Читать книгу: «Жизнь пяти», страница 10

5

Нердан Йорман без тени сомнения сделал первый шаг. Тяжелые, дубовые двери неспешно и неохотно, однако безропотно покорные воле оставившего их хранителя, мгновение за мгновением бесшумно раскрывались перед ним.

Он смотрел лишь вперед, в темноту королевских покоев, неспешно проступающую сквозь расширяющуюся с каждой секундой щель створок. Напряженно вглядывался, всматривался, ища угрозу и ответ. Ответ на давно терзающий его вопрос.

Какая ловушка ждет впереди? Что действительно приготовил ему Скейлер?

Эти мысли уже несколько часов с самых ворот дворца неотступным призраком рокового предчувствия преследовали его. Он желал бы остановиться и подумать, однако не мог. Вокруг горел бой, им надо было спешить, у них не оставалось времени не на мысли, не на мимолетные ощущения, на внезапные сомнения. Таков был план. И теперь это пугало его. Пугало то, как легко, несмотря на все потери, они попали сюда. Пугало то, что теперь еще неясным, темным, постепенно обретающим свои черты туманом проглядывало в прорехе двери.

Еще шаг.

И еще…

Барашки пыли в движущемся, охваченном инерцией воздухе. Его статная фигура, уже почти скрывшаяся, растаявшая в непроницаемой тени арочного прохода.

Вала дернулась, невольно, бесшумно подавшись вперед. И он вдруг, словно почувствовав это стремление, обернулся.

Седой, постаревший, усталый и одновременно такой величественный и гордый. Его взгляд рассеянный, отстраненный, безразличный, сосредоточенный на чем-то чуждом ей, каких-то собственных напряженных раздумьях, вдруг неожиданно, неохотно изменился, сфокусировался, потеплел, обрел четкость и ясность.

Он смотрел на них, он видел их. И Вала знала, что он делает это ради них, только для них. Что, быть может, он рискует всем ради этого мгновения прощания.

Она гордо выпрямилась и благодарно кивнула ему, не в силах сдержать заструившиеся по щекам горячие слезы.

Он отвернулся. И двери медленно захлопнулись за его спиной.

6

Он стоял там, в синевато-сером полумраке теней около родового герба своих родителей. В любимом костюме южных магов мягком и удобном, с изящными складками дорогой ткани на спадающих, перехваченных кожаными браслетами рукавах, с узкими штанинами брюк, заправленными в высокие сапоги, и накинутой на крепкие, чуть сутулые плечи тяжелой мантией отца и деда. Король и маг. Маг и король.

За его спиной в сокрытом темнотой круглом кабинете ровными стопками лежали оставленные книги, великое наследие, главный труд, собранная по крупицам его версия истины этого многоликого мира.

В распахнутых окнах с воздушными, голубовато-лиловыми в сумерках тюлями, постепенно, плавно превращаясь, переходя в сажистое, черное небо, едва заметно поблескивала спокойная гладь океана, а среди тысяч ярких звезд бликами металла прятались острые концы энергетических вышек. Миранская ночь была как всегда удивительно тиха и прекрасна, и хоть он не собирался умирать сегодня, томная грусть все равно неприятным, тревожным предчувствием сжимала его сердце.

Сможет ли он после всего, что случится, вновь также остро ощущать эту великую красоту природы, сможет ли насладиться ласкающим кожу ветром, разглядеть в холодном свете ночи блистающие, далекие звезды, почувствовать влажный, соленый, будто пропитавший его самого запах холодного моря, останется ли он человеком или, быть может, навеки застынет в бесчувствии собственного, оставленного временем тела?

Створки древних дверей отворились, прервав вереницу его скорбных, беспокойных мыслей. А потом с привычным для слуха тихим шелестом захлопнулись вновь, впуская внутрь убийцу.

Он был здесь.

Облегченный выдох покинул его грудь. В протянутой руке с отбрасывающем тусклые вытянутые блики древним перстнем полыхнуло приготовленное обманчиво сложное заклинание. Отблески магического света снизу вверх упали на вытянутое, гордое лицо.

Заметившие его глаза убийцы расширились и замерли.

Как же долго я ждал тебя.

Заклинание с филигранной точностью опытного мага устремилось мимо своей цели, а вместо него над сухой широкой ладонью тут же предупредительно вспыхнуло новое.

Йорман, мгновенно переместившись, увернулся, а потом еще и еще раз. Они шаг за шагом отступали все дальше от входа, невольно погружаясь в пустую, тихую глубину кабинета. Убийца не нападал, лишь защищался, а Скейлер все продолжал и продолжал искусными атаками играючи провоцировать противника.

Однако ничего не менялось. И эта странная нерешительная медлительность магистра начинала все сильнее и сильнее смущать и тревожить его.

Почему он до сих пор не использовал оружие? Неужели догадался, неужели понял? Но как? Не может быть…

Вспышка разорвавшей пустое пространство магии на секунду осветила наполненные сомнениями светло-голубые, окруженные морщинами, древние глаза. Такие ясные, такие сосредоточенные, пронзительные, будто смотрящие сквозь пелену обманчиво достоверной реальности куда-то в непостижимую сущность происходящего, куда-то так глубоко, куда боялся заглянуть даже сам Скейлер, куда-то в запредельные дали то ли судьбы, то ли магии…

И король дрогнул, на долю секунды вдруг заколебавшись под натиском волнений. А Нердан Йорман своим зорким взглядом заметил это.

Бесполезное заклинание потухло в руке. Грузные полы мантии бушующем вихрем взлетели в темный воздух.

Что ж, тебе все равно не уйти отсюда вместе с ним, старик. Без моей воли тебе не покинуть покои старых королей. Ты ошибся, и у тебя больше нет выбора.

Ухмылка торжествующей, неистовой ярости разрезала благородные черты. Однако магистр остался спокоен. Остановившись, он гордо выпрямился, переводя сбившееся, тяжелое, усталое дыхание.

Я ждал тебя. Потому что только так мог заполучить сертэ. Только так мог встретиться с ним. И с тобой или без, но я завершу начатое…

Резкий взмах руки со свистом рассек воздух. Два коротких копья, синхронно вырвавшись из уступов стены, кровожадно устремились к беззащитному старому телу. Взгляды людей, неизбежно встретившись, соединившись, сверкнули в темноте. Пальцы магистра разомкнулись, и черная вспышка сертэ ответной молнией разорвала тонкую ткань пространства.

Что ты задумал, Скейлер?

Они лишь ждали своего часа, ждали каждый своей приближающейся на кончике острия смерти.

Глупый, разве ты так и не понял.

Его лицо осветила снисходительная улыбка.

Слияние или разделение… Сам того не ведая, ты только что сделал выбор. Мой выбор. Ибо я – вторая половина сертэ, я – его идеальная пара и главная цель, я – то, что навеки изменит мир. Я то, что соединит параллели.

Черное лезвие пронзило беззащитную, открытую ему плоть. Наконечники холодного металла вспороли опавшую в выдохе грудь.

Нердан Йорман еще стоял на ногах, однако из-под складок его темнеющего пиджака безобразно торчали тонкие древки копий. Скейлер видел, в движении собственного оседающего тела, видел, как мягко, плавно повалился на бок еще живой противник, как лихорадочно блестя в холодном свете звезд, болью и пониманием горит его взгляд. Он и сам чувствовал эту удушающую, лишающую рассудка муку, неотступно кружащееся рядом сладкое, тошнотворное дыхание смерти, однако…

И это лишь это отличало их…

Скейлер не собирался умирать. Ведь он готовился к этой встрече, готовился долгие-долгие годы. Алая печатка перстня сверкнула, а пространство вокруг наводнила магия.

Уже мутнеющий взгляд магистра вдруг из последних сил встрепенулся.

Нет, ты умрешь, Скейлер. Умрешь вместе со мной.

Тихие слова звучали так спокойно и уверенно, что король невольно вздрогнул.

Ты умрешь, поскольку не знаешь одного. Не знаешь того, что ведаю лишь я.

Магия изменилась. Темноту их круга на мгновение заполнили молнии и вспышки, буйная волна лишенных смысла, лишенных воли, лишенных правильного назначения заклинаний, а разум наполнил страшный, разрушающий мысли гул ситенарного сдвига.

Глаза Скейлера в страхе расширились. Кровь яростной, пульсирующей струей вырвалась из его проткнутого черным лезвием, живого сердца.

Ты ошибся Скейлер. Твоя магия не спасет тебя. Твои вышки не спасут тебя. Ты один, ты умрешь и имя твое позабудут вовеки.

Магистр обессиленно затих. А Скейлер лишь ошарашено смотрел на свои покрывающиеся алыми подтеками руки.

Он умирал. Несмотря на все, он умирал. Но как?! Как… Почему вдруг все перестало работать? И откуда, откуда этот… гул.

Он понял.

Сквозь меркнущее сознание он понял, в чем ошибся. Однако уже не мог ничего исправить, уже не мог ничего переиграть. Как бы сильно, как бы страстно не хотел этого. То, на что он всегда так безоговорочно полагался, предало его. Сама магия в своей привычной им стабильной сути была его ошибкой. Магия, которая после встречи его с сертэ вновь научилась меняться.

И собственное, пусть и слишком поздно осознанное открытие как никогда воодушевило его. Значит он все-таки был прав. Значит это возможно, значит его путь верен. Значит в следующий раз у кого-то получится.

В следующий раз… У кого? У кого, Скейлер?

Мысленный голос был наполнен то ли разочарованием, то ли сарказмом.

Последний глоток воздуха медленно покинул его горящие огнем легкие. Однако разум еще не стремился умирать. Он поднял вверх руку.

У тебя, итерэ Йорман.

7. Вперед в будущее

Магия – лишь инструмент в руках мастера, и чему послужит она, благу или злу, остается ему решать…

Незадолго до времени Темных арков…

1

Ну, Курт, раз уж ты согласился быть нашим оастом⁹⁵, то, хм… Давай…

Бра-а-за.

Курт нервно хихикает. На его вытянутом лице, которое из-за распущенных, тонкими, прямыми прядями волос, впалых сероватых щек и узким, без выраженных углов контуром нижней челюсти выглядит еще более худым и длинным, появляется привычная кривоватая, чуть извиняющаяся полуулыбка.

Что, передумал?

Академик Ригва Ивтар настороженно, с намеком легкого ехидства прищуривает свои узкие, темно-серые, выразительные глаза, затем деловито скрещивает под грудью руки, не отводя от Курта вопросительно-требовательного взгляда.

Вала рядом, за ее покатым, круглым плечом, не сдержавшись от напряжения и переполняющих ее эмоций, звонко хлопает в ладоши. И Курт, вдруг испугавшись этого резкого, громкого звука, гулким эхом прокатившегося по каменным стенам академической лаборатории, тут же нервно, тревожно хмурясь, оборачивается к ней. И сразу расслаблено усмехается, чуть склонив в сторону голову, расплываясь в широкой, многозначительной улыбке. Позади Валы, скрываясь в пелене ее пушистых, светлых волос, Нил Фильмин, его новый приятель из Аргрона, не отрывает от подруги влюбленного, томно-отрешенного взгляда.

Так вот зачем он напросился на испытания… Ха-х, вот марге кагри⁹⁶!

Курт, залихватски присвистнув, подмигивает Нилу, и тот мгновенно заливается густой, пунцовой краской, но ни Вала, ни Ригва, кажется, ничего не замечают.

Передумал? Я? С чего бы?!

Курт вновь обращается к академику.

Колдуйте! Как это… хм… называется-то?

Путь.

Ола… Путь… Я …э-э-э… готов.

Ригва Ивтар невозмутимо пожимает плечами.

Хорошо.

И замирает, отступив чуть назад, в пустое пространство лаборатории. Ее мягкие, полные губы сначала неспешно, затем все быстрее и быстрее произносят неразборчивые, мелодично переплетающиеся друг с другом в запутанном ритме слова, а руки ловкие и одновременно хрупкие, окутанные широкими, расклешенными от плеч к кистям рукавами черного двубортного пиджака с туго застегнутым воротником-стойкой, то взмывают, то падают, кружась и перемещаясь в странном, понятном лишь ей самой танце. Затем все резко обрывается. Раскрытые ладони опускаются, по лицу пробегает серовато-синяя тень оставляющего разум и тело внутреннего напряжения, и она вновь поворачивается к Курту утомленная, но довольная.

Вперед…

Отступает на полшага назад и любезным, элегантным жестом отводит в сторону чуть согнутую руку, будто приглашая гостя пройти в невидимую ему, однако такую явную для нее самой дверь.

Курт снова хихикает мрачно и нервно. Его глаза с расширившимися от испуга темными, блестящими зрачками, не в силах остановиться, перебегают с одного предмета на другой. Он жутко боится. А в мыслях тихим неотступным бормотанием звучат приглушенные слова Валы… Вчера, отчего-то очень разговорившись, она невзначай выболтала ему про несколько несчастных случаев, которые случались в лаборатории академика Ивтар. Ох, лучше бы подруга не делала этого…

Мирда соан, и зачем он вообще согласился?! Надо было меньше пить того арданского пойла…

Курт нарочито решительно, понимая, что еще чуть-чуть ожидания и он, плюнув на все, развернется и позорно убежит, сжимает влажные ладони в кулаки. Подходит ближе, затем еще и еще, семеня по паркету, не отрывая взгляда от собственных покрытых толстым слоем пыли, сношенных сапог. Он пока ничего особого не чувствует, и от этой неизвестности ему становится только страшнее.

А-а-а…

Вдруг, будто застряв, оборачивается к Ригве. Ее черные, плотные, густые волосы, завитые крупными, упругими кудрями слегка колышутся от его резкого движения. Рядом с ней: в меру полной, в меру высокой, с красивыми, плавными изгибами фигуры зрелой женщины, Курт выглядит несуразным, долговязым подростком.

Куда перемещаться-то?

Спрашивает он осипшим, непослушным голосом.

В Альстендорф, университетская библиотека, третий ярус, рядом с большим круглым столом в секторе базовых иллюзий.

Невозмутимо сообщает Ригва.

У Курта отваливается челюсть. И теперь уже Нил с Валой сдавленно, предательски весело хохочут за его спиной.

В Альстендорф?! Браза, это же… через пол континента… Это… пф-ф-ф… Эльма локи.

Кажется, его копошащиеся мысли слышит вся комната.

Хм… понял.

Курт кивает, оглядывается перепуганный, растерянный, пепельно-бледный. Делает пару громких, протяжных вздохов. Без труда представляет себе нужное место: они на первой ступени часто подолгу болтали там с Зирой и Диром. И едва только его тонкие, беловато-розовые губы заканчивают произносить стандартные слова заклинания, бесшумно шагнув в пустоту, исчезает.

На мгновение заставленную по периметру одинаковыми, крепкими стеллажами с бесконечным книгами и папками лабораторию, залитую падающими из прямоугольного окна мягкими, расширяющимися конусами желтоватого света, накрывает тень звенящего, беспокойного молчания, наполненного неявным, осторожным предчувствием то ли трагедии, то ли долгожданного триумфа.

Вала осторожно переглядывается с Нилом. Ригва с тяжелым, глухих вздохом опускает голову, темные, блестящие кудри падают на ее сосредоточенное, изменившееся, постаревшее лицо, непроницаемой вуалью скрывая его от взора посторонних. Руки вновь переплетаются на груди. Она отстраненно смотрит на кончики своих широких, мягких туфель, чуть приподняв носки и покачивая ими из стороны в сторону, а ее тело под плотными складками одежды едва-едва заметно вздрагивает от сковывающего мышцы напряжения.

Мимо бегут секунды, а затем минуты.

Нил аккуратно сжимает своими горячими, сильными пальцами хрупкую ладонь Валы. И когда она, встревоженная, растерянная и бледная, поворачивается к нему, легко, ободрительно улыбается, невольно поджав губы. Он внезапно хочет сказать то, что так давно собирался, но…

За ее спиной раздается шум. Мгновение уходит. Вала отворачивается, холодная рука выскальзывает из ладони Нила.

Браза…

Раздосадованный он смотрит в центр лаборатории. Туда, где вернувшийся, целый, невредимый и очень-очень довольный стоит Курт, гордо демонстрируя чуть ошарашенной Ригве какую-то дерзко позаимствованную без спроса библиотечную книжку. Его лицо сияет подлинным восхищением и восторгом. Вала вновь радостно хлопает в ладоши, а Нил, не в силах больше хмуриться, чуть снисходительно, с пониманием усмехается.

Браза… Да это же … будущее!

Взволнованный голос Курта гулким эхом заполняет комнату, и Нил, несмотря ни на что, полностью с ним согласен.

2

Нердан Йорман, щурясь от лучей яркого, но уже практически негреющего солнца, легким, неспешным шагом огибает острые углы Фонтанного треугольника.

Осень. Вокруг почерневшие от непогоды и темной, тяжелой дорожной пыли, свернувшиеся на кончиках резных уголков, лениво шурша, перекатываются по сухой брусчатке опавшие листья, и так любимые когда-то магистром фонтаны уже месяц как молчат. Однако он не слишком расстроен. На стареющем, но по-прежнему обаятельном, выразительном, кое-где искаженном глубокими морщинами лице с яркими, светлыми, бледноватыми, голубыми глазами, тонкими, нечеткими губами, широким, овальным подбородком и высокими, чуть оплывшими из-за дряблости кожи скулами мерцает довольная полуулыбка. Он нарочно отправился на собрание пешком, хотя обычно предпочитал не тратить на прогулки лишнего времени и перемещался прямо в Дом высокого голоса, но сегодня решил отступить от привычек, чтобы своими глазами увидеть, как изменился за последние годы совсем крошечный, неказистый, суровый Неймар.

Ведь, если вспомнить, впервые он посетил этот затерянный в таинственной, молчаливой глубине северных лесов городок давным-давно, когда его границы еще обрывались прямо здесь, в треугольнике Первого лабораторного корпуса, а из воздушных переходов можно было любоваться могучими, древними как сам Литернес соснами и елями, плотным кольцом обступающими древнее поселение отшельников-ученых, а после, развернувшись, вдоволь наслаждаться задумчивым, неспешным течение огибающей Неймар с противоположной стороны неширокой, полноводной весной и летом реки, разделенной на два тонких рукава, словно обнимающей ими крохотный остров предоставленного всем ветрам мира Первого замка с примыкающим к нему круглым Домом общего стола и прямоугольником строгой, неприветливо хмурой Периодической башни рядом с Домом высокого голоса на другом, противоположном берегу. Тогда Нердана, совсем юного, следуя многовековым традициям этого места, поселили в узкой, безликой, мрачной комнатушке младших магов Квартала Невидимых – брата-близнеца куда более комфортабельного и почетного, щеголяющего сдержанным, умеренным лоском Квартала Первых, предназначенного для самих академиков.

Теперь же Неймар разросся… За углами стареющих, угрюмо-молчаливых, серовато-синих, с медно-зелеными вертикальными полосами дождевых подтеков стен Первого корпуса, испещренных бойницами тонких, прямоугольных, углубленных в кладку окон, выглядывали совсем новенькие, блестящие на солнце светлой кладкой ровных, плотно подогнанных друг к другу, слегка шершавых каменных кирпичей, причудливо изогнутыми трубами серебристых водостоков, и такими изящными по меркам Неймара,

Магистр невольно покачал головой, ох уж этот привыкший к суровой простоте северный вкус…

арочными проемами чистых, прозрачных, просторных окон Второй и Третий лабораторные корпуса. А с обратной стороны понимались аккуратные в два-три, редко четыре этажа уютные, будто чуть сплюснутые между собой домики недавно достроенного Общего квартала, который его младшие маги отчего-то все, как один, называли Кварталом Фильминов.

Магистр едва слышно усмехнулся одновременно и со снисходительным, ворчливым, покрытым тонким слоем ностальгической грусти упреком, и с разумным, одобрительным восхищением.

Ола, это вам не чуланы невидимых темные, обреченно тоскливые и уныло печальные, с ветром, пугающим по ночам своим жутковатым, будто волчьим, воем за толстыми, холодными стенами. Не сумрачные, влажные, промозглые, пропитанные сыростью и плесенью покои Первого замка. А какие-то совсем не к месту приятные, уютные, удобные, живые пригородные квартальчики для привыкших к комфорту родительских домой молодых магов. Ха-х… Что ж оно и к лучшему, давно пора!

Крепкие ноги магистра бодро свернули на заново вымощенные, выметенные, узкие улицы. Он оставил позади Первый корпус и теперь под громкие, глухие удары Периодической башни, с любопытством и настороженным удивлением косясь на появившиеся кое-где коричнево-сероватые, а летом, наверняка, заполненные свежей, изумрудной зеленью клочки газонов, крошечные, аккуратно подстриженные кусты декоративных изгородей, одинокие, ухоженные деревья и чудом примостившиеся среди первых этажей угрюмых зданий яркие, броские лавки (О, мирдан соан!), вышел наконец к широкой, просторной, наполненной прохладным, щекочущим лицо воздухом и светом набережной, где небольшими группками или в одиночестве занятые будничными тревогами, заботами, охваченные загадками собственных идей и мыслей, насупившись или наоборот, гордо вскинув вверх головы, спешили туда-сюда работники академии, и их торопливая, порой иноземная, витиеватая речь заставляла магистра невольно, непривычно хмуриться и с интересом прислушиваться.

Что ж Неймар действительно изменился, на удивление похорошел, получив то, в чем так сильно, как оказалось, нуждался. Воплотились в жизнь давно завалявшиеся на полках планы, вслед за ними родились новые. И утерянный когда-то…

Нердан Йорман задумался, мысленно подбирая нужные слова.

… дух лихой живой, вечно юной молодости, смелости, храбрости, азарта открытий, какой-то вырывающейся за границы привычной разумности свободы, давным-давно покинувший эти мрачные, обжитые черствыми стариками-учеными стены, вновь наводнил узкие улочки, крохотные скверы, домики и, самое главное, сердца их обитателей. Жизнь кипела: ей понадобилось так мало и одновременно так несоизмеримо много, чтобы возродиться. Как и магии…

Магистр вздохнул с неподдельным, ликующим восторгом и не менее искренним, гнетущим переживанием.

Да, Неймар снова ожил, и за это, он раздосадовано нахмурился, серая тень пугающей маской опустилась на его суровое, угловатое лицо, приходилось благодарить Скейлера. Несмотря на всеобщее обожание, драгоценную и, что ж тут скрывать, очень своевременную, неоценимую помощь университетам и научному сообществу Мирана, поистине огромное внимание к развитию магического искусства и науки, Нердан Йорман сам не спешил петь дифирамбы молодому правителю. И когда его спрашивали: почему (правда сейчас это происходило все реже и реже, ибо хула на короля не нравилась его коллегам), всегда в ответ задавал другой вопрос: а какова цена?

Что король спросит с них за все это и, самое главное, когда. Ведь магистр не сомневался: Скейлер выставит счет, только вот пока не смог понять, в чем. Лишатся ли они независимости, учеников, знаний, должностей, академий, свободы, жизней или может быть даже способности колдовать… Чего? И хотя время шло, и все вокруг лишь расцветало и улучшалось, подстегнутое живительным дыханием вновь просыпающейся, словно от глубокого сна, магии, Нердан Йорман наотрез отказывался верить в бескорыстность правителя. Полагая, что даже если он и ошибается, даже если вдруг относится к нему предвзято, то в будущем искренние извинения будут куда уместнее, чем неожиданный, негаданный удар в собственную спину, к которому, как магистру казалось, все это неотвратимо и неминуемо вело.