Читать книгу: «Мир Маньяка», страница 12

Глава 34. О написании книг, да не только

После первого захода в парную, разговор трёх друзей продолжился.

– Тебе бы книжки писать, – сказал Кот, обращаясь к «хозяину пара». – А я, пожалуй, полежу в прохладе. Не буду черпать пар из пирога, подожду следующей пропарки.

– Как только захочу уйти в другой мир – сразу начну писать, – ответил О как-то туманно.

– О, типун тебе на язык! Рано ещё тебе, – возмутился майор.

– Спасибо, и тебе точно так же, тем же самым и по тому же месту. Потому как – не понял ты меня.

– Ты же сказал: уйти в другой мир, и как ты сказал, их два – живой и неживой. Если мы сейчас в живом, то другой – неживой. И ты туда собрался?

– Их не два – их миллион или миллиард, или столько, что мы и представить не можем. Мы сами формируем свои миры и изменяем их. Что делает писатель? В своей книге он создаёт мир, который нравится читателю, в нём ему интересно. Сам он тоже перманентно живёт в нём, а чаще – почти постоянно.

– Это как?

– Он не пишет на самом деле, а описывает. То, что видит, то, что чувствует. А для этого он должен быть в том, что он видит и чувствует. Немного непонятно?

– Терпимо.

– Тогда продолжаю… Любая книга – это вымысел писателя.

– Стоп, не всё же фантастика, есть правдивые книги о реальных событиях.

– Кот, абсолютно без вымысла может быть только стенографический отчёт, и то, если печатали его, ничего не добавляя и не вырезая, то есть – слово в слово. Всё остальное – в той или другой мере – вымысел пишущего. Возьмём на первый взгляд абсолютно не фантастическую «Чайку» Чехова. Даже если это всё так и происходило, как описывает Антон Павлович, то он должен был бы с блокнотом ходить и записывать всё за своими персонажами.

– И быть сразу в нескольких местах, – лениво вмешался в разговор Ву, который до этого практически не вмешивался в диалог своих друзей.

– Точно, а это – невозможно, – подтвердил замечание режиссёра О. – Именно поэтому – это авторская версия того, что могло происходить. Это если быть совсем точными. Писатели свои версии пишут по-разному: кто-то составляет коротенький сценарий и следует ему, описывая всё подробно, кто-то придумывает интересную концовку и потом додумывает всё остальное.

– Это всё техника, а магии слова, что, нет? – Кот не хотел сдавать свои позиции.

– Любая книга – это магия. Бывает даже, что герои начинают жить своей жизнью, наплевав на предварительные планы их создателя. Они начинают формировать события сами, что не расстраивает писателя, а наоборот – увлекает его. Он уже не представляет, что будет дальше происходить в его книге, и возникает интрига – в том числе и для него. Потому, что будет дальше происходить – зависит не от него, ведь он просто описывает то, что происходит. Только так, чтобы в это поверили его читатели… Ладно, хватит разговоры разговаривать – давайте пройдёмся по чайку! – О внимательно посмотрел на обоих друзей и добавил. – Стакан пива – и это уже не баня! Я как-то пробовал своё, домашнее пиво – всё равно тяжелит – не летаешь, а вот чайку хлебнёшь – и снова в парную! Как только глупостями перестаём заниматься – здоровье просто прёт. Но… Налицо серьёзная банная зависимость. Раньше баня была раз в неделю, и я твёрдо был уверен, что частить вредно для здоровья. Сейчас иногда не могу и дня пропустить. Свет и звук огня, уютная лежанка…

– Как же хорошо у тебя, да ещё и с банькой! – Ву за всё это время не сказал и десятка фраз.

И так было это здорово для него. Не умничать, ничего никому не доказывать. Просто молчать и слушать!

Он даже эту фразу просто выдохнул.

– Согласен! Действительно, когда крутился в доме, всё время замыкало на сон, а в баньку войду – нету его, но всё же… Париться, когда сильно устал, не то удовольствие. Но когда устал – поможет специальный чаёк!

Тут друзья прервали свою беседу, и в комнате только и слышалось довольное сопение и кряхтение от употребления обжигающего напитка.

Но вот чай был выпит, и хозяин дома вновь завёл свой разговор с банным уклоном. Было видно, что на эту тему он мог говорить часами.

– А снежок! Обтереться им, поваляться в нём после парилочки – просто сказочное ощущение! А ещё зачерпнуть его, сколько получится – и снова в парную. Поддать немного пара и вместо веничка использовать… Снег! Конечно, хлопать им не получится, а вот поглаживать – это пожалуйста! Как ни странно, но ощущения от пара и снега очень похожи. Чуть где запекло от пара – сразу же снежком натираю, тоже обжигает, но по-другому. Ну и конечно же – снежка в тазик, и лицом туда же. Дышишь снежным воздухом, а по телу пар гуляет, дойдёт до головы и возвращается обратно. Сказка! Снег придаёт вдыхаемому воздуху морозный аромат и не даёт ему перегреться, если голова начинает перегреваться, то лёгкое растирание её снегом очень даже помогает. Ну и, конечно, разогрев вениками спину, пройтись снегом по ней, а затем – снова веничками, да погорячее! Абсолютный конкурент и победитель – процедура «головой в окно», это когда голова в окне, да на свежем воздухе, а тело под веничками в парной томится, хотя зимой есть возможность применять то и другое. Обсыпание, обваливания, обтирания в снегу тоже имеют место. Вот рассуждаю: «Баня – это погреться, или для чего ещё?»… Наступили как-то первые морозы, и я с удивлением подумал, что по теплу мне банька даже милее. Топить меньше, проблем с водой нет, в начале растопки не мёрзнешь. А минусы – в снежке не поваляешься… И всё… Мнение: «А зачем в бане по теплу париться…», – достаточно распространено. А ведь улучшение терморегуляции актуально круглогодично, вывод всяких шлаков с потом тоже не имеет сезонности, а уж о свежих вениках и травках и говорить нечего, благодать одна. Опять-таки – гимнастика сосудам круглогодично пользительна… Из баньки в прорубь – без сомнения – удовольствие неописуемое, но и хорошо напарившись, в холодную воду – даже безо льда – тоже ой! как хорошо. А подышать душистым паром? Вкусен он и зимой, и летом! Да и есть в баньке то, что никакими описаниями не опишешь. Просто – Любовь к ней и грусть от разлуки, грустно без неё… И стал я купаться в озере круглогодично уже и без баньки, да каждый день, а тут ещё одна забава приглянулась – после купания что-то так тепло стало, что решил я не одеваться и пройти метров сто. Да как прошёл их, а не замёрз, подумал: «Буду идти, а когда замёрзну, не совсем, конечно – оденусь…». Да так и прошагал до дома. Пришёл и опять думаю: «Чего я это раньше одевался, да мёрз?». Лопату взял и давай снег кидать. Вот час и кидал. Кожа, как после баньки, красная такая стала. Так что ещё одно спасибо ей, родной!

Тут О прервал свою речь, увидев, что друзья еле сдерживают смех от такого эмоциального рассказа, а услышав очень тихо сказанное Ву – «нарко…» – притворно возмутился:

– Что за улыбки у вас? Кто банный наркоман? Я – банный наркоман? Просто баньки вы хорошей не видели. А зависимость, правда, есть, но только от хорошей баньки, да бассейна к ней.

– Спасибо, что о хорошем порассказывал, на душе потеплело, а то – все ужасы нашего городка! – Ву сказал это очень тихо.

Кот на лавке уснул – просто как-то внезапно отрубился – и он не хотел его будить, потому как что может благодатнее сна в баньке.

– Давай теперь душу ещё раз парком погреем, парная-то заждалась! Баньку баснями не кормят! Кот пускай поспит, будить не будем! – предложил О.

И они вдвоём зашли в парную.

Глава 35. Ву решает проблему. Как ему кажется

Нельзя сказать, что Ву очень ждал эту ночь, он просто к ней готовился. Прокручивал в голове по нескольку раз сценарии своих действий, причём – в разных вариантах.

Ещё в детстве он услышал: «Чем больше у человека вариантов развития событий – тем большим количеством людей он управляет…».

Тогда эта фраза звучала очень умно, и даже загадочно, но то, что события далеко не всегда случаются как задумано, он усвоил, поэтому к плану «А» всегда имел не только «Б», но и другие. Конечно, все изменения учесть было невозможно, но понимание того, что что-то пойдёт не по плану, уже стоило многого.

Итак, сначала – спортивный костюм. В шкафу их висело три. Три одинаковых костюма. Но только если смотреть невнимательно. Цвет действительно был похож, а вот расположение полосочек на брюках и куртке – а также их количество – было неодинаковое: на первом – две беленькие, на втором – одна, на третьем – тоже две, но гораздо шире разнесённые, чем на первом.

При переодевании появлялся человек в почти такой же одежде. Весь смысл был именно в этом «почти»: если не приглядываться, то эта смена незаметна и не вызывает подозрения, но следствию никогда не связать людей, чьи костюмы отличаются пусть даже на одну полоску. Любой суд согласится, что это два разных человека.

Поскольку Ву ни с кем не мог поделиться своими мыслями он делился ими…

С собой.

То есть в голове у него, несмотря на полное одиночество в этот момент, шёл диалог.

Да, он любил не только рассуждать, но и разговаривать с собой. Произнесённые мысли, пусть даже не вслух, в этом случае можно было более внимательно и подробно рассмотреть.

– Сценарий таков: первый костюм на мне, второй беру с собой – пробежка – «БМВ» стоит в паре километров от дома – сажусь в неё, еду до Молодёжной – там пересаживаюсь в «Нэксию», которая была куплена за копейки и осталась оформлена на прежнего хозяина – на ней до Днепропетровской – бросаю машину – и уже пешком до места.

До старенькой, потрёпанной и неприметной машинки он доехал, строго соблюдая все правила движения.

Брелок сигнализации от обеих машин был один, может, это было и странно, но не подозрительно – ну нет желания таскать с собой кучу ключей – а вот иметь два комплекта ключей было неосторожно – его связь с двумя машинами не должна быть установлена. Чтобы его не смогли отследить, надо было менять машины, одежду, а иногда – и свой внешний вид.

И главная опасность подстерегала именно в момент замены. Ву называл их точками опасности. Потому что именно в них могли возникнуть вопросы: и зачем человеку переодеваться из одного спортивного костюма в другой, делая это в машине; и зачем человеку в спортивном костюме пересаживаться из одной машины на другую, причём, люди, ездящие на «БМВ», редко садятся за руль «Нэксии»; и почему у него в кармане два комплекта ключей…

Именно на таких мелочах и прокалываются, поэтому путь целиком не должен проследить никто. Он должен быть разорван на нестыкуемые куски. Чтобы никто и никогда не смог связать его, выбегающего из дома, с человеком, который через пару часов окажется на далёкой Днепропетровской улице.

– Теперь – алиби, – он набрал номер на телефоне. – Мне нужна терпеливая, которая сможет без остановки работать несколько часов, пока я не скажу – хватит. Мне нужна не любопытная, которая не будет задавать никаких вопросов и вообще не общаться со мной. И… опытная, конечно – добавил он, подумав.

Когда на том конце трубки донеслись характерные звуки, он положил трубку в коробку, к ней же приложил другую, предварительно позвонив на неё с третьего телефона. Теперь он слышал, что происходит в его «сексом по телефону». В ту же коробку был положен включённый диктофон – на всякий случай, чтобы знать, что будет происходить, если связь оборвётся. И закрыл коробку крышкой, теперь в машине не было слышно ни звука. А Ву со своего телефона мог слышать голос девушки и даже что-нибудь сказать в крайнем случае.

– Ещё раз прокатаю алиби: я поехал на Молодёжку – там позвонил в «секс по телефону» – и пару часов слушал и изучал это. Зачем мне это? Когда с самыми красивыми девушками у меня нет проблем? Нет, я не извращенец. Искусство требует жертв. Я должен не только понимать своих персонажей, но и чувствовать их. Почему в таком месте? А не возле камина за стаканом шотландского односолодового? Потому, что это будет неправда, меня интересует другой человек, с другими мыслями и желаниями, а не я. Ведь правильно заметили: я бы не стал звонить туда. И там, в машине был не я. А вот последняя фраза – лишняя, ещё заподозрят в раздвоении личности…

Все эти мелочи, все эти сложности были только для одного: даже, если кто-то будет уверен, что режиссёр Вуалов совершил то, что случится сегодня вечером, доказать он это не сможет за полным отсутствием улик.

Из «БМВ» вышел длинноволосый мужчина с бородкой-эспаньолкой в спортивном костюме с двумя белыми полосками, хотя ещё час назад в неё садился коротко стриженый и безбородый господин, и на его костюме была всего одна полоска.

В паре кварталов вдали от света фонарей стояла «Нэксия», и мужчина быстро юркнул в неё.

На Днепропетровской эта машина оказалась нескоро, она тщательно пропускала всех пешеходов и не трогалась с места, пока последний не миновал зебру, на малейший намёк светофора, что сейчас зажжётся жёлтый, она тормозила и спокойно ждала зелёного света и пару раз даже словила недовольное бибиканье сзади. Поскольку столь скрупулёзное соблюдение правил вызывает у московских водителей только приступ раздражения.

Припарковав машину, водитель пошёл пешком, хотя это можно было сделать и на машине: дорога была свободная.

И тут идущий навстречу прохожий спросил у него:

– Извините меня, пожалуйста, в какой стороне лес?

– Вы имеете в виду Битцевский лесопарк?

– Именно, там где маньяки ходят иногда, – прохожий внимательно смотрел на Ву – а это был именно он, только в парике и с бородкой – и смотрел слишком внимательно, долго не опуская глаз.

– Ну… Где маньяки ходят – скорее всего подсказать не могу, хотя бы потому, что ходят они, наверное, везде, а вот в парк вы правильно идёте, метров через пятьсот начнутся деревья, – ответил Ву несколько уклончиво.

– Вот спасибо, вот спасибо… – и прохожий заковылял в указанном направлении.

А Ву бодрым шагом свернул за угол дома, прохожий ему не понравился, и он решил на всякий случай ещё немного прогуляться…

Так он лицом к лицу встретился со своим обожателем – правда, не в сфере искусства – Кириллом Мальковым.

Глава 36. Гаррота для чиновника

Днепропетровская улица напоминала дачный посёлок в черте Москвы. Её полумесяц – а она была именно такой формы – упирался в громадный лесной массив, да и сама она утопала в зелени. В которой шум оживлённых улиц запутывался, да так и оставался там, не достигая ушей прохожих.

Редкая машина доезжала до середины Днепропетровской⁶⁹ – большинство останавливалось в её начале.

Основательно покружив, Ву подошёл к дому номер двадцать три. За короткий срок ему удалось многое узнать о второй, непубличной жизни Иван Васильевича.

«Теперь – ждать…», – подумал режиссёр.

Ждать так же, как и водителю чёрного «Мерседеса», который стоял поодаль, как видно, для того, чтобы не так явно был понятен подъезд, в который приехал шеф.

Парадным, право, его просто было невозможно назвать из-за весьма непритязательного вида. И дело было не только в отсутствии калош у местных жителей⁷⁰. Разруха царила в нём. Использовали его очень часто не по назначению. Оно и понятно – общественных туалетов поблизости не было.

Подъезжать к дорожке, которая вела к подъезду, водителю строго запрещалось. Это был тот случай, когда шеф сам, пешком подходил к машине.

Ожидание у подъезда было опасно и «Мерседесу», и Ву, опасность эта одинаково грозила неприятностями, правда – каждому своими. В частности: Ву тем, что чужой мог вызвать подозрения. В голове режиссёра возникла картина: «Чужой из фильма Ридли Скотта⁷¹ старается, стоя у подъезда, не вызывать ни у кого подозрения…», – от неё он тихо рассмеялся.

– Телефон. Могу ведь позвонить… – снова стал тихо размышлять вслух режиссёр. – И что сказать? А ещё я перестану слышать, что там происходит в машине, а вернее – в коробке, где плетётся моё алиби. Конечно, я смогу потом прослушать всё на диктофоне. Но лишусь возможности управлять своим алиби онлайн. Но другого выхода, как видно, нет. Следующий раз возьму четыре телефона. Следующий раз? Ладно. Это обсудим потом… – и он набрал номер телефона Иван Васильевича:

– Срочно из квартиры, за тобой сейчас придут! – голос Ву изменил до неузнаваемости.

Но если чиновника пишут, то анализ определит хозяина голоса. Но его надо ещё найти!

– Кто это?

– Сорвёшь нам договор, дети не уедут, и тогда то, что тебя спалили с малолетней любовницей будет самой меньшей из твоих бед. К машине подойди пешком, она в тени стоит, водителя не пугай, всё делай спокойно, но быстро – у тебя остались секунды.

– Но откуда Вы всё…

Ву зашипел:

– Ты – почти уже труп. Вперёд! – самое интересное, что исходя из последующих событий, он говорил правду.

Дверь подъезда распахнулась, и в ней показался Иван Васильевич – потный, какой-то сальный и сильно растрёпанный после любовных утех. С круглыми большими глазами, полными непонимания всего происходящего и небрежно, как видно, в спешке одетый.

Он испуганно озирался по сторонам. Делать всё спокойно, как велели ему по телефону, у него явно не получалось. Тем более ему предстояло самое страшное – пройти от подъезда до машины, где его вполне могли ожидать люди со страшными…

Фотоаппаратами!

Которые поймали бы его на месте преступления. Ведь его походы к несовершеннолетней Оксане были уголовным преступлением. Он знал это, но перестать ходить к ней не мог. Желания заглядывать к ней было сильнее его. Он считал, что это самое…

Но продолжить свою мысль он не успел – от куста дикой сирени отделилась тень и тут же стала тенью чиновника. Тень взмахнула руками: правая – возле его левого плеча, левая – возле правого, а затем руки сошлись, поменявшись местами и что-то затягивая.

Это «что-то» было гарротой⁷². Но гарротой, накинутой непривычным способом – с перехлёстом.

Иван Васильевич так ничего и не понял. Расслабленный после своих вечерних игр с «прелестным ребёнком» – так он называл эту школьницу, которую получил как-то в подарок сверх оплаты деньгами – он почти не сопротивлялся.

– Почему… – было последнее, что он сказал.

Вера в то, что существует особый клан неприкасаемых, которые живут бесконечно долго, и он в него тоже входит, растворилась с последним его вздохом.

Ву быстро усадил обмякшее тело на лавочку – устал человек, сел отдохнуть…

Водитель в чёрной машине никак не мог понять, что же там шеф так мешкает. Густая зелень почти не давала ничего разглядеть, но то, что шеф вышел, затем постоял, странно подёргался – то ли чихал, то ли кашлял – а затем сел на лавку, было непонятно. Обычно от дверей подъезда до дверей персонального автомобиля после любых ночных похождений он проходил как по передовой – быстро, ожидая, правда, не очередей противника, а вспышек фотоаппаратов и кинокамер.

Да они – ну те, кто сидят на задних сиденьях «персоналок» – вообще очень странные…

Но был приказ не подъезжать – а приказы Виктор уважал и исполнял. Поэтому к скамейке он подбежал лишь тогда, когда возвращавшаяся с выгула своей собачки дама истошно закричала, увидев на скамейке мертвеца. Который, выпучив глаза, показывал всем громадный язык, так напугавший даму. Она даже не представляла, что у некоторых чиновников он такой большой.

А чуть ранее тень просочилась сквозь кусты и, не выходя на дорожку, по отмостке дома, стараясь не касаться стен, стала удаляться. И уже метров через сто эта тень превратилась в любителя поздних пробежек, который из старенькой машины достал маленький ножик, срезал с двух палочек плотную бечёвку, которую разрезал на шесть кусков, затем открыл капот, отвинтил пробки аккумулятора и в каждую банку опустил кусочек бечёвки.

Гаррота…

Даже в самом названии её было что-то устрашающее, может, раскатистое сочетание «г» и двойного «р»?

В гарроте обычно применялась проволока. Конечно же, она была более крепкая, но недостатки были тоже. Она не только душила, но и резала, а это значило, что кровь вполне могла попасть на одежду душителя. А ещё, разрезая плоть, проволока доставляла жертве сильную боль, и она начинала сопротивляться интенсивнее. Ну и уничтожить её полностью можно было разве что в доменной печи.

Другое дело – бечёвка или жилы. Кислота в аккумуляторе не только уничтожит все биологические следы на ткани, но и растворит саму бечёвку. Правда, остались две палочки, и на них тоже могли остаться улики. Но дома они пойдут для розжига камина, а пока пускай поплавают в уксусе, такая вот необычная заправка для приготовления мяса – на липовых палочках – там, в баночке с уксусом их плавало уже с десяток.

Оружие душителей перестало существовать…

Но справившись с уликами, Ву тут же заметил:

– Маленькая, но всё же – ошибка. У тех палочек, которые я сейчас бросил, время пребывания в растворе будет меньше, а это значит, что их можно вычислить. Следующий раз учту это и окуну всё разом.

«Опять, «следующий раз»? Опять это слово…», – Ву задумался, но ненадолго – надо было ехать.

– Когда снимаю грим? – спросил себя режиссёр.

Близко от конечной точки нельзя: его настоящее лицо не должно появиться не только возле Днепропетровской, но даже в этой части Москвы. Но длинноволосый должен исчезнуть, оборвав нитку, и лучше это сделать в машине.

– Так… Снимаю парик, бороду, костюм, кроссовки и укладываю всё в сумку, дешёвенькую и неприметную… но делаю это всё в «БМВ».

И на Молодёжной из старенькой «Нэксии» вышел всё тот же длинноволосый с эспаньолкой, который, пройдя метров пятьсот он тут же сел в «БМВ».

А в телефоне девушка старалась вовсю: и стоны, и охи, произнесённые медовым голоском, прямо жалко было прерывать. Но и девушке надо было отдохнуть: двухчасовой монолог – это почти подвиг, и Ву наградил её кратким:

– Спасибо! – и отключился от мира придуманной любви.

Хотя и окружающий мир грешил этой придуманностью, и – не только в любви…