Читать книгу: «В сердце Австралии. Роман», страница 7
Глава двенадцатая
Нэнси бродила у дома общины, как Заира, забыв о случившемся при каждом удобном случае сбегала из кухни, чтобы увидеться с Элдредом и его каурой кобылой.
Огромная волна счастья, захлестнув, разрасталась в груди девушки, в любой момент готовая взорваться. Нэнси чувствовала себя в эпицентре какого-то призрачного действа, на котором была лишь зрителем, будто посвящаясь в тайны любовной стихии и могла лишь пожалеть того, кто ещё не влюблён.
Стэн с насмешкой оберегала её, ни говоря ни слова. Будто ничего не подозревала о скотоводе.
Когда скотину бережно переправили, мужчины из Каппамерри нашли время испытать новые котлы для варки мяса в Херготт Спрингс, что были больше старых.
Спустя какое-то время все собрались обратно,
Элдред и Нэнси решили узнать друг друга получше, и чем лучше Нэнси узнавала Элдреда, тем больше он её удивлял и интриговал, и тем сильнее разгоралось её чувство.
В их последний вечер они разговорились во время ночного дежурства Нэнси.
Нэнси могла бы попросить Стэн подменить её – Стэн не слишком-то одобряла неопределённые отношения – и выходила, пока они сидели в маленькой гостиной на плетёных стульях, а Стэн собиралась ко сну, и тогда занимала один из стульев между ними.
Элдред страстно целовал Нэнси, погружая свой язык в её рот. Но когда тот снял рубашку, девушка со страхом поцеловала его сильное тело – а что, если их застанут вместе?..
К счастью, ночи становились холоднее, но Нэнси всё сильнее опьянённая мужским запахом, прятала своё лицо в его волосах, как он на её груди. Ей показалось, что он, как ребёнок ищет утешения.
Рука Элдреда скользнула под юбку Нэнси, сделав неосторожное трепетное движение, когда её нога оказалась в его объятиях.
– Элдред… Я не хочу…
– Нет, милая, нет. Я не сделаю тебе ничего дурного, обещаю. Мне бы не хотелось обижать тебя. Если ты не захочешь, я не коснусь. Радость моя, милая моя! Я люблю тебя, люблю…
Его тело склонилось над ней с шумным вздохом он соскользнул на пол и плюхнулся на противоположный стул. Не расстёгивая пуговиц на её кофточке, он ласкал её упругий сосок губами.
Большое дитя! Нэнси переполнили материнские чувства по отношению к нему.
Его ловкие пальцы скользили по её телу, возбуждая внутренний огонь, и Нэнси постепенно разгоралась под воздействием пробуждающейся чувственности. Дрожь и чувство колющей боли покинули её и, откинувшись в кресле, она переполнилась новой радостью и сознанием.
– Сестричка! – позвали из палаты.
Нэнси поспешно одёрнула влажную юбку и поправила в волосах выбившиеся шпильки.
– Что за мгновенье! – усмехнулся Элдред. – Ей, наверное, нужно подать «утку». Романтично, не правда ли?
Нэнси встала, чтобы выйти во двор, но её ноги ей не повиновались.
Сладость греха не покидала её даже на расстоянии.
Сестра Маклин на дежурстве! Запах спермы пока не выбивался из того чудесного испытания.
Но всё-таки физически она ещё оставалась девственницей. Лишь бы она сделала не почувствовала, как впервые.
На другое утро Элдред Норман пришёл попрощаться. На кухне он пожал Стэн руку, сказав:
– Благодарю за всё! – попрощался с Заирой, моющей овощи в раковине, потом в аптеке нашёл Нэнси.
Девушка держала в одной руке пипетку, а в другой – склянку, когда молодой человек обнял её. Она то и дело пыталась тыльной стороной ладони сбить мешавшие ей на лбу волосы.
Наклонившись, Элдред поцеловал её в лоб, пытаясь накрутить её мягкий локон на свой палец.
– Я вернусь, милая моя, – сказал он, – Не плачь, Агния, а то я тоже разревусь. Ты же знаешь, что это ненадолго. Я вернусь…
– Когда? Нам со Стэн осталось здесь работать ещё около года. И я не знаю, куда нас переведут потом. Напиши мне, Элдред!
– Письма – это, конечно, очень мило, но их всегда вскрывают при генеральной проверке. Ни малейшего шанса что-то утаить.
Нэнси не слышала его слов, пристально вглядываясь в его лицо с ясными, тонко очерченными чертами, на его крепкую загорелую кожу и выгоревшие брови, стараясь запомнить каждую деталь. Он поддерживал копну её волос, держа её голову у своей груди, другой рукой поглаживая её голубую поплиновую юбку, будто отражающий цвет его глаз.
Он поцеловал её сильно и страстно, крепко прижав к себе. Когда он помог ей подойти, она пошатнулась напротив скамьи, чувствуя на себе прикосновения его объятий.
– Я вернусь и заберу тебя отсюда!
Нэнси пыталась держать себя в руках, но поставила склянку на место и вышла провожать его.
Элдред с лёгкостью вскочил на свою лошадь, будто родился в седле. Потом вдруг при всех наклонился к ней и страстно поцеловал её.
– Читала Генри Лоусена? – неожиданно спросил он, сдвинув брови.
– Ну… да. У нас где-то были сборники его стихов. Они мне всегда казались тяжеловатыми.
– А я очень люблю его балладу «За загоном под откос». Может, знаешь?
– Надо будет запомнить.
– Так же, как я тебя. До встречи, милая!
На миг он приподнял свою мятую ветровую шляпу, а лошадь стала на дыбы и затем, рассыпая гальку.
Пошла галопом вдоль улицы, оставляя за собой лишь облако пыли, заметая след уехавшего всадника.
Нэнси уставилась в пустынную даль улицы, пока пыль не улеглась совсем. Стая розовых и серых какаду, скользила по волнистым железным крышам и, порхая и визжа на краю, походила на возящихся на горке ребятишек. Нэнси наблюдала за ними отчуждённо. Её охватила холодная дрожь.
«Я запомню тебя… До встречи!» – так и звенело в её ушах.
Но он ушёл за четыреста миль – увидятся ли они снова?
Нэнси бросилась в дом и упала на свою постель, свернувшись калачиком и сжав кулаки.
О чём же та баллада Генри Лоусена? Помнилось лишь: « Много добрых парней по прозванию Джим…»
Элдред… Милый Элдред! Но действительно ли он добрый парень?
У Нэнси была возможность покинуть пациентов.
И уже вскоре она искала книжку Генри Лоусена. Нет ли в сборнике «Баллад буша» той самой «За загоном под откос»? В небольшой библиотечке аделаидской миссии, что привезли для поселковых жителей, книжки перемежались с зачитанными номерами журналов.
В полдень Нэнси отыскала эту коробку, лихорадочно перебирая «Бенбонуну», «Мостовую» и песни Банджо Паттерсона.
Где же Генри Лоусен? В волнении Нэнси высыпала всё содержимое коробки на пол. Но нужной книги не нашла.
За чаем она как бы ненароком спросила у Стэн:
– Ты не видела томика стихов Генри Лоусена?
– Может, «Пока кипит котелок»?
– Нет, это рассказы. А мне нужны баллады.
– О, по-моему, у мистера Беннета должно быть нечто подобное. Может, захватил из дома.
– Мне нужно найти одну. Мы с Элдредом говорили об одной цитате…
– Элдред Норман читает стихи? Не подумала бы, что он читает больше, чем амбарные книги и местные репортажи!
– Это доказывает, что ты мало его знаешь, – Нэнси поняла, что подруга не доверяет Элдреду, может, что-то вроде антагонизма ревности, которую Стэн никогда не обрушивала на Роберта Макдональда, – Надо будет зайти к старому Беннету после чая. Его жена сроду не читала ничего, кроме любовных романов.
– Да, и видела вас с Элдредом практически у алтаря!
Нэнси улыбнулась, пропустив это мимо ушей, но к горлу подступил комок.
А, заполучив желанную книгу у станционного смотрителя (который был переполнен заботами о мебели и безделушках), заторопилась к себе в комнату. Миссис Беннет, видевшая в окно сцену их прощания с Элдредом, остановила её с невинным вопросом:
– А что. Молодой человек уехал домой, да?
– Один из наших пациентов? Да, сегодня утром.
Нэнси быстро сбежала от дотошных бабьих расспросов. Теперь сидя на постели, Нэнси судорожно листала книгу. «За загоном под откос». Вот она!
Нэнси не припомнила, читала ли она её раньше. Да, повествование о двух влюблённых, и молодого наездника зовут именно Элдредом.
Вот они прощаются у загона:
О! Так вот что он имел в виду! Нэнси спокойно улыбнулась. Он «знал, что вновь сюда придёт…»
Нэнси дочитала балладу до конца, а в конце бедная покинутая Мэри украдкой поджидала возлюбленного в сумерках у загона, прислушиваясь, не стучат ли копыта его лошади, суеверно ожидая нелёгкого выбора Элдреда.
Нэнси застонала. Так он притворился влюблённым в неё, притворился, что произошло необычное, неповторимое? Какой же дурой она оказалась!
Девушка бросила книгу на пол, не жалея переплёта.
Стэн заметила, что с её напарницей творится что-то неладное. Та плохо ела и не находила себе места. Заира же напротив была более оживлённой и с воодушевлением, напевая и сбиваясь на монотонную мелодию, и двор удирала, и овощи чистила.
Подметив эту особенность, Стэн подвергла её допросу. Обе медсестры были ответственны за эту девушку. Но Заира так неожиданно повеселевшая, неожиданно же и отвернулась; и Стэн еле вытаскивала из неё объяснения. Нэнси тоже стала замкнутой и неразговорчивой.
«И всё из-за этой любви! – подумалось Стэн, – Избави Боже меня от неё!»
И беспокоясь за Нэнси она ждала беседы с ней.
Заира становилась рассеянной, то и дело останавливаясь у окна и вытирая ни с того ни сего набежавшие на огромные тёмные глаза слёзы.
Однажды Стэн всё-таки подкараулила её на кухне:
– С тобой всё в порядке, Заира? – побеспокоилась она.
– Ничиво.
– А почему же ты такая грустная? Может, поделишься? – и Стэн подошла ближе, пристально изучая девичью фигурку у раковины. Не поправилась ли?
– Можешь доверять мне! Я – медсестра, а медсестёр не стесняются. Как ты себя чувствуешь?
– Меня… тошнило утром. До завтрака. Целых два раза.
– Гм. Других симптомов нет?
– Н-нет. Ой… Ой, сестра, мои месячные!.. Они прекратились! Я так испугалась, – и Заира заплакала, спрятав лицо за заварочным чайником.
Стэн села за кухонный стол:
– Иди, сюда, девочка! – Стэн было двадцать шесть, но она ощущала себя старше, – Сколько у тебя было периодов?
– Два. Один – на прошлой неделе.
– Да, дорогая… Похоже, ты столкнулась с настоящей проблемой. И что скажет твой отец?..
– Я ещё не говорила ему… Он убьёт меня!
– Кто же поставил тебя перед таким выбором? Рубен?
– Угу, – и Заира шмыгнула носом, – Он хочет жениться на мне, но отец никогда…
– Давай, я поговорю с ним?..
– Нет, не говорите ему ничего, сестра, пожалуйста!
– Конечно, пока мы можем не говорить. Но это скоро будет заметно. Утешься, это не конец света. Может, Рубен согласится принять ислам, и…
– Отец не любит аборигенов.
– Рубен только наполовину абориген, а на половину белый.
Может, Ахмед Али и примет его в качестве зятя, чтобы не оставить внука без отца. Я поговорю с Рубеном… Хочешь?
– Угу. Думаете, лучше оставить ребёнка? Или избавиться?
– Не говори так! – рассердилась Стэн, – Это же твой ребёнок, и ты полюбишь его, а если это будет мальчик, Ахмед даже может обрадуется!.. Когда будет всё ясно, я сама ему скажу. У тебя около трёх месяцев?..
– Наверное…
– Я осмотрю тебя на будущей неделе в своё дежурство. Можно в моей комнате, чтобы никто не узнал.
– Даже сестра Маклин?
– Ну, ей-то можно доверять. Но больше в общине никому.
В тот же вечер Стэн, застилая постели, рассказала Нэнси о случившемся с Заирой. Было ещё рано, и ни одного пациента не было, кроме приходящих переодеваться и того, кого Нэнси навещала на дому.
– Этого и следовало ожидать, – с сожалением добавила Стэн – Девочку, выросшую без материнских советов, упрекать не стоит. Но её отец может во всём обвинить нас.
– Да как уследишь за ней по дороге домой? Надо было предупредить Ахмеда. Бедная девочка!
Эта новость нарушила покой Нэнси. И глядя на вялые, поникшие плечи Заиры и её унылое личико с самого начала рабочего дня, Нэнси убеждалась, как её повезло.
«Слава Богу, я вовремя удержалась! – думала она, – А если бы поддалась Элдреду Норману, который „не коснулся“ её!» а как бы она обеспокоилась, окажись он понастойчивей!
Конечно, ему не хотелось чувствовать усталость или ответственность; без сомнений, он почему-то был так заботлив.
Нэнси чувствовала благодарность к нему за всё, пока не сказала себе, что он вовсе не так добр, а обыкновенный бабник, и у него, наверняка, есть по девушке в каждом городке по дороге, как у моряка в каждом порту по подружке.
Но это не мешало ей грезить о нём и болезненно желать новой с ним встречи.
Глава тринадцатая
По вечерам Нэнси с волнением ждала приезда почтальона из Бёрдсвилля.
От Элдреда ничего не было. Он не придавал значения переписке. А ей гордость не позволяла писать первой, но она его всегда оправдывала. В конце концов, благополучно вернувшись домой.
Мог бы вспомнить, с чьей помощью он вернулся невредимым. Нет, первой Нэнси писать не будет.
Но и огорчится, если не дождётся ответа.
Стэн, осмотрев Заиру, удостоверилась в своих предположениях, но не стала рассказывать её отцу.
Девушки отправили Заиру домой передать отцу приглашение на завтрашний дневной чай. А Заира даже своей сестре Шебиб ничего не сказала, до того была расстроена. Пришедший в гости Ахмед прошёл на веранду в своём педантично завязанном голубом тюрбане и свободной рубашке поверх белых штанов.
Девушки усадили его в плетёное кресло и угостили чаем с домашней выпечкой.
Нэнси припомнилась борьба с Элдредом, происходившая в этом кресле… Её положение было немногим лучше Заиры, просто больше повело.
– Ахмед Али! – официально начала Стэн, – мы считаем, что вы должны быть в курсе, что Заира вскоре не сможет у нас работать…
– Плохо справляется с обязанностями?
– Нет. Она хорошо работает, пока… но…
– К несчастью, она… – в отчаяньи вставила Нэнси, – Кажется…
– Что? Больна?
– Простите, – холодно продолжала Стэн, – Но Заира в положении. Она боялась сказать Вам. Она на шестом месяце беременности.
После зловещей паузы Ахмед Али вскочил на ноги, выронив чашку:
– Что… вы… сказали?!. – вскрикнул он, – Дочь моя! Дочь мою сгубил неверный! Где он? Я убью его!
– Заира сама расскажет Вам, кто отец её ребёнка. Этот юноша хочет на ней жениться. Но они бояться, что Вы не согласитесь.
– Так! Значит, не мусульманин?!
– Нет, – дипломатично кивнула Стэн, – Но он любит Заиру и готов ради неё сменить религию. И если Вы благословите…
– Никогда! Я убью его! А вы… Вам, белым сёстрам я доверил свою дочь!.. Отпустил из отчего дома, и вот, что получилось!.. Хвала Аллаху, что её мать не дожила до такого позора!
– Мы просим у Вас прощения, Ахмед, – вставила Нэнси, – Но нельзя было предвидеть этого. Заира молода, её трудно удержать.
– Всё кончено! У вас она больнее работать не будет!
– Очень хорошо. Её скопившегося жалованья хватит, чтобы уехать в Аделаиду до рождения ребёнка. По-моему, вам всё же стоит благословить их на брак.
Но Ахмед лишь снова выдавил:
– Так! – и, развернувшись, зашагал к железнодорожной станции.
Девушки обеспокоено переглянулись. Им показалось, что он решил поколотить свою дочь. Но может и одумается.
Стэн попыталась перевести Заиру под надзор родных полукровок старика Ули, проживающих в посёлке.
Стэн и Нэнси опрашивали робких и неуверенных в своих способностях девушек, и, в конце концов, подобрали себе новую сменщицу – Элви, которая обещала стараться. У неё были чистые каштановые волосы и белозубая улыбка.
– Итак, Элви, договорись с родителями, и мы включим тебя в комитет общины.
К удивлению медсестёр, к их комитету отнеслись слишком формально, накладывая вето на помощь фондам общины и не спрашивали у них о необходимости нового оборудования или зданий для аделаидской миссии.
Председатель комитета, мистер Беннет, откашлявшись, начал:
– Вам вряд ли стоит брать аборигенку.
– А почему? – спросила Стэн.
– Ну, ладно, сестра, я предположил очевидное.
– Что же очевидно?
– Что пациенты не нуждаются в услугах чёрных! – не выдержал он.
Щёки Стэн вспыхнули, а Нэнси дерзко выпалила:
– Элви не чёрная. Её отец был белым.
– Ну, полукровка, и что? Уж мы то знаем, к чему приводит кровосмешение.
– Уж если Вы обратили внимание на кровосмешение, – с жаром продолжала Стэн, – Вы могли бы вспомнить, что в нём замешан европеец, вроде Вас. Вы же понимаете, что зачатие не было непорочным?!
Мистер Беннет вскипел, и тут спохватилась его жена:
– Да что Вы право, сестра Честертон! Богохульство здесь не к месту!
– Всё ясно, – подытожил третий член комитета – начальник почты.
Четвёртого члена комитета, констебля Макдональда, к сожалению, не было, и предложение Нэнси и Стэн отклонили.
Элви отказали в приёме на работу.
Хотя и понимали, что девушка вполне бы с ней справилась, некоторые даже одобрили её.
Обучая аборигенку на помощницу медсестры, Нэнси и Стэн могли бы доверить её лишь работу по кухне с еженедельным жалованьем.
Элви согласилась, но быстро потеряла интерес к хозяйственной работе.
Минуло два месяца, а от Элдреда Нормана не было никаких известий. Нэнси с отчаяньем ждала каждой новой почты. И уже начала ненавидеть раздражающе монотонный крик ржанки, парящей в лунные ночи.
– Противные птицы! – вырвалось у неё однажды ночью, когда она ворочалась в своей постели, пытаясь заснуть.
– Ржанки-то?! Вряд ли, – спокойно заметила Стэн.
– Ненавижу этих проклятых тварей! – и Нэнси уставилась в залитое лунным светом окно.
И тут Стэн заметила очевидное:
– Ты не переносишь их крика с тех пор, как он уехал?
– Нет! – Нэнси отвернулась, передёрнув плечами.
Ей ужасно не хотелось перекладывать свою боль на Стэн, чтобы не признавать себя обиженной, но всё было ясно и без слов.
О Заире тоже не было известий со времени последнего разговора с Ахмедом, но однажды Стэн увиделась с Шебиб в магазине: – Как Ваша сестра? – осторожно спросила Стэн, – Мы давно её не видели…
– Отец не выпускает её из дома. Бедняжка! Рубен приходил навестить её, но отец выгнал его, пригрозив кинжалом. Он теперь настороже, а Заира грустит.
– А как её здоровье?
– Она в порядке.
Нэнси и Стэн решили, что исправить ничего нельзя. Заира была совершеннолетней и, как мусульманка, имела кое-какие права, безоговорочно подчиняясь мужчине. Нэнси и Стэн всё же надеялись, что Ахмед Али позволит её выйти замуж.
Когда пришла очередь Стэн получать почту, пришла открытка.
Волт в то утро пришёл из Бёрдсвилля, а к полудню с юга пришёл поезд.
И Стэн вернулась с тремя письмами: одним для неё, одним – для Нэнси от её матери и маленьким конвертиком с бёрдсвилльской маркой.
– Тебе, – улыбнулась Стэн, передавая Нэнси её почту, – Наверное, от Элдреда.
Нэнси с схватила конвертик и умчалась с ним в спальню. Там она неловко разорвала его. Внутри оказалась открытка – чёрно-белый снимок пеликанов близ реки Диамантина в Бёрдвилле, а на обороте – пара строк ученическими чернилами: «Дорогая Агния! Всё думаю о тебе. Люблю. Элдред».
Пара строчек! Пара строчек за целых три месяца!
Первым желанием было – порвать это послание. Но она остановилась. Всё-таки, он всё время думает о ней. Не совсем забыл о её существовании, кажется.
Но мог бы написать хоть на страничку.
И Нэнси спрятала открытку в ящик под носовые платочки.
И лишь потом принялась читать очередное мамино излияние.
Похоже, отцу сильно не здоровилось. Доктор отмечал недомогания.
Отец нанял нового управляющего и больше не занимался сам мукомольнями.
«За эти годы ничего не изменилось, – подумала Нэнси, вспомнив старого управляющего, делавшего основную часть работы, когда майор Маклин ещё числился «хозяином», гораздо больше чем номинально. К тому же, он был далеко не молод.
И, наконец, мама перестала внушать ей, чтобы она вернулась домой.
Нэнси казалось, что она никогда не покинет Херготт Спрингс. Именно здесь, отрезанная от мира за четыреста миль.
Но в городе она была бы почти за тысячу миль отрезана от Каппамерри.
– Что пишет Элдред? – спросила Стэн, когда они уже запивали чаем холодные бифштексы с картофельным пюре.
– Гм, – Нэнси набила рот, не испытывая желания отвечать.
– Ну, что он пишет? Нормально доехал?
– Не знаю, – Нэнси проглотила кусок, не заметив вкуса, – Это… всего лишь открытка… Ох, Стэн, всего лишь пара строчек на картинке с пеликанами.
Она с шумом отложила прибор и закрыла лицо руками.
– В эпистолярном жанре он явно не силён! Утешься, Нэнси! Может, это самое длинное изо всех его посланий!
Нэнси отняла руки от лица. Из её нежно-голубых глаз текли слёзы:
– Прости, Стэнси. За последние месяцы я не слишком-то хорошо работала… Ты всё замечала, но из гордости ничего не говорила, а теперь… мне надо его забыть.
– Не ответишь на открытку?
– Нет! Хотя, может быть. Если смогу принять столь короткое послание, – она отодвинула тарелку, – кажется, я не хочу есть. – Надо изменить мнение об этом парне. Он слишком хорош, даже красив.
– Я поняла тебя. Но, к несчастью, от его прелести у меня «съехала крыша». Боже! Я должна его забыть. И не могу.
– Не теряй головы, старушка. Забудешь. Как только уедем отсюда. Ещё кого-нибудь встретишь.
– Никогда!
– Так и хочется поспорить!
– И всё же я постараюсь не думать о нём. С нынешнего дня сотру из памяти!
– Сильно сказано!
Но в лунные ночи под крик ржанки она не могла сомкнуть глаз в своей постели, вспоминая мгновения, когда они были вместе, и боялась забыть его.
Для ответной открытки же сложила такие строки:
«Благодарю за ничего! О тебе не думаю! Чернила не кончились? Открытку получила».
Но ни одна из этих строк не выразила её боли и обиды: «Ненавижу. Нэнси», – хотелось приписать ей, но это было неправдой. Такого она заявить не могла.
В конце концов, он хоть что-то написал ей, да ещё с обратным адресом: «м-ру Элдреду Норману. Обл. ст. Каппамерри. Округ Бёрсвилль.»
Она выбирала открытку с витрины магазинчика миссис Эдисон с аляповатыми видами источников и на её обороте написала: «Как твоя рана? Моя зажила. Нэнси.»
После чего запечатала открытку в конверт, также, как и он свою. Он ведь в конце концов не послал своё сообщение открытым, чтобы каждый смог прочесть.
И девушка не торопилась отправлять ответ. Её послание было чистым, пока: «Не так у далеко всё зашло, а работы много».
Работы, к счастью, хватало. Она заступила на дежурство, поступили новые пациенты и среди них сын Волта Кромби с бронхитом. Доставили также мужчину с чирьями и ещё одного с заражением пальца.
Констебль Макдональд повредил плечо и локоть, упав с верблюда, хотя уверял, что не падал, а лишь «неловко соскочил».
На его разодранном локте вскочил огромный синяк.
Нэнси обложила его всевозможными компрессами, стараясь держаться независимо, пока Роберт пристально рассматривал её ярко-очерченный профиль и сентиментально вздыхал. Она развязала одну из запасных форменных шапочек для неприкреплённой части, что подвязывалась вокруг головы и держалась сзади, была теперь частью одежды вместо накрахмаленных шапочек, в которых они работали на стажировке. Но мягкие кудри Нэнси выбивались и из-под неё.
– Ну, что же, – начал он, поддерживая повреждённую руку. – Кажется, всё в порядке.
– Хорошо, что кость не задета. Не напрягайте её, пока не спадёт опухоль.
– Думаете, больше ничего не надо? – и огромный человек стал похож на малыша, который готов отказаться от лишних процедур.
– Это очень болезненно, в следующий раз я наложу Вам новый холодный компресс. На будущей неделе дежурит Стэн, а она – специалист по вывихам.
– А Вы? – прошептал Роберт.
– Просто исполняю обязанности, Роберт, – тепло успокоила его Нэнси.
Он взял её руку свою неповреждённой правой рукой:
– Нэнси, у меня нет надежды? Я всё ещё думаю о Вас…
– Боюсь, что нет, Роберт…
– Вы увлечены тем молодым погонщиком, – заметил он, – Но прошло несколько месяцев. И я подумал, что у меня ещё есть шанс.
Нэнси снова погладила его руку:
– Простите, Роберт. Правда, простите.
И тут прониклась к нему симпатией. Этот человек не был таким ветреным, как Элдред, и по-настоящему любил её.
