Читать книгу: «Между прочим», страница 9
Только не с тобой
Верочкин муж был немножечко сумасшедший, самую капельку: любил до страсти экстремальные наслаждения, вроде горных восхождений вне подготовленных маршрутов, внетрассовые спуски на лыжах, затяжные прыжки с парашютом, мото фристайл и прочие аттракционы условно несовместимые с жизнью.
Ему непременно везло, во всяком случае, с момента их знакомства: ни одной серьёзной травмы.
Как её угораздило влюбиться в самоубийцу-адреналинщика, Верочка не помнила.
Возле него стаями крутились девочки без комплексов, которых он, казалось бы, не замечал вовсе.
Игорь улыбнулся однажды на дружеской вечеринке, где Верочка оказалась совершенно случайно, многозначительно подмигнул, и она провалилась в сладкий сироп непрекращающегося оргазма.
Что было после, что вначале, о чём, сплетясь, взахлёб молчали, как зори тайной их венчали…
всё осталось для неё непостижимой, покрытой многоцветной искристой вуалью судорожного чувственного блаженства загадкой, остановившей бег времени на бесконечно долгие пять счастливейших лет.
Иногда где-то глубоко внутри цветными миражами всплывали обрывки событий, но мелькали они слишком быстро, вызывая чувственные приливы и помутнение рассудка. Туман немного рассеивался, когда любовники вновь сливались в экстазе, но слишком кратковременно.
Верочка следовала за мужем в любые дали, не отпуская даже на головокружительных спусках, которые преодолевала практически в бессознательном состоянии.
В тот день (Игорь только что собственноручно вымыл её в душе, не оставив без внимания и ласки ни одного миллиметра податливого тела) женщина сидела с закрытыми от наслаждения глазами в расслабленной позе испытывая восхитительно сладкие телесные муки, когда беззвучно загорелся экран его смартфона.
Отвлекаться от пикантных ощущений не было сил.
Мерцание дисплея было раздражающим, настойчиво долгим. Пришлось взять трубку непослушными от возбуждения руками.
Верочка провела пальцем по светящейся поверхности, нечаянно включила камеру.
Что-то заставило её развернуть альбом.
Лучше бы она этого не делала.
Там было такое!
Девочки из спортивной массовки, большинство из которых она знала, с придыханиями и стонами демонстрировали эротическую сноровку, непринуждённо переговариваясь с Игорем. Сомнений в том, что за кадром он, не было.
Верочка с замиранием сердца пролистала часть альбома, покрывшись испариной. Руки совсем не слушались привычных команд, жили собственной жизнью. С трудом, но удалось скрыть факт отвратительно неприятного любопытства.
Быстро принять взвешенное решение не было сил. Что она могла предъявить, что?
Устроить скандал, уйти, подать на развод? Чего таким образом можно добиться, кроме одиночества?
Жизнь без любви, без Игоря представлялась самоубийством.
Чтобы выиграть время для рассуждений, Верочка сказалась больной.
Она была оскорблена, раздавлена, вполне правомерно обижена, потому для начала выбрала тихий протест – прекратила всякого рода коммуникации, что оказалось наказанием не для него, для самой себя.
Осмыслить до конца то, что произошло, не было сил. Энергия блаженства покинула тело немедленно, теперь тихо испарялись остатки гравитации.
Верочка перестала принимать пищу, почти не двигалась: сидела мёртвенно бледная и сосредоточенно смотрела в расплывающуюся перед глазами точку, которой не видела.
Игоря её состоянием особо не напрягало, он философски обосновал странный недуг периодическими женскими проблемами, о которых что-то знал, ещё больше слышал, – физиологию никто не отменял.
Утешительниц в его беззаботной жизни было предостаточно.
Прошла неделя, другая. Состояние жены начинало раздражать. Девочки без комплексов дарили минутную разрядку, которая напрягала незавершённостью.
Секс без самоотдачи, без любви, теперь раздражал, озадачивал. Неосознанное до поры беспокойство заставило задуматься, что не так. Гонки на мотоциклах бесили, прыжки с парашютом приводили в бешенство.
– Нам нужно поговорить.
– О чём, любимый? Разве не видишь – мне плохо.
– Именно об этом. Почему?
– Не догадываешься?
– Что происходит, чёрт возьми!
Шёл третий месяц без интима, без откровенных разговоров, без…
Параллельная жизнь началась неожиданно, внезапно. Верочка ехала в автобусе, её ждал доктор. Кто-то перебегал дорогу, водитель резко затормозил. Антон, так звали юношу, задержал неминуемое падение, прижав к груди.
Сердце спонтанно сорвалось в галоп.
Верочка пыталась контролировать состояние. Тщетно. Рассудок отказывался подчиняться.
Через час или около того она полностью подчинилась неизбежному падению в пропасть измены. Самое ужасное – ей понравилось состояние безоговорочной покорности.
Игорь был единственным мужчиной, которому она прежде позволяла вторгаться в интимные пределы. Она считала его идеальным любовником.
Каково же было разочарование в эротических талантах мужа, когда Антон оказался внутри.
Это был шок.
Мужчина не суетился, не доминировал, не довлел, он улавливал на уровне флюидов каждое желание, любую мельком обозначенную прихоть.
Веронике не пришлось подстраиваться, изображать страсть. Она была сама собой, но испытывала немыслимое блаженство.
– Спасибо, Антон, – едва справляясь со смущением, произнесла она, прощаясь, – мы ещё встретимся?
– Если пожелаешь.
– Я замужем, – призналась она.
– Дети?
– Увы, нет. Игорь считает, что до тридцати пяти нужно жить для себя.
– Любишь его?
– Теперь не знаю. А ты, ты… свободен?
– Что хочешь услышать?
– Прости. Со мной это впервые. Опасаюсь, что теперь всё будет довольно сложно.
– Роль любовницы может тебя устроить?
– Боюсь, что нет.
– Ко мне есть претензии?
– Только одна… ты… слишком… сладкий. Это не может быть реальностью.
– Тогда лучше забыть.
– Лучше.
Антон не был причиной или катализатором расставания, скорее лакмусовой бумагой, индикатором среды обитания. Развод состоялся довольно быстро, ведь у них не было детей.
Верочка вернулась в свою квартиру, где с наслаждением предалась меланхолии в свободное от профессиональной деятельности время.
Игорь безуспешно осаждал неприступную крепость. Он чувствовал опустошение, сдвиг энергетического баланса в сторону деградации.
– Я тебя люблю, Верочка!
– Зато я себя ненавижу, в этом суть. Мы разные. Предатель не способен к сопереживанию. Я тоже тебе изменила.
– Это не имеет значения. Начнём сначала.
– Непременно. Только не с тобой.
Возраст потерь
– Отчего все так настойчиво, упорно ищут стабильности… в отношениях, в быту, выдумывают разного рода ритуалы, обязательные действия, смысл которых давно забыт или вовсе непонятен, – раздражённо, не желая выныривать из сумеречного состояния, наполненного нереализованными мечтами, думала Вероника, погружённая на краткий миг в состояние иллюзорного приключения.
Она приходила домой раньше мужа и дочери, потому располагала приятной возможностью, прежде чем приняться за рутинную прозу семейных будней, насладиться безмолвным одиночеством, украшенным неким подобием медитации.
Женщина скидывала с себя одежду до последней ниточки, несколько минут неистово выплёскивала эмоции в танцевальном экспромте, затем увлечённо ублажала весьма восприимчивое к ласкам тело под горячими струями в душе, растиралась, заворачивалась в махровую простыню, расслабленно вытягивала отяжелевшие от восьмичасового стояния ноги, чтобы немного забыться.
Рабочий день в салоне красоты, где она работала, начинался в шесть утра.
Рукотворно роскошным леди непременно необходимо было придать привлекательность и неотразимый шарм до момента, когда их внешность начинают оценивать публично.
Клиентки по большей части раздражительны, вспыльчивы. Ублажить каждую – особое искусство, требующее немалого напряжения. Сноровки, мастерства и терпения едва хватало до завершения смены.
Переступая порог квартиры, Вероника буквально валилась с ног.
Необходима хоть небольшая, но пауза: остановки ускорения времени, отключения головокружительного вращения, ослабления утомляющих силовых полей, постоянно рождающих новые проблемы, потоков негативных энергий, выкручивающего действия гравитации.
Как мечтала Вероника иметь вот это вот всё – отдельную квартиру, комфортный уют, налаженный распорядок дня, любимого рядом, вселяющее безотчётную радость детское присутствие.
Когда она успела устать от счастливой семейной жизни, от быта, когда?
– Ещё минуточку… нет, пять. Разобрать сумки, приготовить ужин, пропылесосить…
Проваливаясь в сон, Вероника методично совершала рутинные хозяйственные действия, но в довольно необычной обстановке: вокруг расстилался пляж с горячим песком, на берег размеренно набегала прибойная волна, ослепительно блестела вода, пронзительно кричали чайки, отчаянно ныла обгоревшая на солнцепёке кожа.
Красочные живые ассоциации всплывали одна за другой. Она опять вспомнила мальчишку, просветившего относительно правил загара, который намазывал заживляющим кремом, заставил одеться и все десять дней незабываемого отдыха не отходил ни на шаг.
У него были особенной чистоты серые лучистые глаза, улыбчивый взгляд, завораживающий голос и удивительно нежные руки.
Егор так и не решился обнять, поцеловать, как-либо выразить свои чувства, оживляющие общение. Он просто был рядом, о чём-то непрерывно рассказывал, лечил бальзамом болезненные ожоги и зачарованно наблюдал за каждым её движением.
Теперь, после стольких лет семейной жизни, Вероника сожалела о не случившемся, пыталась представить, как могла сложиться жизнь, будь парнишка более решительным.
Никита и представить не мог, что переселение из средней полосы в чудесный приморский город произошло отнюдь не оттого, что ему пришла в голову подобная плодотворная мысль.
Вероника бредила и грезила, вспоминая первый в своей жизни отпуск, и того, кто разбудил дремавшую женственность.
Это она внушила супругу любовь к морю. Она.
Кажется, это был брак по любви. Во всяком случае, неукротимо кипящие страсти долго-долго не давали прийти в себя от азарта и возбуждения.
Что-то важное, цементирующее чувства, сломалось неожиданно и вдруг, хотя обнаружить причинно-следственную связь не удавалось. Кончилась любовь и всё тут.
“День ушёл, и нет возврата, но, как слайд, осталось чётко – нашей юности утрата, нашей памяти находка”, – вертелась у Вероники в голове строчка из однажды услышанного романтического стихотворения, отражающего суть трепетно-греховного томления.
Она обожала мужа, обмирала от его ласк. Прежде. Теперь же запросто могла расплакаться оттого, что так и не познала вкус поцелуя того замечательного мальчишки.
– Глупая, – корила она себя, – это было настоящее счастье, а ты…
Потребность реализовать опрометчиво утраченное наслаждение, призрачно-блаженную возможность изменить судьбу, медленно, но верно, превращалась в одержимость.
Вот и сегодня Вероника грезила, явственно чувствуя на губах вкус девственного поцелуя, приятно резонирующие вибрации, нарастающий гул прибоя, предвкушение некого почти состоявшегося чуда.
Сладость волнительного момента нарастала, переполняя наслаждением. Ещё мгновение и…
Из сладкой иллюзии внезапно вырвала совсем некстати прозвучавшая фраза и несанкционированное прикосновение к щеке, – солнышко утомилось. Мамочка, любимочка наша, вставай пришёл?
Веронику трясло от прерванного некстати возбуждения. Возвращаться в постылую реальность не было желания.
– Можно без меня? Спать хочу.
– У нас сюрприз. С днём рождения, любимая!
Гостиная была залита светом, стол накрыт деликатесами, украшен цветами.
Как она могла забыть?
Ощущения праздника не приходило. Дочь это сразу почувствовала.
– Мамуль, Васька на танцы зовёт, можно? Без меня справитесь?
– В десять чтобы дома была.
– Ты самая лучшая мамусенька на свете. Я тебя обожаю!
– Отвернись, Никита, дай одеться.
– Ты чего, Никусь, чего я не видел, – обиделся муж.
– Поссориться хочешь?
– Напротив, настроен на мирный диалог и романтическое, даже игривое настроение.
– Лучше бы на ремонт настроился. Обои отклеиваются. Ешь один.
– Что-то не так, родная?
– Всё так. Устала.
– Понял, – полез целоваться Никита, – самый лучший специалист по расслаблению прелестниц к твоим услугам. Безвозмездно. То есть совсем даром.
– Остынь, Ромео. Нет настроения, нет обстановки, не вижу морковки…
– Есть морковка. Сла-а-день-кая! Мы с Дашулей платье тебе купили… и туфли. Те самые, что неделю назад примеряли.
– Спасибо, Никита. Я… правда рада, но…
– Рекламации и претензии после примерки и тоста.
Вероника сама не могла понять, что с ней происходит. Раздражение захлёстывало, требовало немедленного выхода.
– Можно хоть раз в жизни оставить меня в покое, – вспылила она.
– Извини… я это… в гараж что ли тогда пойду, чтобы не нарваться.
– Вот туда и иди, целее будешь!
– Объясни, что происходит! Чем я заслужил…
– Просто уйди.
– У тебя кто-то есть? До климакса далеко. Живи – радуйся. Ведёшь себя как капризный ребёнок, устраиваешь истерики на пустом месте. Фу, какая ты некрасивая в такие моменты.
– Давай, давай… наговори побольше гадостей… про родителей что-нибудь скверное скажи. Да, есть у меня любовник… молодой, симпатичный, ни чета тебе. И что с того!!! Ну, ударь меня, ударь, получи удовольствие!
– Можно подумать, я бешеное животное, а ты беззащитная жертва семейного террора. Положим, я тебе поверил. Левый поворот, возрастной кризис, крушение радужных иллюзий. Есть повод, во всяком случае, так тебе кажется. Хочется найти виноватого в том, что жизнь не похожа на сказку. Лучший способ – интимная месть. Предлагаю поставить точку, начать с неё отсчёт иных, более зрелых отношений. Обоснуй своё поведение, предъяви объективные претензии. Обсудим, набросаем проекцию приемлемого, удобного для всех сторон семейного кодекса. Нельзя замыкаться в себе, страдать молча. Нужно взаимодействовать, двигаться. Никусь, может, купируем назревающий непонятно на каких основаниях локальный конфликт, отменим едва не начавшуюся дуэль. Я тебя люблю! Честно-честно.
Вероника расплакалась, – почему так-то, почему! Мы с тобой стали чужими. Ты даже ревновать меня не желаешь. Мне скучно с тобой, Лобанов.
– Мы все родом из детства… где цветной, объёмный, яркий антураж, где волшебные звуки и манящие запахи, где постоянно происходят изумительные события, о существовании которых мы даже не догадываемся. Каждый миг – приключение, каждое движение – открытие. Но так не может продолжаться вечно, пойми. Рано или поздно таинственные и волнующие сюжеты становятся обыденными, привычными, замыленными. Отсюда меланхолия, скука. Плюс ограничения и обязанности. А хочется пьянящего чувства свободы, исполнения желаний, приятных сюрпризов, праздничного салюта. Вот и грезим. Напридумаем всякой-разной чувственной экзотики и смакуем, рассчитывая в иллюзиях на необоснованное, незаслуженное счастье. Жизнь – процесс динамичный и беспощадный, второго шанса создатели не предусмотрели. Шаг – выбор, шаг – выбор. И неминуемые последствия. Добро пожаловать во взрослую жизнь. Думаешь, мне легко и просто? Так нет. У меня тараканов в голове больше, чем население муравейника. Предполагаю, что тебя мучает, извини за откровенность, вопрос – а тому ли я дала.
– Какое тебе дело, чего ты в мозгах у меня копаешься? Без того муторно.
– Живу я здесь, Вероника Андреевна. У меня о том справка имеется, штамп в паспорте стоит, колечко заветное на пальчике сверкает. Не умеешь ты врать, болезная. Не изменяла ты мне. Да пусть даже и так.
– А ты, ты… изменял?
– Сама как думаешь?
– Вот и прокололся. Вопросом на вопрос отвечают, когда есть, чего скрывать. Так и знала.
– Что тебя терзает, гложет? Поделись. Мы же семья. Или давай помечтаем. Неужели нам ничего не хочется, кроме того, что имеем? А память… столько всего замечательного произошло.
– Ты же приземлённый, скучный. О чём с тобой говорить, о чём мечтать?
– О красоте, о любви. Помнишь тот день, когда мы познакомились?
– День как день. Ничего особенного. Ты мне на ногу в автобусе наступил.
– Вот! А ты дёрнулась и каблук сломала. Пришлось до сапожной мастерской на руках тебя нести.
– Больно хотелось.
– Мне казалось, что понравилось. От тебя пахло… мандаринами что ли. И чем-то особенным, отчего голова кружится. Я сразу влюбился… а ты?
– Мне хотелось тебя загрызть.
– Странно. А щекой зачем тёрлась?
– Откуда мне знать. Нечаянно. Я про тебя не думала.
– Ну да, ну да… про каблук наверно. Мы его по пути благополучно посеяли. Пришлось такси ловить, деньги у соседей стрелять, чтобы с водителем расплатиться. Вечером у нас было свидание. Малиновый закат, пустынная набережная, первый поцелуй.
– Ничего интересного. Обслюнявил всю. Мне потом от мамы влетело за то, что поздно пришла. За туфли тоже.
– Я был на седьмом небе от счастья. Нет, на десятом. Я и сейчас… давай поцелуемся.
– Вот ещё! Не заслужил.
– А ты глаза закрой. У нас свидание. Лунная дорожка дрожит на зыбкой воде. Ты, я, светляки, цикады, звёзды.
Вероника ни с того, ни с сего расплакалась.
– Такого никогда больше не будет. Возраст.
Никита бережно поднял жену, завёрнутую в плед, усадил на колени, поцеловал.
– Чего ты на самом деле, именинница. Всё ты придумала. Любимая!
– Ну-ну, Лобанов, не дети уже, чтобы вот так, в кресле. Дашка может вернуться. Срамота какая.
– Это ты брось. У меня и моей жены сегодня праздник. Разврата хочу, наслаждения, страсти. Хватит скрывать свои достоинства. Боже, какая ты у меня красивая…
