Читать книгу: «Любовь на каникулах», страница 11
Множество эпизодов, десятки действующих лиц. Сцены изобиловали курьёзами и смешными фрагментами.
Настенька обычно так смеялась, так радовалась находчивости своего любимого, что не замечала несоответствий.
Муж не старался увязывать события, часто путал имена и даты. Какая в принципе разница? Это было настолько увлекательно.
Какой же всё-таки Васенька молодец.
Вот только зарплату муж почему-то не приносил.
Но ведь это такая мелочь, когда по-настоящему любишь. И потом, он же всегда объяснял причины, которых было множество.
Главное, им было хорошо вместе.
Деньги на жизнь можно взять у папы. Он же оплачивал коммунальные счета.
Васенька рассказывал жене, что купил два участка земли в Дмитровском районе Подмосковья, которые обошлись ужасно дорого, пришлось занять. Но это в принципе мелочи. Скоро рассчитается с долгом, и они начнёт строить шикарный загородный дом.
Любимый брал альбом и рисовал будущую усадьбу. Или находил готовое здание в интернете. Он мог часами описывать, что, где и как будет в их доме.
Девушка была очарована энергией и напором мужа, обилием в его голове стратегий и небывалыми способностями.
Однажды Вася приехал на шикарном автомобиле размером с хороший гараж. Они гоняли в нём по Московским улицам.
После авто прогулки Вася пригласил Настеньку в роскошный ресторан “Турандот” на Тверской улице.
Когда девочка глянула на цены в меню, у неё закружилась голова.
Вася был спокоен и галантен, излучал флюиды человека, знающего себе цену.
Там было всё: чувственные танцы под живую музыку, заказанную специально для неё, шикарные дизайнерские букеты цветов, скрипач, игравший для них двоих, немыслимые блюда, сменяющиеся одно за другим, романтическая обстановка, фантастическая сервировка стола, чопорные официанты, предупреждающие каждое желание.
Вася был неподражаем.
С ним было так весело, так замечательно.
Настенька ещё никогда не была так счастлива.
Такая роскошь прежде для неё была недоступна, хотя родители у Настеньки не были бедны.
Настолько изысканного гусарства девочка даже представить себе не могла.
Душа девочки плясала и пела.
Этот праздник устроил её Вася.
Сам он был потрясающе элегантен, пластичен, походил внешне на молодого Алена Делона.
Настенька всё больше и больше влюблялась в своего изумительного мужа.
Увы и ах! Вечер закончился неприятностью.
У Васи украли кошелёк, в котором были не только его деньги. Там находились средства, которые уже завтра нужно было отдать в качестве первого взноса за совместную с двумя приятелями сделку, которая сулила баснословные прибыли.
Такая неприятность. Пришлось звонить папе.
Скандл удалось замять.
Папенька влез в большой долг.
Как всё-таки хорошо, когда у тебя такие замечательные родители. И такой прекрасный любящий муж.
Васины сделки приобретали невиданный размах, множились, росли. Кажется, он уже выходит на мировой уровень.
Жаль только, все прибыли до копейки уходят в инвестиции.
Денег мужу по-прежнему хватает только на пиво. Зато, как же он любит свою Настеньку, наглядеться на неё не может.
И целует, целует!
Нежно, трепетно.
Как же ей повезло!
Летом Настенькин папа отправил молодых отдыхать на Тенерифе.
Целый месяц беспредельного счастья. Экзотическое море, чёрный песок, восхитительный отель, темпераментный чувственный секс. Много страстной близости в немыслимых позах. Васенька так умел и изобретателен, неутомим и щедр на ласки.
Это было исполнение мечты всей её жизни. Наконец-то она нашла то, о чём грезила. Как же Настеньке повезло с мужем.
Вася в этом сказочном путешествии был в ударе: покупал дорогие подарки, угадывал любые желания девочки… и любил, любил: самозабвенно, страстно, нежно.
С курорта Настенька приехала загорелая, ликующая, с солнечным настроением… и беременностью.
Вася был на седьмом небе от счастья. Он отец!
Настеньку завалил дорогими украшениями. Правда, деньги опять занял у её папы, который стыдливо отворачивал глаза, но муж его моментально успокоил, показав какой-то контракт на английском языке, сумма в котором содержала семь нолей в зелёных рублях.
– Ещё немного и мы будем купаться в долларах, мои дорогие, – весело сообщил Василий Васильевич Аверченко.
– Начнём строить шикарный дом. Точнее, два дома… второй продадим. Я же говорил, что купил два участка по тридцать соток. Наймём няньку, чтобы жена продолжала учиться. Настеньке приобрету салон красоты на проспекте Калинина. Или на Тверской. Нужно же ей иметь средства на карманные расходы.
Папа покряхтел, выпил стакан виски, закусил икрой и поехал домой. Потом вернулся, на всякий случай дал доченьке тысячу евро и как-то странно посмотрел ей в глаза.
Настя была по-прежнему жизнерадостна. Жизнь улыбалась ей вместе с самым лучшим мужем на свете.
Доченьку назвали Ева.
Это был настоящий праздник.
Настеньку и малюсенькую девочку, с цветами, мишурой и разноцветными шарами, улетающими в небо, встречала вся многочисленная родня.
После торжественного обеда и смотрин папа тихонечко сунул дочке в руку пакетик с денежными купюрами… и протяжно вздохнул.
Глаза Настеньки по-прежнему излучали радость, светились от непомерного счастья.
Еле дождавшийся её муж был ошарашен отказом в близости.
Обиделся, забрал своё пиво и ушёл, демонстративно хлопнув входной дверью.
Утром Вася беззаботно и радостно щебетал по телефону, шпаря восторженными эпитетами, словно зачитывал их с листа.
Его любовь к жене была безгранична, во всяком случае, на словах.
В конце муж попросил немного денег. Сказал, что ушёл в минус на последней сделке.
Через пятнадцать минут он был дома. Забрал всё, чем ссудил её папа, до копейки, и был таков. Даже не подошёл к дочке.
Вечером Вася позвонил и сказал, что схватил заразную инфекцию.
Возможно, придётся долго лечиться в клинике. Но Настенька всегда может связаться с ним по телефону.
Звонил муж регулярно. Читал стихи, справлялся о дочке. Болезнь его оказалась тяжёлой и затяжной.
Он опять попросил денег.
– Васенька, а как же твой папа? Он же крупный чиновник.
– У него тяжёлые времена. Реорганизация, сокращение. Его подсиживают. Приходится за всё платить ненасытным руководителям. Там, наверху, закон джунглей.
– А твоя служба, милый, бизнес, проекты?
– Ты же знаешь, как меня кинули лягушатники. Я тебе рассказывал. Никогда больше не свяжусь с французами. Одних неустоек заплатил больше, чем заработал за последний год. Пришлось продать участки в Дмитрове, чтобы расплатиться с кредиторами. Короче, я сейчас на мели.
Денег папа не дал.
Зато мама переехала к Настеньке, чтобы помочь молодой неопытной мамочке растить дочурку.
А Васенька всё болел и болел.
Зато французы одумались. Пересмотрели условия контракта. Нужно только достать тридцать тысяч евро. Срочно. Иначе сделка опять может сорваться.
Каждый раз муж рассказывал немного иначе, путая события, но говорил, как всегда уверенно, не спотыкаясь.
Голос у него всегда был жизнерадостный, бодрый.
Сказал, что недели через две выписывается из клиники, что скоро будет дома.
Как же он соскучился!
Чмоки-чмоки в телефонной трубке не смолкали. Эпитеты становились всё горячее.
Как-то мимоходом Васенька попытался выяснить, насколько жена готова выполнить супружеские обязанности, а когда услышал, что уже можно, пришёл в неописуемый восторг.
– Настенька, любовь моя! Сейчас же иду к главному врачу, потребую выписать. Сколько можно меня лечить! В конце концов, я отец и муж. Пора впрягаться в семейное ярмо. Как вы там без меня, как Евочка? Наверно уже подросла? Я вас так люблю, так люблю! Всё, бегу. Надеюсь, у тебя будет, чем заплатить за такси?
Васенька прибежал запыхавшийся через сорок минут… с сумкой пива. Схватил деньги на такси и выбежал, даже не поздоровавшись.
Его негодованию, когда увидел в квартире Настину маму, не было предела.
– Алёна Владимировна, это наш дом. Погостили и будет. Мы справимся сами. Нам нужно побыть наедине. Вы же понимаете, дело молодое, любовь.
Настенька не понимала, что делать. С одной стороны муж, которого она не видела три месяца. Опять же мама. Одной ей не справиться с беспокойной Евой, а Васенька ничего не умеет. Но так хочется любви. Она соскучилась по его ласкам. В ней давно и прочно проснулась женщина, требующая нежности и секса.
Муж стоял в картинной позе, как Наполеон на поле боя, и выжидал.
Мама посмотрела на несчастную, вмиг погрустневшую дочку, увидела в её глазах печаль и растерянность, начала собираться.
Это была замечательная ночь, полная чувственных оргазмов и полётов в сказочные миры.
До сих пор Настенька не знала, что это такое. Ей всегда нравилось, как Васенька входит в её разгоряченную плоть, но такого экстаза, такого немыслимого наслаждения пока не испытывала.
После третьей или четвёртой партии эротических баталий заплакала Евочка. Пришла пора кормить грудью.
Васенька к тому времени утомился, хотел спать.
Девочка так противно верещала!
Муж долго крутился в кровати, несколько раз ходил курить на балкон, выпил последнюю бутылку пива.
Дочка не унималась, плакала.
Настенька носила её на руках.
Это было невыносимо!
Вася собрался и ушёл, опять раздражённо хлопнув дверью. Мимоходом заглянул к жене в кошелёк, выудил оттуда всю наличность.
Время от времени он приходил, предъявлял свои мужские права.
Настенька не смела отказать, тем более, что её женское начало требовало мужского конца.
Она уже не была так счастлива, как прежде, но от его ласк неизменно испытывала наслаждение.
Васенька умел любить страстно. В постели он был герой.
Впрочем, Настенька никогда не знала другого Васю. Он всегда был у неё единственный.
Вскоре она снова забеременела.
Семейные отношения пошли на второй виток, ничем существенно не отличаясь от первого. Вася приходил и уходил, входил и выходил, пил пиво и рассказывал про успехи.
У него появлялись новые должности, сослуживцы и бизнесы, только, как и прежде, не было ни копейки денег.
Правда, свои десять бутылок пива, креветок и роллы он приносил ежедневно… когда ночевал дома.
Врал всегда.
Делал это артистично, талантливо, самозабвенно.
Персонажи его повествований женились и разводились, рождались и умирали, получали должности, брали у него в долг, дарили ему дорогие автомобили, подгоняли миллионные контракты.
Однако в его жизни и судьбе Настеньки ничего не менялось к лучшему.
Родители девочки давно плюнули на его фантазии, но Настенька не прекращала верить мужу.
Между делом, с детьми на руках и заботами о муже, девочка закончила один институт, затем второй, получила привлекательную финансовую должность с приличным заработком.
Ева пошла в школу, Стелла подрастала.
Настя привыкла к трудностям, переносила их стоически.
Ей во всём помогали мама и папа.
Васенька всё так же пил пиво с креветками.
Он давно уже стал чемоданом без ручки, который нести тяжело, а выбросить жалко.
Как ни странно, Настенька его любит. Даже такого.
Но всему рано или поздно приходит конец. Даже металл и тот со временем устаёт.
В один из дней Настенька собрала вещи мужа в чемодан, подвела Васеньку к двери, поцеловала в губы, очень чувственно, – прости, любимый, я от тебя устала и поняла: наша свадьба – единственная, самая удачная сделка в твоей никчёмной жизни. Увы, на сегодняшний день ты полный банкрот. На развод я уже подала, адвоката оплатила. Как же права была тётя Любочка, когда пыталась раскрыть мне глаза. Чтобы понять это, мне понадобились почти девять лет. Прощай, любимый. Надеюсь, ты справишься.
Задремавшая интуиция
Моя ль вина, что лжёт любой расчёт,
что там, где составные страсть и нежность –
фатальна минимальная погрешность
и звук – лавины за собой влечет;
Ксения Хохлова
В голове у Людмилы неожиданно появились неприятные вибрации. Некий непонятный шум, какой обычно возникает, если долго находишься в замкнутом пространстве, куда не доходят звуки.
С ней такое случилось однажды, когда одноклассник, Лёшка Шумилин, пригласил её исследовать обнаруженную им случайно пещеру.
Тогда они взяли с собой лишь фонарики с запасным комплектом батареек, минеральную воду в пластиковых бутылках, и тёплые куртки.
В пещере было сыро, пахло застоявшейся затхлостью, тяжело было дышать. Друг, однако, был воодушевлён, всё время твердил о находках и кладах.
Хорошо ещё, что он догадался привязать на входе конец большущего мотка капронового шнура.
Лёшка шумел, дурачился, пытался выглядеть хладнокровным и мужественным исследователем.
Было страшно, но Люда старалась не показывать леденящее душу состояние.
В один из особенно напряжённых моментов юноша обхватил её сзади, принялся целовать в шею, чем сильно напугал.
Людмила закричала, вывернулась из объятий, метнулась в сторону, что-то задела, отчего под потолком загрохотало. Посыпались камни.
Лёшка орал, словно раненый зверь. Фонарик выпал из её рук. Всё померкло. Девочка слышала, как друг стонал и матерился.
В той ловушке Люда просидела почти сутки, пока мальчишка полз к выходу с серьёзным увечьем.
Её спасли. Вот когда было по-настоящему страшно. Въедливый белый шум высверливал мозг, действовал наподобие звука бормашины в кабинете стоматолога.
Сейчас, когда они ехали с Костей из гостей, происходило нечто похожее. Её мутило от предчувствия беды и размеренного гудения, от которого, казалось, немедленно лопнут барабанные перепонки.
Девушка не понимала, откуда в ней зародились эти панические ощущения. Они появились словно ниоткуда.
Прекрасные отношения с Костей продолжались больше года.
Он приходил к ней домой, встречал после работы почти каждый день. С ним было легко и весело.
До сих пор у Люды не было сколько-нибудь продолжительных отношений. Все молодые люди, встретившиеся на её пути, были мелочно-расчётливы, избегали серьёзных отношений, сразу начинали охотиться за девственным призом.
Костя был не только ласковым и нежным, долгое время юноша даже намёком не выказывал похотливых желаний.
Наверно поэтому именно он и сорвал джекпот, получил возможность и право первой ночи.
Спустя столько времени он не изменился: был так же ласков, заботился, трогательно ревновал, был неиссякаемо красноречив, часто шептал нежности, иногда непристойные, много и часто шутил, интересовался её жизнью, вникал в повседневные проблемы.
Они никогда не разговаривали о будущем, но обещание долговременного благополучия витало в воздухе.
Костя ни разу не пригласил её к себе в гости и сам не оставался до утра. Люда принимала это как должное. По его рассказам, он руководил большим коллективом, был востребованным специалистом.
Сейчас они ехали от Костиных друзей.
Это была смешанная компания его сверстников, молодых мужчин и женщин, многие из которых были семейными, но приходили в тот дом без супругов.
В их отношениях не было эротической составляющей, одеты все были дорого, но просто, без вычурной манерности.
Друзья пили лёгкие коктейли, беседовали, пели под гитару, читали стихи. Обычное дело.
Тогда почему на душе скребут кошки, сознание испытывает тревожность, удивление, растерянность, почему так яростно атакует какофония мыслеформ, которые невозможно упорядочить?
В этом коллективе Людмилу явно не приняли, хотя всеми силами пытались доказать искренний интерес: старательно улыбались, жали и целовали руку, задавали много вопросов, шутили.
Она чувствовала, что что-то не так, ощущала неприятие: сверлящие взгляды в затылок, шепотки, слишком откровенные взгляды. Дискуссии и вопросы тоже были не совсем обычные.
Друзей Кости интересовала её подробная биография, материальное положение, привычки, предпочтения. Довольно странный интерес к незнакомому человеку.
Любимый был немного напряжён, задумчив.
Машину он вёл внимательно, но молчал.
Устал?
Непонятное волнение не утихало, даже вызвало лёгкую дрожь во всём теле.
– О чём задумалась, любимая, утомилась? Наверно зря я туда тебя привёл. Тяжело общаться с незнакомыми людьми.
– Нет-нет, всё в порядке. У тебя замечательные друзья.
– Да-да, ты им тоже понравилась.
“Зачем он врёт”, – подумала Люда, – “ я там была откровенно лишней. Вежливость?”
Женщина принялась лихорадочно, ещё не понимая зачем, день за днём прокручивать дневник их интимных отношений, старалась вспомнить диалоги, реплики. Она чувствовала дискомфорт, это было неприятно.
– Костя, ты меня любишь, – неожиданно спросила она, сама не ожидая от себя подобного шага.
– Ты же знаешь, как я к тебе отношусь, ты самое дорогое, что у меня есть.
Мужчина ответил не сразу. Пауза была короткая, но Людмила обратила на это внимание.
Её мозг лихорадочно работал, но решение подсказал не ум, а интуиция.
Сердце женщины забилось быстрее и громче, дополняя свербящий тревожный гул в ушах. Ей стало так же страшно, как тогда, в пещере.
– Как зовут твою жену, Костя, – неожиданный вопрос выплыл светящейся строкой на ментальном экране, словно ниоткуда.
– Света… что, какую жену, ты о чём, любимая?
– Останови машину. Не приходи… никогда больше не приходи.
С кем не бывает
И белый день не приносит сна нам,
и кофе в белом фарфоре стынет.
В колонках разгоняет цунами
тяжёлый рок. На диване синем,
скрипучем, жёстком, как ялик, узком,
От счастья больно (Будет больнее).
Всё это значит – любить по-русски.
Мы по-другому и не умеем.
Светлана Гольдман
Дивная северная деревушка на берегу живописной реки со стремительными хрустальными водами встретила семейную пару, приехавшую в гости к давним приятелям, хрустящим морозцем. Вопреки законам физики, несмотря на сугробы и иней на подмёрзших ресницах, течение мелодично журчало на каменистых перекатах, не в силах сковать свинцовой холодности струй ледяным панцирем. Над поверхностью клокочущей жидкости поднимался то ли туман, то ли пар.
– Погреться бы сейчас, – мечтательно произнёс Антон, скрипуче ступая по сухому снегу в сторону гостеприимного дома. Витька писал, что новую баньку на берегу срубил. Возможно вон ту, видишь – дым над трубой?
– Уверена, так и будет. Три года не виделись. Не представляешь, как я по Аньке соскучилась.
Карякины нетерпеливо выглядывали в крошечные оконца, поджидая друзей. Сюрпризом, неожиданно, явиться не удалось. На крыльце встречали обнимашками и хлебом-солью.
Дети были отправлены на выходные к старикам, поскольку сценарий предстоящего мероприятия предусматривал застолье, в меню которого входили ароматные наливки на бруснике и клюкве да крепкое самопальное зелье запредельного градуса.
Стол был под завязку завален таёжными деликатесами. Солёные грузди соседствовали с мочёной морошкой, вареньями, черемшой, квашеной капустой и огурцами. Исходили паром в русской печи порционные горшочки, аппетитно пахнущие картошкой, белыми грибами и мясом. Пироги и кулебяки, несколько сортов копчёной да варёной рыбы, блинцы с чем-то сладким. Тут же стоял самовар, щедро заправленный шишками.
Наговориться быстро, исповедаться, поделиться впечатлениями было невозможно. В воздухе витал избыток энергии, погасить который сумел лишь дружеский тост, – за нас, за вас и за рабочий класс.
После второго или третьего тоста слегка угомонились. Антон с Виктором обсуждали перспективы профессий, заработки, планы; девчонки судачили про детей, хозяйство, наряды да покупки.
– Дамы, – неожиданно прервал идиллию хозяин, – вы тут как-нибудь сами, а мы в баню. Душа требует праздника. Не хулиганьте … без нас.
Время летело стремительно. Раскрасневшиеся, довольные, добродушные мужики вернулись неожиданно, ещё более внезапным оказалось их желание немедленно отправиться на рыбалку.
Небольшая полушутливая склока не остановила приятелей. Через двадцать минут они залезли на снегоход и скрылись в белом безмолвии.
Подружки были слегка навеселе, потому печалиться не стали.
– Предлагаю скоротать время в парной, – предложила Анна.
– Приберём со стола, чтобы кошки не хулиганили и оторвёмся.
– Кто бы сопротивлялся, только не я, – парировала Лиза, – выгоним холод из души и тела. Ура-а-а!
Взяли с собой по бутылочке пивка, вяленой рыбки.
Пар был лёгкий, разговоры задушевные. Обе стремились раскрыться до донышка. Даже песняка вдарили.
– А слабо, Лизка, с головой в омут? Витька экскаватором у берега ямку для подобной утехи нарыл.
– Легко, подруга. Мы с Антоном иногда на святой источник зимой купаться ездим. Прикольно. Потом голову обносит, словно улетаешь куда.
Мороз к вечеру хрустел, ветерок поднялся, но подруги решительно выскочили из предбанника навстречу забавному аттракциону в костюмах первобытных Ев. С поджарых тел валил густой пар.
Анюта с разбега провалилась в омут, зажав пальцами нос, а Лиза упустила лихой момент – подошла осторожно, потрогала кончиком пальцев обжигающую ледяным расплавом воду и встала как вкопанная. Испугалась.
– Не тяни, Лизка, пока не застыла. Мороз – стихия коварная. Трижды окунись и в парную.
– Не могу. Сама не знаю почему. Зябко.
– Ну и… тогда обратно в баню – греться. Веничком тебя надеру от души, и повторим. Всё у нас получится. Нам ли быть в печали, красивым бабам! Мороз-то крепчает. Рыбачки быстро зады обморозят, скоро вернутся, думаю.
Однако подруг ждал сюрприз, да какой…
Дверь в предбанник была по неизвестной причине наглухо закрыта.
Поначалу дамы думали, что это розыгрыш, что сейчас дверь распахнётся, оттуда выскочат гогочущие мужья.
Чуда не произошло. Дверь словно на щеколду изнутри заперли.
Кожа заледенела моментально. Мурашки на ощупь напоминали шипы. Дрожь волнами прокатывалась по телу, неприятно напрягая мышцы.
Анюта принялась приседать да подпрыгивать, Лизавета разревелась.
– Делать чего будем, подруга? Да не стой столбом, застынешь, двигайся. Как я твоему супругу сосульку предъявлять буду?
В голосе Анюты ещё присутствовали позитивные нотки, стимулирующие стремление думать и действовать, – градусов двадцать, не меньше… плюс ветер. Жить нам осталось… ни хрена не осталось. Только не вой, Лизка, без тебя тошно. Идиотки, даже полотенец не взяли. На выходные все соседи из деревни в посёлок подались, остались только Поздеевы да Шпякины. К Кольке ближе. Молись, чтобы на рыбалку не умотал или вусмерть не напился. Бегом!
– Пятки больно, словно стёклами режет, ноги не слушаются.
– Жить хочешь – терпи. Представь, что рожаешь: зубы сожми, размазня. Нет у нас выхода, нет!
– Мы же голые! Совсем.
– Это ничего. Стыдливость побороть можно, совесть уговорить, а жизнь… сама не побежишь – пинками заставлю. Я за тебя в ответе.
Так или иначе – до хаты Поздеевых доскакали. Посинели, сбили в кровь ноги, но двигались.
В окнах призывно горел тёплый свет.
Анна бесконечно долго стучала в окно, пока за дверью не прозвучало приговором грубо, – какого чёрта нужно, мы спать наладились. Завтрева приходите.
– Колька, пусти, замёрзнем вконец!
Дверь слегка отворилась. В руках вконец бухой мужичонка держал керосинку и топор. Увидев посиневшие привидения, перекрестился лампой, – приснится же такое. Брага, мать её ети, не настоялась, как следует, мозг до дури разорила. Откель в нашей глуши бабы-то, да ещё без порток? Изыди, сатана!
Дверь с хрустом захлопнулась.
Отчаяние заставило страдалиц направить искалеченные хождением по натоптанному снегу стопы в сторону дома Шпякиных, где качалась на ветру лампа на столбе.
Лизка уже не выла – скулила, еле переставляя ноги. Она уже не прикрывалась: на пороге жизни и смерти такие мелочи перестают беспокоить.
Где-то вдали подали душераздирающий голос волки.
Анна подняла голову вверх, на усыпанное звёздами небо, где ярко светила полная луна.
“Не к добру”, – подумала она, – “надо же – как нелепо”
Шпякин вывалился на крыльцо с двустволкой и обалдел: в их семье безраздельно царствовал матриархат, не допускающий даже мысли о левых настроениях. Впускать в дом свою погибель было не с руки. Варька могла сделать неправильный вывод и тогда…
Секунды, за которые скрылся за дверью последний шанс спастись, показались подругам вечностью. Действовать нужно было немедленно.
– Господи, как же я раньше не догадалась, – пискнула Анюта, – ключи от дома остались в бане, но любое окно можно запросто выставить поленом. Мы спасены, спасены, Лизка!
Анна больно шлёпнула подругу по заду, – домой!
– Беги одна, я больше не могу.
– Вот ещё! Блажь. О детях подумай, о муже… некогда мне тебя уговаривать. Включи инстинкт самосохранения.
Выбить окно оказалось непросто: снега навалило до подоконников, каждый шаг в сугробе отдавался невыносимой болью, руки с ледяным поленом корёжило спазмами.
Анна собрала волю в кулак, пробила голым телом снеговую преграду, стоя по грудь в колющем и ранящем месиве, размахнулась. Стекло разбилось с первого удара, рама поддалась нескоро.
Лизка обмякла, уселась безвольно на спрессованный снег, безучастная, потерянная, вконец утратившая надежду. Ей было безразлично, чем кончится неожиданное злоключение.
Хозяйка с трудом перелезла через подоконник, основательно порезавшись об осколки стекла, но это было неважно – они выжили, вот что принципиально, существенно.
Спустя пару минут Анюта всё так же голышом, но в валенках, выскочила из дома, принялась поднимать Лизу, до того казавшуюся тростиночкой. Та не сопротивлялась, но стекала как кисель, стоило её приподнять.
Анна чертыхнулась, задумалась на мгновение, нырнула в дом, выбежала с солдатским одеялом, подстелила, перевалила на него подругу и потащила.
Спустя немного времени, когда растёртое до невыносимой боли тело подруги горело огнём, Лиза очнулась, пришла в себя.
– Нас спасли, – спросила она.
– Угу, кажется да, – пробурчала Анюта, заставляя подругу выпить половину стакана наливки сдобренной от души самогоном.
Заткнув окно, чем попалось под руку, хозяйка бросила на пол матрац, натащила одеял и шубеек.
Вино не согревало, но крутило голову.
Стакан, ещё стакан. Сколько их было – неважно, вспомнить это не удалось.
Мужья, вернувшись с рыбалки, застали в доме полный разгром, пьяных до невменяемости девчонок, тесно обнявшихся голышом под ворохом одеял.
Расследование происшествия результатов не принесло. Разбудить жён оказалось невозможным. Друзья растащили женщин по кроватям, обработали синяки и ссадины, одели, насколько это оказалось возможным.
Настроение было безнадёжно испорчено, несмотря на удачный улов: шесть приличного размера хариусов и несколько окуней.
Друзья накатили по маленькой, затем ещё, после чего душа опять развернулась, требуя праздника, компенсирующего неведенье.
– Баня ещё не простыла, я хорошо топил. Айда греться.
Дверь в баню была закрыта изнутри. Сбоку под крышей болталась верёвочка. Витька дёрнул за неё, открыл,– лазить какие-то черти наладились, вот такую приблуду пришлось придумать. Неужели девки нарвались на мой сюрприз? Анька меня пришибёт. Точно! Свет горит, одежда здесь. Обувь, пиво. Как же так! Слушай, Антон, давай отложим гульбу, жён спасать надо. Не дай бог – воспаление лёгких схватят. Кто знает, сколько времени они на морозе гуляли.
Скорая приехала под утро, когда мужики окончательно протрезвели.
– Причин беспокоиться нет, – сказал доктор, – ссадины пройдут, похмелье тоже. Воспаление отсутствует. Даже насморка не подхватили. Прочие параметры тоже в норме. Героические у вас жёны. Берегите их.
О причине, по которой закрылась дверь бани, друзья предусмотрительно умолчали, сослались на Барабашку. Виктор тихонечко демонтировал неудачное инженерное решение от греха подальше.
Выяснять и скандалить девчата не стали, тем более что Лиза попросила подругу забыть о своём недостойном поведении.
– С кем не бывает, Лизок. Знаешь, у меня тоже был случай…
