Читать книгу: «Все цвета радуги. Книга вторая: Большая Степь», страница 6

– Муджах…, – прошептал он в растерянности, – ты же умер!

Глава Тихой стражи едва не расхохотался в голос. Сюрприз, который не должен был случиться в этом рейде, все же случился. Встретились два Фиолетовых искусника, учившиеся в одной Школе так невообразимо давно, что, наверное, уже забыли и имена друг друга – еще те, детские – и лица, сейчас, конечно, изменившиеся до неузнаваемости.

– Гляди-ка, узнал, – чуть удивился он, – а ведь сколько лет прошло.

Именно он, ир Этринский, тогда старший стражник, организовывал «ужасное самоубийство» юного искусника-разумника; и именно он уже многие годы пользовался плодами его таланта. А то, что этот самый Муджах был гораздо талантливее и сильнее, как искусник, чем даже уль Раззак, у него не вызывало сомнения. Судя по результатам его труда. Но – не судьба… Точнее, как раз судьба, в лице младшего герцога ир Этринского.

Оба искусника отступили, вернув лицам равнодушную деловитость. Понимали, что никто не даст им посидеть, предаться воспоминаниям. Да и воспоминаний тех было… ничего приятного, одним словом. Салам уль Раззак вернулся в строй коллег, а личный разумник младшего герцога приступил к таинству. Как могли судить опытные искусники, не сводившие глаз с его действий, работал он с видимой ленцой, даже равнодушием. А значит, не в первый раз прикладывал вот так кристалл к голове подопытного, и бормотал что-то себе под нос. И водил над собственной ладонью, которой прижимал амулет к макушке застывшего на месте пленника, второй рукой, от которой – увидели бы Постигающие, будь у них с собой нужные артефакты – исходили волны фиолетового сияния.

А глаза пленника тускнели; с краешка губы показалась, и выросла, отвиснув до груди, тягучая нить слюны. Наконец, он всхлипнул, и начал заваливаться назад – прямо на руки Кана. Тень, казалось, работал сейчас за двоих. Вот он стоит за плечом господина, успевая следить внимательными, настороженными взглядами сразу за всеми на палубе. А вот уже аккуратно укладывает безвольное тело раба на деревянную палубу. И тут же, вслед за господином, шагает вперед, к Разумнику. Тот положил на ладонь хозяина крупный кристалл, переплетенный редкой, серебряной с виду паутиной; такой тонкой, словно ее сплел настоящий паучок. От нее тянулась более массивная цепь того же металла. Рука самого искусника была защищена специальной перчаткой, но на голую ладонь Главы он опустил кристалл без опаски. Не в первый раз, кстати. И так же, не в первый раз его лицо не отразило ни грамма превосходства, и жалости к своему господину, лишенному дара Искусства. Просто шагнул назад, и склонил голову.

Ир Этринский оглянулся, словно спрашивая взглядом у уль Раззака: «Справишься, уважаемый?!». Искусник ожидаемо кивнул с энтузиазмом. Даже не пытался скрыть своего волнения – не каждый день появляется возможность прикоснуться собственными руками к новому в Искусстве, неизведанному. Именно так расшифровал младший герцог едва заметную дрожь руки, защищенной перчаткой из волокон даба. О том, что каждый искусник подобного ранга имеет при себе дежурную пару таких вот перчаток, ир Этринскому было известно; Постигающие, к тому же, еще и целые коллекции амулетов и кристаллов при себе носили. И Валлам их понимал. Сам был таким, помешанным на собственной безопасности. Корабль, его «Этрия», был тому доказательством. Сейчас на палубе царил полдень, хотя на недалекий отсюда порт давно опустилась ночная тьма. Где-то там, в скоплениях огоньков, буйно кружила жизнь; рекой лилось дешевое вино и разбивались бутыли о пьяные головы. Но ни об одну из тех – был уверен Глава Тихой стражи – которые сейчас впитывали информацию, чтобы донести ее до него. Они, его «глаза», сейчас могли смотреть и на рейд, но «Итрию» мог рассмотреть только самый зоркий глаз. Ну, или вооруженный магическим амулетом, способным передавать обычному зрению картинку и этого света, залившего сейчас пространство, в котором замер корабль, и тончайшую сеть заклинания, не позволявшего им, лучам света, вырываться наружу, и другие паутинки самых разных цветов радуги – отвечавшие за физическую и магическую защиту, и за то, чтобы незамеченным не пробралось к судну ни одно существо, превышавшее размерами крысу.

Уль Раззак завел свою «песнь» – уже над головой Тана, в которую ир Этринский решил подселить еще одно сознание.

– Оно там будет не первым, – краем сознания размышлял Глава, основную часть его направляя на действия Разумника, – больше только у Эмрела. Но у него, так сказать, склад, которым я когда-нибудь воспользуюсь. Кажется, началось.

Некоторую досаду вызывал тот факт, что его последняя Тень какое-то время будет небоеспособен. Но это можно было стерпеть; представить себе, что кто-то в здравом уме осмелится напасть на Главу Тихой стражи, а сейчас и Руку самого императора, было просто невозможно. Но на случай этой «невозможности» были и вот эта «Этрия», и амулеты, и другая охрана. Да и сам младший герцог в бытность его старшим стражником был бойцом не из последних. Не таким, конечно, как те же Кан с Кардомом, ну, так они еще и искусники огненные неслабые.

– Был неслабым, – вспомнил другую Тень младший герцог, поморщившись, – кто же тебя сумел подловить? Может Эмрел? Тогда что – мальчик начал свою игру? Решил, что с золотом и артефактами графа Мерского он может обойтись без стражи и ее Главы? Или Кардом попал в ловушку? И этот парень, раб, что лежит сейчас на палубе – пустышка; точнее, приманка, на которую должна клюнуть жирная рыба? Кто – я?!

Тяжелый взгляд остановился на несчастном рабе, и тот словно почувствовал чужое внимание; загугукал, и попытался встать на колени. Ничего у него не получилось. Для самого ир Этринского нового в этой картине не было. Он видел в таком состоянии и графа Мерского, и искусника уль Дениза, и свою бывшую женщину, Эльжбет.

– Не бывшую, – самодовольно ухмыльнулся он, – эта «малышка» не умерла, как о том думают все причастные к этой тайне. Даже Эмрел, который нанес ей роковой удар. Как он думает. Нет – она уже научилась ходить, улыбается, когда видит меня, и никакой «Мерский» не обнаружит теперь мою живую игрушку. А вы смотрите, впечатляйтесь.

Он повернулся к искусникам, разглядывая теперь, как по-разному они воспринимают парня, впавшего в младенчество.

– Может, представляют себя на его месте. Вон, как Зеленый кривит свои губы. А это что?!!

Он обернулся на страшный хрип своей Тени. Кардом стоял, покачиваясь и дико вращая глазами. Его взгляд метался между ним, хозяином и небом – словно Тень примерялся к чему-то там. Наконец, взгляд его остановился – на лице хозяина. Его собственное стало виноватым, а потом решительным. Вперед протянулась ладонь, от которой ир Этринский в ужасе отшатнулся. Точнее, не от самой ладони, а от крупной горошины красного цвета. Эта багровая краснота словно рвалась наружу из-под тонкой оболочки, которую – знал младший герцог – только стоило лизнуть…

Рука Тени не дрогнула, когда направляла страшную горошину в рот. Лицо его стало меняться – словно таяло внутри, сминаясь под кожей и превращая человеческий облик во что-то ужасное. И все тело – к которому рванулся с вполне очевидной попыткой помочь Зеленый искусник – тоже.

Ир Этринский успел, перехватил Постигающего за плечо, и отбросил его назад, уронив его телом на палубу еще пару искусников. А сам зашипел-закричал в пол голоса, но так, что услышали все вокруг; может, этот негромкий вопль даже сквозь паутину заклятий прорвался – столько в нем было энергии:

– Не сметь, не подходить! Это амулет с ядом Большой змеи Запретного Леса.

За спиной все замерло; лишь несколько шумных всплесков – у кого-то из моряков не выдержали нервы, и несколько человек спрыгнули в воду. И немудрено! Страх перед самым сильным, не поддающемуся лечению ядом этого мира был столь велик, что даже сам младший герцог решил – ему придется менять корабль.

Его обтекли две тени, двигающиеся настолько слаженно и стремительно, что невольно возникала мысль – эти двое Постигающих давно работают в паре.

– Ну, или специально тренировались для этой поездки, – решил герцог, не сходя с места – чтобы даже малейшая частица воздуха, стронутая его движением, не зацепилась за его одежду, или, что во сто раз страшнее, за открытой участок тела, – хотя разницы особой нет – результат будет один.

А искусники – Голубой воздушник, и Оранжевый огневик действовали с бесстрастными лицами, словно у них в запасе было еще по одной жизни. Всего несколько движений, и внутри высокого и незаметного глазу цилиндра, который своими обводами заключил в себя тело Тени, бушует пламя, от которого сам Глава инстинктивно отшатнулся, хотя самого жара и не почувствовал. Он так и замер, рядом с двумя Постигающими, и отмер только, когда цилиндр опустел, и воздушник махнул рукой, развеивая его. А сам Глава, для проверки, машинально зашвырнул на черное пятно, которое возникло на палубе, тело раба, который тоже пытался отползти подальше от этого яркого столба. Тот теперь заревел в полный голос, явно отбив себе конечности, на которые упал. И это было жутко, но никто не решился войти в этот черный круг и заткнуть ему рот. Но решение было – его озвучил уль Раззак.

– Я бы, на всякий случай, сжег и это тело тоже, – посоветовал он не очень решительно.

– Нет, – отрезал ир Этринский, – он нам еще пригодится.

«Нам», означало «мне», и это, наверное, хорошо поняли остальные. Но возразить посмел лишь Оранжевый, который сейчас в какой-то мере чувствовал себя героем. Правда, его протест не был связан с жалким рабом. Он повернулся к младшему герцогу, изобразив на лице гнев. Впрочем, наткнувшись взглядом на Главу, глядевшего на него с явным интересом; чуть ли не ждущего, когда кто-нибудь осмелится предъявить претензии (вполне обоснованные, кстати), обрушился все-таки этим гневом как-то неубедительно, жалко:

– Применение в империи яда Большой змеи запрещено. Равно как владение, хранение, покупку и продажу. За все это одна кара – смерть.

– Ну, Кардом ее уже нашел, – криво усмехнулся ир Этринский, констатируя факт скорее для себя, чем для добровольного обвинителя, – вопрос – зачем он это сделал? Или почему? Что такого он узнал вон от этого?

Очевидно, что этот вопрос волновал остальных не меньше, чем его самого. Но ответа на него не было ни у кого. А, нет – вон, Фиолетовый тянет руку, привлекая внимание.

– Он…, – начал уль Раззак.

– Кардом, – подсказал младший герцог.

– Да, – кивнул в благодарности искусник, – Кардом. Он был как-то связан с собой, твоя милость?

Ир Этринский, сделав внушительную паузу, все же кивнул:

– Да, уважаемый уль Раззак, он был моим кровником. Смертным.

Лица искусников опять вытянулись. В факте, который озвучил Глава Тихой службы, не было ничего предосудительного, противозаконного. Только вот даже примерить на себе шкуру человека, добровольно отдавшего право распоряжаться жизнью другому; фактически в рабство без права освобождения, было страшно. Лишь уль Раззак стоял со ждущим лицом. Которое вдруг начало вытягиваться в понимании, а потом в заметном ужасе. Ну, может, это было сказано слишком громко, но на раба, ползающего по пятну, он глянул с заметной опаской.

– У меня есть лишь одно объяснение, – заявил он осторожно, – тому, что сотворил с собой…

– Кардом! – еще раз подсказал в нетерпении младший герцог.

– Так вот, – продолжил Фиолетовый, – этот человек спасал тебя, твоя милость.

– От чего меня надо спасать? – Глава даже подбородок вздернул повыше, словно показывая, что единственный, кто может что-то сделать с ним, это император; Рукой которого он сейчас является.

А уль Раззак словно услышал его последнюю мысль.

– Даже над императором нависнет меч закона, если в его крови обнаружится хоть капля Черного Искусства.

Да, это было прописано в своде законов, который больше двух тысячелетий назад подписал Золтан Первый. Ни одного императора с тех пор это не коснулось.

– А меня? – невольно вздрогнул ир Этринский.

Искусники как-то незаметно начали отодвигаться от него. Кроме Фиолетового. Салам уль Раззак стоял расслабленным, даже чуть улыбался. И разглядывал с высоты своего роста раба-младенца – словно жука, которого собирался разобрать на органы. Он и заявил, явно успокаивая всех:

– Ну, про Темное Искусство здесь пока никто не доказал. И Кардому (запомнил-таки!) могло просто почудиться. Одно из воспоминаний этого… э.э.э… человека, – он совершенно бесстрашно пнул ногой раба, все же ухитрившегося встать на колени, а сейчас завалившегося обратно на бок, – но если завтра граф Вилим дум Гарский заявит права на этого раба, то…

Теперь даже Оранжевый не посмел возразить, хотя – как уже давно понял ир Этринский – этим двум Постигающим в отношении графа дум Гарского их Главы поставили совершенно разные задачи. Скорее всего, прямо противоположные. Вот только…

– А если этот раб не Черный?

Сомнение на этот раз высказал Синий, искусник Воды. Сам Глава склонялся все же в пользу уль Раззака. Потому что знал многое, если не все о недавних событиях в Лесу, о Черной искуснице, убитой там, и о ее силе, которой не смог противостоять даже такой опытный Ищущий, как Данир уль Масхи.

– Ну, не таким уж он могучим искусником был, – вспомнил ир Этринский единственную встречу с уль Масхи, – а зачем он, все-таки, поперся в Запретный Лес? Нет, не так – почему Эмрел отпустил его туда? Или он действительно ведет свою игру? Завтра же. Да – завтра надо его увидеть. А пока…

Пока же улыбнувшийся еще шире младший герцог предложил самому Синему проверить; убедиться в том, что рассуждения Фиолетового искусника ничего не стоят. Или, напротив, единственно верные. Потом повернулся к остальным, но все заслонились отвергающими жестами. И младший герцог их понял. Все просто. Если кто-то из них определит в рабе Черного искусника, Рука императора обязан – по все тем же законам первого Золтана – уничтожить его на месте. Не среагируют – та же мера наказания уже для него. Но такое представление откладывается. Точнее, переносится – во дворец графа Вилима дум Гарского. Даже Оранжевый, кажется, в нетерпении. Хотя ему, как раз, сейчас бы выйти, и достать артефакты… не вышел. А сам Черный… Да ничего он сейчас не может. Ни сейчас, ни в ближайшее время, пока не войдет в разум. Да и ошейник…

Ир Этринский еще и посильнее заинтересовать искусников решил:

– На ваш суд, уважаемые. Завтра вы сами отведете… или отнесете вот это, – он ткнул в раба, как в пустое место на палубе, – в замок. Без меня. Сами огласите приговор, и сами его приведете в исполнение. Я, младший герцог Валлам ир Этринский, Рука императора Золтана Двенадцатого, приму любое ваше решение.

Глава 4. Гара, река и столица графства. Барон ван Столбов

– Барон я, барон – чего оглядываетесь?

Прохожие на улице Внешнего города не просто оглядывались на меня, гордо восседающего на Вороне. Некоторые кланялись; другие демонстративно отворачивались. Наверное, плевались потом вслед. Не наверное – точно плевались, и проклятия вслед посылали. Негромко, чтобы я не услышал, да не повернул лошадку, чтобы огреть плеткой, или даже саблей.

– Ну, плетки у меня как раз нет, – улыбнулся я, – и сабель не видно. А все слышу и вижу, даже не оборачиваясь – спасибо Эмрелу. Но поворачивать придется. Вместе с конем. Потому что это не разведка получается, а демонстрация самого себя. Смотрите, люди – барон Михаил ван Столбов собственной персоной едет в порт, встречать корабль Главы Тихой стражи, младшего герцога Валлама ир Этринского. Язык сломаешь, пока представишь. Неужели так и представляют на приемах? Ага – еще и длинней. Теперь еще и про Руку императора забывать нельзя. А я не гордый; тебя, уважаемый, как попроще называть буду. Просто герцог – годится? Других герцогов, кажется, на горизонте не видно. Если только вот этот парочку с собой не прихватил. Но тогда одним кораблем точно не обошлось бы. Итак, решено. Придется пока отменить разведку.

Я действительно хотел по-быстрому сгонять в порт, смешаться там с толпой и проследить за герцогом. А точнее, за Олегом. А все обещание Катеньке, чтоб ей… нет – ничего плохого ей желать не буду, вдруг сбудется. Магия, чтоб ей тоже.

– Ага – смешался с толпой. Она такого, как я, примет, только чтобы сожрать, и косточки выплюнуть. Так что, возвращайся, твоя милость барон, во дворец, к графу. Может, перехвачу его как-то.

Я действительно развернул коня; резко, так, что два каких-то проходимца едва выскочили из-под копыт Ворона. Но ругаться вслух не рискнули – что-то такое прочли в моем лице. А я прибавил скорость, и скоро подковы уже процокали по каменному мосту, и звонко застучали по проспекту. Решил было повернуть направо, к трактиру Ганида; даже остановил Ворона. Но решив, что оттуда быстро не выберешься, а встреча с графом прямо-таки критично важна, тронул уздечку так, что конь зашагал прямо. И опять по обе стороны проспекта тянулись заборы с шапками деревьев за ними и шпилями дворцов; и стояли у ворот охранники, провожавшие меня настороженными взглядами. Парочку я даже узнал – они недавно были на конях, в свите барона Воляна. Еще и эту проблему решать надо. Будем надеяться, что никто мне настроение не подпортит перед поединком. Вот, как Олег. Точнее – пусть сам барон надеется. Иначе…

Внутри замковой территории верхом можно было только самому графу и сопровождающим его лицам. А мне? Я не гордый – говорил уже? Слез, и пошел, ведя Ворона за узду. Пристроился к таким же горемыкам, что брели куда-то с лошадками; в отличие от меня, целой группой. В конюшню, естественно. Я, почувствовав знакомый с детства запах, ускорился, и обогнал эту группу, которая не посмела вякнуть. Потому, наверное, что у них ни у кого с шеи баронский знак не свисал. Так что я сдал своего Ворона прислужнику, в надежде, что слуги потом найдут его, и отправился проверить пост, который нес искусник, Рука Главы Оранжевой ветви. Даймира уль Фасона рядом с Джоком, что охранял вход в погребальный мемориал графов Гарских, я не обнаружил. Обманул, гад, сбежал. Наверное, дошло до него все-таки утверждение стражника о том, что до утра самого графа ждать бесполезно. Уточнив, на всякий случай, когда именно здесь начнется утро, и за сколько времени нужно занимать очередь, чтобы попасть хотя бы в первую дюжину посетителей, я получил в ответ пожимание плечами старшего стражника графского войска, и тоже ушел. Не искусника искать, конечно. В свои пока еще покои, где меня тоже никто не ждал.

– Опять вру, – я совершенно беспричинно улыбнулся, – Иван Сергеевич ждет. Не забыть бы его тут в запарке. Хотя наш скорый отъезд мне кажется все более и более проблематичным. Ага – еще и слуги.

Я вошел в коридор, где присели в подобии книксена две служанки. Отметив, что самую красивую из троицы забрала с собой Галя (это официальная версия; на самом деле тут без Кати с Лидой не обошлось), я велел накрывать на стол. А сам в спальню пошел, тщательно закрыв за собой дверь. Не потому, что испугался этих девиц; что они ворвутся вслед за мной. Просто решил, что после встречи с графом могу сюда уже и не вернуться. А тут еще сейф уль Дениза в стене не выпотрошенный. Меня ждет. Я бы и раньше прибрал его содержимое к рукам, точнее в пояс, где нашлись бы отдельные карманы и для золота, и для кристаллов, которые составляли часть богатств Гарция. Он, кстати, тоже не был таким уж абсолютно доверчивым лопухом. Предполагал, хотя и надеялся на лучшее, что вызов в столицу мог быть связан с темными делишками; его с графом. И свои сбережения с собой не захватил.

– Ну и правильно, – похвалил я ту часть самого себя, которая раньше была Оранжевым Ищущим Гарция уль Денизом, – не досталось супостатам кровно заработанное. Мне досталось.

Это я так комментировал процесс выгребания золота из железного шкафа, скрытого в стене деревянной панелью. Затем настала очередь кристаллов, среди которых обнаружились (вот память дырявая! Не моя, уль Дениза) три полностью заряженных. Конечно, не удержался от эксперимента. Заменил в поясе пустые «батарейки» на эти, полные. Присмотрелся – никакой разницы заряженных собственной энергией, и той, что Гарция сцеживал по капле, пряча от графа, не обнаружил. Больше того – энергия в кристаллах перетекала из одного в другой. Тот, что светился чуть слабее остальных, третьим в ряду, теперь стал шестым. Я понятно излагаю? В общем, в поясе остался лишь один пустой кристалл. Ну, я и заполнил его – своей энергией, что успела накопиться… неизвестно, до какого уровня. А что – все равно сейчас ужинать. Так я аппетит не хилый нагулял.

Вышел в зал, который нам служил столовой, и едва не ахнул – не предупредил ведь, что никто сегодня больше не покажется тут. Только мы с Иваном Сергеевичем останемся на ночь. Да и я, может быть, уйду. А что – энергии полно; можно потратить малую часть на трансформацию; превратить мой бронный костюм в… скажем, охотничий. Охотник я, или нет?

Так что ругать служанок я не стал. Отослал их движением руки, словно не заметив, что они ждут чего-то еще, и сел за стол. Который, между прочим, был накрыт на семь персон.

– Почему семь? Ах, да! – я быстро пересчитал всех, кто сидел тут утром, вычел из получившегося числа дядю Колю и старшего Качалова, и кивнул – не ошиблись девчонки.

А потом навалился на еду. Вот интересно – пока не пройдет жуткий голод, связанный с истощением организма от магической практики, мету все подряд, практически не пережевывая. А потом, в один миг, останавливаюсь, и превращаюсь в настоящего гурмана. Еще раз пожалел, что дядя Коля, скорее всего, останется в замке навсегда – если, конечно, сам дум Гарский не надумает переезжать. В общем, почти половину осилил. Подумал, и пока в магический колокольчик не стал звонить (был и такой). Пусть останется вторая половина на столе – мало ли что до утра случится? Вздохнув, решил, что искупаюсь тоже сам – как-нибудь спинку потру. Сказано – сделано.

– Кстати, еще один эксперимент проведу. Хоть и говорится в «инструкции», что стирать или чистить костюм не нужно – пока есть в нем зарядка.

Но я же русский. Надеюсь. Инструкцию хоть и прочитал, но проверить все равно нужно. Сам помылся и костюмчик простирнул. Кстати, он спокойно разбирался на «запчасти» – все восемь. И сабли при этом, которые вроде начинались ножнами в куртке, а своей основной длиной присутствовали в штанах, как-то поделились. Я попытался вынуть правую, что подлинней. Получилось! Клинок, абсолютно целый, задрожал в руке – словно от нетерпения. Это я погонял в него, и обратно в ладонь, энергию. Посмеялся заодно – представил себя со стороны. Сидит абсолютно голый мужик на бортике бассейна и саблей перед собой машет. Ну, не идиот?

– Конечно, идиот! – я даже взлетел в воздух в прыжке, едва не поскользнувшись на мраморном полу, – какой же я идиот! Там ход подземный тайный в подвале, а я тут голый, с одной шашкой в руке… Мужики мешки с оружием из подвала в фургон таскали, пока я обедал. А закрыл я его? Нет! Ну, не била меня по-настоящему жизнь, не учила. Только в теории, вместе с Эмрелом.

Вот сейчас я, кажется, вписался в армейский норматив. И нижнее белье проигнорировал, как того требовала память графа Мерского. Потому что трусы с тельняшкой и носками не высохли, в отличие от костюма, блиставшего чистотой и свежестью, а гладить их магическим «утюгом» почему-то не было времени. Спешил я, в подвал.

Темный мрачный зал встретил меня очагом холода. В магическом зрении я видел этот шар, оранжевого цвета с синими прожилками – вот так выглядела минусовая температура. А вот дверь, за которой начинался тайный ход к реке, прежде, кажется, была приоткрыта как-то иначе. Точно – кто-то прикрыл ее чуть сильнее, чем это сделал раньше я сам. Конечно, туда могли заглянуть, и снова затворить ее Капитан, или Фанел с Мануэлем. Но, учитывая, с каким ужасом смотрел на эту дверь Петя Зиновьев…

Я рывком рванул на себя ручку, и… полетел, спиной вперед, от мощного удара в грудь. Не успел увернуться, каким бы быстрым не был, и как бы не ждал вот такого удара. Значит, нападавший был быстрее меня. А таких я, вместе с Эмрелом, знал… да знал я таких – как раз сегодня в магический бинокль разглядывал. За спиной герцога стояла пара – Кан с Кардомом. Мне, уже без Эмрела, до них расти и расти. Если позволят, конечно. Точнее – позволит, вот эта фигура в черном. Которая, по идее, должна была прыгнуть вслед за мной, и доделать свое дело. Прикончить меня, ну, или оглушить, на предмет захвата языка. А он, болезный, застыл как раз на границе обычного подвального пространства и того самого оранжево-синего шара. Почувствовал, видимо, этот стражник-искусник, что-то. А может, на Ивана Сергеевича уставился, на его костюм непривычный. Да и не принято здесь вот так покойников на столах выкладывать. Представляю, что сейчас в голове у этого – Кана или Кардома – творится. По ногам, обтянутым черными бриджами, узнать, какой из ближников герцога почтил меня своим присутствием, и ударом наотмашь, чем-то магическим, понять не удалось. Да и время, отмеренное на эти вот размышления, закончилось. Я лежал под столом с Качаловым, куда меня забросил удар Оранжевого искусника, и с размаху бил по этим самым ногам правой саблей, заряженной энергией под завязку.

Удар! – и мне резко поплохело. В буквальном, физическом смысле. Потому что артефактное оружие, которым можно было шутя вырезать кусок в любой из железных дверей, не смогло пробить эти бриджи в районе коленок, и продолжило тянуть из меня энергию. Но чисто физическое воздействие никто не отменял, а силушкой я теперь совсем не был обижен. Так что незнакомец в черном надломился в коленях, и показался уже весь, вплоть до глаз, которые единственные белели во всем нарушителе границ графского замка. Вот в один из них я и ткнул левой саблей, для которой энергии совсем не осталось. Но теперь этого хватило. Скорее всего, на пришельце тоже был артефактный костюм, который и вытянул все из правого клинка. И сам разрядился. Точно – Эмрелу тоже пару раз выдавали такой на спецоперации. Там зарядки на два Больших камня. Как раз столько примерно во мне и оставалось, с учетом недавнего ужина.

Вот тут я и возблагодарил… самого себя – за то, что не вызвал служанок, да не заставил их убирать со стола.

– Но со вторым ужином подожду, – пересилил я себя, – безопасность – это наше все.

Убедившись, что единственного укола, пробившего и глаз, и череп незнакомца…

– Ага, – сказал я, стягивая шапочку, как у ниндзя, с головы поверженного врага, – все-таки это Кардом. Ну, здравствуй… и прощай.

В общем, в подвале появился еще один труп. И куда его девать?

Ну, во-первых, надо трофеями озаботиться. Сначала проверим свой костюм.

– М-да. а.а… Заряд целого кристалла псу под хвост. Это чем же таким он меня приложил? Посмотрим. Да что же меня так шатает?!

Я хлопнул себя по лбу, еще раз обозвав идиотом. Подзарядить организм можно ведь не только за столом. Так-то живот еще полон, хотя кое что в него вместилось бы. А сейчас – просто потянуть в себя из одного кристалла, потом из второго…

– Уф. ф.ф…, хорошо. Можно жить.

Теперь запас «хода» артефактного костюма составлял четыре Больших кристалла, а я торжественно пообещал себе, что пополню его до предела, как только представится такая возможность. А пока раздел Тень герцога полностью, вывернув все карманы, и свернув костюмчик так, что он поместился бы в обычную полторашку. Если у нее предварительно горлышко отрезать. Все-таки плотная ткань у костюма ниндзя, не сравнить в оренбургским пуховым платком, которые, говорят, можно через колечко пропустить. Или это про другие, расписные, Павлово-посадские. Черт, запутался, да и нужно мне все это? Сунул сверток в пояс, и забыл про него – пока не понадобится. Ценная вещь. Похуже, конечно, чем мой собственный костюм. Раза в три с половиной, если мериться кристаллами. Вот – и их надо прибрать, и вот эти ножички, и…

– А вот это я погожу. Что это? Чернота так и бьет из этой коробки. Какая-то дрянь ядовитая – никто во мне про такую не знает. Ну, что ж – тоже приберем, только в отдельный кармашек и со всей возможной осторожностью. Не понадобится – продам; чувствую, бешеных денег стоит. Нет, все-таки не буду, самому пригодится. Для наружного, так сказать, применения. То есть, не для себя, любимого. Кажется, все.

Я попрыгал по уже въевшейся в натуру привычке; так же привычно не отметил разницы в собственном весе в упаковке. И двинулся в кишку подземелья, весь обратившись во внимание; главным образом, магическое. До самого выхода из него никого не встретил. Но когда вынул осторожно голову наружу, расслышал едва заметное дыхание, и два силуэта, которые отметил только благодаря ряби на воде – они отблескивали чуть иначе, чем соседнее водное пространство. Нужно было просто подождать; привыкнуть обычным зрением к ночи. Что я и сделал, за пару минут. И разглядел лодочку, и двух гребцов них. Ребята явно ждали Кардома.

– Дождались, – беззвучно прокомментировал я, – меня.

Первое желание скользнуть вниз, прямо в лодку, и свернуть обоим гребцам шеи, я отверг, даже не обсуждая с собой. Во-первых, не душегуб я ни разу, чтобы души обычных морячков, никак не причастных к делам Тихой стражи, губить. Вру, конечно, как обычно, себя обманываю – не могут эти ребята быть непричастными к делам герцога. Тогда другая версия – кто меня на корабль сейчас повезет? Сам грести буду? Шиш вам. Да – я решил пробраться на корабль герцога, и поискать все же Олега. Обещал ведь. А что такого? Получится? Легко! Даже костюм ниндзя доставать не буду. Велю своему трансформироваться… Ага – уже готово. А тело куда девать? И продукты на столе? Том, который в обеденном зале стоит…

Я остановился. Помотал головой, успокаиваясь. Перестал мешать в голове трупы с ужином. И решил действовать по пунктам:

– Второй ужин.

– Раздетый догола труп посланца герцога с намотанной на его голову тряпкой – чтобы сразу не узнали.

– Лодка.

Вот внимание сидящих в ней морячков я и обратил на себя минут через десять, громким «Пст!». А потом еще раз – когда опустил на корму белеющее во тьме тело. Лодка едва не перевернулась, когда гребцы попытались выпрыгнуть из нее. Но страх перед возможным наказанием оказался сильнее. Или про дисциплину ребята вспомнили. В общем, уселись обратно на свои сидения, спинами ко мне и телу Кардома, хотя я считал, что удобнее грести как раз наоборот. Ну, им виднее; или удобнее; или не так страшно. Я негромко, практически неслышно скомандовал: «Возвращаемся», – и лодка заскользила в тени скалы, практически не плеская веслами. Совсем скоро я убедился, что поворачиваться они в нашу сторону не собираются, и пустил Кардома в свободное плавание. За ночь тело должно далеко унести. А объяснять морякам, куда я дел труп, не собирался. Не их свинячье дело.