадайся, расскажи ты кому про всё, что ты сейчас услышал, где ты окажешься? В лучшем случае в психушке, а в худшем – тебя наши консумеры зачистят. Тело твоё найдут с остановившимся сердцем, или сбитым на дороге… В средние века тебя бы на костре сожгли, а ещё раньше – в жертву богам принесли, а череп твой отполировали и на полку поставили… Прельщает вас такая перспектива, мой друг? – пан Уи засмеялся, с прищуром наблюдая за моей мимикой.

Мимика на моём лице сползла в сторону изумлённой задумчивости, которая выплеснулась неожиданным для визави вопросом:

– Если гриб действует на всех одинаково, то зачем столько грибадиров с индивидуальными составами гриба?

Вопрос, на мгновение, озадачил грибадира шестой Декады. Он задумчиво поводил сморщенными губами, подобно старлетке, прикидывающей предполагаемые ништяки от возможного соития со вторым режиссёром.

– Понимаете, дон Ган, – отыскивая в своём вокабулярии сообразные слова, произнёс Уй, – Я вас посветил лишь в самую малость тайны концепта взаимодействий уровней.

Тут он внезапно замолк, загадочно теребя мочку уха.

– Обстоятельства складываются таким образом, что без вашей помощи мне, по всей видимости, не обойтись. Я вынужден просить вас, дон Ган, содействия в осуществлении моих планов. Разумеется на взаимовыгодной основе!

Весна, внезапным раскатом грома последнего майского дня, оповестила о своей кончине. Небесные плакальщики слёзно затянули проливной отпевальный реквием. Извивающиеся стрелы небесной скорби, вспышками рвущие простыню сгустившегося мрака, окончательно лишили остаток дня блаженной праздности.

Глава 4

Сидя на деревянной лавке предбанника, взирая на дождь сквозь манящие остатки коньяка, я вдруг осознал простую, но восхитительную мысль. Передо мной сидел человек, обладающий по нашим меркам возможностями Бога, но при этом расписавшийся в собственной беспомощности; и этот человек, вот так запросто скачущий между мирами и в игрищах вершащий судьбами человечества, взывает о моей помощи! О помощи простого смертного, безликого юнита команды славян, ну или какая там из их команд рулит русским миром?! Я посмотрел на пана Уи. Он задумчиво смотрел сквозь дождь, печальными с шукшинским прищуром глазами.

– Не понимаю, как меня угораздило оказаться здесь, – изрёк он, – из коматозной палаты Кэлвари Хоспитал в Бронксе я должен был переместиться в Архангельск. А теперь я застрял здесь, в тысяче километров от цели…

Гость в плаще выглядел подавленным даже на фоне меня, человека, с погасшим взглядом, имитирующего жизнь по инерции, в спасительном ожидании её финала. Моя рука как то сама собой оказалась на его плече:

– Хоть мы и из разных миров, но сидим в одной безвылазной заднице; не знаю каким образом, но я к вашим услугам, гер грибадир!

Моя улыбка, отразившись в его глазах, вернулась ко мне тёплым ощущением своей нужности. В шумной компании барабанящего ливня мы расправились со всем алкоголем и закуской. И обстоятельства, и раскрасневшиеся сусала собутыльника, и, в особенности, моя распоясавшаяся во хмелю пытливость, как нельзя располагали к разговорам. Но вопреки всему, мы просто молчали, и нам было хорошо от невесть каким образом возникшего самоощущения взаимного чувства локтя и мужской солидарности.

Промокший пьяный вечер клонил ко сну. Я принёс из машины и надул матрас, постелив уставшему от перипетий угасшего дня гостю на широкой лавке в парной. Пожелав спокойной ночи и, указав направление сортира, я поднялся на второй этаж и завалился на диван.

Утро выдалось солнечным; этой жизни ещё удавалось меня чем-то радовать, – жужжанием шмеля и щебетом птах, заполняющими пробуждающийся разум, приветливыми пятнами солнца, шкодливо скользящими по лицу, повинуясь движению веток в распахнутом первому дню лета окне…

Потянувшись, я спустился вниз. Пан Уи сидел за ещё не просохшим столом, с книгой перед собой. Его заинтересованное лицо заставило меня подойти и полюбопытствовать предметом его изучения. Извинившись, я взял книгу в руки. На твёрдой обложке мышиного цвета золотистыми буквами было вытиснено:

КАК РАСТИТЬ СВИНЕЙ

Руководство начинающего свиновода

Лениздат – 1957год.

– Забавная, однако, литература, – промолвил Уй, – вроде про свиней написано, а всё как в наших учебниках по геймалистике! – И тут же, предвидя мой вопрос, добавил, – Геймалистика это генеральный свод правил по ведению игр в нижних уровнях.

Совершенно точно, эту книгу толстяк раскопал в сортире, среди заросшей паутиной стопки литературной продукции далёкого СССР. Сколько себя помню, они всегда лежали в отхожем месте и я даже пытался как-то, одержимый то ли желанием культурного роста, то ли внезапным приступом библиофилии, начать их изучение. Однако, своё знакомство с литературным наследием прошлого я закончил на десятой странице первой попавшейся книги – кажется, это был Толстой. Страницы, отпечатанные на грубой бумаге, соответствовали фамилии автора и не пришлись по душе ни моему разуму, ни моей заднице. С тех пор прошло много лет, а книги так никто и не трогал; Честно говоря, на книги я не обращал внимания ни в нужнике, ни в остальном, окружающем его пространстве моей жизни.

Покинув толстяка, увлечённого свиноводством, я ушёл в дом, где положил на поднос тарелку с ещё горячими оладьями, сметану, пол батона и графин с киселём. Оставив на кухонном столе три сторублёвки, вернулся к бане. Мы принялись трапезничать.

– А всё же, – сказал я, – не верю, чтобы кто-то из ваших за тысячи лет не проболтался кому-то из наших по-крупному, про всю эту игро-уровневую херь!

– Нет, ну было, конечно, но это карается очень жёстко и за последние пару тысяч лет я такого прокола не помню. Крайний раз утечку допустили ещё при правлении Свята Годуха. Планер из семитской команды, перебрав местного вина, слил тогда часть официальных планов дикарям. Часть касалась ликвидации вашей цивилизации, в случае входа игры в логический тупик или в другой форсмажор. После в вашем мире эта информация, хотя и в извращённом виде, всплыла под названием Апокалипсис, в книге Ёхана Богослова.

– Так всё в Апокалипсисе правда и действительно состоится второе пришествие с судным днём? – я на секунду перестал жевать и капля сметаны, сорвавшаяся с моих губ, унесла в землю остатки моей надежды на фикцию библейской ахинеи.

– Да нет, конечно, – Уй улыбнулся и крошки батона полетели вслед моей надежде, – то ли нашего болтуна понесло, то ли ваш Ёхан был под кайфом, но никаких всадников не будет и уж второго пришествия тем более. Всё ограничится процессом, напоминающим уничтожение тараканов дихлофосом.

– Я, значит, вашего брата хлебом-солью, ночлегом встречаю, а вы вот так запросто нас дихлофосом как тараканов?

– Ну да, – без тени смущения ответил Уй, – а чем вы, собственно отличаетесь от тараканов? У нас, кстати, на цивилизациях насекомых новобранцы тренируются. Навыки манипуляции отрабатывают и логистику постигают.

– Как чем отличаемся? Разве у тараканов есть мозги, разве могут они подчинять себе окружающую действительность так же эффективно как человек?

– У всех есть мозги, – толстяк, попытался отыскать взглядом в качестве примера кого – то, мелкого и безмозглого с моей точки зрения, но не найдя, остановил взгляд на мне.

– И человек и таракан существуют в парадигме дуализма; и вы и они мечетесь между полюсами голода и сытости, комфорта и дискомфорта. Разница между вами несущественна – если у таракана всего пара-тройка алгоритмов действия, то у вас их тысячи. Соответственно, просчитать вас чуть сложнее, но интереснее. Вот и вся разница. А в остальном вы вообще идентичны, – рождаетесь, взрослеете, размножаетесь, умираете.

– А на вашем уровне всё не так? – я попытался уязвить собеседника. – Вы же тоже рождаетесь, жрёте, трахаетесь и дохнете?

– Идейно, конечно так, но в несколько иной концепции претворения… – толстяк, было, кинулся в разъяснение, но звонок моего мобильника охладил его пыл.

Голос начальства, орущего тебе в ухо, о том, что ты идиот, способен вогнать даже крепкого с виду мужчину, вроде меня, в ничтожность величины динамика, сквозь который извергается этот поток унижений. Выслушав вышестоящее по социальной иерархии неприятное во всех отношениях лицо, я заверил оного в том, что нужные документы буду подготовлены к утру понедельника.

Моя физиономия в этот момент отражала всю ничтожность самоощущения и одновременную беспомощность. Заметив это, грибадир произнёс:

– Как у вас говорят… я начальник- ты дурак, ты начальник – я дурак? Второй аспект коммунистического дуализма Маркса по этому поводу гласит: при переходе от классовых формаций к коммунизму мы обнаруживаем, что вырвались из царства необходимости в царство свободы.

– Нет никакого коммунизма, нет никакой свободы! – праведная желчь в голосе с нотками зарождающегося протеста звучала в каждом моём слове. – Есть загнанное в стойло стадо, которое кучка сильных мира сего доит всё активнее! Жили в социальном государстве, с заботой о человеке, бесплатно квартиры получали, медицина, обучение, путёвки… начальство тогда на вы к простому работяге обращалось, а зарвавшихся – к стенке ставили! Хоть какие-то порядок и социальное равенство было! А теперь у людей в головах одна жажда денег и непротивление неравенству субординаций. Одни миллиардами воруют, а другие от зарплаты до зарплаты еле дотягивают! При этом у нас сорок процентов всех мировых природных богатств на два процента населения планеты. Казалось бы, живи себе припеваючи, ан нет, – вчера бензин снова вырос и уже дороже, чем в странах, покупающих у нас нефть! Правильно вы наш уровень назвали, Гэ оно и есть Гэ, как в воду глядели!

– Vanitas vanitatum et omnia vanitas (Суета сует, всё – суета. —лат), – позёвывая, произнёс толстяк всё в том же размякшем настроение мяукающего любимца семьи, сморённого послеобеденной леностью. – На нашем уровне нет социального неравенства, потому как нет и социума. Есть поля доступности, обобществлённые Конвенцией, и ими у нас пользуются все. Силлогизм не позволяет скатиться до банальной градаций личностей…

– Ладно, извини за нытьё, но ей Богу, достало, – я прикоснулся рогаткой из указательного и среднего пальца к своему кадыку, – вот уже где вся эта поганая жизнь сидит!

А ещё через секунду я вспомнил о гениальной идее, посетившей меня под действием гриба.

– Бля буду, если не выжму из этого мешок преференций и прочих ништяков! – эвристически воскликнул я. – Ну, что, пан Уи, мне пора в Москву и как порядочный человек, обещаю вам помочь добраться до Архангельска! Конечно, при условии, что вы сейчас едете со мной.

– С удовольствием! – радостно отозвался Уй, – Прошу не отказать в любезности пожаловать мне эту восхитительную книгу, в качестве памяти о нашем знакомстве. Естественно, если для вас просьба сия окажется необременительной!

– Да забирай хоть всю сральную библиотеку, мне до фени, – ответил я, заталкивая мусор в чёрный полиэтиленовый мешок. – Через пять минут выезжаем!

Выехали через семь. Две минуты ушло на формальность прощания с Евой; всё-таки супружество, кто бы что ни говорил, отнимает время! Ехали неспешно, молча, с опущенными стёклами, втягивая лёгкими умиротворение хвойного леса. Километра через три нас остановил бородатый мужичок вида обитателя грушинских богем. Растянутый свитер, потёртые штаны цвета хаки, кеды, потерявшие белизну ещё в до аллопугачёвскую эпоху, выцветший брезентовый рюкзак за плечами… Завидев нас, он поднял руку.

Признаться, я редко беру пассажиров, Еву выводит из себя одна только мысль о чужой грязной заднице, трущей обивку нашего салона. Мне приходится быть крайне разборчивым, когда хочется сшибить лишние три сотни, или потешить визуальную составляющую своего либидо, подвозя длинноногую няшку в мини. Голосующий впереди няшным не был, как не был и отчётливым представителем презираемого мною сословия социальных опущенцев – бомжей. Я притормозил и предложил мужику за сотку подбросить до остановки на трассе. Попутчик, блаженно улыбаясь, уселся назад, за спиной грибадира, возложив рюкзак на колени.

Всё произошло молниеносно и сумбурно; как часто бывает в моих дурных снах. Горло грибадира сдавливала верёвка, намотанная на кулаки мужика сзади, который, выпучив глаза от натуги, тянул её что есть мочи. Первые секунды, находясь в оцепенении, я бездействовал, пока хрипящий и ёрзающий Уй не начал отрезвляюще закатывать глаза.

– Zum wohle des deutschen teams! Im namen der gesellschaft hungrig gribadiros! (Во благо немецкой команды, от имени Общества Голодных Грибадиров! – нем.) – сквозь сжатые зубы шипел обезумевший мужик на заднем сиденье.

Развернувшись и выхватив молоток, я плашмя обрушил все его четыреста отрезвляющих граммов на его голову. Раздался неописуемый словами звук, который в тот же момент всей своей глухой, но леденящей ужасом природой, навсегда ворвался в мою память. И прежде чем тело безумца обмякло, а руки в бессилие отпустили верёвку, перед моими глазами успели пронестись и лицо следователя, и стальные прутья решётки, и судья, грузная женщина неопределённого возраста, огласившая отвратным голосом мой приговор – восемь лет строгого режима. Молоток сам вывалился из моей дрожащей руки, стало непереносимо душно, тошнотворный ком подкатывал к горлу. Я успел вывалиться из машины, прежде чем меня вырвало. Вокруг не было никого, кроме меня и двух бездыханных тел в моём автомобиле.

Вернувший логику разум задал резонный вопрос о наличии лопаты в багажнике. Лопата, к счастью, оказалась на месте. Я сел за руль и рванул вперёд. Проехав около ста метров, глаза заметили заросшую густой травой просеку, ей явно давно не пользовались. Всё таки хорошо, что в своё время я не послушал Еву и настоял на полноприводной версии, переплатив незапланированные сто двадцать тысяч! Её доводы о целесообразности спустить эти деньги на новую шубу и квартальный абонемент в спа, не смогли в тот момент сломать мою настойчивость. И вот сегодня эта лишняя сотка и моё тогдашнее чутьё стали моим спасением, нерасторопно пробирающимся в чащу всеми четырьмя ведущими колёсами. Судя по стукам, ударам и треску сучьев, я неслабо обдирал краску на кузове, но по сравнению с восьмью годами строгача, это были несущественные мелочи.

Углубившись метров на триста в непролазную глушь, скрываемую от остального мира плотной стеной кустарника, я заглушил мотор. Пронзающую тишину леса нарушали лишь самец кукушки и стук моего сердца. Выйдя, я примерился с местом и вогнал лопату на полный штык во влажную податливую почву. Дерново-глеевая, подумал я, и углубился в работу.

Со стороны машины донеслась возня и над крышей появилась голова грибадира, впрочем, она тут же исчезла, сменив визуальный ряд звуковым – пан Уи зашёлся в приступе кашля.

Перед глазами вновь возникло расплывшееся лицо женщины-судьи, заново огласившей мне приговор – два года общего режима. Голос её звучал уже не так противно, а даже наоборот; то ли от существенного смягчения срока, то ли от переквалификации статьи из умышленного убийства в непреднамеренное, вследствие превышения допустимой самообороны. Приглядевшись к судье, я даже нашёл привлекательными несколько черт её лица. Виновным себя я не считал, но на всякий случай налегал на лопату всё энергичнее.