Читать книгу: «Граду и миру», страница 5

Глава 3

Здание, куда их привёз летобус, не использовалось уже очень давно. Обычно ребят возили на базы, давно уже служившие лагерями для детей – сияющие, стеклянные, с обширными зоосадами и открытыми бассейнами. Двухэтажная коробка, представшая их глазам в этот раз, оказалась заброшенной: металлическая обшивка на швах покрыта рыжей ржавчиной, а на крыше местами ёршится трава.

– Какое оно маленькое, – ёжится Лена, глядя в окно на то, как приземляются по соседству ещё три летобуса. – Мы разве поместимся?

– Поместимся. Оно больше, чем кажется, – пролетая мимо с пакетом для мусора, поясняет Инга. – Выходим, девочки. Это ваш дом на ближайший месяц.

Ванесса и Лена переглядываются и снова потерянно смотрят в окно.

– Хочу на обычную базу, – говорит Ленка. – Почему нас не привезли в лагерь?

Ванесса согласно кивает. Инга возвращается и раздражённо хлопает девушку по плечу:

– Я что сказала? Отстегиваем ремни, шевелим… конечностями, выходим из летобуса. У нас длинный день впереди.

– А нас покормят? – это девочка, которая в тот день зубрила математику с Ванессиной мамой. Анечка, кажется.

– А вы уже голодные? – Девчушка кивает, Инга гладит её по голове. – Потерпи. Установим кухню, разгрузим пищу…

Сначала её не понимают.

А потом группа 3-а входит внутрь здания.

В стороны разбегаются птицы киви, – одно гнездо прямо вот, в углу коридора. Под ногами – пыль и песок. Свет, принявший форму голых оконных проёмов, падает квадратами на пол.

Они вздыхают. Дружно.

Справились со зданием довольно быстро. К середине дня первый этаж и часть второго блестели; в этом, конечно, больше была заслуга роботов класса «уборщик» и «ремонтник», но всем известно, что их работу нужно проверять и доделывать. В настройке техники немало помогла Лена – её мама была Главой тех, кто отвечал за технологию уборки Дома, и потому девочка была знакома с ними не понаслышке. Людмила, назначенная Главой базы, отправила сопровождающие роботов группы.

– Да и вообще мне нравится прибираться, – рассуждает Ленка, следуя с Ванессой за роботом по коридору. После робота, похожего на большую блестящую таблетку, остаётся чистая, сияющая полоса – словно запыленный экран протирают тряпкой и проступает реальное изображение. Ванесса тащит чистые фильтры (грязные запаковываются в специальное пластиковое вместилище и выплёвываются роботом прямо на пол), а Ленка – упаковку капсул с химическим средством. Химическое средство, безвредное для человеческого организма, разъедает грязь мгновенно. Впрочем, если с ним полоскаться часа три, может вызвать раздражение – поэтому Ленка в перчатках.

– Плинтус, – ворчит она, когда Ванесса говорит вслух про то, что надо повторно промыть «стык пола и стен». – Это называется плинтус. Какая грязь!.. показать бы маме, она, наверное, в обморок бы упала. И никуда бы не пустила…

В это время остальные ребята включили генератор электричества, разобрались с устройством воды – оно старое, раз в пять старше Ванессы, и всё насыщено какими-то рычажками. Даже сопровождающие привыкли, что обычно достаточно нажать на кнопку, и всё заработает. Ник при встрече после уборки тут же рассказывает, как всей группой ломали голову, во главе с Людмилой. Но совместными усилиями отгадали, что где закручивается.

Затем девчонок направляют готовить ужин, поскольку автоматы по изготовлению пищи поставлены, но к старым розеткам не подключены, нужен переходник. Оказывается, что плиты – газовые (открытый огонь прямо у вас дома, только подумайте!), и их нужно включать отдельно. «Вот дела!» – хохочет Ник, залезая вновь в трубы. «Прямо как в фильмах без голографии!» Людмила тут же кричит на него. Она в возрасте, и почему-то считает, что высказывание намекает на её древность. «Чем кричать, лучше бы помогла с устройством разобраться» – думает Ванесса. И говорит. За что тоже получает порцию резких высказываний, но решает не обижаться: всем тяжело.

Ник включает газ, и девочки делают помидорный суп и пюре с котлетами. Суп мальчишкам не нравится, они его почти не едят, и Людмила вполне справедливо возмущается: продукты насмарку! Девчонкам приходится отдуваться за всех.

– Что им не понравилось? Отличный суп, – ворчит Ленка, наливая себе третью порцию. – Мяса мало, подумаешь… их бы к нам домой, у нас тётя вообще мяса не ест. Врачи запрещают.

После обеда Инга проводит знакомство. То есть, не то, чтобы они друг друга совсем не знают, но представиться и немного рассказать о себе – дело вежливости. Они разжигают костёр, садятся кружком во дворе, и, перекидывая друг другу мячик, рассказывают истории. У кого мячик – тот и начинает. Только жалко, что Ванессе мячик за всю игру не попадается. Она очень хотела поведать историю о том, как шла-шла и нашла самую настоящую монету! Серьёзно, монету! Раньше люди расплачивались деньгами, но уже лет триста, как они просто не нужны – так развилось общество. Это Ванессе потом папа рассказал, только не велел на каждом углу про то, что она теперь знает, кричать. А монета, представляете, просто лежала на дороге! Правда, позеленевшая и пыльная. Папа посмотрел и сказал, что это самая обычная денежка – в музеях такие лежат мешками, да ещё и блестящие, как новенькие. Он как философ разрешил Ванессе оставить монету себе, и вот вчера девушка даже взяла её с собой в лагерь.

Но её история не прозвучала. Зато она услышала историю Ника, как он рыбачил в Зелёнке и поймал леща – сначала рыбу, а потом ещё и выговор от экологического надзора. Потому что чтобы забирать животных из водоёма, нужно специальное разрешение. Ник целый час просидел в комнате Белизны и Тишины, и это, сказал он, было ужасно настолько, что к рыбе он теперь на километр не подходит.

Игру прерывает голограмма. Это сработал переносной голографер Инги, закреплённый на нагрудном кармашке рубашки. В центре круга, прямо по колено в костре, появилась фигура человека в тёмном пальто, мешковатых брюках, тяжёлых ботинках – и белых перчатках. На груди на шнурке болтался серебристый ключ.

Человек улыбнулся – странно, незнакомо. Ванесса знает, что он их не видит, – но он кланяется и говорит будто для них:

– Всех здравий желаю, уважаемые! Ваша система предпочитает молчать обо мне; но она больше не может меня скрыть. Я – ваша назревшая проблема. Вас, уважаемые, оставляют в неведении, не считая за людей; не считая за тех, кто может принимать решения. А вместе с тем я – тот, из-за кого в этой части мира устроены карантин и треволнения. Кто я?

Инга вышла из оцепенения и, путаясь в пальцах, отогнула кармашек и попыталась выключить голографер. Раз нажатие кнопки, раз, ещё раз… голографер не реагировал. Человек в огне – стоял.

– Я – воин, – продолжал незнакомец и развел руками. – Я – тот, кто заставил власть своего мира считаться со мной; я – тот, кто не оставлял зло безнаказанным; я – тот, кто остановил злейшего преступника, бесконтрольно изымавшего души людей, и тот, кто убил того, кто людей умышленно убивал. Вам кажется это невероятным; но да – в мирах Вселенной бывает и такое. Хотите узнать больше? Слушайте…

Голографер, кажется, был вшит в кармашек рубашки. Инга с треском вырвала его и бросила в огонь; изображение человека исчезло, но голос звучал, пока оболочка голографера выдерживала температуру:

– Слушайте! Я буду говорить, а меня будут затыкать; это будет происходить потому, что вашей системе выгодно ваше рабское положение. Но я, человек из другого мира, видел подлинную свободу. У вас нет ничего своего – всё общее; но человеку нужно своё. Слушайте меня – и у вас появится много своего. Вы живёте неправильно; я расскажу вам, как правильно. Слушайте – гласность нельзя подавить…

Голос захрипел, зажужжал и замолк. Остался лишь треск костра.

И молчание собравшихся вокруг огня ребят.

– Инга, – спросил кто-то, – кто это был?

Инга замялась.

– Дети, – она жалобно посмотрела на них, – не заставляйте меня. У меня нет чётких инструкций о запрещении этой темы. Но я хотела бы уберечь вас…

Но дети считали себя взрослыми и загалдели, требуя от Инги пояснений. Кричала и Ванесса – как же, Инга знает, а они нет! Что это такое?

И мелькнула где-то в глубине мысль: «они не рассказывают вам обо мне», «они будут меня замалчивать»… правда?

– Ладно, – сдалась Инга. – Честность – лучшая политика.

– «Если человек, зная правду, остаётся со мной – значит, он останется до конца!» – выкрикнул Ник и получил прямо в ухо громким басом «Да молчи ты в конце концов!» парнишки по фамилии Барон. Барон был высокий – под два метра – и говорил так, что иногда звенели стёкла. Но Инга согласилась с Ником:

– Да. А вы хорошие ребята – ответственные, отличающие свет от тьмы и правду от неправды. Вы останетесь. – Она вздохнула. – Это человек… его зовут Мэрион Моррисон. Он из другого мира. Он убивал людей, уклонялся от долга, врал и Душа Земли ещё знает, что делал.

– И он ещё живой? – вырвалось у Ленки. Под взглядами окружающих она смутилась и пояснила: – А что? Мама говорит, кто много врёт и не делает что должно, заболевает и умрёт, потому что не нужен обществу…

– В его мире так делают многие, – пояснила Инга. – Их общество построено на этом. Там не заботятся о том, чтобы создать что-то для всех; там каждый сам за себя.

Справа ойкнули.

– Целое общество отщепенцев!

– Ад какой-то.

– Ужас.

– Да. Общество отщепенцев. И попав сюда… – «А как он сюда попал?» – крикнула Ванесса, но Инга только отмахнулась. – Попав сюда, он привёз порядки своего общества. Он захватил больницу, где его лечили, убил людей, которые отнеслись к нему по-доброму. Он прибрал к рукам несколько поселений и теперь, видимо, добрался до вышки.

– Один?

– Нет. У него есть сподвижники. Отщепенцы.

– Фу-у-у!

– Откуда?

– А они ещё живы?!

– Ленка, да никто ещё от неправильного поступка не умер!

– И их количество увеличивается. – Инга не дала перепалке разгореться. – Представьте себе. Есть самоубийцы, которые выбирают его путь. Поэтому будьте бдительны. Я верю, что вы – умные ребята, и слушать этого дурака не будете, и за ним не пойдёте. Все его усилия пропадут впустую.

– Конечно умные! – Ник вскочил, ударил себя кулаком в грудь и закашлялся. Сквозь кашель закончил: – Пропадут!

Опасное положение опасным положением, а учёбу никто не отменял. Тем, кто уже определился, выделяли время для дистанционного обучения в группах. Ник, например, который твёрдо решил связать свою жизнь с сельским хозяйством, ходил вместе с четырьмя десятками людей в определённое время.

– Одно название – дистанционка, – ворчал он, – скинули учебные материалы на старющщщие устройства, в которых даже голосовых команд нет, всё печатаешь своими руками, представляете? Своими руками! – тут он показывал девочкам руки, и Ленка отчего-то вздыхала. – Ошибся в написании слова – ответ неправильный! А какой же он неправильный?

– И хорошо, что своими руками печатаете, – не соглашалась Ванесса. – А то у тебя «овтаматизация процесса»…

Ванесса и Ленка, как не определившиеся («неудачницы» – хихикал Ник и некультурно показывал язык) и потому ещё продолжавшие общее обучение, были в классе, который вели по основным предметам три человека. В их числе был учитель, только-только закончивший первую часть своего курса и приступивший к работе. Звали его Бат. Эх, конечно, все девчонки в него повлюблялись! Ленка так точно – только и трещала, что о нём, благополучно забыв про Ника. А Ванессе он несознательным показался. Слишком он собой любовался – задерживался, например, у зеркала дольше, чем сама Ванесса. А как он рассказывал про себя, иногда прямо на уроках! Всё «я», да «я». И всё так выходило, что он самый клёвый и умный. Скучно и смешно. Видно, что практикант ещё.

На второй день Ванесса, не выдержав разглагольствований молодого учителя, вышла на уроке прогуляться. Безлюдный коридор, тяжёлый, давящий, был страшен без людей, и она, с трудом подавив желание незамедлительно вернуться, бежала по загаданному маршруту, стараясь преодолеть его быстрее. Внезапно её настиг голос Барона:

– Ванка! Подойди!

Ванесса огляделась. Барон сидел на подоконнике. Он ходил в другую группу, вроде по управлению мини-фабриками, и уроков у них сегодня не было. Она подбежала:

– Привет! Давай быстро, а то у меня занятия.

Барон важно кивнул.

– Сегодня мы идём слушать отщепенца. Идёшь с нами?

– Что-о-о-о-о? – Ванесса от растерянности заговорила громче, чем следовало бы.

– Да тише ты, – Барон завертел головой. – Кричит стоит. Я говорю: слушать отщепенца идёшь?

– Зачем?

– Ну как. Интересно же.

– Нам запретили.

– Ну и что, что запретили? Мы идиоты какие или мелкие? Мы уже взрослые. Вон, даже Инга с нами разговаривала, как со взрослыми. Мы умные, и в его ловушку не попадёмся, а значит, можно идти и смотреть, что скажет этот чудик.

Ванесса огляделась и прошептала:

– А учителя знают?

Барон закатил глаза.

– Вот прицепилась правильная! Бат организует. С ним просмотр идёт.

Ванесса немного успокоилась. На щеках снова появился румянец.

– А-а, понятно. Всё официально.

Барон постучал себя по лбу:

– Нет! Какое официально! Даже не думай кому сказать! Не хватало ещё, чтобы глава лагеря пронюхала!

Растерянная, Ванесса поблагодарила за приглашение и отправилась восвояси.

Конечно, она не пошла. А вот Ник и Лена, которых тоже коснулась великая и могучая сеть слухов, втянулись: первый сразу, а вот вторая – сначала морщила нос. Но через пару недель Ник – который ей всё-таки по-прежнему немного нравился – её на собрание затащил. Ванесса еле отбилась и долго сидела в пустой комнате, делая вид, что читает книжку с голографера, а сама прислушивалась: идут, не идут?

– Ванка, там такое! То есть ничего особенного-особенного, но это нужно самой увидеть, – взахлёб, всплёскивая руками, причитала потом Ленка. Через неделю, ёжась и оглядываясь, пошла снова.

Потом ещё и ещё.

Отщепенец имел недюжинную энергию: вещал каждый день. И с каждым разом всё больше людей смотрели его; вскоре даже образовался кружок тех, кто смастерил голографер сам и глядел передачи отдельно от Бата.

– Что ж там такого интересного? – удивлённо спрашивала Ванесса. И у Ленки, чуть смешливо: – Не умрёшь от просмотра?

– Если чуть-чуть, то можно, – сложив белы рученьки перед собой, отвечала Ленка. – А он интересно рассказывает. Ты б глянула хоть глазком, умница! Внешне такой интересный, такой живой и самобытный! Даже певец Бемчог по сравнению с ним такой стеклянный, правильный. А он живой. Он личность.

– И воспоминания свои показывает, – вставлял Ник. – Интересные! Бах, бах, бах! – и Ник показывал, какие такие воспоминания. Понаблюдав, Ванесса только пожала плечами.

– А не противно? – спрашивала она. – Это такой человек… мы с такими людьми боремся сотни лет. Как с болезнью общества. А вы его слушаете и смотрите. Ещё и восхищаетесь.

– Человек он отвратный. Но синема шикарная! Бац! К тому же, чем его бить, если не его же оружием? Мы должны подготовиться и дать отпор!

Ванесса была вынуждена согласиться, что звучит это логично. Они хотели было отправиться в столовую, когда из аудитории, где Бат проводил «просмотры», побежали ученики:

– Глава идёт!

Ванесса пожала плечами: ей бояться было нечего. Все бежали; она спокойно шла посередине коридора.

Навстречу тяжело шагала Людмила. Ванесса поздоровалась с ней и собиралась было пройти мимо, когда пальцы с ярко-красным лаком на ногтях сомкнулись на её предплечье.

Так, с прижатой к себе тетрадкой, Ванесса и оказалась среди пойманных. Аудитория оказалась забита людьми: их оказалось больше, чем полагала девушка по рассказам друзей. Она стояла, прислонившись к углу, и смотрела, как гордо разговаривают друг с другом сидевшие на полу сторонники Моррисона. Да, в большинстве своём они гордились, что их посадили сюда! Поразительно!

Вошла Инга и широко раскрытыми глазами оглядела собранных. Ванесса, расталкивая людей, кинулась к ней:

– Инга! Меня сюда посадили, но я ничего!..

– Ты знала, что они смотрят? – оборвала её Инга. Ванесса растерялась – причём тут это? – и пролепетала:

– Да.

– Тогда виновата, – отрезала женщина и, отстранив девчонку, продолжила тревожно оглядывать зал.

– В чём?! – растерянно воскликнула Ванесса.

– Что не сказала.

Ванесса, потерянная, прошла обратно и села, втиснувшись между Бароном и Батом. Да, Бат был здесь же, среди собственных учеников. Сидел, закинув ногу на ногу, и ноздри его раздувались от негодования.

– Это невозможно, – прошептал он приземлившейся Ванессе. – То, как они с тобой поступили, совершенно несправедливо. Вот она, наша безошибочная и великая система! Я бы всё устроил совсем иначе, да! Хочешь узнать, как?

Вошла Людмила. Она говорила с учителями и сопроводителями. Затем последние ушли, и Глава осталась. «Для разговора» – с облегчением поняла Ванесса. «Она-то всё решит. Мне повезло: я присутствую при том, как Глава наведёт порядок в отведённой ей области. Я смогу брать пример, смотреть, как исправляются те, кто нагрешил»

Людмила остановилась у микрофона, воцарилась тишина. Она обвела их глазами, и веки были замазаны серо-синими тенями так, что кожи не было видно. Ник иногда хихикал, что у неё вторая пара глаз открывается, когда она обычные глаза закрывает.

– Отпускаю вас, – проворчала она, – впредь будьте умнее.

Зал взорвался аплодисментами. Все, и Барон с Батом, повскакивали с мест. Ванесса сжалась и заозиралась: ей чудилось, что она сама попала в чей-то сон.

«Интересно, что значит – «впредь будьте умнее»?

Бат учился на преподавателя морали и этики. Поэтому именно этим урокам он уделял больше внимания, чем каким-то литературам и языкам; и именно поэтому девчонки этику не пропускали. Группа представительниц данного поколения, судя по посещаемости, обещала быть весьма этичной. Уроки у него казались простыми; сам молодой, он много не загружал, больше разбирал для них сам – на примере фильмов, книг, ситуаций из жизни. Частенько он начинал рассуждать о себе любимом – у Ванессы это неизменно вызывало улыбку; впрочем, её девушка старалась прятать.

Вот и сегодня – начал вспоминать, как, будучи в школе, озорничал: рисовал на стенах, на партах, на полу, на деревьях, один раз даже на потолке.

– Нравилось мне рисовать, – говорил он, задумчиво встав посреди класса и постукивая ручкой по ладони. – Это была моя индивидуальность. Знаете, ребята, что такое индивидуальность? Не знаете. У нас мало кто об этом знает… – он щёлкнул ручкой. – У нас индивидуальность давят в зародыше, да… обществу то не надо, это не надо, то ему не подходит! А может, я такой, я не могу подходить этому вашему обществу! Я мог стать гениальным художником! Расписать стены домов и церквей, рисовать дам… впрочем, это лишнее, – добавил он под смех ребят.

После урока Ванесса увидела, как Бат говорит о чём-то с одноклассниками. Кажется, он передал какие-то записи; впрочем, те стояли тесным кружком в конце коридора, а Ванесса только вышла из класса, полного тёплого света ламп. Силуэты казались причудливой игрой теней, где-то на грани вымысла; тем более было страшно, что всё это может оказаться правдой.

«Почему она тогда отпустила их?» – подумала Ванесса и поправилась: «Нас. Понадеялась, что больше не будут? Может, они правда больше не смотрят его?»

Она поравнялась с группкой людей и остановилась. Ленка! Прямо рядом с учителем, и глаза спрятала, чтобы не встречаться взглядом с Ванессой. Бат обернулся и приветливо улыбнулся.

– Ванесса! – воскликнул он. – Не желаешь посмотреть буклет? Как раз в тему урока – об индивидуальности. Тебе будет полезно!

Подначивающий смех ребят.

Ванесса посмотрела на протянутую бумагу, вчиталась в текст, покачала головой, вернула листовку и отправилась восвояси.

Затем она долго мучилась. Пока готовила задание; пока принимала душ; пока лежала и слушала дыхание соседок. Под утро – не выдержала.

– Инга! – она постучалась в дверь комнаты, где жила сопроводительница. Дверь открылась – Ванесса с удивлением обнаружила, что, несмотря на раннее утро, женщина была одета в яркий рабочий костюм. Внутри шевельнулся червячок сомнения.

Женщина склонила голову к плечу и не то с досадой, не то с тоской глядела на Ванессу.

– Инга, – повторила девушка. – Важный разговор. Это по поводу кружка Бата.

Инга округлила глаза, прижала палец к губам и прошептала:

– Хотя бы не в коридоре! Проходи, проходи!

Она затащила сбитую с толку Ванессу за руку в комнату и захлопнула дверь.

Комната была безукоризненно прибрана. Более того – ни безделушек-статуэток-картиночек на стенах и полках; ни салфеточек-занавесочек; даже плед, которым была накрыта застеленная постель, имел вид казённый. В углу на столе работал коммуникатор; сейчас он был скрыт защиткой – из-за мутной пелены было не разобрать, кто или что на его допотопном экране.

В душу Ванессы снова закрались подозрения. Она до сих пор не чувствовала в полной мере, что действует правильно. С одной стороны, в кружке – её учитель и Ленка; Ник, слава всему, только смотрит эти синемы, отдельно от кружка. Хотя и он неизвестно, чем там занимается. С другой – происходящее было пугающим, непонятным, опасным. Разбираться самой? Сначала понять бы, с чем разбираться и как к этому относиться.

А что, если и Инга общается с этим мужиком? Ну, который в белых перчатках. И тоже идёт за ним. Но тогда зачем она говорит им всё время, какой он плохой?

– Не молчи, – устало процедила Инга сквозь зубы. Под глазами у неё темнели круги, задорные конопушки, казалось, побледнели, а рыжина поблекла. – Садись.

Ванесса села на застеленную кровать. Помявшись, решила рискнуть и рассказала о том, какие листовки раздавал Бат после урока. Инга села напротив на стул и слушала, не перебивая. Когда Ванесса закончила, она спросила:

– Не брала листовку?

– Нет! Я… зачем?

– Надо было, – Инга запустила руки в волосы. – Это было бы доказательством.

– Извините, я не знала…

– Идём к Людмиле, – Инга выпрямилась и поднялась на ноги. – Может быть, тебя послушает. Репутация у тебя хорошая.

Они проследовали на третий этаж; там, в конце коридора, находилась комната Главы. Инга долго жала на звонок, пока заспанный женский голос не спросил:

– Кто?

– Инга.

Секунда молчания, затем дверь открылась – и вот Людмила отошла в сторону, запахивая халат. Только сейчас, когда она была в домашних тапочках, Ванесса поняла, насколько та ниже уровня её плеч.

Комната была самая обычная. Но, не в пример Ингиной, её украшали безделушки: постель была прикрыта цветастым пледом. У кровати лежал коврик, стилизованный под старинную шкуру льва; на стенах висели две картины, изображавшие людей в старинных дворцах. На столе стояло зеркало в изящной оправе, стилизованной под цветы.

Сесть гостям не предложили. Людмила прикрыла дверь и теперь стояла, уперев руки в бока. Напротив неё Инга и Ванесса переминались с ноги на ногу.

– Есть свидетель, – резко произнесла сопроводительница. – Ванесса, расскажи.

Девушка сбивчиво повторила рассказ. Выслушав её, Людмила отвернулась к Инге и, улыбаясь, возразила:

– Этого не достаточно. Девочке могло показаться. Она напугана, ничего не понимает – это ведь нормально для детей в её возрасте. И что плохого в идее об индивидуальности? Разве Бат не мог придумать это сам? Он, позвольте напомнить, учитель морали и этики. Вот если бы у неё был листок, а мы могли изучить содержание…

– Отправьте доверенных на обыск.

– Знаете, Инга, ваши методы кажутся мне кощунственными. Глядя на вас, некоторые из молодёжи действительно могут подумать, что наша система – такая, как говорит Моррисон. Мы всегда стояли за сохранение свобод людей, и за свободу на личное пространство тоже. Если бы к вам я заглянула с обыском, вам бы понравилось?

Ванессе вспомнилась Ингина комната – собранная, пустая.

– Я всегда готова, – отрезала рыжая сопроводительница. – За нашу общую Землю можно и пожертвовать частью каких-то свобод.

– Не все так думают, Инга. Сейчас тяжёлое, опасное время…

– Вот именно! – женщина заговорила с пылом готового выплеснуться наружу вулкана. – Сейчас тяжёлое время! Любая ошибка, любой недосмотр могут быть непростительными! Нужно действовать немного жёстче! Следите за всеми помещениями!

– Вы знаете, что это невозможно, так как большинство старых камер повреждено. Новые в ближайшее время мы не получим.

– Таинственно повреждено, – саркастически произнесла Инга в сторону. Людмила нахмурилась.

– Инга, успокойтесь! И так из-за Ваших поспешных действий я была вынуждена действовать слишком жёстко. Ловили, сгоняли детей, как скот! Видите, мы так запугали человека, что она пришла к нам с повинной посреди ночи.

– Но я не с повинной, – удивилась Ванесса. – Я не состою в этих кружках…

– Если они есть.

– Они есть! – воскликнула Ванесса. Глава лагеря одарила её взглядом таким холодным, что девушка смутилась: ну вот, перебивает старших, да ещё саму Главу лагеря! Она сама бы, наверное, так на себя посмотрела.

Инга пришла на помощь:

– Девочка знает, что говорит! Они есть, вы сами видели запись с камеры! Ещё первая их встреча!

– Это старинная камера. Чудом уцелевшая. Без звука. Если уж на то пошло, преступлением можно считать и ваши посиделки у костра в первый день. – Инга замерла. Открыла было рот, чтобы возразить, но Людмила заговорила быстрее, не давая перебить себя. – Нам нужны доказательства. Без доказательств нельзя ничего делать. Вот вы обратились без моего ведома прямиком в то, что осталось от Органа Второго Сословия. И что? Что изменилось?

– Мы напугали смятенных. Но нам нужны более решительные действия! Сейчас не такое время, когда можно сидеть и разбираться! Это не первый свидетель, Людмила! Я же приводила Вам ребят, вы сказали, что нужны трое! Она третья!

Интересно, кто остальные двое?

– Сложно сказать, можно ли доверять её словам, – парировала Людмила. Ванесса обиделась и возразила:

– Я готова пройти все тесты на правдивость.

И снова получила взгляд, полный холода морских впадин.

– Нет, нет и нет, – покачала головой Людмила, – я должна подумать. Нельзя брать и так это начинать… кстати, Инга, коммуникатор ещё у вас? Мы запеленговали несанкционированный сигнал… кажется, он шёл из вашего крыла. Снова звонили в свой Орган?

Инга чуть улыбнулась одними губами. Людмила истолковала это по-своему.

– Так потрудитесь его сдать. Беспокоите людей, беспокоите. Связь и так плохая, у людей работы много, а вы!..

Когда дверь захлопнулась, Инга прошла к подоконнику и села на него, глядя под ноги. Ванесса встала рядом и робко спросила:

– Мне… раздобыть листок?

Инга поглядела на неё и ухмыльнулась. Покачала головой:

– Не стоит.

– Может, это правда не так уж опасно? – неуверенно спросила Ванесса. – Кружок этот… просмотры… они же просто смотрят.

– Не опасно? – Инга горько засмеялась. – Не опасно – первый убийца за множество сотен лет на нашей земле? Не опасно – он убеждает нас в том, что он не плохой, а хороший, прямо-таки замечательный и необычный, особенный? Не опасно – дети могут начать повторять за ним?

Ванесса покраснела и начала ковырять носком сандалии каменную плиту пола.

– Ну не повторяют же, – упрямо пробормотала она. – Вы же сами сказали – мы умные. Так что нам нечего бояться.

Пальцы Инги сжались в кулаки.

– Нет, – сказала Ленка, пожав плечами. – Я тут занимала.

Наутро придя в столовую и обнаружив там очередь (автоматы по готовке уже работали, и Ленкино с Ванессиным умение варить томатные супы осталось невостребованным), девчонки приуныли. Просто Ванесса, пришедшая в комнату поздно, проспала, и из-за неё девчонки опоздали. А с такой очерединой на занятия точно не попадёшь!

А если учесть, что первый урок сегодня у Бата…

Вот Ленка и пошла в начало, встала и сказала эту сакраментальную фразу. Ей – поверили. Даже не подумали, что она могла соврать. Обернувшись, Ленка поманила Ванессу к себе.

– Лен! – прошипела та, вставая рядом.

– Что?

– Но ты же соврала! Как восьмилетка! То есть… все врут в детстве, но после восьми у всех это проходит! Тотальная честность!

– И что? Приврала. Я для благого дела, а значит, можно.

– А как же то, что заболеешь и умрёшь, если будешь поступать плохо?

Лену на мгновение перекосило. Потом сказала:

– А сподвижники Моррисона вон вообще… всякое творят, а живые сами. Потому что для благого дела, во имя защиты индивидуальных свобод. – сказала она стеклянным голосом, словно повторяя за кем-то. – А я только соврала. Ничего, не заболею.

Жизнь шла своим чередом, но становилась всё непонятнее.

После обеда Ванесса решила прогуляться. Ей не хотелось видеть никого; мир, который сам толкал себя к беде (и ведь через вроде бы разумные и логичные доводы!), её пугал. В саду, среди безмолвных и культурных растений, было лучше.

Так ей казалось до того, как в саду она нашла Ника. А с ним – ещё пятеро мальчишек и двух девчонок. Рядом – местного кота, привязанного к дереву и смотревшего не менее озадаченно, чем сама Ванесса.

– Что вы делаете? – спросила она, изрядно удивлённая, у Ника.

– Готовимся к приходу Моррисона, – отвечал тот, мгновенно напустив на себя суровый вид. – Он убивает тех, кто ему особенно не повинуется. Значит, мы должны убить его и избавить Землю от зла! А для этого надо подготовиться. Вот, начинаем с животных.

Улыбка у Ванессы сползала с лица медленно.

Очень медленно.

– Я не понимаю, – сказала она.

– Ну убьём животное, если сможем. А когда наберёмся смелости… это сделать… – он невольно сделал паузу, переводя дух, – со зверем – сможем и человека. Простая система! Ну и если можно Моррисону, то и нам можно, верно? – добавил он, словно уговаривая себя.

– Вы что, – она обвела взглядом знакомые и, как ей казалось раньше, понятные лица. – Вы серьёзно? Вы сами это придумали?

Они не улыбались в ответ. Ник неопределённо покачал головой.

– Посмотри, если не можешь. Тоже профилактика, да, ребят? Ты же Моррисона не смотрела по голограферу?

– Дай нож, – приказала Ванесса. – Пожалуйста! Ник! – голос дрожал. Ванесса боялась, что расплачется прямо сейчас.

– Ну если ты хочешь первая, – неуверенно протянул он и подал рукояткой вперёд. Ванесса схватила нож и начала неумело перерезать шнурок. Сначала он не поддавался; затем как-то резко ослаб, Ванесса схватила наконец начавшего брыкаться кота и что есть духу помчалась к лагерю. Вслед ей неслись недоумевающие крики.

Слёзы застилали глаза; девушка перепутала вход и поняла это, лишь когда под ногами захлюпала вода. Это был вход в подвал; его, кажется, давно затопило. Кое-как перешагивая лужи и увязая в чавкающей жиже, она выбралась обратно. Кот уже не брыкался и лишь с укором смотрел на неё.

– Ванесса? – Ингин голос. Коридор. Опять. Будто и не менялись декорации с ночи. Оглядела, взгляд задержался на туфлях Ванессы, мокрых, с налипшими комками грязи. – Где ты так из?…