Читать книгу: «Убить раба. Часть 1», страница 7
Михаил Юрьевич
Маленький Миша любил ябедничать и подарки. Впервые взаимосвязь между этими приятными вещами установил в старшей группе детского сада. Толстоногая воспитательница дала Мише яблоко за рассказ о нарушителях тихого часа. Миша, понятное дело, тоже не спал и громко разговаривал. На шум пришла воспитательница, Миша успел запрыгнуть в кровать и закричал, указывая пальцем: «Это Вовка все игрушки разбросал!» Уплетая яблоко, смеялся над глупым Вовкой. Тому, конечно, попу не надрали, но и яблока у него не было.
В 1А классе на парте обнаружился рисунок: голая сисястая баба в очках и с указкой. Кроме Анны Леонидовны, классного руководителя, такого набора – сисек, очков и указки – ни у кого в классе не было. За партой в последнем ряду никто не сидел, на перемене любой ученик мог выразить на ней свой талант художника в жанре ню. Анна Леонидовна строго сверкала очками, но самостоятельно выявить автора не смогла. На перемене Миша, затаив дыхание, смотрел, как Сережка выводит округлости грудей, вместе похихикали над завитушками волос между ляжками. «Здоровский ты художник, Сережка!» – восхитился тогда Миша. А после уроков Анна Леонидовна тоже знала, что Сережка здоровский художник. Очень Мише хотелось посмотреть, как отреагирует училка-толстуха, и какое наказание выйдет Сережке. Только случилась неприятность. Когда Миша докладывал учительнице, возле ее стола вертелись одноклассницы. На следующий день после уроков художник разбил Мише нос. Какое наказание вышло Сережке, Миша так и не узнал, зато крепко запомнил о важности конспирации. До конца восьмого класса Миша снабжал учителей информацией о проказниках, получал хорошие оценки. Ученики догадывались о тайном Мишином увлечении, поэтому с ним не дружили.
Миша гулял с папой. Иногда они заходили в гости к маминой подруге – тете Оле. Тетя Оля всегда называла Мишу Михаилом Юрьевичем и совала в руки книжки. Читать Миша не любил, поэтому тетя Оля включала телевизор, а сама просила папу помочь ей в ванной. Папа помогал и ванной и на кухне и в комнате, но тогда Мишу просили погулять во дворе, чтобы «краски не нанюхался». Папа просил Мишу не рассказывать маме о таких походах в гости: «Они с тетей Олей поругались, а ей одной тяжело ремонт делать». За молчание папа дарил игрушки, покупал мороженое, которое мама, кстати, есть запрещала. Рисунки на партах и подслушанные за школой разговоры сориентировали Мишу в плане отцовской помощи одинокой тете Оле. Вместо игрушки Миша попросил деньги. И папа дал 500 рублей. Миша понял, что предательством можно заработать.
Деньги в девяностые так быстро обесценивались, что Миша не смог накопить ни на одну стоящую вещь. Когда ему исполнилось 14, папа признался маме, что любит тетю Олю и ушел к ней жить. Мама объяснила, что одна тварь обрюхатила другую, и подала на развод. Миша давно познал радость обладания деньгами, а источник обогащения иссяк. В то же время Миша познакомился с дворовыми пацанами, у которых всегда водились деньги, сигареты и пиво. Ну как познакомился – пацаны сидели в детском садике, крикнули Мишу, когда тот шел вдоль забора, и попросили сгонять за пивом в киоск. Им самим продавали не всегда, а благообразный пухленький Миша сказал продавщице, что послал папа, и принес пацанам вожделенную баклажку. За это те позволили сидеть рядом и слушать лихие рассказы о ночной работе. Пацаны делились опытом по взлому тачек и по сбыту ворованных магнитол. Разумеется, Миша напросился на выгодное дело. Маме сказал, что ночевать пойдет к отцу, мол, соскучился очень. Знал, что она ни в жизнь не позвонит домой тете Оле.
Ночью Миша постоял на шухере, посмотрел, как крутые парни срезают резинку со стекол автомобилей, и решил продемонстрировать собственную лихость. И разжиться магнитолой для себя. В третьем часу ночи Миша подошел к тонированной восьмерке, попинал по колесу. Сигнализация не сработала, посветил фонариком в салон – есть магнитолка. Канцелярским ножиком лихой Миша срезал уплотнитель, вытащил заднее боковое стекло. Сигнализация так и не закричала, только поворотники мигнули. Кто же знал, что хозяин поставил сигнализацию с пейджером, а сирену отключил. Бритый дядя изловил Мишу, когда тот по глупости полез через то же окно и застрял пузом с магнитолой в руке. Бритоголовый накрутил уши и доставил малолетнего преступника в ближайшее отделение милиции. Потом еще уши довернуть хотел за испачканное сиденье, но дежурный не позволил. Миша плакал, вонял и умолял позвонить маме. Дежурный переглянулся с заспанным парнем в гражданской одежде и кобурой на поясе. Парень отвел бритоголового в кабинет на две минуты, вышел и спросил у Миши домашний телефон.
Мама выкупила Мишу. Сколько заплатила хозяину восьмерки и милиционерам, Миша не узнал, но золотых украшений потом на маме больше не видел. Прежде чем уйти домой Миша попросился к оперу в кабинет. Ему показалось несправедливым, что страдает он один. Миша сообщил все, что знал о новых друзьях-воришках. Опер не стал заморачиваться с легендированием, малолетнюю банду взяли на следующий день, когда бандиты собрались в беседке детского сада.
Еще не просохли обгаженные брюки, а у Мишиного подъезда стали собираться бывшие приятели. Миша понял, что из дома выходить придется только с мамой.
Мама решила поменять квартиру, уехать подальше от счастливой тети Оли и увезти Мишу от мстительных подростков. 1 сентября Миша пошел в 9 класс средней школы в городе Самаре.
Жизнь на новом месте потекла стремительной рекой. Маме удалось устроиться бухгалтером в крупную фирму. Она стала встречаться с мужчиной, по всей видимости, женатым, потому что не уходила к нему ночевать. Миша закончил школу, провалил вступительные экзамены в институт и теперь потел каждый раз, когда открывал почтовый ящик. К тому времени Миша оформился в плотного коротышку с толстыми ляжками, тугими щечками и намечающейся залысиной. На фоне компьютерных доходяг просто мечта военврача. Повестку на медкомиссию принес рассыльный. Мама расписалась, у Миши свело живот.
На платное отделение в институт Миша не поступил. Деньги, отложенные на учебу, окрыли глаза военным врачам на недуги Михаила Юрьевича, с которыми совершенно невозможно защищать Родину.
Миша устроился продавцом в «Эльдорадо», где приставал к покупателям с вопросом: «Я могу вам чем-нибудь помочь?» Некоторые просили объяснить отличия аналогичных товаров. Тогда Миша надувал щеки и пересказывал характеристики, указанные на ценниках. Чего там не было, придумывал с ходу.
Врал Миша не хуже Мюнхгаузена. Особенно старался перед девушками – молодость, гормоны, а из подруг только Дульцинея Кулакова. Когда поблизости не было парней, Миша рассказывал о своем недавнем боевом прошлом. То он служил в Чечне и лично уничтожил десять боевиков в рукопашной, то на Таджикской границе преградил путь каравану с героином, то за Амуром отстреливался от китайцев, зажав в зубах патрон с цианистым калием – для себя. Девушки смеялись, гладили редкие волосы на голове героя и время от времени соглашались на секс.
Одна из девушек решила пойти дальше и завязать с Мишей отношения. Ира была такой же пухленькой и прыщавой, но имела двухкомнатную квартиру и не имела близких родственников. Миша с радостью съехал от мамы – пить пиво и валяться в одних трусах при подруге ловчее. Вскоре сыграли свадьбу – Ира очень хотела семью и ребенка, а Миша законной прописки. Несколько лет Ира пыталась забеременеть. Пивной живот уже намекал об обращении «Михаил Юрьевич», плешь блестела до затылка, а ребенка сделать не получалось. Ира винила себя в бесплодии, Миша полностью был согласен, придумывая подруг, делавших от него аборты. Ира впала в депрессию, повязала на голову платок и пошла по бабкам, но угодила в секту. Миша поначалу скакал от радости – неделями квартира была в его распоряжении. А через полгода Ира пришла в сопровождении крепкого сектанта и заявила, что отпишет квартиру в пользу общины. Михаил Юрьевич справедливо взбеленился, вытолкал животом сектанта, взял жену за руку и приказал вести к самому главному. Так Миша познакомился с вождем секты «харизмачей» Ашаном Бонитовичем. Встретившись взглядами, оба поняли, что обманывать друг друга только зря время терять. Ашан Бонитович предложил работать на него, а взамен пообещал уговорить Иру на дарственную в пользу мужа, а там, глядишь, и на развод.
– Миша, посмотри, кто стучит.
Михаил Юрьевич мячиком прокатился к воротам. Через высверленные дырки рассмотрел небритого плечистого мужика.
– Чего надо? – Суровым басом спросил «харизмач». За стальным листом не видно круглых щечек и губ пельмешками – несерьезного поросенка в майке и джинсах.
– Я, это, – запнулся мужик. – Говорят, здесь, это, община. Мне бы, это, возьмите к себе, я никакой работы не боюсь.
– Бе-ме! Какая еще община? Кто тебе сказал, что здесь на работу принимают?
Мужик вздохнул и пропал из виду. Михаил сдвинул брови, напряг слух, аж уши зашевелились. Звуков удаляющихся шагов не услышал. Спустя минуту приоткрыл дверь в створе ворот. Мужик сидел на гравии, привалившись к забору. Между ног лежал рюкзак с притороченной курткой.
– Ты чего расселся? Иди давай! – Выглядывая одним глазом, велел Михаил Юрьевич.
– Сейчас, отдохну малость. – Сказал небритый и опустил голову на грудь, потом снова повернул к двери:
– Может, хлеба дадите? Кишки сводит.
Михаил Юрьевич закрыл дверь, поспешил докладывать о назойливом госте.
– Ашан Бонитович, пришел мужик, просится, как он выразился, в общину поработать.
Адепт отвлекся от ноутбука:
– А ты чего?
– Послал подальше. Не уходит.
– Что за мужик? Молодой здоровый или наркоман?
– Лет 35, крепкий. На наркошу точно не похож, скорее бомжик.
Глава секты впился черными глазами в «харизмача».
– Знаешь, Миша, приведи его. Посмотрим, на что сгодится.
В приоткрытой двери показалась пухлая физиономия.
– Пошли!
Дмитрий схватил рюкзак и вошел за зеленые ворота. Бросил взгляд по сторонам. Территория идеально прибрана, слева кирпичный блок вдоль всего забора, справа перед домом беседка. Дом большой, но скромный. Единственное украшение – идеальные ряды красного облицовочного кирпича. По четыре окна с видимых сторон. К крыльцу ведет дорожка из гранитных плит. Пухлый провожатый обернулся:
– С тобой сейчас учитель говорить будет! Соврешь, сразу раскусит.
– Чего мне врать. – беспечно ответил Кабанов. И вспомнил, как дурил полиграф в свое время.
Вошли в дом. Пухлый велел подождать, сам поднялся на второй этаж. Дмитрий осмотрелся. Здесь, похоже, секстанты проводят свободное время. Дешевые кресла у стен, стол с пачками журналов, телевизор в углу. Рядом с лестницей проход на кухню – просматривалась газовая плита, шкафы с посудой. Везде чистота, ни пылинки в свете из окна.
Царственно ступая, спустился учитель – фактурный дядя лет 40 в сером балахоне. Брови у дяди в одну жирную черту, посередине лба вертикальная складка, глаза сверкают агатами, нос клювом. Харизму добавляли черные локоны до плеч. За адептом маячил Пухлый.
Адепт посверлил глазами, указал на кресло. Дмитрий сел краем попы, рюкзак примостил в ногах. Великий человек подошел столу, важно опустился в кресло, придвинутое Пухлым. Сам прислужник сел сбоку, в руках появились блокнот и ручка.
– Кто ты и зачем здесь? – разделяя слова, спросил адепт.
Дмитрий предполагал допрос и даже проверку по месту жительства местными секстантами. Он застегнул верхнюю пуговицу рубашки и ответил:
– Романенко Гена я.
Дальше Дмитрий выложил биографию лучшего друга и назвал адрес. Не свои же данные называть – для соседей по прежнему ментом остался и на сайте ГУВД в колонке «Граждане благодарят» фамилия мелькает. А Генки как раз и дома сейчас нет. Дмитрий перед отъездом заехал к другу и удивился словам соседки. Тетя Зоя рассказала, что Генка с чемоданами куда-то уехал пару дней назад. Телефон Генкин почему-то не отвечал. С женой, скорее всего, мириться поехал.
Для большей затравки Дмитрий сообщил об одиночном существовании в приватизированной квартире. Тут же подумал о последствиях – проверять начнут в экстренном порядке, но, с другой стороны, необходимо остаться, а там только углядеть Горохова и можно валить.
– Чего же ты хочешь от нас, брат?
Уже «брат», отметил Дмитрий.
– Покоя. Устал я, это самое, по городам мотаться, судьбу испытывать. Вот с вашими как-то мебель грузил, подсказали, куда придти. Душой и телом, значит, очиститься.
– Кто подсказал? – Сверкнул глазами адепт.
Дмитрий обрадовался – может, выстроит всю обитель для опознания.
– Мужик один. Описать не могу, если только на лицо посмотреть.
– Со здоровьем есть проблемы? Пьешь, куришь?
– Не курю, спиртным не особо увлекаюсь. Я, это, спортсмен бывший.
– Хорошо, – резюмировал вождь «харизмачей». – Меня зовут Ашан Бонитович. Разрешаю остаться. Пока будешь в карантине, брат Михаил будет опекать тебя. Сейчас иди, подожди во дворе.
Брат Михаил вышел через несколько минут. Поросячье лицо светилось улыбкой, на пальцах вертелась связка ключей.
– Повезло тебе, Генка! Со мной не пропадешь! Пошли за постелями.
По пути к подсобному помещению секстант представился:
– Меня Михаил Юрич зовут. – как всегда засмеялся. – Не Лермонтов – Новиков. Такой тоже писатель был. Можешь просто Мишей звать, «брат» – это для молебнов. Я тебе позже все расскажу. Сейчас три часа, до ужина надо устроиться – мы здесь в хозблоке поживем, пока тебя на болезни не проверят. Ты никаким сифилисом не болеешь?
– Ты что! – округлил глаза Дмитрий. – Я за собой слежу.
Новые приятели остановились у кирпичного строения, Миша открыл первую дверь.
– Бери матрац, подушку, одеяло.
Прошли дальше.
– Здесь расположимся. – Миша положил свой комплект на землю, открыл дверь во временное пристанище.
В полосе света Дмитрий разглядел две кровати, тумбочки между ними у дальней стены. Миша включил свет, кандидат в сектанты снова поразился чистоте. Даже воздух свежий.
– Туалет во дворе. – Пояснил Михаил Юрич. – А сейчас пойдем в душ чистоту наводить, она у нас залог здоровья.
За здоровьем в секте следили. Душевое помещение находилось в дальнем конце хозяйственного блока. Плитка сверкает, из кранов не капает, зеркала над умывальниками. Миша достал полиэтиленовый мешок из шкафчика, сложил в него одежду подопечного.
– Трусы тоже снимай, здоровяк. Одежду с рюкзаком на обработку от бацилл отнесу.
Пороются в вещах, догадался Дмитрий. Ничего, кроме крошек в рюкзаке не найдут. Маскарад был продуман: на вещах никаких меток, в карманах старая расческа и мелочь, даже трусы с дырками. Татуировок на теле нет, в ногтях грязь.
Пока мылся, Миша принес чистую одежду, полотенце и пакет с бритвами. Только Дмитрий сбрил щетину и начал растираться полотенцем, в душевую вошел мужчина в белом халате со стетоскопом на шее, в руках железная коробка.
– Это наш доктор. – Представил Миша.
Доктор серыми глазами внимательно осмотрел атлетическую фигуру Дмитрия, спросил:
– Вид спорта?
– Раньше штангу таскал, сейчас ящики да мешки таскаю грузчиком.
Осмотр продолжился. Так Дмитрия и в приемной комиссии перед уходом в армию не осматривали. Доктор всего прощупал стальными пальцами, залез в рот и в другое отверстие, внимательно изучил гениталии, прослушал легкие, постучал по коленям, потом измерил давление.
– Теперь двадцать приседаний.
Снова замер. Напоследок выкачал из вены большой шприц крови.
– Одевайтесь. Для бомжа вы подозрительно здоровы.
– Так не бомж я. У меня квартира есть, обстоятельства уехать заставили. – следуя легенде, сказал Дмитрий. Добавил паразитное «это самое».
Доктор ушел. Дмитрий облачился в предоставленную одежду: простые полотняные штаны, майка, рубашка.
– Иди в комнату, я поесть принесу. – Подмигнул Миша.
Еда была простой и здоровой: овсяная каша, яблоко, хлеб, чай.
– Значит, так, – начал Миша, когда подопечный сложил пустые тарелки.
– Я – твой наставник, слушаться меня во всем. Пока доктор не разрешит, есть будешь отдельно, с братьями общаться тоже нельзя. Сейчас ложись, отдохни, после ужина я расскажу о наших порядках. Из комнаты не выходи, а то быстро за ворота вылетишь. Ха-ха. Без выходного пособия.
– Человек должен быть счастливым. А иначе зачем жить и страдать. За всех нас уже Иисус пострадал. А для счастья что надо? – Михаил Юрич лежал на своей кровати, воздевал палец к потолку и, явно кому-то подражая, проповедовал.
Дмитрию пришлось проглотить таблетку, со слов Миши, для успокоения нервной системы перед сном. Сейчас лежал, пытаясь приподнять веки, лень было даже ночник выключить, а в уши змеей вползал сектантский голос.
– Для счастья надо быть здоровым и богатым. Богатство заработать можно.
– Один рублю рад, другому мильон не богатство. – Услышал свой голос Дмитрий.
– Это да. Про это учитель говорит, во всем нужна умеренность. Но важнее всего здоровье. От всех болезней Бог может избавить. Святой дух в каждом из нас воплотиться может. Ты хочешь быть здоровым, Гена?
Гена – это я, подумал Кабанов.
– Хочу.
– Где ты живешь, Гена? Почему из дома ушел?
Лучше бы Гене заснуть сейчас, проплыло в голове. А пока Дмитрий просто влез в шкуру лучшего друга. Учитывая многолетнюю дружбу и сходство в ментальности, это было не трудно. Изо рта сами вылазили слова легенды, уже изложенной Ашоту Бонитовичу.
– С женой развелся. Нашла себе богатого. И счастливого.
– Счастливое богатство только своим трудом обрести можно. В нашей церкви все работать должны…
На этих словах сознание Гены-Дмитрия впало в анабиоз. Только застыло мстительное «Лучше кашки не доложь…»
Утром Дмитрий проснулся поздно. На тумбочке стояла тарелка с овсянкой и стакан чая. Все холодное. Дверь не заперта, выглянул – трава на солнце блестит, дом как глянцевый, во дворе никого. Опоздал к выходу братьев на работу. Вечером Миша-провокатор не даст прибывающих рассмотреть. Дмитрий оделся, вышел из кельи. Пока один, решил осмотреть территорию. Прошелся вдоль забора, нашел биотуалеты, огражденные кирпичной стеной. Заглянул в беседку, оценил дизайн, отметил жизнеутверждающие листовки в рамках по углам. За домом с удивлением обнаружил теннисный стол, турник, под навесом силовые тренажеры. Не секта – профилакторий.
– Вот ты где! – Из-за угла дома выкатился Миша с книгами под мышкой.
– Осмотрелся? Молодец. А теперь пойдем, литературу читать будем.
Весь день Миша играл в наставника, с умным видом читал статьи, пытался проповедовать. К вечеру совсем упарился.
– Я, Гена, до того как сюда попасть, пил все что горит, курил не только табак, жрал в три горла. В животе болело иной раз, не обращал внимания. Здесь меня доктор обследовал, столько болезней нашел, еще полгода такой жизни и привет родителям. Здесь мне разъяснили: нет там, на небе ничего, помрешь и проваляешься до второго пришествия. Поэтому здесь, на земле нужно жить, чем дольше, тем лучше. Помучался, конечно, когда на овощи и минералку перешел, зато сейчас мозг как часы работает, сознание кристальное. Я такое чувство ни на какой наркотик не променяю.
Часы работают, аж кристаллы на лысине блестят, подумал Дмитрий. И глаза сверкают, будто кокаина нанюхался.
– У меня та же история. – И Кабанов поведал о своих бывших болячках.
После ужина Гена и Миша стали почти родными. Ничто так не сближает, как общие болезни.
Перед сном Миша вручил таблетку.
– Нейролептик? Может не стоит печенюшку травить? – Спросил друг Гена.
– Не бойся, наш врач шнягу не пропишет! Высыпайся пока, отдыхай! – Ответил друг Миша.
Дмитрий таблетку сунул под язык, затем, когда лег, перевел за десну, чтобы разговаривать не мешала. Наставник начал зомбировать:
– Вот в традиционной церкви сколько надо времени на молебны затратить? Стоишь, два часа крестишься, слушаешь не понятно чего. Зачем? К чему все эти таинства, утомительные обряды?
– Чтобы прочувствовать, это самое. – Не открывая глаз, проговорил Дмитрий.
– «Это самое!» Деревня! Что там прочувствуешь, кроме усталости? А у нас хорошо, весело. Хочешь стой, хочешь сиди. Проповеди под музыку. Учитель только по делу говорит, как счастливым быть. Ты хочешь быть счастливым?
– Да.
– Надо слушаться учителя и работать. У тебя есть родственники, Гена? – Наставник перешел к разведопросу.
Подопечный снова выдал биографию друга, таблетка лежала за щекой, контролировать ответы было много проще, чем вчера.
Дмитрий проснулся, включил ночник. С Мишиной тумбочки взял мобильник, посмотрел время. 6-00 – как наметил. Миша почмокал, сдвинул брови и перевернулся лицом к стене. Спи, наставник, в душу залазить не легкая работа. Дмитрий надел брюки, накинул рубашку. За дверью слышались голоса, шаги – в лагере сектантов объявлен подъем. Лже-Гена провернул ключ, выглянул во двор.
В утреннем солнце поблескивает и колеблется воздух. Мужчины разных возрастов с принадлежностями для водных процедур двигались в душевую. Несколько человек сидели в беседке. Сектанты с улыбками желали друг другу доброго утра. Счастливые братья Ашота Бонитовича. Как бы не обознаться, подумал Дмитрий. На фотографии, оставленной в машине, брат Андрей, тогда еще просто брат Инны, от счастья не сиял.
Дмитрий выключил свет, чтобы не мешать наставнику досматривать сны, и вышел на территорию добра и счастья. С улыбкой кивая братьям, прошел сначала в душевую, затем мимо беседки к синим кабинам биотуалетов, снова в беседку, заглянул на спортивную площадку. И здесь сердце трепыхнулось от радости охотника, вышедшего на поляну с непуганой дичью. На турнике извивался мужчина. Счастья в лице не было, зато был сливообразный нос и выпученные глаза. Обознаться невозможно – Горохов. На алкаша Андрей уже не походил: под кожей в сплетении вен перекатывались мускулы, вырисовывался торс над брючным ремнем. Еще подумать надо, возвращать ли Андрея в общество дяди Бори. Но это уж пускай Инна решает. Остается сообщить ей через Трайбера о местонахождении брата, и миссия выполнена.
Дмитрий подумал, можно выйти за ворота с группой работяг, но решил не торопиться – внезапный уход вызовет подозрения.
– Ты где был? – Миша сидел на кровати, лицо в рубцах от подушки, остатки волос загнулись на плешь.
– В туалет ходил. – Дмитрий оставил дверь приоткрытой, пояснил:
– Комнату проветрим.
– Угу. – Миша завалился на подушку. – Давай поспим еще.
– Хорошо здесь, чисто и люди, это самое, светлые. Я, Миша, пожалуй, точно у вас останусь. Разреши бывшей позвоню, скажу, что не нужна она мне больше.
– Звони.
Дмитрий набрал номер Трайбера, надеясь на его понимание.
– Надя, здравствуй, это я – Гена.
Трайбер, похоже, не спал, на звонок ответил сразу, голос четкий, но раздраженный.
– Какая еще Надя?
– Забыла? Муж твой, а раньше господином звала.
– Дмитрий ты? Не можешь говорить? Ты в секте?
– Да. Видишь, какая ты умница. Вот что я тебе скажу. Нашел я, – Дмитрий сделал едва заметную паузу, – свое место в жизни. Больше тебя не побеспокою.
– Тебе опасность угрожает?
– Нет, что ты. Это мне друг – Михаил Юрьевич телефон дал позвонить. А ты живи, как хочешь, Инне, подружке своей привет передавай. Она тебя с панталыку сбила. Вот и сиди теперь на бобах, а на квартиру мою не рассчитывай!
– Ты нашел Горохова. Он там по известному адресу, а ты выйти не можешь?
– Да, все так. Ну и до свидания.
Хитрец отключился, проворчал, снова нажимая на кнопки:
– Посмотрим, как она без меня проживет.
«Удалить вызов?» Да. Дмитрий выдохнул, возвращая телефон на тумбочку, заметил Мишин взгляд. Черные глаза смотрели подозрительно.
– Инка, сука, ее настраивает квартиру мою разменять. – попробовал объяснить.
Миша молча перевернулся лицом к стене.
День прошел в тесном общении с наставником. Настолько тесном, что даже по нужде ходили вместе. Во дворе Дмитрий заметил двух «харизмачей», убирающих территорию. Секстанты были облачены явно не в рабочую одежду. В спортивных штанах и майках больше походили на братков из 90-х, чем на братьев по вере. Крепкие фигуры всегда маячили поблизости. А когда Миша отлучился за обедом, здоровяки как бы ненароком приблизились, лениво орудуя щетками справа и слева. При этом, играя мускулами и скромно улыбаясь, пожелали здоровья. Дмитрий ответил тем же.
Вернулся Миша с корзиной в руках, кивнул уборщикам, пояснил:
– Это, Гена, как наряд в армии – каждый день по двое братьев отвечают за внутренний порядок. Сегодня черед брата Гриши и брата Жоры.
– Спортсмены?
– Грузчики, как ты. Пойдем в комнату, отобедаем. Только сперва знаешь что, – Миша достал мобильник, – дай я тебя сфотографирую. Всех новоприбывших положено фотографировать.
Рядом махали щетками Гриша с Жорой. Миша положил корзину на землю, черные глаза буравили подопечного. Из оперативных соображений сфотографировали бы издалека, рассудил Дмитрий, а так, похоже, для внутреннего употребления фото необходимо. Все-таки организация.
Дмитрий улыбнулся в объектив, прозвучала имитация затвора, Миша улыбнулся в ответ.
– Ну вот! Сейчас только файл обзову. – Наставник потыкал в экран, удовлетворенно кивнул.
Отправляясь за ужином, Миша попросил из комнаты не выходить.
– Извини, Гена, пока рано с братьями общаться.
«Гена» выглянул за дверь, среди бродящих сектантов заметил выделяющихся габаритами Гришу с Жорой. Все еще обманывая себя и подавляя тревогу, решил, что здоровяки случайно несколько раз посмотрели в его сторону.
Миша принес ужин. На этот раз достал из корзины тарелку с картофельным пюре и куском рыбы, хлеб и пакет яблочного сока.
– Это тебе, Гена, я уже поужинал с братьями.
Отнести корзину с посудой Миша позвал в приоткрытую дверь одного из сектантов. Из вечерних сумерек вынырнул Гриша, с улыбкой взял корзину и пожелал спокойной ночи.
– Ложись, Гена, я тебе почитаю. – Наставник закрыл дверь, но на ключ запирать не стал.
Дмитрий сидел на кровати и прислушивался к процессам в организме. Проблема состояла в том, что, если раздеться и лечь под одеяло сейчас, возможно придется вставать среди ночи для посещения биотуалета. Решил часок потерпеть Мишиного бубнения и лег на кровать в штанах и рубашке.
– Сегодня без таблетки?
– Да, сегодня без нее обойдемся.
Спустя пару минут, как затылок промял подушку, потолочные доски стали расплываться, веки закрылись, на их внутренней стороне закружились разноцветные спирали, будто мозг решил выбраться из отяжелевшей головы. Голос наставника отдалялся, сознание уплывало в гости к Морфею.
В голове разорвалась петарда. В нос шибануло запахом тухлых тряпок и спревшей бумаги. В глазах у Дмитрия еще белела вспышка, в левом ухе стоял шум, как вдруг включилось сознание. Оказалось, белый свет исходил от фонаря, вокруг кромешная чернота, вместо шума по барабанным перепонкам ударили слова:
– Кто ты такой?
Дмитрий зажмурился, дернулся всем телом, понял, что сильно ограничен в движениях. Раскинутые в стороны руки примотаны, судя по ощущениям со спины, к трубе, ноги связаны в ступнях. Резко вспомнил, как, лежа на кровати, стало трудно дышать, перед глазами возникло лицо брата Гриши, за его спиной ухмылялся наставник Миша. Тогда почему-то вспомнились школьные уроки химии, попытался встать, но голова осталась на подушке.
– Не очухался еще? – послышалось слева. Голос, кажется, Мишин.
Там черноту тоже прорезал белый луч.
– Очухался! – Раздалось спереди. Челюсть Дмитрия сжали стальные пальцы, от которых знакомо пахнуло химией. Гриша, стало быть. Судя по всему, где-то здесь и брат Жора.
Гриша поднял голову пленного, засветил прямо в глаза.
– Кто ты такой? Последний раз спрашиваю, потом ребра считать начну!
– Гена я Романенко, это самое.
– «Это самое!» – взвизгнул слева Миша.
Наставник подскочил и припечатал кулак в селезенку подопечному.
– Хватит дурака валять! Гена Романенко на голову тебя выше! И соседи тебя не знают! Думаешь, для чего я тебя фотографировал?
Справа, наконец, включил фонарь Жора:
– Я ему сейчас пальцы ломать начну!
Дмитрий почувствовал, как правую кисть сжали, будто тисками. Это уже хуже, удары по телу и голове еще мог вытерпеть, а вот по части членовредительства до этого впечатлений не было. В груди ухало сердце, спина похолодела от пота. Что же делать? Сказать про Гороха? Что ж за детектив такой – колоться при первой же опасности?
– Я с соседями хорошо живу, они меня никогда не сдадут!
– Как их зовут?
– Из 17 квартиры – тетя Зоя Нестерова, из 19 – Базановы. – Генкиных соседей Дмитрий знал. Пальцы остались целы.
– Ладно, проверим. – проворчал Миша. – Кому ты звонил?
– Жене, это самое, бывшей – Наде. – Паразитная присказка уже неосознанно вырвалась у Дмитрия.
– Какая Надя! – Завизжал Миша. – Мужик по телефону ответил!
Ослепленный со всех сторон Дмитрий почувствовал удар в солнечное сплетение. Глаза чуть не вылезли, воздух застрял в трахее, зато появилось несколько секунд продумать ответ. Ничего лучше не придумал:
– Откуда я знаю! Может, хахаль ее трубку взял! Давай еще позвоним.
– Отключил телефон хахаль!
– Да это Надька на ночь всегда отключает!
Справа снова голос кровожадного Жоры:
– Надо пальцы ломать!
Белые лучи перекрестились, Дмитрий утвердился в догадке, что его допрашивают в подвале. Потолок низкий, стены из бетонных блоков – помещение четыре на четыре метра, не больше.
– Успеешь еще! Никуда не денется, а пока проверить все надо. Мы же не фашисты, а он не Потапов.
– Чего?
– Того! Детский стишок не знаешь? Дети в подвале играли в гестапо и так далее.
«Харизмачи» загоготали. Смех благотворно повлиял на души сектантов, Гриша даже в живот ударил скорее ласково.
– Ладно, Генка, может ты и правда Генка! Проверим!
– Пускай повисит, если что сговорчивей будет. А сейчас пошли. – скомандовал Миша.
Темно, как у дяди Тома в хижине. И пахнет также. Совсем не весело висеть на трубе, пусть даже обмотанной грубой холстиной, в таких условиях. Дмитрий попытался освободиться, повертел плечами, напряг бицепсы, подергался. Руки замотаны крепко, не пожалели братья скотча на трубу приличного диаметра. А в голове еще шумело и не понятно открыты ли веки. Незаметно для себя пленник заснул, уложив подбородок на грудь, рискуя повредить шейные позвонки.
Проснувшись, обнаружил, что темнота перестала быть кромешной. Дмитрий рассмотрел контур проема, в который ушли сектанты. Вату в голове заменили на чугун, руки затекли. Однако сон на весу в такой символичной позе дал положительные результаты. Скотч немного провис, появилась надежда на освобождение. Дмитрий напрягал мышцы, выворачивал плечи, дергался. Наконец, усилия принесли результаты, скрипя зубами и оставляя на скотче волосы, сектантский пленник освободил руки. Сразу же повалился на пол. К запаху давно привык, но тактильные ощущения вызвали брезгливость – на каменном полу валялись сырые тряпки и мятая бумага. Сорвал липкую ленту с голеней и сразу двинулся к едва различимому проему. Шел, вытянув руки и осторожно переступая голыми ногами по холодному бетону. Более светлое на тысячную долю люкса помещение было примерно таких же размеров. Справа на высоте груди скорее угадывалась дверь. Дмитрий шагнул к ней.
