Читать книгу: «История Московской городской больницы им. С.П. Боткина. 1910-1965», страница 5

Макиевский-Зубок Николай Гаврилович

Руководство всей хозяйственной частью Солдатенковской больницы осуществлял Николай Гаврилович Макиевский-Зубок. Он до работы в больнице был, как и К. Т. Солдатенков, членом Совета благотворительного общества при Басманной больнице, которую, напомним, возглавлял А. Ф. Гетье. Будучи человеком хозяйственным и энергичным, а также умелым администратором, Николай Гаврилович своей работой внес немалый вклад в хозяйственно-бытовое обустройство Солдатенковской больницы. Он был буквально одержим идеей сделать данное лечебное учреждение образцовым. Со слов главного доктора Макиевский-Зубок «не ограничивался ежедневными обходами зданий, каждую ночь он забегал то в то, то в другое отделение. Он был требователен к среднему и младшему персоналу и, тем не менее, его любили, потому что он был справедлив (МФ. Наша больница / Исторический очерк. Рукопись. Л. 12). В сентябре 1917 года Николай Гаврилович Макиевский-Зубок скончался. В его честь были организованы торжественные похороны с отпеванием в часовне «Бессребреников Космы и Дамиана» при анатомическом театре, где присутствовало все руководство Солдатенковской больницы и множество приглашенного народа.

Н. Г. Макиевский-Зубок в своем кабинете административного корпуса.

Фото не ранее 1912г. и не позднее 1917г.

Священник Соколов Николай Павлович

Отпевание служил священник Соколов Николай Павлович. Он родился 6 ноября 1874 года в Москве. Учился на бухгалтера. Но под влиянием Варвары Евграфовны Чертовой (3) Николай Павлович поступил в Спасо-Висанскую духовную семинарию. Работал псаломщиком в церкви Архангела при университетской клинике (ЦАМД Ф. 918. Оп. 1 лс. Д. 31. Л.5). В браке с матушкой Лидией Андреевной Золкиной имел дочку Марию (год рождения 1900). В часовне бессребреников Космы и Дамиана Асийских при Солдатенковской больнице Николай Павлович начал служить с 11 августа 1911 года. В Первую мировую войну с 23 февраля 1915 года отец Николай одновременно мобилизован священником в Ходынский заразный госпиталь, бараки которого были построены за Солдатенковской больницей. Со слов его родственников «отца Николая прихожане очень любили. Никогда не повышал голоса и, вообще, был очень порядочный, добрый и честный человек».

Псаломщиком на время похорон был его однофамилец Соколов Иван Иванович, который работал в Солдатенковской больнице с 23 февраля 1915 года, сменивший служителя при часовне Егорова Ивана Титовича происхождения из крестьян Тверской губернии, 05.01.1892 года рождения, бывшего в штате Солдатенковской больницы с 29 января 1913 года. Иван Титович не был женат и 5 января 1915 года был мобилизован в действующую армию.

Оба Соколова, священник и псаломщик, 20 июня 1918 года по принуждению советской власти вынуждены были покинуть службу. Увольнению предшествовал приказ народного комиссариата государственного призрения РСФСР от 20 января 1918 года «О прекращении выдачи средств на содержание церквей, часовен, священнослужителей и законоучителей, и на совершение церковных обрядов», согласно которому, как видно из названия приказа, священники прекращали получать заработную плату, а «Церковные службы и требы могут продолжаться при условии возбуждения ходатайства коллективами верующих с обязательством принятия на себя ремонта, содержания помещений, инвентаря и служащих». С той даты (20 января 1918 г.), видимо, прекратились церковные службы в часовне бессребреников Космы и Дамиана. А через два года [в 1921 году] храм был закрыт. В часовне сняты кресты, пробиты окна для дополнительного света, поставлено междуэтажное перекрытие, на котором располагались кабинеты лаборатории морга». (См.: [Электронный ресурс] / Kosma.otrada-i-uteshenie.ru)

1917 год. Похороны Н. Г. Макиевского-Зубка, как символ уходящего благополучия. Панихиду служил о. Николай (справа)

Конференции врачей

В течение каждого года работы Солдатенковской больницы собирались научные и административные конференции, на которых обсуждались (исключительно штатными врачами, ассистенты имели только совещательный голос) хозяйственные, организационные и кадровые вопросы. Только за 1912 год таких конференций было проведено двадцать две, из них десять научных. На административных конференциях обсуждались темы о замещении врачей, уходящих в отпуск, об организации библиотеки для больных, о количестве госпитантов и экстернов, могущих работать в больнице, о правилах выписки химических средств для лабораторий. Однажды Городская управа внесла предложение сделать питание для персонала Солдатенковской больницы платным. Конференция высказалась против и поручила Ф. А. Гетье мотивированное решение конференции донести до управы.

1913 год. На конференции врачей.Слева направо стоят: Б. Н. Виноградов (1-й), Б. И. Нейман(3-й) А. Д. Очкин (7-й), А. И. Абрикосов(8-й); сидят: В. М. Васильев (2-й), А. Е. Соловьев (3-й), Р. И. Хаймович (4-й), С. Г. Белецкая(6-я), Г. К. Хрущев (7-й), М. П. Киреев (9-й), Ф. А. Гетье (10-й), В. Н. Розанов (14-й), В. И. Соколов (15-й)

На научных конференциях принимать участие могли все работающие в больнице врачи, которые выступали с докладами и демонстрировали пациентов чья болезнь могла представлять научный интерес. Многие доклады научных конференций публиковались в медицинских журналах. Например, доклад В. Н. Розанова «Coecum mobile» напечатан в журнале «Хирургических архив» за 1912 год, или доклад В.И. Соколова «К вопросу о Кожевниковской эпилепсии» издан в «Журнале невропатологии и психиатрии» также за 1912 год. Некоторые доклады выходили отдельными брошюрами. Опубликована книга И. А. Бродского «Что приобрела терапия центральной нервной системы в препарате Эрлиха «Сальварсан». Конференции врачей собирались и в дальнейшем. Например, в 1914 году их провели шесть за почетным председательством доктора медицины (1879), профессора Московского университета Василия Дмитриевича Шервинского (1849-1941), известного терапевта, состоящего консультантом терапевтического отделения Солдатенковской больницы и где он на общественных началах в 1912-1914 годах читал лекции врачам (См.: МФ. Материалы по истории Солдатенковской больницы / сост. Е. В. Ромейкова. Л. 11).

Делегации

О новой больнице, её современном оснащении, опытных врачах и архитектуре быстро распространялись слухи не только по Москве, но и Европе. Немалый интерес проявляли к больнице чиновники Российской империи, а также иностранные делегации. Так, в начале апреля 1912 года Солдатенковскую больницу посетил министр финансов Российской империи и одновременно Председатель Совета Министров, статс-секретарь Владимир Николаевич Коковцев. Причина визита министра финансов в больницу остается неизвестной. В своих дневниках за этот период «Из моего прошлого» граф об этом ничего не упоминает. Также об этом не упоминается в прессе. В 1912 году, кроме указанного приезда министра финансов, больницу посетили представители парижского муниципалитета с президентом городского Совета во главе, группа городских общественных деятелей из различных городов Германии, представители городских самоуправлений целого ряда русских городов, врачи, архитекторы, попечители и попечительницы больниц и т. д., всего свыше 100 лиц (См.: Отчет Московской городской больницы имени К. Т. Солдатенкова за 1912 год. М., 1914. С. 26-27).

Через два года произойдет одно заметное событие, которое сделает Солдатенковскую больницу известной во всей России. Газеты и журналы того времени распространили по всей стране новость о трагедии, случившейся на Ходынском аэродроме Московского общества воздухоплавания.

Глава 4

Первый знаменитый пациент

9 мая 1914 года в Солдатенковской больнице проходил обычный рабочий день. В шестом часу вечера с Ходынского аэродрома в небо поднялся испытуемый аэроплан «Депердюссен» постройки «Дукса». Самолетом управлял Адам Мечиславович Габер-Влынский, в качестве механика на борту находился А. А. Мухин. Адам Мечиславович, уроженец Львова, проявляя любовь к скитаниям, еще ребенком ушел от родителей. В первых годах 20 века Габер-Влынский становится велогонщиком, но это не принесло ему большой славы. Накопив некоторую сумму денег, будущий пилот уезжает во Францию, где обучается летному мастерству у знаменитого пилота Блерио, а затем и у конструктора летательных аппаратов Фармана. В конце 1910 года Габер-Влынский возвращается в Россию со своим «Фарманом-IV», на котором он совершает эффектные показательные полеты во многих городах, и которые приносят ему известность. С конца 1911 года Габер-Влынский работает летчиком-испытателем на московском заводе «Дукс», а также инструктором в московской школе авиации на Ходынке. На Ходынке «русский дьявол», так его прозвали во французской прессе, продемонстрировал весь комплекс высшего пилотажа, в том числе фигуру, известную сейчас, как «колокол». Габер-Влынский вторым после Нестерова в России сделал «мертвую петлю». Коллегами Адама Мечиславовича были И. И. Сикорский, С. И. Уточкин, П. Н. Нестеров, Б. И. Россинский и другие… И вот, во время испытательного полета на нарочно перегруженном «Депердюссене» произошло событие, о котором писала почти вся пресса того времени. Порывистый ветер не позволил самолету устойчиво подняться в воздух, несмотря на исправную работу мотора. «Вскоре, – как писала «Заря» №19 от 1914 года, – на высоте 100 метров, А. М. Габер-Влынский решил спуститься. При спуске и произошла катастрофа. Аппарат терял скорость и все больше наклонялся, грозя перейти за роковой предел 45-градусного угла. Три раза летчик выключал мотор, чтобы выровнять аэроплан, но это ему не удалось. Скорость была потеряна и «Дюпердюссен» скользнул вниз, упал головной частью. В последний момент А. М. (Адам Мечиславович) крикнул Мухину «спасайся!» – и выпрыгнул из аппарата. Это его спасло. Мухина, спрятавшегося под «капот», раздавило опрокинувшимся аэропланом (и, как писал журнал «Искры №20 за май 1914 г., «Силой удара о землю 18-летний Мухин был превращен в мешок с костями) <…> Повреждения, понесенные А. М. Габер-Влынским, очень тяжелы. Но неусыпный надзор врачей Солдатенковской больницы, тщательный и любовный уход, окружающие больного, дают надежду на скорое выздоровление.

И мы, вместе с широкими кругами русского общества, горячо откликнувшимися на несчастье, постигшее знаменитого летчика, желаем ему скорейшего восстановления сил и еще новых, прекрасных завоеваний в деле, которое он с таким успехом посвятил себя». И действительно – близость к месту падения Солдатенковской больницы позволило спасти летчику жизнь. Испытатель был госпитализирован в хирургический корпус, где опытные врачи срочно оказали ему первую медицинскую помощь. Габер-Влынский не был обычным пациентом. Он был в состоянии оплачивать свое лечение и обратиться к услугам какой-нибудь престижной частной клиники. Но репутация Солдатенковской больницы была настолько безупречной, что не вызывала вопросов, где продолжать лечение. Через некоторое время пострадавшего летчика навестил его коллега, не менее известный французский авиатор Адольф Пегу, который вскоре демонстрировал свой полет на Ходынском поле. Журналист иллюстрированного художественно-литературного журнала «Заря» также посетил Габер-Влынского в Солдатенковской больнице и описал увиденное в репортаже «В Солдатенковской больнице»: «Далеко влево от шумной толпы, наполнявшей летное поле, белеют корпуса Солдатенковской больницы. Пегу несколько раз улетал в ту сторону и непосредственно в виду больницы проделывал самые головоломные свои трюки. Это была рыцарская любезность по отношению к больному товарищу, так недавно впервые показавшему москвичам мертвые петли, А. М. Габер-Влынскому. На второй день полетов мы поехали в Солдатенковскую больницу. Зеленые лужайки больничного цветника усеяны фигурками в серых холщовых халатах; кто сидит в креслах, кто опирается на костыли, кто прислонился к стене – все смотрят ввысь, где начинает свое знаменитое падение листом французский авиатор.

А. М. Габер-Влынский (лежит справа) на веранде 2–го хирургического корпуса

наблюдает за полетами А. Пегу

«М. А. Габер-Влынский во втором корпусе». Мы идем к этому второму корпусу, небольшому двухэтажному зданию, в правом углу которого выстроена стеклянная веранда. Здесь-то находится сейчас Габер-Влынский. Нас встречает его жена. Известия о здоровье раненого авиатора вполне утешительны. Он на пути к скорому и полному выздоровлению. Но достаточно взглянуть на потемневшее лицо, на утомленные веки, в бесконечно усталые глаза г-жи Габер-Влынской, чтобы понять пропасть, отделяющую человека, уверенно парящего в воздух от поверженного наземь, пропасть, которую А. Габер-Влынский, к счастью, скоро снова обратно перешагнет.

Сначала мы услышали его голос. Мы поняли: этот человек скоро выздоровеет, потому что он этого хочет, да, это тот же энергичный и уверенный голос, та же быстрая речь не любящего терять даром время человека, который мы слышали столько раз прежде. А затем мы его увидели. И это было зрелище, которого нельзя забыть.

А. М. Габер-Влынский лежал навзничь на кровати: лицо его, желто-коричневое, исхудалое носит явные следы только-что пережитых страданий. Кругом его – больные, слева – один на кровати, справа – в кресле. Сзади группа больных на костылях, в креслах, на носилках. А. М., не поднимая головы, смотрит на небо, где летает Пегу, и громким голосом объясняет больным каждый маневр авиатора. Бодрая речь этого мученика авиации и жадно внимающие лица окружающих его искалеченных людей, а там в выси победно реющий авиатор – этого контраста не забудешь!» (Заря. №30. 1914. С.7)

Врачи Солдатенковской больницы вернули «русского дьявола» в строй. К началу Первой мировой войны Габер-Влынский был выписан и продолжил свою работу на Ходынке, испытывая самолеты и обучая летчиков, которые вливались в ряды пока малочисленных, недавно образованных отрядов военных авиаторов. Австро-Венгерское подданство не позволило известному авиатору непосредственно принимать участие в действующей русской армии. До конца 1918 года Габер-Влынский испытывал самолеты в авиашколе, пока 24 ноября не был вынужден покинуть Россию из-за начавшегося красного террора. 21 июля 1921 года «русский дьявол» разбился в польском Люблине при испытании первого экземпляра лицензионного итальянского самолета Ансальдо А1 «Балилла».

В годы Первой мировой войны

Прошло три с половиной года со дня начала работы Солдатенковской больницы. За этот период достраивались корпуса второй очереди, активно велись научные исследования, сформировался стабильный режим работы больницы, благодаря которому успешно велась лечебная и хозяйственная деятельность. Но всему установленному благополучию наступил конец, когда 1 августа 1914 года Германия объявила войну Российской империи. В. Н. Коковцев, посещавший больницу в 1912 году, позже писал в своих мемуарах, что «война была предрешена еще тогда, когда у нас были убеждены, что ее не будет и всякие опасения ее считались преувеличенными… Но я не разделяю и того мнения… что война могла быть нами предотвращена при большем искусстве и при большей предусмотрительности в ведении нашей внешней политики <…> Что ряд окончательных подготовительных мер, начатых еще в 1911 году, т. е. за три года, уже замыкает свой страшный цикл, и никакое миролюбие русского Императора или искусство окружающих Его деятелей не в состоянии более разомкнуть скованной цепи, если не совершится чуда». Создается впечатление, что и возобновившееся строительство второй очереди Солдатенковской больницы, вольно или невольно, вошли в стратегические планы правительства с целью обеспечения тыла всем необходимым для проведения успешных операций на фронтах неизбежной войны. Высочайший манифест, подписанный Николаем II 20 июля 1914 года и впервые провозглашенный в Николаевском зале Зимнего дворца (См. Дневники Николая II. С. 168), излагает некоторые причины вступления в войну: «Следуя историческим своим заветам, Россия, единая по вере и крови с славянскими народами, никогда не взирала на их судьбу безучастно. С полным единодушием и особою силою пробудились братские чувства русского народа к славянам в последние дни, когда Австро-Венгрия предъявила Сербии заведомо неприемлемые для державного государства требования.

Презрев уступчивый и миролюбивый ответ Сербского Правительства, отвергнув доброжелательное посредничество России, Австрия поспешно перешла в вооруженное нападение, открыв бомбардировку беззащитного Белграда.

Вынужденные, в силу создавшихся условий, принять необходимые меры предосторожности, Мы Повелели привести армию и флот на военное положение, но, дорожа кровью и достоянием НАШИХ подданных, прилагали все усилия к мирному исходу начавшихся переговоров.

Среди дружественных сношений, союзная Австрии Германия, вопреки НАШИМ надеждам на вековое доброе соседство и не внемля заверению НАШЕМУ, что принятые меры отнюдь не имеют враждебных ей целей, стала домогаться немедленной их отмены и, встретив отказ в этом требовании, внезапно объявила России войну.

Ныне предстоит уже не заступаться только за несправедливо обиженную, родственную НАМ страну, но оградить честь, достоинство, целость России и положение ее среди Великих Держав…

В грозный час испытания да будут забыты внутренние распри. Да укрепится еще теснее единение ЦАРЯ с ЕГО народом…».

4 августа царская семья прибыла в Москву, где по обычаю своих предков, намеревалась испросить благословения себе и своему народу в тяжелые для страны минуты. Очевидец события (П. Жельяр) так описывал приезд императора и его семьи: «Прибытие Их Величеств в Москву было самым трогательным и умилительным зрелищем <…> После обычных приемов на вокзале мы длинной вереницей экипажей направились в Кремль. Огромная толпа наполняла площади и улицы; люди взбирались на крыши лавок, как гроздья висели на деревьях скверов, влезали в окна магазинов, толпились на балконах и у окон домов. И под непрерывный звон колоколов всех церквей из тысяч уст разносился внушительный своим религиозным величием и сдержанным волнением тот чудный русский гимн, в котором выражена вера целого народа…

Сквозь раскрытые настежь двери церквей были видны огни свеч, горящих перед иконостасами, священники в полном облачении, с золотыми крестами в руках, благословляли Царя при его проезде. Звуки гимна то замирают, то вновь крепнут и растут, как молитва, с могучим и величественным припевом: Боже, Царя храни!».

Каждый день пребывания в Москве императора и его семьи был расписан заранее. Но одно событие не входило в планы великодержавной четы. Вспомним, что на Восточном фронте война началась с Восточно-Прусской операции. 4 августа русская армия перешла границу, начав наступление на восточную Пруссию. 1-я армия двигалась на Кенигсберг с востока, 2-я армия – с запада от Мазурских озер. Первую неделю действия русских армий были успешными. 7-го августа Гумбинен-Гольдапское сражение закончилось в пользу русской армии. Но эти успехи были временными. После разгрома 2-й армии генерала Самсонова немцами, 3 сентября 1-я армия отошла на прежние рубежи (См.: ВБ. Миронов. Первая Мировая война. М., 2014. С. 119). В кровопролитных сражениях первых дней войны русские войска несли тяжелые потери. Раненых размещали в полевых лазаретах, а некоторых для лечения направляли в Петроград, а также в Москву, куда уже 6 августа первые раненые прибыли на Александровский(Белорусский) вокзал. Встречу прибывающих раненых в подробностях описал корреспондент журнала «Заря»: «Каждый вечер громадные толпы собираются у вокзалов тех дорог, по которым привозят в Москву с театра войны раненых. Тихо подходит к платформе длинный поезд. Во многих вагонах окна занавешены. Здесь лежат тяжелораненые, которых избегают волновать и тревожить. В другие окна выглядывают осунувшиеся, но бодрые, почти веселые лица легкораненых. К вагонам бегут врачи, санитары, сестры милосердия, сотрудники «Красного креста» и других учреждений, заботящихся о жертвах войны.

Император Николай II, императрица Александра Федоровна, великие княжны Ольга, Татьяна, Мария, Анастасия, и великая княгиня Елизавета Федоровна сфотографировались вместе с врачами, встречавшими и сопровождавшими их на ступенях 10 хирургического корпуса. (ГАРФ. Ф.826. Д. 937)

Поезд остановился. По вагонам идут молодые люди с большими бельевыми корзинами, наполненными булками с колбасой, ветчиной и т. д. и оделяют солдат. Обыкновенно к приходу поезда приготовляются доброхотными и сердобольными людьми и другие подарки пострадавшим за родину: папиросы, фрукты…

У вагонов с тяжелоранеными длинной чередой выстраиваются санитары с носилками. Медленно начинают выносить страдальцев. Собравшаяся на платформе толпа обнажает головы: первым проносят молоденького офицера с забинтованной головой. Он с усилием открывает глаза и слабо улыбается. На носилки сыплются цветы. Алые, как кровь, отданная этим милым юношей за нашу Родину… Пожилая дама подходит к носилкам, идет шага три-четыре рядом с ними, пристально глядя на изможденное лицо офицера, и вдруг, нервно осенив его большим крестом, отходит в сторону, закрыв глаза платком. Несут других. Высокий седой старик в синем армяке, приехавший раньше с другим поездом и, узнав, что привезут раненых, оставшийся ждать их на вокзале, низко, в пояс кланялся каждым носилкам, касаясь пальцами каменного пола.

<…> У вокзала на площади толпа. Волнуясь ждет. Теснится к подъезду, у которого выстроились автомобили, кареты скорой медицинской помощи, специальные трамваи для перевозки раненых. На подъезде появились первые носилки… Толпа, как один человек, обнажает головы, и над темной площадью несется громкое «ура!».

И дальше на улице шпалерами стоит народ. Между толпами медленно двигаются санитарные трамваи, осененные знаком Красного Креста. В первом вагоне, ярко освещенном, видны сидящие солдаты, легко раненые <…> Во втором вагоне, прицепом, опущены занавески. Там на койках положены тяжелораненые. Внимательно с трогательным, сочувственным выражением смотрят на эти занавешенные окна, и волна народной любви, народной благодарности, народного признания доходит во вспышках криков «ура!» до лежащих за этими окнами страдальцев» (Заря, №33, 1914, с.4).

В ожидавших санитарных трамвайных вагонах первых раненых, прибывших на Александровский вокзал, доставили в Солдатенковскую больницу. Военнослужащих разместили во второй (в настоящее время 10 корпус) хирургический корпус, часть которого была отведена под госпиталь. Несколько позже с 1915 года IX корпус также стал функционировать в качестве госпиталя. Стоит упомянуть, что значительная часть больницы продолжала обслуживать гражданских лиц, обратившихся за медицинской помощью. В 1914 году в больнице проходили лечение 6559 гражданских и 1204 военных (См.: Отчет московской городской больницы имени К. Т. Солдатенкова за 1914 год. М.1916. Медицинский отчет. С.1). О прибытии раненых незамедлительно было доложено царю. Николай II принял решение на следующий день посетить и поддержать раненых русских солдат, размещенных в Солдатенковской больнице вместе с семьей и княгиней Елизаветой Федоровной, принимавшей непосредственное участие в организации лазаретов и санитарных вагонов, и изучавшей опыт обустройства больниц под нужды фронта. Об этом желании царя немедленно было доложено Ф. А. Гетье и В. Н. Розанову. За два часа до приезда Императорского автомобиля, сотрудники больницы выстроились на улице перед корпусами, чтобы встретить Царственных особ. В своем дневнике 7-го августа Николай II о своей поездке сделал запись: «…Поехали на Ходынку в больницу Солдатенковых, где видели первых раненых в делах Вост. Пруссии в числе 6 чел. Из них пять легко и один – тяжело в шею, вахмистр 2-го лейб-драгунского Псковского полка Полищук. Удивительный молодец, толково объяснивший подробности дела и отлично знавший все, что делалось вокруг него – в соседних частях.

Оттуда заехали в один из складов общеземской организации в доме княг. Гагариной и затем в Благородное собрание в дворянский склад. Везде кипучая деятельность…».

В своих воспоминаниях В. Ф. Джунковский подтверждал и дополнял слова императора: «Накануне в Москву прибыли первые раненые, помещенные в Солдатенковскую больницу. Около 3 часов дня их высочества с августейшими дочерьми отправились навестить раненых, которых прибыло семь человек нижних чинов и кроме того еще 11 больных, среди них 6 офицеров. Государь обошел всех и побеседовал с каждым. Один из них, подпрапорщик Полищук, тяжело раненый в шею навылет, подробно доложил Государю о ходе сражения и попросился поскорее в строй, объяснив простодушно, что он никого еще не поранил, а его уже подстрелили.

Обойдя палаты, предназначенные для раненых, их величества отбыли из больницы, осмотрев по дороге два трамвайных вагона, приспособленных для перевозки раненых, Собравшаяся тысячная толпа радостно провожала Государя.» (В. Ф. Джунковский. Воспоминания. Т.2. С. 390, 391).

И, наконец, в годовом отчете Солдатенковской больницы за 1914 год в главе VII. Осмотры больницы появляется заметка: «7-го августа 1914 года больницу осчастливили своим посещением Их Императорские Величества Государь Император и Государыня Императрица с Августейшими Дочерьми и Ея Императорское Высочество Великая Княгиня Елисавета Федоровна. Прибыв в хирургический корпус, Августейшие посетители обошли помещенных здесь раненых воинских чинов, милостиво расспрашивая их о состоянии здоровья и об обстоятельствах, при которых ими были получены ранения, подробно осмотрели операционную, рентгеновский кабинет и удостоили сняться в общей группе с персоналом больницы, а также расписаться в книге почетных посетителей» (См.: Отчет московской городской больницы имени К. Т. Солдатенкова за 1914 год. М.1916. Медицинский отчет. С.27).

Спустя две недели художественно-литературный журнал «Огонек» (№34, воскресенье, 24 августа 1914 г.) опубликовал фотографию, предположительно, сделанную фотографом А. К. Ягельским, где члены Императорской семьи: сам император, императрица Александра Федоровна, великие княжны Ольга Николаевна, Татьяна Николаевна, Мария Николаевна, Анастасия Николаевна и великая княгиня Елизавета Федоровна сфотографировались вместе с врачами, встречавшими и сопровождавшими их. Цесаревича Алексея из-за плохого самочувствия в Солдатенковскую больницу не взяли. С ним оставался его наставник Пьер Жильяр. На фотографии на заднем плане легко узнаются лица главного доктора А. Ф. Гетье, В. Н. Розанова, В. И. Соколова, А. Е. Соловьева и других. К фотографии было приписано: «Во время пребывания в Москве, Их Императорские Величества, вместе с Августейшими Дочерьми и Великой Княгиней Елисаветой Федоровной, посетили 7 августа больных и раненых воинов, помещенных в городской Солдатенковской больнице. Обходя хирургический корпус больницы, Их Величества и Их Высочества милостиво беседовали со всеми помещенными здесь ранеными и больными солдатами, расспрашивая о ходе болезни и обстоятельствах, при которых получены поранения.

Осмотрев перевязочную, операционную и рентгеновский кабинет, Их Величества и Их Высочества у больничного корпуса снялись в общей группе с медицинским персоналом». Нам удалось установить место, где была произведена фотосъемка. До настоящего времени 2 (10) корпус, который претерпевал незначительные перестройки, сохранился. Но ступеней, на которых стояла царская семья для фотографирования, не досчитаться. Крыльцо было разобрано после 1995 года во время очередного капитального ремонта корпуса. Надеемся, что место, где стояли августейшие особы, будет восстановлено и отмечено.

Можно утверждать, что впервые увидевших царя врачей поразила его простота и искренность. Свои ощущения, например, от встречи с Николаем II товарищ обер-прокурора Святейшего Синода князь Н. Д. Жевахов описывал следующим образом: «…зная, что сотни глаз устремлены на Него и следят за каждым Его движением, я мысленно спрашивал себя, каким образом Государь, прошедший школу придворного этикета, связанный положением Монарха величайшей в мире Империи, мог сохранить в Себе такую непосредственность и простоту, такие искренность и смирение…» (Н. Д. Жевахов. Воспоминания. М., 2016. С.50). Об Императрице Александре Федоровне у Н. Д. Жевахова сложилось похожее впечатление: «…Я видел перед собою простую, искреннюю, полную бесконечного доброжелательства женщину, кроткую и смиренную…» (с. 90). Она не была ни надменной, ни высокомерной (См.: Там же). Немало написано добрых слов и о создательнице Марфо-Мариинской обители милосердия. Например, Феликс Юсупов (известный как один из организаторов и соучастник убийства Григория Распутина) так писал в своих мемуарах о Елизавете Федоровне: «Все знавшие её восхищались красотой лица её, ровно как и прелестью души» (Ф. Юсупов. Мемуары (1887-1953). М. 2018. С. 106.). Благодаря стараниям Елизаветы Федоровны помощь раненым была поставлена в Москве необыкновенно широко. «Забывши совершенно личную жизнь, ушедшая от мира великая княгиня Елизавета Федоровна была душой всех добрых дел в Москве. К декабрю месяцу 1914 года в Москве было до 800 лазаретов, которые за пять первых месяцев облегчили страдания сотням тысяч раненых» – вспоминал губернатор Москвы (В. Ф. Джунковский. Воспоминания. Т.2. С.473).

Не исключено, что, впервые увидев страдания солдат в Солдатенковской больнице, женская половина царской семьи в скором времени принимает решение сменить роскошные платья на скромные одеяния сестер милосердия, чтобы подобно работницам больницы до изнеможения работать в лазаретах, утешая страждущих, делая перевязки раненым.

В том же году Николай II c семьей, совершая поездки по России, вторично посетил Москву. 8 декабря 1914 года императорский поезд прибыл на Александровский вокзал. Объезжая многочисленные госпитали и лазареты Москвы, в этот раз Солдатенковскую больницу царь не посетил. «Для приветствия раненых от имени Государя, поблагодарить их за службу и тяжело раненых именем Государя наградить Георгиевскими медалями были командированы лица Его Свиты – генерал-лейтенант Нилов, Гринвальд, Николаев, Свиты генерал-майор князь Долгоруков, граф Граббе, Ресин, Джунковский, флигель-адъютанты граф Шереметьев и Саблин» (См.: В. Ф. Джунковский. Воспоминания. Т.2. С. 474). Кто-то из указанных персон однозначно посетил раненых, находящихся на излечении в Солдатенковской больнице. А Николай II c членами своей семьи находился в тот момент в распределительно-эвакуационном пункте Красного Креста в Анненгофской роще, принимавшем раненых, где он был встречен хором детей при общине «Утоли моя печали», пропевшим «Спаси, Господи» (См.: В. Ф. Джунковский. Воспоминания. Т.2. С.473).