Читать книгу: «Актуальные проблемы государственной политики», страница 8

Более того, это «русское гражданское общество» было очень развитым и в смысле внутренней организации. Если на Западе после рассыпания общин и превращения людей в «атомы» потребовалось около двух веков для того, чтобы начали складываться ассоциации для ведения борьбы за свои права и интересы (партии, профсоюзы и т.д.), то Россия эти структуры унаследовала от своей истории. Такой структурой, принимавшей гибкие формы, была община, пережившая татарское иго и феодализм, абсолютизм монархии и наступление капитализма. Соединение большинства граждан в общины сразу создавало организационную матрицу и для государственного строительства и самоуправления, и для поиска хозяйственных форм с большим потенциалом развития.

Важной вехой в развитии гражданского самосознания населения России было появление Государственной думы – представительного, хотя и безвластного органа. Оно породило особую форму политической борьбы крестьянства – составления наказов и приговоров. В России отсутствовало петиционное право, это было оговорено и при учреждении Госдумы. Но только в I Госдуму поступило свыше 4000 пакетов и телеграмм.

Историческая иллюстрация

В наказах было видно, какие надежды возлагали крестьяне на решение своих жгучих проблем в рамках монархического государства. Наверное, ни один парламент в мире никогда не получал таких драматических писем.

«Мы с вами и за вас. Вы умерли, а мы с вами…», Ивонинская волость. Смоленской губ.

«Государственная дума в нашем представлении есть святыня и заступница всего угнетенного народа… Требуйте, мужайтесь, иначе и не возвращайтесь к нам», Ливенский уезд Орловской губ.

«Пока крестьян не ублаготворите, потудово не приезжайте в наше общество», Новооскольский уезд Курской губ.

«Если Государственная дума не облегчит нас от злых врагов-помещиков, то придется нам, крестьянам, все земледельческие орудия перековать на военные штыки и на другие военные орудия и напомнить 1812 год, в котором наши предки защищали свою родину от врагов французов, а нам от злых кровопийных помещиков», дер. Кунилова Тверской губ.

«Если депутаты не истребуют от правительства исполнения народной воли, то народ сам найдет средства и силы завоевать свое счастье, но тогда вина, что родина временно впадет в пучину бедствий, ляжет не на народ, а на само слепое правительство и на бессильную думу, взявшую на свою совесть и страх действовать от имени народа», с. Никольское Орловского уезда и губ., июнь 1906 г.

Крестьяне России переросли сословное устройство общества, они обрели именно гражданское чувство. Судя по многим признакам, оно им было присуще даже в гораздо большей степени, нежели привилегированным сословиям (см. еще вставку с выдержками из наказов).

«Третья наша теснота – наше особое, крестьянское положение. До сих пор смотрят на нас, как на ребят, приставляют к нам нянек, и законы-то для нас особые; а ведь все мы члены одного и того же государства, как и другие сословия, к чему же для нас особое положение? Было бы гораздо справедливее, если бы законы были одинаковы как для купцов, дворян, так и для крестьян равным образом и суд был бы одинаков для всех», с. Ратислово Владимирской губ., 12 июля 1905 г.

«Крестьяне давно бы высказали свои нужды. Но правительство полицейскими средствами, как железными клещами, сдавило свободу слова русских людей. Мы лишены права открыто говорить о своих нуждах, мы не можем читать правдивое слово о нуждах народа. Не желая дольше быть безгласными рабами, мы требуем: свободы слова, печати, собраний», Прямухинский волостной сход Новоторжского уезда Тверской губ., 31 июля 1905 г.

«Желаем, чтобы все перед законом были равны и назывались бы одним именем – русские граждане… Мы хотим и прав равных с богатыми и знатными. Мы все дети одного Бога, и сословных различий никаких не должно быть. Место каждого из нас в ряду всех, и голос беднейшего из нас должен иметь такое же значение, как голос самого богатого и знатного», дер. Пертово Владимирской губ., 5 декабря 1905 г.

Большую роль в консолидации гражданского общества трудящихся сыграло развитие прессы. В 1905—1907 гг. газета стала важным атрибутом крестьянской жизни в России. Вот сообщение мая 1906 г.: «Буквально не было ни одного глухого уголка, откуда бы не несся один вопль: дайте нам газету! По данным статистического отделения московской губернской земской управы, из ответов 700 корреспондентов из 700 деревень губернии выясняется, что газеты или журналы получают в 79% деревень и на каждую деревню приходится по 2—3 периодических издания». Газеты читали вслух, информацию получала вся деревня. Вот сообщение из газеты «Страна» (10 мая 1906 г.): «Ты, Павел, обратились крестьяне одной деревни Юрьевского у. Владимирской губ. к грамотею, читавшему им долгую зиму газеты, – "не паши, не коси, ты читай и нам передавай, а мы за тебя все делать станем". И Павел читал газеты в горячую страдную пору и передавал содержимое своим односельчанам, а они благодарили его и хвалили⁷».

Тот культурно-исторический тип, который вызревал в революциях 1905—1907 гг., а затем в Февральской и сложился в ходе Гражданской войны, был несовместим с буржуазно-либеральным проектом и вызывал ненависть у «западников» – и правых и левых. А.С. Панарин называет русский народ «подпольщиком современного гражданского общества», но речь у него идет именно о западном обществе, у него нет отрицания того института, который складывался на основе общинной культуры.

Цитата

Русский народ сегодня выступает олицетворением той самой народности, которую либеральные деструктивисты исполнены решимости разъять окончательно. Стратегическая гипотеза современного мирового либерализма состоит в том, что русские являются последним оплотом народности как всемирно-исторического феномена, враждебного западному индивидуализму… Народ оказывается хранителем общинного сознания в эпоху, когда общинность репрессирована политически, экономически и идеологически. В этом смысле народ оказался великим подпольщиком современного гражданского общества.

А. Панарин. Народ без элиты

Кризис, который переживает Россия, – эпизод русской революции. Ее заряд не был исчерпан в первой трети ХХ в. и вырвался наружу в перестройке. На арену вышли духовные наследники прежних либералов и космополитов, опять с западническими проектами, но в обновленных формах. Такая их живучесть свидетельствует о том, что советское гражданское общество было традиционным. Оно сохранило почти все множество «малых народов», групп и сословий, а современное классовое гражданское общество сплавило бы их в своем тигле, как на Западе «обуржуазило» пролетариев.

Еще во время перестройки власть сделала выбор, который нанес большой ущерб общественному сознанию и системе знания самой власти – была принята доктрина консолидации постсоветского общества посредством жесткой антисоветской идеологической кампании. Предполагалось создать образ СССР как «империи зла» и стереть в коллективной памяти советский период как «черную дыру» в истории. Это была программа, структурно аналогичная принятой властями Украины – там была принята доктрина нациестроительства через создание образа России и русских как изначальных и вечных врагов украинского народа. К этому был подверстан образ «голодомора» как сатанинской операции геноцида. Это тупиковые программы. Украину ее программа уже довела до трагедии.

Антисоветская кампания в РФ такого громкого «успеха», как на Украине, не имела, но вред нанесла большой. Она очень затруднила сборку постсоветского гражданского общества. 1990-е годы были временем дезинтеграции общества вообще. Культурно-исторический тип «советский человек» переживал болезненные изменения с 1960-х годов, а во время реформы вообще был загнан в катакомбы. Без него в новых поколениях и на обновленной мировоззренческой основе создание гражданского общества проблематично. Общности, соединившиеся на основе индивидуализма и наживы в России, пока что невелики или даже маргинальны. Они стать скелетом пока что не могут, и неизвестно, смогут ли вообще.

Важно!

Опыт последних 25 лет показал, что в России пока не произошло разделения общества на враждующие классы – культура большинства населения оказалась очень устойчивой, и гражданского общества западного типа не возникает – не сложилось той конкурентной системы социокультурных групп, о которой говорили в начале 1990-х годов. Тем не менее некоторые представители элитарных групп сохраняют надежду на возникновение гражданского общества как «республики собственников».

Цитата

Какое же общество действительно нуждается в правовой демократии и способно ее защитить и сохранить? Я думаю, только то, которое состоит из собственников, независимо от того, чем они владеют, – средствами производства, денежным капиталом или только своей рабочей силой… Иными словами, это общество приватных интересов и дел, где каждому что-то принадлежит и каждый имеет право на собственное дело. По существу, это и есть гражданское общество, в котором люди связаны между собой как независимые друг от друга индивиды – самостоятельные собственники и хозяева своего частного дела.

В.М. Межуев. Право. Свобода. Демократия

Из истории политической науки

В.М. Межуев (1933 – н.в.)

Российский философ и культуролог, специалист в области философии культуры и социальной философии, доктор философских наук.

Основные сочинения: «Культура и история» (1977),  «От философии жизни к философии культуры» (2001), «Маркс против марксизма» (2007)

Другие либеральные мыслители смотрят на эту перспективу скептически и возлагают надежду на авторитарное государство. Л. Радзиховский пишет в «Российской газете» (02.03.2004): «Есть в России тонкий, хотя, конечно, куда более массовый, чем 100 лет назад, слой “приличных людей”… Я, естественно, принадлежу к этим людям. Но, повторяю, власть, грубая, часто раздражающая и беспардонная бюрократия – это единственное, что худо-бедно отделяет нас, мирных и мягкотелых, от куда более грубой и агрессивной толпы. Сами себя мы защитить не можем, никакого гражданского общества у нас нет».

Здесь необходим общественный диалог, и предстоит большая работа по выработке «универсального минимума» ценностей, которые бы разделяло большинство населения. Большие программы новой сборки российских нации и общества сразу должны быть совмещены с созданием и изменениями политических и общественных институтов для приведения их в соответствие с образом гражданского общества.

Основные выводы

В распространенных в российской литературе гражданского общества определениях введено жесткое формационное ограничение: гражданское общество может существовать только в условиях «экономики, основанный на частной собственности и системе свободного рынка», т.е. ни докапиталистические, ни посткапиталистические, ни некапиталистические общества не могут сформировать структуру гражданского общества, даже если бы имели «разного рода добровольно сформировавшиеся негосударственные организации». Иными словами, в этом учебнике под термином «гражданское общество» понимается именно современное западное общество, институты которого сейчас быстро трансформируются.

Современное представление о гражданском обществе как сфере частных интересов возникает на заре Нового времени в трудах Гоббса и Локка (XVII в.). Протестантская Реформация и научная революция разрушили представление о единстве социального мира и сконструировали новую общественную фигуру – индивида. Societas civilis, по Гоббсу, – это не мир, сочетающий политическое и социальное, а сообщество индивидов, соединенных страхом насильственной смерти и заключивших пакт, чтобы положить конец опасностям «естественного состояния».

Проекты устройства гражданского общества в ходе буржуазных революций натолкнулись на несоизмеримость ценностей, лежащих в основе доктрины западной демократии: равенства и свободы. Идеология свободного рынка, невидимая рука которого якобы приведет в равновесие все интересы и ценности, увлекла и гражданское общество, и даже пролетариев – вплоть до Великой депрессии. Равенство и братство были сняты с повестки дня, произошел откат к Гоббсу. Однако после кризиса и Второй мировой войны на время идеал равенства стал возвращать свои позиции в рамках «социального государства», гражданское общество было расширено до «общества двух третей». Страх перед бедной третью опять сплачивал благополучную часть в гражданское общество, делал обывателей «сознательными и активными гражданами».

Происходит эрозия важного достижения периода «социального государства» – стабильная и массовая органическая солидарность, высокий уровень доверия между разными социокультурными группами. Сейчас социологи говорят о неожиданном возврате механической солидарности (ее даже называют неомеханической). Более того, главной проблемой нынешнего общества называют «смерть субъекта» (социального актора). Это означает дезинтеграцию гражданского общества, даже при сохранении видимости плюрализма групп. Переход к политике мультикультурализма лишь маскирует этот процесс, его скорее можно уподобить неотрайбализму. Большое число организаций – феминистских, по защите прав сексуальных меньшинств, инвалидов, пожилых людей и др. – не объединены ценностями прежнего гражданского общества – плюрализмом, интеграцией, участием и мобилизацией. Эти ценности несоизмеримы, но вместе образуют систему. А сейчас все эти ассоциации стали «эгоцентричны», как секты или трайбы.

Современные тенденции социально-политического развития Запада ведут в направлении кризиса, а возможно, и разрушения той модели гражданского общества, которая сложилась за последнее столетие. Эта неустойчивость ощущалась уже в XIX в.

В последние десятилетия на Западе положение изменилось, идея гражданского общества стала тесно связываться с негосударственными общественными организациями (НГО) или некоммерческими организациями (НКО). Считается, что они и образуют ткань гражданского общества. В реальности НГО возникли в Европе на периферии гражданского общества. Первыми были профсоюзы, объединявшие пролетариев – для борьбы против «республики собственников». Вслед за ними выступили организации, отражавшие интересы других «аутсайдеров» гражданского общества – женщин, этнических меньшинств и т.д.

В социальном и культурном отношении крестьяне и рабочие, которые вместе представляли более 90% жителей России, являлись единым народом, не разделенным сословными и классовыми перегородками. Этот единый народ и был гражданским обществом России, составленном из свободных граждан, имевших сходные идеалы и интересы. Оно было отлично от западного гражданского общества тем, что представляло собой «республику трудящихся», в то время как западное гражданское общество представляло собой «республику собственников». Сословные «оболочки» российского общества утрачивали силы и должны были занять подчиненное положение, как это и произошло в ХХ в.

Опыт последних 25 лет показал, что в России пока не произошло разделения общества на враждующие классы – культура большинства населения оказалась очень устойчивой, и гражданского общества западного типа не возникает – не сложилось той конкурентной системы социокультурных групп, о которой говорили в начале 1990-х годов. Тем не менее некоторые представители элитарных групп сохраняют надежду на возникновение гражданского общества как «республики собственников».

Контрольные вопросы

Есть ли в политологии общепринятое универсальное определение гражданского общества? Какие элементы, как правило, включают в вышеуказанное понятие? Чем вызван рост интереса современной политологии к гражданскому обществу?

Каковы основные вехи становления гражданского общества на Западе? Каково его современное состояние?

Дайте характеристику основным подходам к пониманию гражданского общества в западной общественно-политической литературе.

Каково соотношение гражданского общества и государства в различные исторические эпохи и в различных культурах?

Обозначьте основные проблемы формирования гражданского общества в России.

Дополнительная литература

Вершинин А.А. Становление гражданского общества на Западе: история и осмысление // Проблемный анализ и государственно-управленческое проектирование. 2014. №.2.

Геллнер Э. Условия свободы: гражданское общество и его исторические соперники. М., 2004.

Дмитриев Ю.А., Кучерина А.Г. Гражданское общество в России. Проблемы становления и развития. М., 2012.

Коэн Д.Л., Арато Э. Гражданское общество и политическая теория. М., 2003.

Histoire des idologies / Châtelet F. (ed). 3 vol. P., 1978.

Глава 6. Демократия

§ 1. Сущность демократии

Демократия – один из ключевых терминов в словаре политики и управления. За последнее столетие эта сущность обрела необычный статус. Почти все политические режимы заявляют о приверженности демократии. Отсюда проистекает «постоянно испытываемая трудность различения демократии и ее патологий». Никто, кроме маргиналов в политике, не осмеливается поставить ее под сомнение, критиковать можно только формы ее реализации.

Важно!

Тем не менее до сих пор не выработано общепринятых представлений и единого определения этого понятия. Считают, что в политическом языке нет другого такого слова, смысл которого имел бы столько вариаций. Неопределенность определений видна из того, что конкретные формы демократии обозначаются условными эпитетами: «либеральная», «народная», «западная», «республиканская» или «социалистическая». Между тем это слово – оружие идеологических войн. Государство, которое удается представить в мировых СМИ как «недемократическое», оказывается вне закона.

Тривиальное определение демократии как «власти народа» смысла не имеет. Уже Аристотель считал, что под демократией легко кроется власть «черни» (охлократия) под руководством демагогов. Столь же декларативно определение, данное президентом США А. Линкольном: «Демократия – это правление народа, избранное народом и для народа».

Современный политолог Р. Даль выделяет такие критерии демократии: всеобщее равное избирательное право; основанное на информации понимание существа стоящих проблем (при равном доступе к информации); эффективное участие в процессе принятия решений на всех его этапах; действенный контроль как за выработкой повестки дня, так и за делегированием власти. По этим признакам демократия обычно и противопоставляется другим системам правления – монархии, теократии, анархии, тоталитаризму. Хотя весь этот комплекс признаков также есть идеальная модель, которая сильно отличается от реальности так называемых «демократических государств».

Из истории политической науки

Роберт Даль (1915—2014)

Американский политолог, один из главных теоретиков плюралистической демократии.

Основные сочинения: «Введение в теорию демократии» (1956), «Полиархия: участие и оппозиция» (1971), «Демократия и ее критики» (1989)

Но главное, что это представление демократии почти исключительно применительно к одному институту – государственной власти. Однако даже в обыденном сознании демократия – нечто более фундаментальное и широкое. В ней видится образ мысли и действий на всех уровнях общества и государства.

Содержательным, хотя и абстрактным было высказанное Периклом кредо афинской демократии, в котором соединены начала свободы, права, справедливости и этики: «Не признавая излишних стеснений в нашей частной жизни, мы в общественном питаем величайший страх перед беззаконием; мы повинуемся тем лицам, которым в каждом данном случае поручили власть, и законам; среди же последних более всего тем, которые изданы в пользу обижаемых, а также и тем, которые, будучи неписаными, навлекают на нарушителей всеобщее осуждение».

§ 2. Демократия как исторический процесс

Под влиянием авторитета Аристотеля понятие «демократия» не использовалось (даже было запретным) до Французской революции, когда оно стало философско-историческим кодом, обозначавшим комплекс либерально-буржуазных идей и требований. Под демократизацией понимали процесс государственного строительства, начатый конституционализмом Англии и США.

Надо заметить, что в самих США слово «демократия» поначалу не применялось, так как она еще ассоциировалась с властью большинства, состоящего из низших классов (а также из неприязни к якобинцам). Было принято говорить «республика». Такое отношение к термину было в США устойчиво до недавнего времени. Так, начиная поворот к холодной войне, Г. Трумэн сказал: «Слава богу, что у нас не демократическая система правления. У нас республика. Мы избираем людей для того, чтобы они, исходя из своих представлений, действовали в интересах общества».

Важно!

Для политиков и политологов важно суждение, которое подчеркивают многие авторы: демократия – это не статическое состояние, а исторический процесс, который не завершен еще ни в каком конституционном государстве. Нельзя сказать: вот – демократия, а вон там – не демократия. Такие оценки относятся к сфере идеологической борьбы.

Становление демократии в разных странах следовало разным моделям и разным теориям. Так, либеральная теория представительной демократии (Англия) отдавала приоритет ответственности избираемых депутатов, способных принимать решения. Они сами выражают и предвосхищают волю народа, основываясь на доверии и полномочиях, данных выборами. Воля народа делегирована его представителям, принцип соучастия является второстепенным. Эта модель исходила из плюрализма интересов, присущих природе человека. Дело парламента – вести арбитраж противоречий, оценивать конфликтные действия конкурирующих групп и так находить оптимум «всеобщего блага a posteriori».

А во Франции Руссо утверждал: «Английский народ был свободен только на протяжении одного дня, того дня, когда он избирал свой парламент. После этого народ вновь живет в рабстве, он – ничто». Представление о демократии Руссо выводились из постулата о существовании гомогенной воли народа. Правители и граждане совместно должны понять эту волю, которая и выражает «всеобщее благо a priori». Эти две теории демократии различны, различаются и следующие им политические институты. По-разному идеологи обосновывают интересы господствующего меньшинства как выражения «всеобщего блага».

Элитарная теория демократии отходит от идеальных моделей и исходит из прагматической оценки реальности – ее и надо считать демократией. Суть ее – «политическое разделение труда»: господствующая элита, избранная на определенный срок, представляет во власти большинство населения, которое на этот же срок отказывается от давления на власть. Й. Шумпетер предлагает в рамках этой модели формулу: «Демократия означает не то, что люди действительно управляют, а только то, что они имеют возможность избирать правителей».

Более полное его определение таково: «Демократический метод – это тот порядок создания института для достижения политических решений, при котором отдельные (социальные силы) получают право на принятие решений посредством конкурентной борьбы за голоса народа».

Элитарная теория наглядно выявляет фундаментальное противоречие «буржуазной демократии» – концентрацию власти у собственников капитала. Политолог Р. Михельс сформулировал «железный закон олигархии», который гласит, что, поскольку демократия, чтобы достичь стабильности, вынуждена выделить активное меньшинство – элиту, она неизбежно вырождается в олигархию. Политолог М. Берд писала, что достижение власти означает одновременно и возможность достижения богатства. Демократия не ставит никаких препятствий для того, чтобы к власти приходили богатые. Практически во всех «демократических» государствах состоятельные кандидаты имеют несравненно больше шансов победить на выборах.

Важно!

Множество теорий и концепций демократии возникают потому, что непрерывные изменения в структурах и функциях государств и обществ порождают дискуссии, в которых мнения колеблются между «утопией» и «приспособлением». Остановиться на какой-то модели нельзя, так как вера в демократию основана на том, что она не позволяет подавлять какую-то одну сторону в противоречии несоизмеримых ценностей – свободу или равенство, справедливость или эффективность, власть большинства и права меньшинств и др. Именно перекосы в этих неустойчивых равновесиях сразу воспринимаются как нарушение демократии.

§ 3. «Измерения» демократии

Демократия как набор процедур правления. Историки демократии отмечают, что в течение двух веков демократический идеал Запада изменял свою природу, а практика сдвигалась к поляризации большинства и элиты. Это «история разочарования в демократии». Французский историк и политолог П. Розанваллон так определяет структурные причины разочарования граждан. Демократический проект исходил из идеала соучастия (и даже общих ценностей и интересов) между теми, кем правят, и теми, кто правит. В избирательной кампании кандидат представляется как «человек-народ», который «каплей льется с массами» (со своими избирателями). Но после выборов характер связи избранного во власть с гражданами меняет свою природу, поскольку граждане становятся теми, кем правят. Избиратели были субъектом политического действия, а после выборов общество становится для политической власти объектом. Это структурное противоречие представительской демократии (и в либеральной, и руссоистской моделях) замалчивается в политологии, хотя, как говорится, «демократия предполагает, чтобы существовало постоянное обсуждение того, что является причиной ее неудач и незавершенности». Без этого процедурная часть демократии становится аполитичной и, как выразился Розанваллон, «может появиться грозная тень – надвигающейся неполитической демократии».

Из истории политической науки

Пьер Розанваллон (1948 – н.в.)

Французский историк и социолог, специалист в области теории демократии. Основные сочинения: «Новый социальный вопрос» (1995), «Контрдемократия» (2006), «Общество равных» (2011)

Цитата

Важное исследование, проведенное в 1990-х годах в США, выявило тот факт, что в глазах общественности Конгресс предстает в качестве наименее легитимного политического института, тогда как обе палаты составлены исключительно из конгрессменов, выбранных прямым голосованием народа.

Еще более тревожный факт заключается в том, что легислатуры этих палат критикуются куда чаще, нежели тридцатью годами ранее, в 1960-х, – хотя на самом деле в то время они были еще не столь профессиональны, не столь прозрачны и чаще подвержены манипуляциям со стороны политических аппаратов (не говоря уже о более высоком уровне коррупции или зачастую расистских или сексистских взглядах).

Чтобы объяснить этот факт, авторы исследования выдвинули гипотезу о том, что большая прозрачность парламентской жизни способствовала неприятию этого института постольку, поскольку идеологические столкновения, конфликты интересов и происходящий там торг стали куда ощутимее и виднее.

Несколько позднее это было подтверждено другим исследованием, которое подчеркивало отвращение граждан к политике, понимаемой как сфера идеологических противостояний. Граждане, как подчеркивают авторы, ни в коем случае больше не желают быть вовлеченными в политическое поле, они не стремятся к большему участию. Они хотят, чтобы те, кто правит, компетентно и незаинтересованно выполняли свою работу, чтобы они в первую очередь заботились о том, чтобы служить общественному, а не своему личному интересу. Даже не мечтая о формах прямой демократии, они с легким сердцем принимают разделение труда между теми, кем правят, и теми, кто правит, но хотят, чтобы эти условия соблюдались. Граждане удовлетворяются периодичной электоральной суверенностью, «демократией-невидимкой», но ждут от тех, кто правит, чтобы они вели себя не как политики. Это отторжение «политики», эмпирически возникающее в полученных данных, подтверждается и во многих других работах. Оно ставит перед нами фундаментальный вопрос о самом смысле демократии.

Этот отказ от политики, понимаемой как пространство идеологических маневров и личных расчетов, парадоксальным образом удваивается самим языком правящих, которые нападают на идеологию, чтобы показать свою приверженность делам общественным. Политика, таким образом, постоянно обесценивается теми, кто в рамках жесткой конкуренции добивается голосов избирателей. Идеологическое противостояние делегитимизируется, но при этом другие общественные институты социальной общности так и не признаются.

В демократии в равной мере должно признаваться наличие конфликта и консенсуса. Но они не могут признаваться, если их ясно не различать и не связывать со специфическими для них общественными институтами. Речь не идет о том, чтобы «деполитизировать демократию». Напротив, ее нужно заново политизировать, отвести ей большее место в политическом поле. Это предполагает в то же время прогресс качества демократического регулирования и внимание к демократическому строительству. Последнее при этом чрезвычайно важно, так как определяет тип того общества, которое нужно построить, тогда как первое скорее относится к процедурному порядку.

П. Розанваллон. Демократия присвоения

Демократия как образ жизни. Сведение демократии к набору процедур правления стало проблемой политической философии уже в начале ХХ в. Сужение рамок демократии выхолащивает ее смысл как непрерывного строительства общественных отношений. Оно вело к деполитизации общества, вплоть до того, что процедуры либеральной демократии позволили крупному капиталу привести к власти фашизм – общество утратило навыки самоорганизации для рационального анализа политических программ и «каждодневного плебисцита» относительно их предвидимых последствий.

Дж. Дьюи (США) поставил эту проблему в трудах 1920—1930-х годов и дал определение демократии не как процедур правления, а как образа жизни общества, как большой гетерогенной системы, т.е. как процесса непрерывного строительства. Более того, в его концепции демократия как образ жизни есть этическое понятие.

Цитата

Необходимо снова и снова изучать саму идею, сам смысл демократии. Демократию надо постоянно открывать и переоткрывать заново, переделывать и преобразовывать; воплощающие ее политические, экономические и социальные институты должны все время меняться и перестраиваться с учетом тех сдвигов, которые происходят по мере формирования у людей новых потребностей и появления новых источников их удовлетворения. <…> Демократия как форма жизни не может стоять на месте. Чтобы жить, ей нужно развиваться в соответствии с переменами, уже свершившимися и только грядущими. Если демократия не движется вперед, если пытается остаться неизменной, она встает на путь регресса, ведущий к ее угасанию…