Читать книгу: «В недрах ангелы не живут», страница 5
После длительной подготовки батискаф был готов к погружению. Я выбрала место, где выступ внизу скалы входил в воду, образуя местный водоворот, чтобы не сразу влетать в ураган. Попрощалась со своими соседями, взглянула на чистый бассейн, вернулась, немного углубила канал для пополнения свежей воды в нем.
Залезла в череп, раскачалась, но он отказался соскальзывать вниз. Ближе к краю установить его боялась, что если не успею вскочить внутрь. Вдруг снаружи последовал рык камелий, и череп медленно сдвинулся с места. Я умчалась по пологой скале в мини-водоворот. Расчет оправдался: войдя в его, батискаф ужаса погрузился в воду, меня развернуло, оторвало от скалы и затем захлестнуло большим потоком тайфуна. Первый план удался. Я неслась в десятке метров от тверди, стремительно погружаясь. Давление росло, дыхание мое остановилось, мешок, лежащий у меня на коленях, сжался в небольшой шарик, я кое-как успела подтянуть на нем ремни. Погружение сменилось подъемом. Пролетев по дну каменного тора, вода стремилась вернуться вверх, после пяти километров погружения и восхождения батискаф выбросило на плато и пронесло еще выше на полтора километра.
Но у меня не бывает все гладко: на гребне границы, между впадиной тора и плато образовалось нагромождение валунов и торчащих острых обломанных шпилей. Я со всей скоростью налетела на них, череп затрещал, образуя щель в верхней челюсти, нижняя провисла под ногами, и они зацепились за поверхность. Боль застлала глаза, но на сей раз я настойчиво прогоняла любимый коматоз. Еще удар верхней частью и, конечно, головой. Скорость все же снизилась, и я стала медленно оседать на плато, усыпанное тысячами, миллионами останков существ, где господствовали ракушки-черепа циклопов. Они ползали, утилизируя остатки скелетов, костей.
– Вот где настоящее кладбище Мира! – воскликнула я, ужаснувшись увиденным.
Череп с заклеенными порами не дал мне достичь дна, завис в сотне метров от поверхности. Мой наружный воздушный шар оторвало после торможения. Мешок на коленях закряхтел от переизбытка давления. Кое-как протолкнула его наружу, чуть не выпав из пасти, ослабила на нем ремни. Он увеличился в разы, добавив подъемной силы. Конструкция приобрела положительную плавучесть и снова вернула меня в течение, и оно тут же унесло меня прочь из объятий ада.
Когда спокойное теплое течение неспешно несло меня к экватору, я почувствовала боль в грудной клетке, при прощупывании отозвались три сломанных ребра, ноги ныли, словно их рвали саламандры, оставляя кровавый след из большой раны и множества мелких царапин. Одна нога проткнута клыком черепа, вторая нога висела в необычной позе, но я была так счастлива, что эти мелкие поломки тела вскоре перестали беспокоить. Болтаясь в черепе ужаса, голова торчала из глазницы, руки из боковых отверстий. Взяв ласты, немного корректировала направление, ноги, сперва поразмяв, сумела уложить на нижнюю челюсть. И как было смешно судьбе-злодейке, когда на меня налетели вольные скитальцы, восседая на довольно знакомом скате напарника Принца, кажется, его Тмином кликали. Скат от увиденного резко тормознул и изменил направление, двое скитальцев удержались за кольца, третьему не повезло, ему кольца не хватало, держался за повязки товарищей, которые соскользнули с их задниц. Он с ужасом на лице и столбняком в теле завис предо мной и медленно ушел в глубины. За ними следом вскоре на всех порах возник сам Принц.
– Ты?! – больше слов он не нашел.
– Вроде я, – улыбнулась в ответ. – А те, кто угнал у твоего соратника ската, умчались в том направлении.
– А-ах, да! Ты, ты, подожди меня, я скоро. – Выйдя из оцепенения, заикаясь, произнес он. – Они втроем на одном скате далеко не уйдут.
– Вдвоем, одного потеряли, и спасать некому.
– Это почему? – немного придержал он ската, рвущегося в бой.
– Он просто залюбовался моей каретой, – рассмеялась я. – А твой напарник пешком не успеет.
– Да уж, транспорт у тебя отменный, – оголил свою белозубую улыбку. – Ты все же подожди, в Город лучше не суйся без меня.
– Ладушки, гони уже, пока они в смятении. Хотя постой, подкинь кислорода.
Страж отцепил НЗ-баллон и бросил в меня, так как скат не хотел приближаться. Серебряная сигара врезалась в череп, проскользив по моему лбу, собралась кануть в глубину, но со звездами в глазах я успела перехватить рукой.
– Не уходи! Слышишь! – мелькнув черным хвостом ската, Принц был таков, исчез, как и появился.
– Эхе-хе, первым делом у него законы, ну а самочки потом, – с грустью посмотрела ему в след. – Надо менять мне транспорт, а то и впрямь разгоню весь Город, только где он и нужен ли мне?
Нужен, даже очень нужен, продолжила молча.
. . .
Как ни старалась судьба отправить меня к праотцам, природа этому препятствовала, выбрасывая в неведомые дали мое бренное, раздавленное тело. Освободившись от черепа, выпустила весь баллон кислорода в воздушный пузырь и поднялась к самому небосводу. Повязкой с груди перетянула ногу, засунув вывихнутую ногу в подходящую дыру во льду, резко крутанула свое тело, легкий обморок, и конечность стала на место.
– Ну, и на том спасибо, что осталась.
Сдув немного воздуха, отчалила в неизвестном направлении, а Принц, если захочет меня догнать, догонит. Рельеф небосвода мне что-то напоминал, я уже его видела. Точно, это было около пяти сотен циклов назад, когда была моложе, и когда первый раз угнали у меня медузу. Да, первый коматоз, Город я еще не знала, значит, он далековато, но если все выходят из Лона Матери, то, учитывая свой возраст, я не должна отплыть далеко от нее.
– Подожди, меня могли подобрать воспитатели.
– Нет, у меня не могло быть воспитателей. Во-первых, я уродец. Хи-хи. Не-е-ет, я самка. Ладно, хватит. Я появилась, насколько помню, уже достаточно взрослой.
– Но так не бывает, – возразила я себе. – У тебя от постоянных отключек памяти кот наплакал, тем более детской.
– Как говаривал Валерион, таких не берут на воспитание, а раз живу и не помню о воспитателях, то я такой и родилась, а значит Лоно Матери недалеко, и его можно навестить.
– Но как ты можешь навестить то, что ты мечтала увидеть впервые.
– Хватит болтать с собой, а то точно с ума сойду. Лучше проверить эту догадку, тем более местность смутно знакома, и спешить некуда.
Пятьсот циклов – это где-то пять лет, только кто придумал эти годы, никто не знает, почему именно 102цикла = 1 год, а не ровно сто? Ученые вечно мудрят. Так сколько мне циклов? Попробуем сосчитать. Восемнадцать лет, наверное. Мне их не считал никто, сама старалась ставить татушки по одной в год, посещая Город, может, когда и лишнюю поставила, это так красиво! Вряд ли татушки годовые с указанием цикла отсчета. Ёк-клмн, я не умею множить. Забавляясь арифметикой, на автопилоте плыла на подсознательном уровне в желаемую сторону. Я так делала часто, мое второе я, которое не могу контролировать, помнит больше. Но как я начинала отсчет, если детство не помню? Вроде бы страж при первой выдаче медузы измерял меня, сопоставлял все размеры и отношения по таблице сверстников. Значит, я родилась уже взрослой. Так мальком я бы не выжила без опекунов, а они, в свою очередь, мне бы обязательно ставили татушки, хотя бы самую первую, пока не обнаружили, что я уродец.
– Ха-ха-ха. Первая татушка ставится непосредственно при приеме мальков в клинике, она такая клевая. Сейчас посмотрим. Ёк-клмн, у меня ее нет! – после осмотра выразилась я.
В размышлениях я встретила стайку медуз с афалиями, которые направлялись в Город. После краткого приветствия они рассказали свою историю о том, как долго ждали малька, но Лоно перестало выдавать их, после того как из нее вышла взрослая уродливая особь, которая, обезумев, чуть не удушила стража, покусала сенсорные усы ската, затем ушла в глубины.
– Но как это возможно? Скаты могли ударить его током, – сердце тревожно застучало, просясь наружу, в мозгу сквозь туман всплывали те первые циклы жизни.
– Разряды тока у скатов ограничены, и в местах скоплений особей стражи периодически делают разрядку на небосвод, чтоб нечаянно не врезать в толпу.
– А что далее было с бешенной афалией, его нашли?
– Где там, он исчез с такой быстротой в направлении южного водоворота, что никто и не думал его догонять. Уродцы всегда уходят туда, откуда пришли, в преисподнюю. Да и догонять себе дороже, внизу, не взирая на холод, постоянно дежурили стаи рыжих бестий, они-то и отлавливают всех мутантов. Но что этот урод сделал с Маткой, как он проник туда, никто не знает.
– Я как раз собирала-сь, – запнувшись, поспешила исправится. – Собирался посетить Лоно, думал, и мне воспитанника дадут.
Сама в страхе прижимала к голой груди воздушный шарик, конец которого пропустила между ног, чтобы не навлечь гнев сородичей.
– Ты еще молод, да и опоздал, уже пять лет нет ни одного малька. Выродок осквернил святое место, и Юпитер больше не хочет нашего вида в его Вселенной. Мы вымираем.
– В мире есть все условия, чтобы исправить, главное, вовремя заметить и не упустить шанс, – я потянула воздух из шарика и нарочито закашлялась. – Вы не могли бы пополнить мой шарик кислородом, что б дотянуть до Лона?
Конечно, у нас его хоть отбавляй, мы всегда странствуем группой, и наши медузы в безопасности, растут, как животы морганов, – засмеялись они в ответ.
– Допустим, как у меня вышло, – продолжила я. – Мою медузу разрезала камелия, но я сумел ее убить. Вокруг никого нет, догнал утопающую камелию, отрезал часть шкуры, поднялся к небосводу, там оказался воздушный пузырь. Слишком горький газ в нем, но дышать можно. Не рискнул бы погрузиться, так и выпал бы в осадок. Дрейфую по течениям в надежде встретиться со стражем, чтобы получить новую, а встретил вас. Все в жизни идет навстречу тебе, только мы порой больше ноем, чем работаем.
– Это верно.
Загомонили в ответ.
– Присоединяйся к нам, мы плывем в Город. Это, правда, дальше, чем к Лону, зато безопаснее, и кислорода хватит на всех.
– Спасибо большое, но я хотел увидеть своими глазами священное место. И раз до него уже близко, то я продолжу путь паломника, – дрожала я всем телом, перепугавшись насмерть, вдруг заподозрят.
– О, уважаю особей, которые чтут легенды, и приклоняются перед святынями. А то эти ученые весь мир перевернут с ног на голову, дай им только волю. Ты слышал, что один молодой афалий сказанул, что Вселенная – не бескрайний лед с наполненными сферами жизней, таких, как наша.
– Разве может быть иначе? – я подогрела интерес у собеседника.
– По его мнению, Вселенная пуста, и в ней летают ледяные шарики Миров.
– Кощунство эти все их гипотезы, а как же тоннель, по которому Бог посылает нам мальков? Он ведь существует с незапамятных времен. Длина его до сих пор не измерима. Если во Вселенной ничего нет, то почему растет холод, пустота не может иметь температуру, нет вещества – нет чему греться или остывать. Пустота – это абсолютный ноль, ни минус, ни плюс. Мы знаем, что на десятки километров лед, далее мороз растет, и все же оттуда приходят к нам здоровые согретые молодые афалии. Значит, там есть теплый Мир: через пустоту не пройдешь, нужна опора, чтобы плыть, идти. А раз в туннеле вода, значит, и потусторонний мир – водный, согретый своим ядром. И мальки к нам плывут, как рыба на нерест. Воду сохранить и пополнить может только лед. Вселенная – это абсолютный лед, и нечего придумывать нового. Просто надо подумать, как согреть Лоно, возможно, оно замерзает или, может, тот мир – мир нерестилища?
Я запнулась, побелела: надо же высказать такую ересь! Все афалии думают, что на том конце бог Юпитер, и, с моих слов, он замерз. Приготовилась бежать, посматривая по сторонам.
– Мой ты милый отрок, как ты прав в своих речах, – старик погладил мои локоны.
Все вокруг оживились, не узрев кощунства, окружив меня, восторженно ликовали.
– Плывем в Город, мы соберем вече и попросим дать объяснения вплоть до свержения этого выскочки из Дома Знаний.
Это меня и сгубило почти, я уже не могла уйти от них. Они, взяв меня в кольцо, вынудили присоединиться к ним. С трудом уговорила их оставить мой шарик, как трофей. Пришлось пофантазировать, придумать историю борьбы с камелией, и удачный исход, почти удачный, ведь она поломала мне ребра, сжимая в кольца, исколола тысячами ядовитых игольчатых зубов все тело, отчего оно вздулось большими нарывами, которые покрывали меня с ног до головы. Только за два цикла до встречи с ними они прошли, лишь остались на груди два отдельных волдыря. Повредила ноги, так что они торчали в разные стороны, и раны на них с ладонь. Афалии охали в ужасе и смотрели недоверчиво. Отчасти это правда, когда я отвязала повязку с ноги, то одна афалия упала в обморок, когда из широкой раны выползли мелкие черви. Факт глубокой раны не оспоришь, и всем пришлось поверить. Старший группы принялся за обработку раны, они по очереди мочились на нее и протирали платком гнойные образования. Такие муки мне не к чему, и я выпала в осадок. Лекарь снова и снова протирал рану, обрезая отмершие края, и в завершении наложил легкий бандаж. Из-под него через трубочку надул кислорода с пыльцой древесного алоэ, помещая рану в воздушную капсулу. Сознание вернулось, и сквозь сон я услышала, как они обсуждают мое тело.
– Мне кажется это и есть тот уродец, он не похож на нормального, фигура, словно точеная, талия узкая, а плеч нет, таки хилые, – произнес подозрительный тип.
– Не выдумывай, посмотрел бы на тебя после такой передряги. Вот места живого нет, вся шкура изодрана, рана на ноге, еще немного и вообще лишился бы мышц, – пошел в защиту старик. – И второе колено, словно злобоеж.
– Он не выживет, – произнес мой целитель, который обрабатывал раны. – Температура растет, синие пятна пошли.
– Это синяки от ударов, – предположил смутный тип. – Интересно, чем камелия смогла их наставить? Она мягкая, как резина.
– Чем ты слушал, – возмутился старец. – Он на вулкане работал, когда напала камелия. Я сам копателем был, условия, я скажу, незавидные, постоянно ошпаренный и битый камнями. Смотри, какие шрамы, а здесь…
– Я про синеющую ногу говорил, – отвлек целитель от исследования моего тела. – В Городе ее отрежут наверняка. Если доживет, нам до него еще пять циклов, – тяжело вздохнул. – не доживет горемыка.
– Нашли, о ком горевать, это он, я отвечаю. Опухоль не проходит, все кругленько, и без горячки, да и под набедренной повязкой слишком пусто. Давай посмотрим, пока в отключке? – предложил тип.
– Это противоречит всем нормам этикета.
– Да ну вас с вашими нормами, на кону жизнь нашего сообщества. – Вспылил мутный.
– Короче, везем его в Город, желательно побыстрее, там разберутся, кто есть кто, – остановил полемику лекарь. – Тихо, приходит в себя…
Приходить в себя я не хотела, но нечаянно моргнув, выдала пробуждение. Немного потянувшись, с глупым видом открыла глаза, будто потеряв память и не знаю, где нахожусь.
В последующий цикл путешествия я «вернула» память, и убалтывала их своими рассказами, как умудрилась добыть необычное копье, как дралась с злобоежами и т.д. Про водоворот ни слова, ведь там преисподняя, и туда убегают уродцы. Моих бесконечных рассказов, выдуманных и правдивых, хватило на длинную дорогу к Городу.
Здоровье пошатнулось, в голове мутило, ноги с трудом двигали ласты. И к всеобщей радости афалий, только не моей, синяки и шишки прошли, а так удобно за ними было скрывать «бугры» на груди. Когда все отошли ко сну, потихоньку перемещаясь от медузы к медузе, я наполнила воздушный шар. Добавила странных камней лекаря в свой балласт. Шарик смог вместить солидное количество кислорода, пока не оторвал меня он живого островка.
– Извините, но я не согласна в лабораторию для опытов, – с этими словами бесшумно вспарила к небосводу.
Блуждать в холодных водах не пристало такой больной. Приспуская кислород, нашла хорошее течение в направлении Города. Внизу мелькнула верхушка знакомого потухшего вулкана, значит, пора погружаться, там в глубинах ждет меня убежище: в теплоте, без воды мои раны разбухать не будут, должна выжить. Теперь я знаю свое предназначение, пусть и самое ужасное.
Теряя рассудок, добралась до грота, и снова меня поджидал сюрприз, будто предугадывая мое появление, стая гистамин заполнила все пространство, медленно поднималась из глубин. Это сезон миграционных атак, когда несколько выводков созрели и собираются в стаи, устремляясь вверх на охоту и размножение. В течение трех циклов они нападают на всех, кто попадается на пути. В это время вся живность жмется к холодному небосводу, афалии реже вылазят из своих убежищ, и только группами.
Отступать поздно, наверх не успею, кислород иссяк. Из всех сил рванула к пещере, живот подтянулся от голодовки и напряжения, набедренная повязка ослабла выпуская затянутые концы. Вначале гистамины просто плыли рядом, сгущаясь, затем резко облепили всю, сковав движения. Пришлось остановиться, кислород в крови исчез. Одним движением конечностей стряхнула больше половины наездников. Рывок вперед, и пещера в двух метрах. Снова живые оковы остановили.
– Гибу-у-ук! Вспомнила запрещенное Валерионом слово, выдавила последние остатки СО2 с кровью из легких, кислород давно в них отсутствовал.
Гистамины в радиусе двадцати метров лопнули в одночасье, окрасив в розовый цвет воду. Голова слегка вспухла. Теряя силы, потянулась к краю карниза и соскользнула, наткнувшись на попавшуюся прилипалу, в это время десятки новых гистамин повисли на ноги.
– «Все, не успела, и вновь я коматозник, нет, на сей раз мертвец. Зря они толпой, одного я бы выносила, и был бы у меня воспитанник», – черным юмором отозвался внутренний голос.
– Мне бы еще разок крикнуть, да нечем.
Один гистамин и впрямь протиснулся под набедренную повязку, руки потянулись к ней, натыкаясь на десятки соратников. Гистамин, борясь с повязкой, как и в прошлый раз, довел меня до экстаза. Затем проник в брюшную полость, второй, третий, четвертый, на пятом остановились, остальные, как по команде, отцепились.
«Опа, оказывается у них есть мозги», – коматоз с блаженством затмил мой разум. – Кислорода не догадались мне подкинуть. Не быть мне…
Вдруг раздался оглушающий писк ультразвука. Гистамины бросились прочь, затем последовал толчок сзади… Просыпаюсь на краю пещеры: перед моими глазами стояла или лежала (примыкающие всегда лежат на брюхе) саламандра огненно-красного цвета.
– Час от часу не легче, – вздохнула я. – Оставила на завтрак?
Она прикрыла глаза, давая знать, что есть не собирается. Пошуршала рукой на поясе, нащупала крупного лангуста, которого прихватила с собой, проплывая мимо фермы, пока не было старика. Отцепила и бросила ей. Она открыла один глаз, раздвоенным языком ловко обвернула подарок, втянула в зубастую пасть, смачно чавкнула и проглотила. Зевнув во всю тысячезубую пасть, отвернулась и накрылась широких хвостом.
– Ну что ж, видно, это ты их и тырила из моей заначки, а меня, значит, оставила в надежде на дальнейшее сотрудничество. Ладно, будь по-твоему, я у тебя в долгу, следующий раз принесу целый мешок.
Прошлась мимо нее в дальний угол. Резкая тяжесть навалилась на живот, глянув на него, вспомнила о гистаминах.
– Так вот для чего ты меня оставила в живых, чтоб я, как суррогатная мать, выносила твоих детей.
Откатила камень, достала вязанку очищенного мяса лангустов.
– Держи еще, Повелитель гистамин, – бросила под самый нос ящерице.
Она, прижав лапой связку, принялась за трапезу. Через пять минут несколько килограммов исчезли в пасти. Вдруг, резко взмахнув хвостом, сбила меня с ног и прижала к себе. Сердце забилось, как платочек на ветру, но она как ни в чем не бывало продолжила лакомиться остатками мяса. Я осторожно погладила по шершавой коже. На ощупь она показалась даже мягкой, словно чешуйки обшиты бархатом, от тела дышало жаром, но дружбой надо дорожить, отстраняться не стала.
– Ну и как будем жить?
– Хр-р, Мур-р-р, – ответила саламандра, приоткрыв один глаз.
– Значит так, я буду тебе приносить лакомства, а ты объяснишь своим гистаминам, чтоб меня не трогали. Хотя они уже вряд ли тронут, – проговорила я, поглаживая вздутый живот.
– Ш-ш-хр, – лизнула в ответ горячим языком меня в грудь.
Неприятная резь от шевеления гистамин заставила согнуться и выдать стон.
Вдруг легким ударом головы мне в подбородок саламандра повалила на себя и скатила на пол, затем передней лапой ступила мне на грудь, хвост возложила на ноги, зубами, как ножом, разрезала набедренную повязку и запустила свой раздвоенный язык. Не успела я сообразить, что можно предпринять, как она извлекла одного гистамина, обкрутив его витками языка. Я не стала ей мешать делать мне аборт, тем более чужеродных эмбрионов, плюс – это было ну очень приятно. Вытащив последнего, она принялась за мою рану на ноге, сняв ужасными ножницами сдутый бандаж, вылизала до боли и красного цвета мое мясо, обгрызла отмершие участки кожи и плоти. И напоследок срыгнула желчью. Адская боль пронзила спинной мозг стрелой, вошла, словно зазубренный буравчик в мозжечок и… и все, далее не помню.
Очнулась снова от боли, саламандра снова лизала рану, повтор обработки желчью выдержала, сознание осталось, спрятавшись в туман. Так повторялось еще и еще в течение двух циклов. Вскоре изголодавшийся желудок больше терпеть не мог, требовал заполнения.
– Погоди, а не сгонять ли нам на ферму, подкрепиться? Старик в это время должен быть на рынке. Поедим вволю, – предложила я после того, когда заметила явные признаки залечивающейся раны.
Смело ухватила ее за шейный гребень и потащила в воду. Она нехотя поднялась и спрыгнула с карниза. Я поплыла вперед, увлекая ее за собой. Через минуту саламандра поняла, что от нее требуется, захлестнула мое запястье языком и умчалась вверх. Я, обняв ее за шею, дергая за уши, выставляла курс на ферму.
– Как вовремя!
На ферме царил погром. Семь электрических скатов с молодыми афалиями гонялись за лангустами, собирая их в сети.
– Эй! Вы случайно не ошиблись? – возникла из-за выступа, сидя на спине саламандры (блин, до чего неудобный конь, спинной гребень так и норовил разделить мои задние полушария).
– А ты попробуй останови нас, – рявкнула в ответ, не поворачивая головы, одна особь.
– Ну что ж, сами напросились.
Стукнула пятками по бокам «коня», и он сорвался с места, крутанув меня через голову в два оборота. Саламандра огненной стрелой врезалась в ската, откусив ему хвост. Разряд электричества достал и меня в ста метрах. Ящерица пискнула, но не оставила своего занятия. От удара током на афалиях сверкнула сеть заземления.
– Из богатых семей, а что творите! – возмутилась я, ведь иметь электрических скатов и сеть заземления стоило целое состояние.
– Полундра! Смываемся! – взревели обалдевшие захватчики.
Через пять минут все кончилось, четыре зарвавшиеся афалии «пешком» уносили ноги. Трое на израненных взбешенных скатах унеслись прочь в неизвестном направлении.
– Ну все, все, успокойся, – погладила ящерицу по ее судорожно дергающемуся от перенапряжения и переохлаждения телу. По ее меркам вода просто ледяная. – Они больше не вернутся, пусть плывут. Иди поешь, ты сегодня заслужила все почести.
Проглотив десяток лангустов, она заторможенно ушла в глубину, температура воды не позволяла ей находиться здесь долго, это и спасало весь водный мир от их нападений.
– Софэлл! Привет! – не сбавляя скорости, налетел на меня старик.
– И тебе не хворать, но если ты не перестанешь на меня давить, то я точно умру, – с трудом произнесла я, неокрепшие ребра заныли с новой силой. – Вся переломана, а ты обниматься.
– Что с тобой? Где? – забеспокоился фермер.
– Уже немного пришла в норму, спасибо, лекарь попался хороший.
– Это после того полета?
– После полета, хи-хи, ладно, все потом расскажу. Как ты здесь справлялся без меня? Такое стадо, плюс рынок, продажа. Короче, давай к тебе в дом, пока рана моя не вспухла, ей необходим воздух.
– Сегодня цикл какой-то особенный, лангустов разобрали мгновенно, – старик, забыв о моих болячках, принялся болтать обо всем, не сдвинувшись с места. – Возвращаясь домой, встретил сына Смотрящего городского рынка, так он мало того, что без любимого ската, так еще и дорогу уступил и поздоровался. Чудо, – удивленно развел руками старик.
– Может, ступил на путь исправления, – лукаво предположила я.
Хвост ската подозрительно свисал с камня над пропастью. Легкое движение ноги, и он медленно исчез в глубинах.
Мессия провалена
Купив новый резиновый мешок, мы с Валерионом не оставили затеи доставить кислород в Город ученым. Соорудив более надежную конструкцию воздуховода, заполнили шар немного меньшим количеством и погрузили с балластом, затем снова добавили газа.
После часа усилий, кое-где стравливая воздух, а где уменьшая груз, нависали сами, корректировали свой маршрут, чтобы было меньше вопросов от стражей. Когда сбросили балласт, мы, как пробки, всплыли в воздушном пространстве Города, в стороне от острова. К нам поспешили стражи, объяснив, что и почему, нам не пришлось долго скитаться в поисках конечного пункта назначения, и пока доплыли до острова, навстречу вышла группа ученых. Перекинувшись словами, они забрали наш шар, забыв про нас. Пришлось немного послоняться по острову в надежде, что нас не кинут. Холодный настил под ногами, перенасыщенный влагой воздух, быстро пронимал до костей. Вскоре из здания вышли солидные дяди и пригласили внутрь.
Это был предел мечтаний, побывать в самой лаборатории. Белые стены с полосами плесени испускали фосфоресцирующий свет. Везде стояли какие-то аппараты, работающие с ужасным звуком. В полу находился бассейн со скатами, они периодически подплывали к металлическому стержню, торчащему из потолка, и производили разряд, после этого из него падали личинки злобоежа, или килька, все зависело от силы разряда.
– Хитро, и уговаривать не надо, – усмехнулся старик.
– Смотри! Огонь! Настоящий огонь, – воскликнула я и подошла поближе.
Жаром обдало тело, рабочий вынул из печи чашу, вылил расплавленный металл в форму на столе, затем охладил водой. Постучал по форме, разделил на две половинки и вынул серебристый остов арбалета. Я была просто в шоке, так просто смотреть на конечный результат, вспоминая, как сама пробовала добывать руду. Когда при ударе киркой от отдачи взлетаешь на добрых три метра, приходится забивать клинья в расщелины и привязываться к ним для уменьшения реактивной тяги. И так то взлет, то падение, одновременно умудряешься глотнуть кислорода, а он от такой физической нагрузки расходуется очень быстро, порой не хватает одной медузы. Далее сбор руды, а если на склоне, то внизу второй афалий ловит ее в мешки, и начинает тонуть под весом, ты бросаешь кирку и на помощь. Вдвоем кое-как прилаживаешь руду в нишах, потом приплывают скаты и увозят в Город.
– Меня зовут Клавдий, Верховный Жрец лаборатории, – вывел из оцепенения нас подошедший афалий. – Мы провели анализ вашего воздуха, это непостижимо! Примесь составила 0.01%, и та, видно, попала от вашей жизнедеятельности внутри меха.
– Мы никак не могли придумать, как его туда втолкнуть, пришлось внутрь заползать, – извиняясь, произнесла я.
– Это великолепный газ. Есть ли у вас еще? Мы могли бы договориться о цене. Мы выдадим вам все необходимое, насос, стерильные меха, если вы продлите поставки газа. Что вы хотите взамен?
– Одного ската для моего компаньона и пропуск на пребывание на острове, – высказал заранее подготовленную речь Валерион.
– Хорошо, я вижу, вы не знаете цену своего товара. Мы предоставим вам ската и место на острове для проживания на двоих и одежды. У нас здесь, как вы уже ощутили, довольно зябко. Вы, со своей стороны, обязуетесь регулярно поставлять шары. Если поставка прервется, мы аннулируем договор, ската, возможно, оставим, все зависит, сколько успеете доставить, – взглянув на меня, добавил. – Вам мы оставим постоянное место жительство. Тебе в твоем теле и так чудом удалось долго задержаться на этом свете. Сколько раз приходилось спасать вашего брата, когда работал в жандармерии, доживаете до подросткового возраста и…
– Мы согласны, – хором вырвалось из груди.
– Тогда ждем следующий шар к концу пятого цикла, не позже. Это не очень далеко? – уточнил он, затем повернул голову, крикнул в коридор. – Михлк, принеси ключи от моего дома, пусть гость расположится пока у меня.
– Нет, пока Твердь повернется, пройдет много циклов, мы можем доставлять почти каждый цикл, чтоб хватило наперед, – ответил Валерион. – А почему вы не интересуетесь, как мы достаем чистейший кислород? – вдруг спросил старик. – Проще же самому добывать, чем покупать, тем более, если это очень дорого.
– Я хотел этот вопрос задать вам через пару рейсов, когда вы получили бы солидную сумму, деньги лишними не бывают. И слежку за вами мы устраивать не будем, не в наших правилах обманывать. У нас был один афалий, привозил пару раз похожий кислород, но источник у него быстро закончился. Так что я не думаю, что сотрудничество продлится долго.
– Извините, – смущенно произнесла я, когда рыжей саламандрой сверкнула искра желания в глазах жреца. – Мне не надо постоянного проживания, я уже взрослый афалия и привык к выживанию. У нас есть ферма по разведению лангустов, и за ними нужен уход, Валерион один не справится, а мне здесь делать нечего.
– Но безопасность превыше всего, да неужели вам не хочется осмотреть лабораторию, процессы обработки металлов, Город? – удивленно посмотрел на меня Верховный. – По желанию можете пройти медкомиссию, чтобы выяснить ваши патологические изменения тела. Сейчас у нас медицина шагнула далеко вперед, многие делают операции по коррекции внешности. Для вас мы сделаем это бесплатно, это будет вершина мастерства. Я еще раз честно повторюсь, ваш внешний облик нами не изучен, вы с завидной регулярностью поступали из Лона, но по истечении тысячи циклов исчезали, а на моем веку, когда медицина окрепла, афалии просто перестали вас брать на воспитание. Извините, но кому нужны вы, когда, не повзрослев достаточно, уходили в глубины к рыжим бестиям.
– Видно, общество афалий не способно было нас защитить, – с укором произнесла я, глядя ему в глаза.
– Возможно, но до сих пор афалии старались сами выжить в этом диком мире, средь злобных саламандр и злобоежей, – виновато произнес Клавдий. – В природе выживает сильнейший…
– А мы слабый элемент этой структуры, – зло подступало к горлу, но я пока сдерживала его, чтобы не наговорить глупостей. – Ну что ж, пробуйте и далее выживать, посмотрим, что у вас получится, когда Лоно уже не выдает мальков. Может, стоило ценить каждого из нас, глядишь, и Юпитер был бы благосклонен также к вам.
