Читать книгу: «Pink Project», страница 4

ОБРЕТШИЕ ИСТИНУ

Тереза смеялась и красила губы.

– Как это произошло, родная?

– Как я смогла найти тебя?

– Как ты смогла вернуть меня?

– Я верила, что ты был прав.

Они шли, держась за руки. У них было столько упущенных моментов, столько пропасти расстелилось между ними, столько пустоты. Но им нечего было говорить друг другу. Они не нуждались в словах. Молчание было ни спасением, ни наказанием, молчание было само собой разумеющимся, вполне уместным и вероятным.

Глаза блестели чистотой. Сосед Терезы срезал цветы в саду, возле дома, он хотел их подарить своей Кларе. Так же как и до этого, рука об руку, они свернули за угол дома и шагали к автобусной остановке. Солнце было высоко. Уже садясь в автобус, Тереза увидела, как из дома вышел мальчик с веселыми глазенками и щенком с черно-белой мордочкой. Родители были вовсе ни при чем. Щенок не был их подарком бедному сынишке.

Проезжая мимо дома Терезы на автобусе, было видно лишь раскуроченные стены. Парадная дверь дома, как и фасадная стена, была вынесена. Из зияющей дыры посреди дома, сквозь обломки бетонных глыб и кусков арматуры, виднелись разбросанные вещи. Как будто огромный мощный шар-молот разворотил все, что попалось на его пути. Возможно, газопровод? Но Тереза знала, что с котом все в порядке. Он уже свернулся клубочком у нее на руках.

ИМЯ

– Котенок, как тебя зовут?

Девочка опустила глаза. В выражении читалась печаль и стыд. Потом она всплеснула руками, кокетливо улыбнулась и подорвалась с кровати Чарльза, но остановилась в порыве убежать прочь.

– Ты не хочешь сказать мне? Или может быть есть другая причина?

Девочка прикусила губы. Тяжело вздохнула. Потом отошла на середину комнаты и демонстративно открыла рот, как будто собиралась прочитать заученный стих на утреннике. Но из ее уст полились невнятные звуки, похожие на мычание и заикание. Чарльз сначала смутился, но быстро пришел в обладание самим собой и заулыбался. Речь девочки была короткой.

– Мне сложно понять тебя.

Голубые глаза стали темнее и печальней. Девочка замолчала.

– Но это потому, что мы говорим на разных языках. Ты знаешь язык, который знают далеко не все. Поэтому они не понимают тебя. Я тоже. Но я бы хотел. Мы ведь с тобой друзья по несчастью. Так уж случилось. Ты в порядке?

Она кивнула.

– Но знаешь, на каком языке люди обязаны понимать друг друга? На языке чувств. Например, тебе плохо или страшно и ты плачешь. Даже если вдруг кто-то не знает твоего языка, он понимает твои эмоции, вызванные определенными переживаниями, и вот совсем не зная, что же тебе сказать, просто готов помочь. А когда тебе хорошо и весело, ты смеешься. Этот не ведающий кто-то просто видит твою улыбку и сам расцветает. Видишь, вовсе необязательно говорить что-то и передавать словами – тебя и так поймут, правда?

Девочке понравилась речь Чарльза. Хоть эти мысли и возникли у него в голове спонтанно, а после недавних происшествий, он плохо сосредотачивался на чем-то конкретном, тем не менее, девочка была довольна и благодарна за такую поддержку.

В комнату вошел врач. Поздоровавшись с Чарльзом, задав несколько вопросов о самочувствии и общем состоянии, услышав язвительные издевки Чарльза по поводу того, что постоянно чешется пятка, врач сделал вывод, что пациент уже почти здоров, раз у него хватает сил на юмор. А потом врач переключился на девочку.

– Это очень хорошо, что ты навещаешь своего спасителя. В том, что он так быстро поправляется, есть и твоя заслуга.

– Молодею и здоровею душой, – перебил его Чарльз.

Девочка подошла к врачу и уткнулась черной кудрявой макушкой ему в руки.

– К сожалению, мы не можем сузить поиски ее родителей. Наша принцесса не говорит ни слова, что очень замедляет процесс поисков, ведь мы даже не знаем, где и кого искать. Но мы стараемся, и нам повезет, – врач улыбался ей и гладил по голове, – мы расклеили ее фотографии по всей базе, а наши помощники, спасатели и волонтеры делают все возможное, чтобы доставить ее фото на другие возможные базы. Но мы даже не знаем, как зовут самую красивую девушку на свете…

Девочка хихикнула.

Чарльз смотрел, как они вдвоем выходят из его комнаты. Зрение не до конца вернулось к нему и далекие предметы сильно расплывались, но он видел, что его посетители уже поравнялись с дверным проемом.

– Тереза, – сказал Чарльз, и голос его дрогнул.

Девочка резко оглянулась. Она смотрела вопросительно. Но во взгляде читалось не возмущение, не сомнение, не замешательство. Во взгляде читалась досада. Досада от разоблачения. И единственный вопрос, который она хотела бы задать, как он догадался. Доктор остановился и переспросил.

– Док, ее зовут Тереза.

ПРЕДАТЕЛЬСТВО

– Вы что-то знаете о ней? Вы что-то вспомнили? О ее близких? Семье? Происхождении?

– А вы здесь кто? Вы надеетесь, что ее родители живы? Вы что, такие же слепые, как она немая? Я вытащил ее из-под размазанного, как коровье дерьмо, и втертого в асфальт, внедорожника. Зачем вы даете ей надежду? Зачем рассказываете о родителях? Расскажите лучше правду. Расскажите, откуда взялись эти люди, почему это произошло, и что они сделали с ее родителями и ее домом. И со всеми остальными тоже. Она должна знать правду и должна понимать все и сразу. Да, она ребенок, но вы же ее как будто на наркоте держите. Подпаиваете сладким морфием, только чтобы ее страхи и опасения не проснулись. Вы ее убиваете этим каждый день. Она ребенок, она потеряла родителей и она справиться с этим, благодаря вам и всем нам, но не будьте для нее лицемером и врагом, который заманивает в темный переулок конфетой.

– Да что Вы такое говорите? Мы искренне надеемся, что ее родители живы, просто потеряли ее…

– Скольких человек еще вы нашли, кроме нас?

– Нам очень повезло, что мы нашли вас. Мы все силы кладем на то, чтобы…

– Скольких? Скольких вытянули из заваленных домов, выпотрошенных машин? Скольких нашли просто так на улице, как нас? Живых?

– Кроме вас никого пока что.

– Пока что? Я здесь уже почти месяц. Вы за месяц больше никого не нашли.

– Мы очень стараемся и полагаем…

– Ее родители могут быть только на другой базе, но вы отправляли туда своих людей уже 4 раза, и никто не откликнулся. Они ведь, как и мы, ведут тщетные поиски и надеются. Но надежды нет. Это полный состав. Вы нашли нас на второй день. Но с тех пор прошел месяц. Вы травите себя ложью, своих людей и даже ребенка. Она ведь не виновата, что она ребенок. Не виновата, что вы ее жалеете. Не виновата, что по Вашим принципам и мнению, не может и не обязана знать правду?

– Чарльз, Вы просто в отчаянии. Но сейчас Вы, как взрослый человек, не можете себе это позволить. Ведь для нашей команды главное…

– Ваша команда не понимает, что для нее главное. И если бы понимали это массово, то не допустили бы такого положения вещей, как сейчас. Не было бы этой разрухи, этой войны не за что, а просто на поражение.

– У наших людей есть цели и четкий план действий, Вы можете ни о чем не переживать.

– Цель выжить? В тех условиях, которые имеем? Вы понимаете, о чем говорите? У нас ведь было все. Мы воевали не за цели, не за религию, не за власть и даже не за территорию. Идеальный мир, где все фальшиво притворяются, что счастливы. Каждое лицо, как глянцевая обложка. И вы хотите воспитывать детей и эту девочку тоже, по старым принципам. Врать детям. Давать им пилюли забвения. И покупать миллионы кукол, чтобы они не видели реальных вещей. Потому что Ваши родители поступали с Вами так же? Вы хотите отомстить за себя? Или Вы не умеете по-другому? Настал момент, когда пора забыть своих кукол и посмотреть правде в глаза. Мир рухнул. Теперь иные правила. Теперь мы имеем шанс начать жить иначе. И никогда не довести до такого же положения для наших будущих поколений.

– Чарльз, послушайте, я врач, я работал с детьми. Не стоит расшатывать девочке психику из-за Вашей личной обиды на всемирную несправедливость. Поберегите ее. Надеюсь на Ваше благоразумие.

Врач покинул помещение. Чарльз сидел в каталке возле своей кровати. Его съедало ежедневное одиночество. У него не было вещей, не было книг, не было ничего кроме своих мыслей, которые хоть как-то могли скоротать его будни. Он чувствовал себя крысой в четырех стенках коробки в лаборатории. Его одиночество сводило его с ума. Он разговаривал только со своим врачом и то вынужденно. Хоть одиночество и томило его на медленном огне, выйти за пределы своей комнаты он не мог. Он мог толкнуть каталку за порог, он мог попросить врача сделать это. Но морально он был не готов встретиться с другим человеком. После произошедших событий с ним, он был сломан изнутри. Чарльз казался себе калекой, неполноценным надломленным уродом. Этот барьер он поставил себе сам, ему безумно не хотелось в таком амплуа выступать перед публикой. Он был узнаваемым человеком, и это усугубляло ситуацию еще больше. Он понимал, что ноги не главное достоинство, а их отсутствие не порок. У большинства на их базе, да и вообще, было полнейшее отсутствие мозга, но они не комплексовали по этому поводу. Но все Чарльз был нарциссичным львом, и он не мог позволить в свою сторону осуждения, жалости или показаться обществу неполноценным. Иногда заходила Тереза – этот милый ребенок был единственной радостью в жизни. И жестокий врач запретил говорить ей правду о родителях, жизни и идиотах. Сердце болело от этих мыслей больше, чем от мыслей об оторванных ногах.

Как продолжать жить дальше? О каком новом начале, о каких новых стремлениях может идти речь? Как просыпаться каждое утро, и еще не открыв глаза, осознавать свою ничтожность в этом мире? Как заставить себя не свихнуться, оттолкнуться от своей беспомощности и продолжать? Видеть себя уродливым, видеть себя бесполезным, сталкиваться с сочувствующими взглядами пустых внутри людей, каждую минуту понимать, что жизнь окончена и сейчас начинается просто доживание. Детям закрывают глаза уже с рождения, взрослые слепые люди, называющие себя мудрыми и желающими добра, сами копают себе могилы. Отцы и матери осознанно и беспристрастно хоронят детей заживо, ведь их родители поступали с ними также. Созидатели и ученые хоронят свои творения, заливая их тонной спирта и сжигая, не дав появиться на свет. Художники и писатели больше не создают красоту и не стремятся развивать в своих произведениях стремление к прекрасным вещам. Лишь только втирать в головы обывателей свежо распечатанные пачки с мусором. Каждый человек зациклен на себе и отгораживается от всего мира бронированной маской, и этот наш замечательный прекрасный мир отвечает ему тем же.

Люди не поливают свои же газоны, они топчутся по ним, обиженно взмахивают руками и находят тысячи причин, по которым трава не зеленеет. Человеческий мир обнищал. И если все эти их самобытные лагери и базы вымрут, от этого совсем не станет хуже.

СМЕРТЬ – ЭТО ВЕЛИЧАЙШАЯ ИЛЛЮЗИЯ

Чарльз не спал уже 4 ночи. Он даже не пытался ложиться. Он думал о том, что очевидно сходит с ума все стремительнее. Навязчивость мыслей о суициде и о бесполезности жизни других людей, душила его. Он стал меньше общаться даже с врачом и Терезой. Он стал ненавидеть других людей за их слепоту, и это чувство росло с каждым часом. Он замыкался в себе, он не делился своими соображениями, ведь какая-то часть его еще имела связь с рассудком и осуждала его самого.

Чарльз закрывался в комнате изнутри, реагировал на стук одним словом «жив» и не хотел никого видеть. Врач несколько раз приходил с психиатром. Тереза несколько раз плакала под дверью. Через неделю врач пришел с намерением выносить дверь, ломать его личное пространство, отделять его от своего безумия. Эта идея Чарльзу не понравилась, он крепко подсел на свое сумасшествие и не хотел с ним расставаться. Более того, он боялся себя. Боялся, что может навредить Терезе, ведь она такой же биомусор, как и все остальные. Боялся, что может массово навредить людям, которые проживают на их базе. Он держал себя в клетке нарочно, потому что ненавидел и хотел уничтожить все, что ненавидит.

Он потихоньку отпускал внутреннего зверя, который заполнил все его есство. И эти монстры шевелились у него под кожей, растекались по венам и разносили злобу по всему телу. Он не хотел им больше противиться, он жаждал расплаты для всех. Для всех, кто привык ко лжи и боли, для всех, кто обрек целый вид живых существ на гибель. Люди были вырождены собственными благими намерениями, желанием личного комфорта и эгоистичными целями. Люди придумали оружие, деньги, аборты, коррупцию, религию. Люди сами записались в рабство, сами посадили королей на троны и богов на небо, но так и не научились ценить жизнь и так не узнали ее смысл. Каждый новый день – это рождение нового такого же пустого и слепого существа, которое пресыщает свои потребности, мусорит и умирает, занимая только 20 см места на тумбе родственников в вазе или клочок земли размером два на два метра.

Наша Земля – это уже кладбище, вне зависимости от того, мертвы мы или еще ходим по ней. И мы существуем в настоящем, но уже мертвы в будущем. Мы никогда не живем. Наша смерть бессмертна.

В голове Чарльза зрел план. План освобождения от этих оков. И для того, чтобы этот план воплотить, необходимо было незамедлительно среагировать на стук в дверь и угрозы взлома. Ведь если кто-либо заподозрит его в сумасшествии, он не сможет свободно и беспрепятственно провернуть свое дело. Он поспешил к двери, врач вошел и огляделся.

– Почему Вы заперлись, Чарльз, и на целую неделю заставили нас волноваться? Вы в порядке? Вы обезвожены…

– Мне необходимо было побыть в полном одиночестве. Мне нужно было собрать мысли в кучу. Я всего лишь хотел обдумать многие, происходящие со мной вещи, дальнейшую жизнь и самостоятельно прийти к положительному исходу. Теперь я готов появиться среди людей, я знаю, чем хочу заниматься, и понимаю, что я действительно хочу жить, а не доживать и радоваться каждому моменту.

Чарльз широко улыбался. Он был прекрасным лгуном, ни фальшивый взгляд, ни отсутствие мелких морщин вокруг глаз, ни мимика, ни микровыражения, ни вегетативные признаки никогда не выдавали его.

Врач опешил.

– Чарльз, Вы нас очень напугали. Вам что-нибудь нужно прямо сейчас? Мне необходимо Вас осмотреть, чтобы определить Ваше состояние, и я настоятельно прошу Вас пообщаться с нашим психиатром. Такие действия выходят из ряда адекватных поступков. Вам необходимо доверять нам, мы желаем Вам только добра.

– Док, я кое- что действительно хочу прямо сейчас. У меня нет часов, а я хотел бы привести себя в порядок и отужинать сегодня вместе со всеми. Я хотел со всеми, наконец, познакомиться и мне не помешает сейчас компания. Вы не зайдете ко мне перед ужином для осмотра и нельзя ли перенести визит к психиатру на завтра? Ведь я просто не успею собраться.

Врач взглянул на него с недоверием, но согласился. Возле двери Чарльз окликнул его и спросил:

– Док, Вас не обидит моя просьба? Одолжите мне свои часы. Я совсем дезориентирован во времени… Всего на несколько дней, чтобы я мог влиться…

– Я могу Вам их подарить. Чтобы Вы никогда не выливались из времени…

Дверь захлопнулась и Чарльз, переведя дыхание, покатил каталку в сторону ванной комнаты.

ДЖЕКПОТ

На ужин всем подавалось одно и то же. Вязкая липкая безвкусная жижа, состоящая из каких-то отходов, небольшого вкрапления зерен, которые еще где-то остались на неразрушенных складах. В столовой собиралось много людей, которые за время пребывания Чарльза на базе уже успели сплотиться между собой и создать одну большую дружную семью. Все учтиво помогали друг другу, каждый мог играть роль и друга, и советчика, и критика, и просто жилетки для нервных срывов.

Пришедшие ужинать копошились возле стола, стульями служили большие бочки – их было мало, все бурно обсуждали какое-то грядущее событие. На лицах были улыбки и все стремились поддерживать хорошее настроение и здоровую обстановку. Но глазами Чарльза это выглядело, как огромный улей лицемерия. Каждый из этих людей прекрасно понимал свою участь и обреченность, но не показывал уныния и паники, дабы не подбивать на саботаж других. Улыбки выглядели, как будто их хозяева набили полный рот мыла, но все воспринимали это как норму и никто не показывал возмущения. Никто из ужинающих не показывал своих истинных мыслей и чувств, большая семья была фальшивой видимостью, миражем, который чем ближе, тем дальше.

На базе было много детей, которые потеряли родителей. Их сбивали кучами, и все взрослые стремились предоставить им себя полностью в качестве замены или компенсации. На базе были и старики, которые не могли выполнять какие-либо функции по жизнеподдержанию базы и были обузой, но никто не говорил им этого в лицо. Инвалиды, которых приветствовали, как героев, для поддержания боевого духа и веры в себя, но которые были лишними и только отнимали припасы, что могли бы быть распределены по молодым и здоровым людям, способным на выполнение любых обязанностей. Этот улей создавал видимость вежливых и высококультурных существ, которые организованно и ответственно заботятся о выживании своего вида. Но на самом деле, это были существа настолько невежественные и кощунственные, что Чарльз не мог заставить себя сделать шаг навстречу им даже ради великой благой цели. Они собирались строить новый мир, закладывая фундамент изо лжи и желания не видеть происходящего. Они строили с закрытыми глазами и делали это осознанно и умышленно. Новый мир необходимо было строить по новым законам и канонам, ведь используя предыдущий опыт выживания, можно было уже прийти к выводу, что где-то в системе была погрешность. Но это никого не смущало, все шло своим чередом, и души людей опустошались так же быстро, как и их тарелки.

За этим было больно наблюдать, и это необходимо было прекратить в кратчайшие сроки. Чарльз практически начал превозносить на пьедестал значимость своей миссии. Только он мог бы послужить новым началом для этого мира. Он не казался себе монстром, напротив, он лишал себя жизни, ради светлого будущего. Идея полностью поглотила его и для ее воплощения ему нужны были союзники. Этими союзниками должны были стать люди, которые не вызывают подозрения и наивны до умиления. Чьи головы еще светлы и не затуманены предрассудками, чьи мысли еще никем не навязаны, чьи умы не одурманены другими идеями… На новом месте – на этой базе, необходимо было найти свою нишу, занять свое место, принося пользу обществу. Так вот с новой профессией и образом жизни Чарльз определился. У него уже был здесь один друг, который к нему привязан. Оставалось только изъявить желание быть необходимым и полезным, проявить себя наилучшим образом и заполучить внимание и доверие таких же «друзей».

Чарльз подкатил коляску за стол к своему врачу. Тот с улыбкой поприветствовал его. Вокруг сидела еще дюжина людей, которых Чарльз не знал. Доктор с радостью представил им нового члена команды, но в эпитетах особо не распылялся и все карты не открывал. Начался разговор о спасенной Чарльзом девочке. Все очень сочувственно и сопереживающе смотрели на несчастного, но героичного инвалида, Чарльзу становилось неловко от этого, но приходилось бороться со своим самобичеванием и брезгливостью. Теперь он такой, какой есть, и ничего не исправить. За исключением этого забитого в свои же клетки несчастного мира.

– Чарльз, вам необходимо поддерживать общение с этим ребенком. Он тоже многое пережил, остался без родителей, в очень жестких условиях для выживания. Это сложный переломный момент для детской психики. И по большому счету, Вам это дитя будет доверять больше всех на этой базе, – глаголил старик с пышными седыми усами. Он был достаточно известным и уважаемым человеком на этой базе – каждые три минуты с ним кто-то здоровался, о чем то спрашивал или советовался.

– Тереза. Ее зовут Тереза. Это девочка. И я хочу ей помогать и в дальнейшем. Мне необходимо прийти в себя, оправиться от травм и собственных психологических проблем, и я намерен помогать в ее воспитании. Так сложились обстоятельства, что этот ребенок мне был послан судьбой. Я не могу с уверенностью говорить, но вот уже длительное время нет вестей о судьбе моей семьи. У меня двое детей. Это большая трагедия для меня. Поэтому на данном этапе мне сильно необходимо компенсировать возможную утрату. Эта девочка стала для меня спасительным лучом света, ведь я сильно отчаялся и потерял смысл своей жизни… Как и я для нее, ведь родительская забота для ребенка самое важное.

– Чарльз, мы Вас понимаем, – врач продолжил за него, – сейчас Вы не слишком можете справляться с такой тяжкой ношей. Для начала Вам необходимо разобраться в себе, со своими внутренними демонами. А потом уже помогать другим и в особенности ребенку. Когда Вы начнете справляться, я позабочусь о том, чтобы Тереза была как можно ближе к Вам. Вы же не хотите принести ей ущерб сейчас?

Старик скривился.

– Доктор Эйм, Вы, безусловно, правы и я хотел бы добавить, что Терезе необходимо это сейчас, как и мистеру Уимберу. К сожалению, время имеет привычку затягивать раны, но оставлять грубые рубцы, которые не так то просто потом разгладить. Поэтому они вдвоем могут друг другу помочь – они друг другу сейчас нужны. Мистер Уимбер, Вам не представили меня достаточно полно, чтобы Вы могли иметь представление о том, насколько я компетентен в вопросах детей. На нашей базе мы впопыхах организовали школу-сад, чтобы не стопорить процесс обучения детей. Детей очень много, они разновозрастные, но требуют к себе должного внимания – это крайне важно. Я взял на себя обязанности основателя нашего пока еще не слишком масштабного заведения. Мы прилагаем все усилия для развития нашей стези. Людей, способных и желающих обучать детей крайне мало, поэтому мы с группой добровольцев работаем, как один за семерых. Люди неспешно примыкают к нам и не отказываются от помощи детям. Мне кажется, Ваш поступок спасения девочки и стремление помочь очень благородны. Возможно, Вы откажетесь, но я не могу не предложить Вам работать в своей команде. Даже если у Вас нет специального образования и соответствующего опыта, мы Вам предоставим все необходимое – помощь, литературу, мотивацию… Как Вы на это смотрите, Чарльз?

Врач пытался перебить старика раз 20. На его лице было написано столько эмоциональных возражений и удивления, что он даже одной своей гримасой мог прервать разговор любого человека, но не столь стойкого и уважаемого джентльмена, как этот старик, чья речь лилась как нуга, обволакивающая мозг. Изречения были настолько услащены и слажены, что в дополнение к очаровательному тембру голоса, ассоциировались с ловушкой страшнейшего хищника, медленно выпускающего парализующий яд.

«Джекпот» – подумал Чарльз и произнес благодарственную речь.