Читать книгу: «Граду и миру», страница 3
– Я больше не док!
Страх. Страх был в скрючившихся пальцах и перекошенном рте.
В свете, льющемся с безукоризненного потолка, появились лёгкие тени. Привычные тени.
Он отложил планшет и встал на ноги.
Парнишка смотрел на него, как в том мире иногда смотрели на жрецов.
– А теперь внятно объясни: что случилось? – спросил он. Парень открыл рот, но ответить не успел.
Явился горбоносый док. Его сопровождали огромные летающие гравибандуры. Он был уже знаком с этими роботами: они подхватили его несколько месяцев назад на нереальной лужайке, а в больнице часто носили лежачих.
– Э-э, человек, находящийся в больнице №112 под именем Мэриона Моррисона, – сурово произнёс док, и на лбу горбоносого появилась испарина. – Вы будете перемещены в специальное учреждение. Вас уже ожидают. Пройдёмте в лёт.
– Я не согласен, – сказал он. – Вы сами говорите, что я свободный человек. Так что я не пойду.
Док наградил его презрительным взглядом. Парнишка жался в угол и не дышал, – кажется, горбоносый его не заметил.
Док процедил сквозь зубы:
– Свобода человека заканчивается там, где начинается личное пространство другого. Надеюсь, в вашем мире это понимают? Своим поведением вы вмешиваетесь в свободу окружающих. Вы обязаны ответить за беспорядки в моральном, интеллектуальном и физическом планах. Или вы и законов не соблюдаете? Закон прерий, или как это у вас?
– Куда меня отвезут?
– Боюсь, на данный момент это вас не касается, – отрезал док и крикнул роботам: – 1—5 и 2—6! Режим 3-с!
Гравибандуры развернулись в воздухе и начали заходить одна слева, другая – справа. В голове мелькнуло: коридор, в котором мелкие жёлтые лампы множат тени; табло над одной из дверей: «Запасной выход»; два робота-паука с остриями на лапках. Фанатичный блеск фасеточных глаз; мигание красных огоньков у «жвал».
Он, не задумываясь, отпрыгнул в сторону, оказавшись за одной гравибандурой, и мощным ударом вырубил её; это оказалось проще простого. Он сам не ожидал. Но отточенные за много лет инстинкты не позволяли остановиться и удивиться. Прежде, чем зрители успели моргнуть, а оставшаяся без поля бандура – упасть, он запрыгнул на неё, затем перепрыгнул на вторую и проломил ей крышу.
Роботы рухнули почти одновременно, содрогнув больницу.
Док стоял, бледнея и сжимая рот в узкую ленту. Рука горбоносого медленно-медленно потянулась во внутренний карман.
Он, по-прежнему не размышляя, прыгнул на опережение.
Он никогда не был особенно быстрым. Ещё и потерял форму за время, проведённое в обществе псевдоангелов.
Док мог уже достать бластер и пристрелить его.
Но… медлил?
Об этом он подумал потом.
…он стоял над телом и смотрел в мёртвые глаза. Рука, так не нажавшая на курок, была откинута в сторону. Проскользивший по полу комнаты пистолет лежал у ног паренька. В ушах до сих пор стоял страшный крик: «Нет!». Паренёк больше не стоял – сидел, прячась за собственными коленями и забыв закрыть рот.
Он подошёл и поднял пистолет. М-да. Далеко не новый; модель незнакомая. Ей не пользовались долго, даже не особенно ухаживали. Ещё и предохранитель не снят… вот дурак.
Безобидные они тут. Глупые, как овцы. Нет. Овцы умнее. Небось и как стрелять-то – не знал, пригрозить хотел. Зря, зря его убил… сколько теперь будет проблем.
Но снявши голову, по волосам не плачут.
Он вышвырнул пистолет в коридор.
– Неужели нет другого?.. – еле слышно прохрипел юный док, не сводя с него глаз. Он криво ухмыльнулся:
– Что зря жаться по углам, парень. Мы захватим эту неправильную больницу на раз и наведём тут свои порядки. Станешь здесь самым главным, и дашь мне спокойно прожить остаток дней. Идёт?
Парень задрожал.
– Но…
И проглотил своё «но» вместе с остальными словами, только взглянув ему в глаза.
Глава 2
Солнечные лучи вливаются сквозь окно в комнату и затопляют её неохватным светом. Даже воздух, прогретый ими, пахнет совсем иначе, нежели тёмный, коридорный. Меж лучами танцуют пылинки: опускаются, взмывают, кружатся в почти неощущаемых потоках. Ванесса занимается работой по хозяйству: загружает стирку в машинку, посуду – в мойку, режет овощи в суп. Мама против пищевой автоматики, поэтому приходится готовить самим. Иногда Ванесса улыбается, качает головой в ответ на свои мысли (тонкие, почти неосознаваемые ею самой паутинки) и начинает пританцовывать. Затем вспоминает, что она – здесь и сейчас, смущается и начинает суетливо нарезать, мыть, загружать, выгружать. Но зря она не продолжает танец: никто не смотрит на неё, чтобы немедленно осудить. Папа на работе, мама, учитель математики, репетирует отстающую ученицу. Ванесса слышит, как мама диктует примеры, а девочка решает их, тут же рассказывая, как и зачем она это делает. Она всё время допускает одни и те же ошибки, но мама не сдаётся, и раз за разом ласково объясняет, как нужно было решить, приводя в пример яблоки, конфеты, бабочек. И вот девочка уже понемногу начинает понимать, какова связь между абстрактными цифрами и реальными вещами.
Ванесса гордится своей мамой, её терпением и волей. Кажется, ей самой никогда не хватило бы ни того, ни другого. Впрочем, когда девушка говорит родителям об этом, они только смеются. «Вот будешь жить сама, и не такую волю проявишь. У тебя надобности нет» – повторяют они всякий раз.
Вдруг мягкий приятный звонок, имитирующий птичий щебет, сообщает, что входная дверь открывается.
Он провёл пальцем по кровяному пятну и, сощурившись, разглядел то, что осталось на подушечке. Затем так же вальяжно растёр кровь в ладони и перешагнул через труп.
Парнишка со странным именем (Тинари? Тиррари?) зачарованно смотрел из-за угла больничного коридора. Он не помогал, но и не сопротивлялся прошедшему по больнице смерчу; лишь стоял в отдалении и неотрывно глядел.
– Отведи его к остальным, – нарочито лениво приказал он, указывая на скорчившегося на полу рядом с трупом усатого дока.
Тэрри отступил на шаг, всплеснув руками.
– В чём дело? – он не чувствовал раздражения, но добавил его в голос. – Ты со мной или типа герой?
Тирари побледнел и помчался к пленнику. Суетливо стал то ли помогать, то ли мешать встать на ноги, и зачастил:
– Простите, Эндрю. Прошу прощения. Прощения просим. Теперь вы с Ипполитом поймёте, что есть сила. Это на самом деле не страшно… нам нужно привыкнуть… – Эндрю, судя по звуку, вырвало. – Пойдёмте, пойдёмте. Вот так. Извините, что хватаю вас…
В конце концов, вопреки своим стараниям, парнишка поднял пленника. Обернувшись, человек у окна увидел, что усатый еле стоял на ногах; глаза, округлившиеся, смотрели будто сквозь стены, а руки держал он перед собой, как крыса, стоящая на задних лапах.
Ничего, не помрёт. А ведь пытался сопротивляться, чёрт, спасал своего драгоценного директора…
Но он добрый, и не стал убивать беднягу по примеру сэра М. Хотя мог, мог.
Вскоре эхо шагов стихло. Он снова поднял взгляд к небу – синему, как и прежде. Оно всегда было равнодушным к судьбам людей и не прерывало своего хода; когда он хоронил друзей, оно не прекращало лить ядовитый дождь, разъедавший трупам кожу; когда за его головой устраивали охоту, туман и снег почти не скрывали его от чужих глаз.
Здешние не так жестоки – и этим слабы. Они хотят власти, конечно же хотят, – как иначе? Но они не привыкли к отпору. Что ж, он просто показал им, что нужно всегда быть наготове. Может быть, почуяв силу, оставят его в покое. Если нет – он всегда готов дать отпор снова.
Можно доживать век в больнице.
И никакого рая не надо. В раю скучно – бело и стерильно.
Он смотрел в небо, и вдруг понял, что не в раю ему скучно. Ему скучно здесь и сейчас. Мышцы, вспомнившие, что такое движение, требовали жизни, а ум, привыкший к бесконечным битвам, требовал продолжения.
Он прошёлся по кабинету, разминая шею, руки. Во время одного из махов задел стоявшее на столе фото в рамке; резкий звон заставил невольно вздрогнуть. Увидев, что это всего лишь стекло (кстати, не разбилось), он подошёл к упавшему фото и поднял. Со снимка улыбалась вполне такая стандартная пухлощёкая красавишна. Подобные фото вечно ставят дизайнеры в декорации в обучалках. Милые вещицы призваны оживить обстановку, создать иллюзию погружения. Ты надеваешь специальные очки, оказываешься в замкнутом помещении, а далее тебе нужно понять, в чём состоит миссия, и пройти её – по типу старых компьютерных игр.
Всё это мелькнуло в его голове на долю секунды. Затем он буднично поставил рамку без стекла на стол и продолжил прохаживаться взад-вперёд – всё нетерпеливее и нетерпеливее.
Затем он в последний раз оглянулся на небо за окном и решительно зашагал по коридору, лишённому света.
Когда он вошёл в актовый зал, где были собраны выжившие, зал вздрогнул и затаился в ужасе.
Он прошёл половину расстеленной от входа к сцене красной дорожки и остановился. Странно. Несмотря на всю свою здешнюю глупость, люди должны были наброситься на него, схватить, ведь он один и враг, а их – много; но они, как забитые программы, жались к стенам и не смотрели в глаза. Может быть, их устраивает его сила?
За спиной раздался топот. Обернувшись, он понял, что это Тарри или как его – мчался во весь дух к нему, только халат нелепо вертел крыльями. Не приближаясь более, чем на семь шагов, парнишка бухнулся на колени.
– Бригада мгновенной не приедет. Я всё продумал, да, продумал! Я использовал пароль Ипполита для связи и удостоверил их, что умирающим оказывается самая квалифицированная помощь. Это было трудно, но я сделал это. Они не приедут. Не отомстят. Теперь вы точно не убьёте? Меня…
Он невольно рассмеялся – чисто и весело, показывая миру мелкие белые зубы.
– Когда это у Мэриона погибали пострадавшие и невинные?
Да вот только что, процедил внутренний голос. Процедил – и сгинул под напором уверенности: это так, лес рубят – щепки летят.
Он обвёл горделивым взглядом выживших; те – кто в замешательстве последовал примеру Тири, кто остался стоять, кто вжимался в стену и прятался под стулья.
– Ну, – произнёс он, – я навёл здесь порядок. Не бойтесь меня, ведь я принёс вам мир и справедливость. А ты, Тирик, теперь будешь тут за главного. – вошедши во вкус, он потрепал парнишку по волосам, и тот жалко улыбнулся. – И не балуй! Будь строг, но справедлив, не позволяй обижать себя и твоих людей. («А также дай мне здесь жить в покое, корми и пои, как героя-освободителя до конца дней моих» – съехидничал внутренний голос.) Слышали? – крикнул он, заглушая неприятные слова. Увидел знакомое лицо: кажется, когда-то оно ходило в кружок – и дружелюбно помахал ему; лицо заплакало и исчезло.
Тарри поднял глаза:
– Мэрион! – он невольно вздрогнул. Тарри сглотнул и продолжил: – Вы кровавая легенда, пришедшая из ниоткуда. Нет, то есть, из мира, который у нас давно забыт. И не кровавая, а справедливая. То есть, из лучшего мира, конечно! – вставил поспешно, и человеку на красной дорожке вновь захотелось рассмеяться. – Но у нас совсем другие порядки. У меня только один пароль, Ипполита, а они должны чередоваться. Определённым образом. Я не знаю, как. Через некоторое время там поймут, что здесь происходит что-то. Они всё-таки прилетят. Хотя я, конечно, приложил все усилия, чтобы не прилетели! Тогда мы не сможем удержать больницу.
– Не сможем? – удивился он. В памяти воскресли откинутая рука и пистолет с неснятым предохранителем.
– Да. Наша система несовершенна, она построена на подавлении индивидуального я! – взвизгнул паренёк. – Справедливая система вашего мира, то есть «кто действительно важнее и сильнее, тот и прав», здесь совсем не поддерживается, директора они назначают! Свободное самовыражение, героическая самоотверженность и сила, которые в ходу у вас, у нас совсем не ценятся! Когда они обнаружат, что здесь происходит, они придут, чтобы снова установить свой порядок! – парень выкрикивал фразы всё громче и громче, пока не сорвался на кашель.
Он засмеялся.
– Когда они явятся? – покровительственно спросил.
– Примерно через три дня они пришлют беспилотник, – прошептал паренёк. – Через неделю прилетит лёт.
Сцена была по левую руку, в десяти шагах – но он вдруг почувствовал себя так, будто стоит на ней, и свет софитов бьёт в лицо, и множество взглядов устремлены прямо на него. Это было странно; в последний раз он стоял на сцене, будучи подростком.
– Тогда пусть приходят. – подбородок поднялся сам, без участия мысли. Парнишка уставился круглыми глазами и захрипел:
– Но один вы не справитесь…
– Сэр, – не удержавшись, поправил он. Тут же всё тот же мерзенький голос начал роптать, но он заглушил назойливого: что ты мелешь, как с ними можно иначе! Прекрасный утопиец – а ползает, пресмыкается, жмётся по углам, рыдает! Слабый, слабый человек! А слабый должен во всё уважать сильного.
Его.
– Сэр! – с готовностью согласился этот Ринати и вновь бухнулся лбом в пол. – Научите нас… сделайте нас быть такими, как вы! Свободным!
– Сэр.
– Сэр!
Он оглянулся.
– Что-то я не вижу желающих, кроме тебя.
– Они есть, только боятся… сэр, – паренёк поднял голову, – но я соберу их и приведу вам, сэр.
– Наш человек! – воскликнул он. – Что ж, твои слова звучат правильно. Я научу, как постоять за себя. Притащи мне хороший материал, и мы отстоим твою больницу.
– Кто там? – спрашивает Ванесса.
– Я, – папин голос. Ванесса бросает дела и, вытирая руки на ходу полотенцем, бежит к нему и бросается обнимать. Папа – высокий, худой, в строгом костюме, старается выглядеть официально и серьёзно, но складки у рта и морщинки у глаз выдают в нём человека добродушного. Он подхватывает Ванессу и кружит.
– А что ты так рано? – спрашивает Ванесса, когда радость отступает на второй план, а папа вновь ставит её на землю.
– У меня потрясающие новости, которыми я просто не могу не поделиться со своей любимой семьёй, – говорит он. – Каролина! Иди сюда! Прервите всё!
Но мама не слышит, и папа, не разуваясь, проходит и стучит в дверь. Растерянная Ванесса бежит следом, а последним, жужжа, несётся робот-уборщик и втягивает пыль, нападавшую на пол с ботинок.
– Каролина! – кричит он. – Потрясающее известие! Я хотел бы рассказать это всем!
Дверь открывается. Мама выглядит немного сердитой.
– Здравствуй, – говорит она, – но если это не значимая новость…
– Найдена Душа Нашей Земли!
Мама тут же замолкает. Её брови взлетают и теряются под чёлкой.
– Здорово! – кричит маленькая ученица из комнаты. – А что это такое?
– Душа Земли – это такой человек, который когда-то вытянул нашу страну из первобытного состояния войн и зла, – говорит Ванесса. – Учёные не могут этого объяснить, но он был связан с душой нашей страны и его волей… нет, – поправляется она под взглядом папы, – он и есть душа страны и её воля. Как «государство – это я», только по-настоящему. И именно она установила и направляет наш порядок, при котором мы развиваемся и процветаем.
– Да, – подтверждает папа. – Всё правильно, Ванесса. Но вам в школе не говорят, – он заговорщицки понижает голос, – что Душа Земли когда-то была создана людьми. Человечество всегда любило покопаться в себе, и нашлась такая таинственная вещь, как коллективное бессознательное, понимаете, да? А ещё человечество было задавлено страшными войнами и хотело выжить, либо хотя бы что-то оставить после себя, хотелось бы заметить. Учёные проводили эксперименты – и сделали так, что часть коллективного бессознательного, собрав знания и мораль, стала человеком. Впрочем, это точно не известно: обращу ваше внимание, что древние войны уничтожили всё, что могло бы относиться к поискам или разработке того, что называют Душой. Но человек смертен, а бессознательное – нет; и оно стало перерождаться в людей. Душа рождается, стареет, умирает и перерождается; так и существует, скажу я вам, и направляет наше государство.
– Давид, ты наговорил лишнего. Им ещё не стоило знать… – протестует мама, но отец взмахом руки останавливает её.
– Стоит! Это – тот случай, когда жизнь делает исключения!
– Смотри, ответственность на тебе, как на философе, – мама вздёргивает курносый нос.
– У меня все полномочия, не беспокойся. Так вот, девчонки. Душа Земли перерождается, и так всегда остаётся с нами, помогая Главе руководить Землёй. Но вот уже несколько десятков лет её было не найти. Не рождалось человека, который стал бы ею, представьте себе. И вот – Душа наконец найдена.
– И даже известно, кто это? – мама старается говорить иронично, нарочито зевает, опирается на косяк с выражением крайней скуки на лице, но маленькие хитрые приёмы не могут скрыть волнения в её голосе. Она плотнее запахивается в шаль.
– Да! – говорит отец с жаром. – Но хочу отметить: ещё рано говорить о том, кто Душа – она не перестала быть куколкой…
– Скажи, – вдруг говорит мама, склонив голову к плечу. И отец, который только что клубил мрак тайны вокруг загадки, мгновенно сдаётся – так ему хочется поделиться дозволенной новостью:
– Хорошо! Но только вам.
Мама переступает порог комнаты и плотно закрывает за собой дверь, чтобы ученица ничего не услышала. Ванесса слышит обиженный писк и чуточку злорадствует. Самую чуточку.
– Итак, – говорит отец тихо и торжественно, – Душа Земли – это…
И звучит громкий, противный сигнал, заставляя отца замолчать. В метре над полом возникает голографическая надпись: «Внимание! Срочное сообщение!».
Тири притащил письмо, где упоминались эксперименты по перемещению материи в другой мир. Сказал, что это обсуждали покойный док и тот, который сейчас в пленении, усатый. Эндрю. Он прочёл и внутренне содрогнулся.
Спросил:
– Что, эксперименты продолжаются?
– Да, сэр, – голос Нарика звучал неуверенно, но ему этого хватило. Достаточно предположения: о таких разработках на каждом углу не кричат.
Сэр М, например, даже звуком лишним не упоминал. Хоть как-то и обнаружили невнятно одетого лопуха-красавчика в его владениях… он, лично, и обнаружил однажды… но не думал, никак не думал, что это может быть…
Стоп. Но раз между мирами установилась связь и мы отправляем друг к другу послов – гостей может стать больше. Сначала рядовые – затем много рядовых – а затем и власть держащие.
Не так ли?
Люди, которые контролируют все стороны вашей жизни и имеют доступ в ваши дома, не могут не воспользоваться этим. Он это знал.
Поэтому лучше он, чем кто-либо дурной.
Так посчитал он и с интересом подглядел сны всех по очереди – правда, больше раза не позволил мерзкий внутренний голос. Но вышло забавно и наводило на интересные мысли: оказалось, что аппарат вполне себе считывает и состояние между сном и явью. Смутные мечты, фантазии… применения этому пока не было, но он не сомневался – пригодится. И всё бы хорошо, но тётка, которая, кажется, когда-то защищала его перед доком (или другая?), теперь воспротивилась – чуть не до драки. Она так часто порывалась куда-то звонить, хваталась за различные предметы и кричала, что стала опасной, пришлось пристрелить. А жаль – хорошая была тётка.
Он по-прежнему рассказывал больным свои истории. Странно, но это его успокаивало – а заодно, кажется, и их. Тирик притащил ещё семерых добровольцев – и вот они вместе пригоняли людей (барашков по пятьдесят), чтобы слушали.
Через несколько дней, кажется, пациенты и захваченные доктора решили, что это было какое-то представление. Успокоились – стали приветливыми и ожидающими, что его, привыкшего находить везде подвох, настораживало. Каких ещё технологий придумала эта цивилизация, чтобы следить за бедными людьми?
Или они настолько отвыкли думать своей головой, что это нормально?!
Ещё и Нарик, вдобавок ко всему, входил во вкус – быстрее, чем остальные, и как-то ожесточённее. Он повздорил с одним из пришедших семи добровольцев, и прежде, чем кто-либо понял, что замышляет внешне безобидный докторишка, Мари пристрелил обидчика. Первым из всех – убил, и кого, и как? Он долго ругал парнишку за расход и так крошечного личного состава, да таким подлым образом. «Так можно обращаться с врагами, с предателями. Со своими нельзя» – втолковывал он, сдабривая наставления бранью. И Рарик соглашался со всем – что туп, несдержан, сволочь, собака и в директора, то есть Главы больницы, совершенно не годится. В конце концов он отослал парня прочь, мысленно решив приглядеть за ним.
А после само собой к юному доку пристала шутливая кличка – Смерть. Парнишка носил её очень серьёзно и частенько появлялся в коридорах, показушно поигрывая пистолетом. «Дурак» – думал он, но не одёргивал. Пусть его – авось перебесится да за ум возьмётся.
Да и кличка полегче имени будет.
В скором времени стоило ждать гостей. Поэтому они строили планы по обороне больницы – впрочем, утопические, как и мир вокруг. Ему иногда становилось смешно и весело, весело, как может быть только приговорённому к казни. А они, кажется, верили всерьёз. Кажется, они совершенно не умели сомневаться в словах тех, кого считали главными.
Но, наконец, думающий своей головой нашёлся.
– Все эти планы невыполнимы, – рявкнул парень по кличке Механик, и он невольно затаил дыхание. – Не можем мы без оружия защищать наш форпост!
И они обратили взгляды на него.
Что ж, это была правда. Одного душа-оружия и одного старого бластера с шестью зарядами явно не хватало. Всемером даже с пятьдесятью ещё можно справиться при должном рвении, раз люди здесь такие лохи; но не с трубами же наперевес на них, технологичных, кидаться?
Тогда он поручил тому самому Механику перепрограммировать больничных роботов. Невысокий жилистый доброволец посмотрел на него исподлобья.
– Это не мой профиль, – возразил.
– В вашем замечательном мире люди, отвечающие за технику, не знают, как она программируется? У нас все это знают.
Соврал. Лично он не соображал в программах ничего, даже иногда не мог разобраться, как пользоваться одной или другой. Тыкал в кнопки, как слепец, что находил – тем и пользовался. А лучше – голосовые команды. Так надёжнее, но, как ни жаль, в последнее время в его мире становилось всё меньше программ, поддерживающих эту функцию. Кто-то умный, до того, как его пристукнули, объяснял это деградацией экономики.
– И мы знаем, – уклончиво сказал Механик. – Основы. Но этого не достаточно для того, чтобы сломать основные законы роботов и заставить их полностью слушать вас.
– Ничего. Ты в технике разбираешься – справишься. У тебя есть время. Недели хватит?
Механик взорвался. Подскочил, грохнул ладонями об стол:
– Да как я это сделаю? Этому годами учат! Это сложная конструкция, это медицинский робот!
– Медицина от него больше не требуется. Научи убивать. Это проще. И разговор закончен, – ответил он. И подмигнул напрягшемуся Тиру.
Механик лязгнул челюстями и заткнулся. Глаза изучающе остановились на его лице – и ушли вниз.
– Если всё понятно, то вперёд, – приказал он.
Механик деревянно прошагал до дверей. Споткнулся о порог. Железная дверь с царапиной снаружи – будто когда-то, в далёкие, уснувшие вечным сном времена…
Обернулся.
– В твоём прекрасном мире, Моррисон, со всеми так обращаются? Не слушают никаких возражений специалистов, отправляют, куда велено? Ты же говорил, что ты – за людей?..
– Вопросы здесь задаю я. Верно, временно исполняющий обязанности Главы Больницы? – Тирин дёрнулся и судорожно кивнул. Эх, какая победа с такими? И повеселиться перед смертью, и то не дадут… – Моё терпение заканчивается, – заметил он всё ещё стоявшему в дверях Механику, и тот наконец сгинул.
Удостоверившись по экрану, что доброволец действительно ушёл в помещение, куда были сгружены безжизненные роботы, он подозвал Смерть.
– В программировании разбираешься? – спросил он бывшего дока.
Смерть пожал плечами:
– Я врач, сэр. Программирование освоил только на школьном уровне.
– Тогда доставай свой пистоль и следи, чтобы даже на школьном уровне было понятно, что роботы переделаны, – приказал он. – Мне нужны роботы, которые будут меня слушаться, а не тряпки с гравитацией. Понятно?
– Да, сэр, – с истеричной весёлостью откликнулся Тирари. Широко усмехнулся – огромный рот обнажил зубы, сделав лицо парнишки похожим на голый череп. Он сурово глянул на Рари:
– Иди… хотя нет, стой. Не обязательно стоять над душой. Зайдёшь к нему потом. Сейчас поможешь мне.
Глазки Тирипари широко раскрылись, заблестели. Пальцы же, наоборот – скрючились ещё сильнее.
Ничего, привыкнет.
Он объявил пяти, что устранит проблему с оружием. Они же пока должны ухаживать за больными и доками: скоро время обеда. Проживателей было слишком много, а запасов – не очень, поэтому он распорядился кормить их раз в день. (В отличие от добровольцев и его самого) Зато – и мясо вам, и рыба, и свежие овощи-фрукты, как пожелаете. Богато! Сэр М на такое никогда не пошёл бы, потому и так богат. Что ж, будем расточительными, но добрыми!
Он повёл Смерть по коридорам к комнатам больных.
– Смотри внимательно, – сказал, – будешь потом учить остальных. Понял?
Он и Фарик были вежливы и улыбались; им улыбались в ответ – радушно, словно до сих пор не веря, что они могут причинить вред. Только иногда проскальзывало… проскальзывало…
– Учись, – повторил он Нари, во второй палате найдя подходящего человека. Тот, несмотря ни на что, лучился здоровьем и спокойствием. Душевных сил у него много – значит, оружие получится хорошее.
Вывели мужчину в коридор. Там он надел белые медицинские перчатки – мало ли, на что наткнёшься в душе, – и, пробормотав слова, настраивавшие на нужный лад, запустил руку по локоть в грудь мужику.
Тирик стоял бледный, трясся, как под напряжением. Он ухмыльнулся ему – вот идиот, самого простого боится!
Белые губы парнишки выдавили:
– Это… невозможно… ненаучно!..
Он пожал плечами – да обычное дело для его мира! – и вытащил наружу бандуру с огромным дулом. Лучевик, видимо. Не самый лучший – тяжеловат, громоздкий. Тут же проверил, выстрелив в картину с изображением дешёвенького заката в противоположном конце коридора. Да, заряда мало, дальность не ахти. Но для начала – очень и очень неплохо.
Мужик крякнул и остался стоять. Лицо сохранило остатки доброжелательной улыбки и испуга; всегда так – лица у них становятся ненастоящими. Масковыми. Что ж, забрал не чересчур много; есть и спать по расписанию мужик сможет и дальше.
– Иди в палату, – приказал он больному, оглядывая лучевик. Затем его взгляд соскользнул к карману, туда, где лежало его душа-оружие. Оттуда. – Существуй. Понадобишься – позову.
Мужчина ушёл, послушный тому, кто владел его душой.
Смерть так и не решился последовать примеру кумира. Только твердил без конца, что это ненаучно, противоречит всем законам мира, ну хоть ты тресни. Он резко ответил, что в его мире это норма, а не нарушение; на том разговор был оборван.
Обработали ещё пятнадцать человек и на этом закончили.
– Оружие мы достали, сэр, – отчеканил Тирик. Глаз его подёргивался. – Чем будем заряжать?
Он посмотрел на парнишку. Идиот? Точно идиот. О чём и сообщил молодому доку, объяснив: «Это душа-оружие.» Когда и после этого тот не догнал, объяснил:
– Оно берёт силы от энергетических ресурсов того, кому душа принадлежит, а когда он умрёт – от стреляющего. Своих сил нам тратить не надо, поэтому больных кормим и развлекаем, не жалея сил.
Ринарик не слушал. Он глядел на свои руки, будто те – по локоть в крови: с ужасом и отвращением. Небось корил себя за соучастие в преступлении против законов физики, дурак…
Ванесса стоит у летобуса. Здесь же находятся двадцать девять человек тех, кто младше восемнадцати: поступило распоряжение собрать окрестных ребят в безопасном месте. «Аварийная ситуация» – а что, чего, как – не объяснили. Как и на всех остальных учениях, ставших традицией за долгие годы – хотя, конечно, взрослым о них объявляют заранее…
Ванесса весело болтает с соседом – тем, что всегда помогает своему папе на поле, и девочкой, живущей совсем близко к Дому, чья мама работает там Заведующей Порядком, и с которой они некоторое время учились в одном классе. Родители стоят отдельной группкой – так положено. Все возможные прощания уже состоялись: считай, дети уже уехали. Сопроводитель раздаёт последние инструкции родителям, принимает пожелания и просьбы. Никому не хочется, чтобы через месяц ребёнок приехал, весь обсыпанный аллергией, потому что ему давали пшёнку, которую ему нельзя! Медкарты есть, да, но лучше сказать, и раза три, чтобы смотритель точно запомнил!
Ванесса разговаривает с друзьями, а сама невольно высматривает маму и папу среди толпы. Папа тогда так и не сказал, где нашли Душу Земли, а жалко – девушке бы так хотелось поболтать с ней! Уж у кого, как не у Души, мудрой, правильной, прекрасной, стоило бы поучиться!
Но, может быть, потом, когда Ванесса вернётся домой, папа всё расскажет. Если ещё не передумал, конечно. Иногда вроде начнёт что-то повествовать, а потом как замолчит!..
Ник, сосед, каламбурит что-то на тему новой серии Бесконечного фильма про учёных, Ленка смеётся. Нравится ей Ник – статный, ответственный молодой человек, как она украдкой шепчет подруге. А Ванесса знает, что он не всегда ответственный, и в носу любит ковыряться, когда думает, что никто его не видит, и самое ужасное – потом руку о штаны вытирает. Фу! Но влюблённой она об этом не говорит, чтобы не обижать её чувства.
Теперь шутит Ленка, и они смеются. Потом Ванесса видит, как и мама с кем-то разговаривает – красивая, в летнем оранжевом платье, улыбается, но улыбка больше похожа на слепок, а кисть правой руки лежит на левом плече, судорожно сжав его.
Несколько секунд Ванесса борется с собой. С одной стороны – порядок велит оставаться на месте; но с другой – инструкции озвучены, а от того, что одна девушка ненадолго присоединится к взрослым, никто не пострадает.
Извинившись, Ванесса мчится к толпе родителей. Потеряв маму из виду, порхает среди людей. На неё не обращают внимания. Затем мельком она видит папу, – тот стоит в самой толчее – и пробирается к нему.
– А вот и Ванесса, – папа по-доброму улыбается, кивая молодой женщине в ярко-оранжевом костюме сопроводителя на появившуюся дочку. Женщина оборачивается и, чуть раскинув руки, будто для равновесия, широко раскрыв серые глаза и сведя брови к переносице, смотрит на девушку. У неё овальное лицо, светло-рыжие волосы до пояса и много веснушек. Веснушки нынче в моде – Ванесса сама хотела сходить в салон, чтобы ей их нарисовали, но мама не разрешает.
Ванесса немного смущается. Ей поведение сопроводительницы кажется недоброжелательным. Но совсем недолго: женщина уже протягивает ей руку:
– Инга. Почту… за большую радость.
Ванесса пожимает протянутую ладонь, и снова становится весело.
– Не беспокойся, – говорит Инга. – Уже через месяц будешь дома.
– А я и не боюсь, – Ванесса закладывает руки за спину и перекатывается с пятки на носок. Выглядит это по-детски, особенно с её пышным чёрно-золотым платьицем.
