Читать книгу: «Красный луг. Приключенческий роман», страница 3

Важные события

Привезённые газеты и журналы были старыми, но всё-таки это был источник информации. Вновь и вновь в Сельсовет собирались жители, просили Галину Ивановну рассказать, прочитать или объяснить события даже многолетней давности, она не отказывалась. Некоторые вопросы ставили её в неловкое положение, но природная смекалка выручали её не раз. Вот задавался, например, такой вопрос, нужен ли был расстрел царской семьи, ведь он добровольно отказался от царствования, и зачем нужно было расстреливать всю семью? Галя отвечала, что для обеспечения порядка и стабильности в революционной стране в то время расстрел царской семьи был просто необходим. Про себя же её мучили сомнения по этому поводу, но как коммунисту, председателю Сельского Совета, парторгу и учителю по – другому ей думать было нельзя. Нельзя было ставить под сомнение всю политику партии и правомерность действий соратников! Втайне жалела убитых детей, они-то уж совсем не в ответе за действия своих родителей, но что поделаешь, время такое… Поклялась когда-нибудь съездить до Ганиной ямы, положить цветы и попросить прощения за тех, кто не ведал, чего творил. Несколько забегая вперёд скажу, ездила Галина Ивановна на то место спустя многие годы и просила прощения за необдуманные действия своих соратников, плакала даже, скажу по секрету, что было совсем уж не к лицу коммунисту со стажем. Но вернёмся в Лягаево. Как уже известно, главой колхоза стал Никита Петрованов, не молодой уже, но ещё довольно крепкий хозяйственный мужичок, умеющий держать данное слово, всё делающий с умом и на совесть, а главное, придерживаясь дедовских заветов. Советовался в своих делах и поступках всегда со стариками, хотя иногда и поступал по-своему. В молодости сбежал из села в поисках приключений на свою з., хватил лихого счастья досыта и даже успел где-то грамоте подучиться, однако ж лучшего места не нашёл в чужих краях, вернулся в родной посёлок, да не один, привёз красавицу жену с чужбины. Не надолго зажилась на белом свете жена, зачахла от какой-то неведомой болезни, даже веда не смогла помочь ей и вот уже лет шесть как покоится на местном кладбище, оставив на память о себе такую же красавицу дочку по имени Сеста. Теперь отец и дочь работали вместе. Сам Никита мастером был великим, умелец – не чета нынешним, и всё то у него спорилось да ладилось. Жену свою покойницу любил очень и, после её ухода, вся его не растраченная нежность и любовь были отданы дочери. Многие девушки села страдали по нему, пытались обратить на себя его внимание, но всё было тщетно. А в селе пророчили скорую свадьбу Илье с Галиной, даже втайне от них ставили для молодожёнов новый дом. Люди в селе были понятливые. В школе тоже все учились с превеликим усердием, многие уже за первый месяц учёбы освоили полностью азбуку, умели читать и складывать слова. Многие выучили свою подпись и теперь могли расписываться на документах. Мела в школе вечно не хватало и местные ребятишки в горах отыскали мягкий известняк, вполне пригодный для использования в школе. Город обещал к осени дать учительницу начальных классов, нужно было только подготовить для неё жильё. Новое помещение для школы уже строилось, так же было уже готово новое правление колхоза. Говорят, что первой учительницей новой школы была Трифанова Земфира, но достоверных данных не сохранилось. Закончена была конная дорога на Черлак, это намного спрямляло путь до города, нежели объезжать через Усть-Маш. Здесь составляло около десятка километров. Петрованов съездил на курсы председателей колхоза, а заодно привёз из города большого специалиста по сельскохозяйственным наукам – агронома, который почему-то не задержался надолго в селе, быстренько удрал обратно в город, не оставив о себе никаких воспоминаний даже у девушек. В Бугалышской МТС открыли курсы механизаторов, от колхоза тоже учились несколько человек, но пока не было техники. Пока что колхоз готовился к первой своей посевной по-старинке. И без помощи лошадок пока обойтись было нельзя. Первую борозду доверено было провести Ларисе Дрофиной, позднее она стала первой трактористкой-девушкой в своём селе. Очень волновалась, но борозда получилась ровной, как будто выведена по линейке. А ещё больше за неё волновался её будущий муж, Дмитрий Костливых. Дошла Лариса до конца длинного поля, за нею пошла другая упряжка, понукаемая Дроздовым Колей, лет десяти от роду. Председатель опустился перед бороздой на колени, взял горсть земли, поцеловал и бережно опустил обратно. Когда поле было вспахано до половины, вслед за плужниками вышли сеяльщики, по старинке разбрасывая зерно по полю веером. Кто-то запел песню, её подхватили и разлился над просторами речными мощный хор женских и мужских голосов, разнося весть о победе Советов, о новой счастливой жизни села. За сеяльщиками шли лошадки, таща за собой сцепки из борон. А те, что были простыми зрителями, бросали горсточку зерна ржи в пашню, шепча своё заветное словцо-желание, вкладывая в него своё, потаённое. Ветерок развевал красное полотнище флага, древко которого было закреплено в пахоте. Символ новой жизни, символ человеческих надежд. А самому посёлку становилось мало места, дома начали отвоёвывать место для себя у тайги, зашагали по берегам речек-ручейков. По Полёвке улица Заречная, по Леснушке улица Горка. Леснушка-приток Полёвки, а Полёвка уже приток Уфы. И жить бы, поживать бы, детей плодить бы, если бы не бы да кабы. Не может, ох, не может человек заглянуть в своё будущее да и прошлое очень быстро забывает. Кто из вас теперешних может назвать хотя бы по именам своих дедов и прадедов? Вот то-то же! А корни свои знать бы надо. Когда-то и прошлое и будущее знали Веды, но и их не пощадило время, что уж говорить о нас, их потомках. Не мало видно понадобилось столетий, чтобы начисто уничтожить человеческую память, превратить человека в зомби, Ваньку, не помнящего родства, превратить в раба обстоятельств. Работа, дом. Будь как все, не лезь поперёд батьки в пекло.

Нечаянная радость

Только вчера перекрыли крышу дома бабке Феклусье, а сегодня уже выпал снежок. Бабка жила одна. Мужа давно похоронила, а сынок сгинул где-то в чужих краях во время Гражданской войны. Люди помогали выжить старой, а в последнее время и колхоз стал помогать. Сама-то тоже дома не стала отсиживаться, пошла работать на новую птицеферму простой птичницей. А сынок ейный уходил не воевать, а искать свою суженую-ряженую да видать не судьба. А то, может, и до сих пор ищет, бродит по белу свету. Цыганка приходила, на блюдечке гадала, суженую ему показала и даже сказала где искать её надобно и, как не упрашивала мать остаться дома, не остался, ушёл. Всё же, хотя бабка и безутешна была в своём горе, но и к ней однажды заглянула нечаянная радость. Снежок выпал, покрыл земельку белым саваном, может на время, а может и до весны ужо. Поздним вечером управившись с хозяйством, бабка собралась уже и спать ложиться, молитву на сон грядущий прочитала перед иконостасом, но тут собака затявкала, предупреждая о появлении непрошеных гостей. – Кто бы это мог быть в такой неурочный час, неуж что на ферме приключилось? – Идя к дверям, думала она. На улице перед дверями стояла женщина, рядом с нею, держась одной рукой за материну юбку, а другой придерживая на груди пёстренького котёнка, посверкивающего из-под руки любопытными глазёнками, стоял пацан. Не смотря на приближающуюся зиму и довольно прохладный вечер, оба были одеты явно не по сезону. Бабкин кобель, завидев вышедшую хозяйку, добродушно тявкнул, с чувством исполненного долга заковылял за угол дома. Лет ему было наверняка не меньше, чем самой бабке, поэтому ему совершенно было не до гостей, скорее бы добраться до тёплой подстилки в конуре, а то ходят тут всякие… Женщина устало и робко смотрела на старуху, молчала, и лишь выкатившаяся слеза указывала на то, что появилась она на подворье старой не случайно. Бабка пригласила гостей в дом, усадила за стол, угостила чаем. Женщина и ребёнок были одеты по городскому, по летнему, в одном лёгком платьице, на ногах лёгкие боты на босу ногу, голова не покрыта. Тяжёлая русая коса переброшена через плечо, свисает ниже пояса, лицо женщины красивое, с ямочками на щеках, глаза словно омута в реке во время грозы, у рта отпечаталась горестная складочка, видать не лёгок был её путь по жизни, хотя так вроде и не скажешь… На вид ей было не более сорока лет. Старуха ни о чём не расспрашивала, давая гостям прийти в себя, отогреться. После женщина опустилась перед нею на колени и заговорила: – Мне сказали, что вы и есть мама Ивана Согрина… А я, значится, буду женой вашего сына… С сыном, вашим внуком, пришла до вас… Хотите – привечайте, хотите – гоните, не венчаны мы, в войсковой части расписаны были…

Бабуля еле-еле удержалась на ногах от такого заявления, с трудом заговорила: – Что ж ты, доченька, на коленях-то, чать не чужая… А Иванушко-то где ж, почему с вами не пришёл?

– Нету больше Ивана, одни мы остались. С Иваном я познакомилась ещё в шестнадцатом годе, он к нам на фабрику устроился слесарем. Поженились в самый разгар революционных событий, в большевистскую партию вступили одновременно, потом и воевали вместе. Он пулемётчиком был на тачанке, я лошадьми управляла и ему помогала, на беляков и бандитов страх наводили. Потом вот ребёночек народился, я уж больше не могла за Иваном гоняться, вернулась на фабрику, там у меня хоть и худенький, но свой домишко от родителей оставался, да и на фабрике худо-бедно зарплату платили. Через полгода мой Иван после госпиталя домой вернулся, раненый был. Дома-то недолго и пожил, от ран и болезней вскоре скончался, похоронила его… Вот и остались мы с Васяткой сиротами. Просил Ваня, чтобы побывала у вас, проведывала, да попервоначалу всё никак выбраться не могла, парнишка малой был, да и могилку не хотела оставлять. А потом в окрестностях банда объявилась, напали среди ночи на рабочий посёлок, людей побили, дома и фабрику подожгли. Мы, в чём были, повыскакивали из горящих домов. А больше податься некуда, родни нет, вот и пошли до вас..

Невестка говорила, а сынок ейный, прижавшись щекой к пушистому котёнку, уже спал на лавке, накрытый тяжёлым бабкиным тулупом. До рассвета проговорили две женщины, вспоминая и горюя, плача, одна по сыну, другая – по мужу. Не отпустила никуда старая молодуху, пришлось ей остаться в селе.

Красный луг

Галина Ивановна всегда была при делах. Закончилась перепись населения посёлка и в Сельском Совете поймать её стало почти невозможно, разве что рано утром. Собрания партийной ячейки, приём новых членов партии, организация комсомольской ячейки, создание пионерской организации в школе, новостройки и прочие разные события не обходились без её участия. Не гнушалась Галя и физической работы, бралась за косу в сенокос, кидала охапки сена на остожье вилами наравне с мужиками, ловко управлялась молотком и топором на строительстве. Партийная ячейка села насчитывала 20 человек, комсомольская – более тридцати, а в пионерии были все, начиная с пятилетнего возраста и постарше, все щеголяли с повязанными красными галстуками, что очень смешило приезжих проверяющих из района. Летом ещё Илья предложил Гале стать его женой и она согласилась. Свадебку, как водилось испокон веков на селе, справили всем селом, всем миром. Колхоз дал молодожёнам новый дом, а жители помогли с мебелью и прочей утварью. Вот только счастья молодым отведено было очень мало. Небольшие мобильные группы лесных бандитов – отшельников не давали спокойно жить. По уезду то тут, то там нападали на хутора и небольшие посёлки, убивали активистов, разоряли хозяйства, жгли. В газетах часто писалось о проводимых ими зверствах. Недобитки из леса в одном из посёлков привязали девушку-трактористку к трактору, облили керосином и сожгли заживо. Закончилась война с внешними врагами, по стране гулял НЭП, но внутренний враг всё ещё не мог успокоиться. Грабежи, мародёрство, диверсии продолжались. Перед Новым годом заглянул в село начальник районной милиции, рассказал о внешней и внутренней политике на сходе, положении с правопорядком в уезде, пригласил желающих поработать в милиции. При этом особые надежды возлагал на Илью, так как несколько лет назад сам был у Ильи в отряде простым бойцом. Помимо Ильи ещё несколько человек согласились. На следующее утро Галя уже собирала своего ненаглядного на новую службу. Обещал, что скоро вернётся, как только расправится с бандитами, просил беречь дитя, носимое любимой женщиной под сердцем. Надолго ли уходил, неизвестно было, только ведь кому-то всё равно надо защищать свой Кусочек Родины от всякой нечисти. Притих посёлок. Умолкла звонкая балалайка Кости Заморокина, осталась висеть на стене отчего дома. И теперь по вечерам люди собирались в Галином доме, не давая ей скучать в одиночестве. Под гитару разучивали Галины песни и те, новые Советские, что удавалось записать в городе. Говорили о многом, девчата помогали готовить приданое для малыша… Днями была работа, Галя по-прежнему была не заменима повсюду и везде успевала. А оставшись одна, не могла не думать о муже и будущем ребёнке. Под гитару напевала ему колыбельные песенки или Полонез Огинского, разговаривала с ним, могла и всплакнуть. Деревенские пацаны под окнами день – деньской воюют друг с другом, а то лазят по окрестным горам в свободное от учёбы время и ничегошеньки не боятся. Ищут сладкую ягоду калины и рябины, черёмухи, прихваченную морозцем и недоеденную дроздами. Приносят и Гале, угощают. Уважают и любят её на селе и стар и мал. А на боевые посты вместо выбывших дружинников встали их подруги, молодые девчата. Дежурят на всех тропах и дорогах по два часа, больше на морозе не выдержать, не смотря на тёплые полушубки и валенки. Редко, но случаются и встречи с лихоимцами с применением оружия. Тогда на помощь поступают бойцы из резерва, постоянно находящиеся при штабе ДНД (добровольная народная дружина). Поговаривали, что в тайге объявился белый недобиток Мыльный, лютует с такими же отморозками в окрестностях и на дорогах. На крупные сёла не нападает, а вот мелким достаётся от него крепко, в том числе и хуторским жителям. Не раз и не два отряд Ильи вставал ему на хвост, встречался с Мыльным в открытом бою, но всякий раз тому удавалось уйти безнаказанно. Уйдёт в леса, залижет раны, поднакопит сил и снова вылазит, делает своё чёрное дело. Мечется под натиском милиции как загнанный зверь, уничтожая всех и вся на своём пути. И чем крепче сжимается кольцо удавки, тем яростнее сопротивляется, бешенее становится и остановить его может только смерть.

От Ильи приходили с оказией коротенькие весточки-записки на клочках бумаги, обрывках газеты, даже на пачках из-под сигарет. Сообщал, что жив, здоров, что любит и ждёт не дождётся повидать свою любимую жёнушку. Ожидая Илью, Галя часто выходила под тополя на берег, смотрела на заснеженную тайгу, скалы на другом берегу реки напротив посёлка, ребятишек, катавшихся с крутого берега на самодельных самокатах, и разговаривала с дитём или мужем.

– Где ты, где ты, мой любимый, писем долго нет… —

Илья писал, но не часто, редко ему выдавалось выкроить время для письма, да и проблемы были с передачей писем, почта на посёлок не ходила, а односельчан не часто встретишь. Отряд быстрого реагирования занимался не только разгромом бандитов по тайге, но и наведением порядка в самом уезде. Случалось в сёлах всякое и вмешательство милиции становилось жизненно необходимым. Галя и Илья собирались в это лето забраться на Соколиный камень, хотел Илья рассказать ей легенду об этом камне, причём рассказывать хот ел только наверху камня, там, где происходили легендарные события.

– Где ж ты, мой любимый? Приди, послушай, как колотится сынок, на волю просится. Послушай, как бьётся маленькое сердечко нашего сына. Мы ждём тебя, любимый и желанный мой! Сыночек, не колотись так сильно, мамке больно…

Не пришёл Илья, не успел, не смог послушать сердце сыночка своего, насладиться любовью милой женщины. Всю-то зиму гонялся за бандитами, изгоняя их из пещёр и землянок, разбирался с жалобами населения, и некогда было ему хоть на минутку заглянуть в родной посёлок, обнять и приласкать жену. Не раз бывал всего лишь в нескольких километрах от села, что там по тайге десяток-другой километров таёжнику, бывалому охотнику, плёвое дело. Да только вот нельзя командиру ни на минуту оставлять свой отряд, ведь враг умён и хитёр, в любой момент может напасть.

– Как же ты управляешься без меня, родная моя, любимая?

– Грустно и скучно мне без тебя, любимый мой!

Зима выдалась на редкость малоснежной, но зато лютой на морозы. Колхоз ставил на полях с озимыми щиты снегозадержания, заготавливал хвойную лапку для прикорма коровам. В Усть – Маше открыли наконец-то отделение связи, раз в неделю почтальонка стала приносить почту и в посёлок, оставляла в Сельском Совете. По вечерам собирались люди в Совете около Галины Ивановны, читали письма, прослушивали новости из газет. И для всех-то находилось у Гали ласковое словцо, тихий грудной голос её, взгляд лучистых глаз действовали на людей лучше всяких лекарств, вселяя в людей новые надежды и радости. Люди заходили к ней и просто так, находя какой-нибудь повод, лишь бы лишний раз увидеть и услышать эту женщину, дарящую любовь бескорыстно. Приносили вязаные рукавицы и носочки, перешитые из старых шинелей будённовки, заделывали в посылки, отправляли в город для пересылки в воинские части. Так в хлопотах и заботах прошла зима. Вестниками весны опять же стали вездесущие пацаны, это они принесли с гор первые подснежники и лишь чуточку позднее появился первый грач. В тайге ещё лежал снег, а в посёлке было уже почти сухо и даже луг впервые за много лет зазеленел, покрылся травкой. До начала посевной ещё было предостаточно времени и председатель колхоза выехал в город на уездное совещание аграриев, так сказать, для обмена опытом. Для Никиты всё было внове и всё интересно, исписал не одну тетрадку, переписывая опыт других хозяйств, но что-то, какое-то предчувствие подспудно тревожило, ноющей болью отдавалось в сердце, словно чуя беду. Но как не хотелось ему бросить все городские дела и вернуться, всё же не мог…

А в это время злодейка-беда словно выжидала своё время, подкралась незаметно за матушкой весной. Лишь только более-менее сошёл с гор снег, ещё и грязь не обсохла и вешние воды не отошли, а банда Мыльного вновь ожила. На постах дежурили по трое дружинниц, на большее людей не хватало, да и как-то уж очень не верилось, что кто-то может напасть на посёлок. Дежурили молодые девчонки, боевого опыта никакого, если не считать единичных стычек с ворами. Дружинницы зачастую просто сидели у костра и потихоньку перемывали косточки своим женихам… Находившийся на пути банды пост был снят без единого выстрела, девчонки даже и пискнуть не успели. Банду преследовал отряд красноармейцев, но они сумели на некоторое время опередить его, надеясь по льду реки Уфы уйти в тайгу, но в этот день удача отвернулась от них, на реке начался ледоход.

Сельчане любили этот день и все, от мала до велика, собирались на берегу, полюбоваться незабываемым зрелищем. Вышла и Галя, не удержалась, ей освободили местечко на скамеечке. Она тоже смотрела на плывущие льдины, улыбаясь шевелящемуся сыночку под сердцем и погожему весеннему деньку.

– Илюша, родной мой, приходи поскорее, послушай дитю нашу, на волю так и просится… Скоро уже…

Занятые созерцанием плывущих по реке вровень с берегами льдин, наползающих друг на друга, становящихся на дыбки со скрежетом и шумом, бульканьем воды, люди вначале и не заметили, откуда появились всадники на загнанных хрипящих лошадях, разбрасывающих хлопья пены. Жутко матерясь, давя лошадями и избивая людей саблями и нагайками, они теснили людей за посёлок на луг. Уходить бандитам было некуда, по реке шёл лёд, а посёлок со всех сторон был окружён неприступными горами. Юродивый Тишка в это время сидел в Сельском Совете, разглядывал картинки в данном ему журнале, выглянул на шум. Один из бандитов прострелил древко флага и тот опустился к ногам Тишки. Юродивый поднял флаг и пытался спрятать его под свою рубашку, но бандит ударил его саблей… Некоторые из сельчан пытались по льду перебежать на другой берег и укрыться в кустах, но на плывущих льдинах они были отличной мишенью и бандиты отстреливали их как куропаток из винтовок и обрезов. Согнав людей на луг, бандиты, не имея возможности уйти, бесновались, топча людей конями, избивая нагайками и рубя саблями. Бегущих в поисках спасения расстреливали из пулемёта с тачанки. А со стороны посёлка доносился топот коней и крики «ура», это спешили на помощь сельчанам красноармейцы. Позабыв о мечущихся по лугу людях, бандиты повернули навстречу бойцам Красной Армии. Для Мыльного и его приспешников это был последний бой.

После кратковременного боя красноармейцы собирали тела убитых, подбирали раненых. Тела бандитов скидывали в котлован, сохранившийся от кирпичного завода, убитых колхозников и красноармейцев ложили в одну братскую могилу, вырытую на территории деревенского кладбища. Был составлен список всех убитых. Котлован был закидан глиной…

Во время побоища Галина Ивановна оказалась вблизи кладбища, была ранена, но сумела спрятаться в кустах, там и родила сынишку. Разорвала пуповину, завязала узелком, закутала ребёнка в свою кофточку и подложила под юбку полной убитой старушки, сама же попыталась отползти подальше, но потеряла сознание. Её подобрали красноармейцы и вместе с другими ранеными увезли в город. Ребёнка обнаружили, когда собирали трупы для захоронения, отдали поселковым женщинам, может кто и выкормит… Позднее Сеста выяснит, чей ребёнок и возьмёт его себе. Да и выяснять было нечего, в этот год беременной была только Галина Ивановна Русских. Сеста оставила новорожденному фамилию Ильи Никитина, его имя. А Илья в это время бился в смертном бою с другой бандой, где-то около Красноуфимска, с бандой атамана Сыщенко, из казаков. Там и был тяжело ранен, скончался по пути в город. Похоронили его тоже в братской могиле где-то в городе. Весть о гибели героя дошла до посёлка только по истечении месяца. А Галя долго лечилась, переходя из одного госпиталя в другой сначала в Красноуфимске, затем в Екатеринбурге. О гибели Ильи узнала от его сослуживца, тоже бывшего на лечении. От него же узнала и о гибели посёлка Лягаево.

Вернулся председатель в родное село и не узнал его. Плачем и стоном встречали люди его. Подошла дочка Сеста с тетрадкой в руках, выданной ей командиром войсковой части, в ней были перечислены все погибшие и захороненные на деревенской земле воины и простолюдины. Отец не признал бы дочь свою в этой враз поседевшей, с разбитым нагайкою лицом, женщине, стоявшей перед ним, если бы она не назвала его отцом. Ещё несколько дней назад очень живая, немножко взбалмошная девчонка-веселушка теперь превратилась в совершенно чужую, суровую женщину с пронзительными глазами, с глубокими горестными складками у губ и на лбу. Ещё вчера её чёрные как смола волосы сегодня стали белее снега… По лицу ещё стекают капельки сукровицы. И всё же, не смотря на такие страшные изменения, это была родная дочь председателя, его кровиночка, неузнаваемая, но живая. Никита прижал дочку к своей груди, забыв обо всём. Красноармейцы на лугу ещё закидывали котлован с бандитами глиной и землёй, курили, собирали трофейное оружие, переговаривались. Запела воинская труба, созывая бойцов и опустело село. Оставшиеся в живых окружили председателя, ожидая в молчании, когда он придёт в себя. А Никита смотрел на залитый кровью луг и в голове билось одно только «какой красный луг, какой…» В чувство его привели слова, проговорённые односельчанином:– Ну что же, председатель, немного нас осталось, давай решать будем, как станем жить дальше. Своими силами нам колхоз не поднять, а на днях надо будет в поле выходить…

Оглядел Никита односельчан, осмотром остался доволен. Не было около него равнодушных и запуганных лиц, решимостью и отвагой светились лица и понял тогда председатель, что с этими людьми можно не только колхоз поднимать, но и горы сворачивать и реки вспять повертать.

В красном сне, в красном сне, в красном сне

Бегут солдаты, те, с которыми когда-то

Был убит я на войне…

Не сломили бандиты воли человеческой, а только ещё более укрепили и закрепили в своей правоте. И понял председатель, что не утешения ждут от него люди, израненные, помеченные пулями, нагайками и саблями, покрытые окровавленными бинтами, не утешения, а каких-то более значимых слов. Со слезами на глазах он заговорил: – Дорогие вы мои, односельчане, друзья, соратники и друзья, я… Предлагаю… Назвать наш колхоз и посёлок Красным лугом…

Вырвалось это из его уст как-то неожиданно, но у каждого перед глазами стоял луг с красной от крови травой, с листочков которой всё ещё скатывались красные бусинки. Аплодисменты были ответом.

– Пусть никогда не исчезнет память о павших товарищах, наших детях и женщинах, отцах и братьях, погибших сегодня за наше светлое будущее.

Поодиночке побить, вышибить из жизненной колеи любого можно, но победить коллектив нельзя. Дальнейшая жизнь доказала правоту сих слов. Оставшиеся семь единоличных хозяйств через несколько дней вступили в колхоз. Отныне и навеки Лягаево прекратило своё существование, посёлок стал называться «Красный луг», а колхоз «Краснолужским». Жизнь продолжалась. Несколько девчонок были направлены на курсы трактористов, до начала посевной нужно было освоить хотя бы вождение техники. Никита обратился за помощью в райисполком, чтобы помогли с людьми. Вскоре начали прибывать в посёлок первые переселенцы. Были среди них и раскулаченные и просто те, кто захотел поменять городскую жизнь на сельскую. Принимали всех, размещая в осиротевших домах и строя новые. Сеста стала председателем Сельского Совета заместо Русских. Избрали новых парторга и комсорга. Посёлок оживал, строился и увеличивался в размерах. Колхоз своевременно управился с посадками, колхозники засадили свои огороды. Поступили новые трактора и в этот год впервые земельку пахали не лошадками, а новейшей техникой.