Читать книгу: «Соло», страница 7
*
Через несколько дней после возвращения в ущелье они с Монетой отправились на стену главной вершины. Было особенно приятно пройти её налегке, в скальных туфлях, рубашке с анораком и тонких тирольках. Только тяжесть Монеты на плечах нарушала окрыляющее ощущение свободы. Стена не разочаровала и не позволила заскучать. Они провели несколько часов на вершине, загорали и дремали под благосклонным солнцем, делали отметки на камнях.
Неделя за неделей они начали углубляться в ещё одну великолепную осень. Монета редко заходила в хижину, предпочитая проводить ночи на веранде, а жаркие полдни – под её деревянными половицами. По утрам она частенько отправлялась в соседние овраги и гонялась там за мелкой живностью. Иногда возле них появлялись другие собаки, в одиночку или небольшими группами. Овраги были популярным среди четвероногих бродяг местом сборищ. Взрослые собаки относились снисходительно к дружелюбному подростку. Он не опасался за Монету, даже когда приходили самые свирепые и матёрые по виду псы. Монета была среди своих. Иногда она исчезала вместе со всеми. Тогда он начинал тревожиться и надеяться, что его собака держится подальше от большой дороги. Исчезновения не были долгими, Монета обычно возвращалась к вечеру, находила его ожидающим на веранде и ложилась рядом. Они молча прислушивались к звукам приближающейся ночи.
Он проводил много времени за книгами, возвращаясь другими глазами к давно прочитанному. Вооружённый избытком времени и терпением, он наслаждался внимательным перечитыванием когда-то в спешке пропущенных, казавшихся скучными строк. Расположившись на излюбленной веранде, он смеялся, размышлял и грустил.
Они возобновили многодневные вылазки, налегке, без палатки и с минимумом остального груза. В первый раз, без обсуждения, они отправились по маршруту их последнего похода с Круглолицей, остановились на том же месте и нашли нетронутой оставленную ими кучку дров у очага. Запасы талой воды в верховьях ущелья почти иссякли, от быстрого ручья осталась слабая струйка. Они с удовольствием купались в теплой, неподвижной воде скальной ванны и загорали на гладкой плите. Вечером они сидели у костра за своим нехитрым ужином и думали о Круглолицей.
По дороге назад они набрели на кусты зрелого шиповника. Он загрузил рюкзак красными, мягкими плодами, принес домой и разложил на веранде для сушки, вполне довольный собой. Это дало начало активной заготовке многочисленных даров ущелья. Он получал удовольствие от процесса, больше всего от его заключительной части – упаковки на долгое хранение. Аккуратно помещая в ящик завёрнутое в кусок бумаги яблоко, он думал о том, что сохраняет для зимних дней частичку окружающей их золотой поры. В том году пропала лишь небольшая часть плодов его дикой яблони.
По выходным дням они часто встречали не пропускавшего возможность оказаться в горах Солдата, нередко со всей его семьёй или с друзьями. Временами в хижине было не протолкнуться из-за гостей. Хозяев это не беспокоило. В такие дни они все вместе совершали прогулки на простые маршруты, а по вечерам сидели за вином и чаем и разговаривали без устали. Звуки их громких голосов растворялись в тишине густой осенней ночи.
Памятный камень оставил следы не только на теле Солдата. Их обычно деятельный друг стал временами приходить в совсем несвойственное ему меланхолическое, задумчивое состояние, нередко заражая им окружающих. Солдат немного отдалился от дружной компании ребят своей команды, по сухому признанию, недовольный их оценками событий на Стене, и не скрывал возобновлённого тяготения к своему старому другу-одиночке. Было что-то неуловимо тревожное в этом тяготении, беспокоящее в то время только двух человек: молчаливую жену Солдата и предмет тяготения. Эти неясные тревоги утихали в обоих при взгляде на свисающую неловко руку Солдата.
*
Он нашёл время, чтобы спуститься в селение сообщить о своём прибытии и узнать о Круглолицей. Хозяин лавки и его жена рассказали, что их дочь уехала в город за две недели до его возвращения и уже начала занятия. Он привычно почувствовал себя неловко среди обильного проявления благодарности, неуклюже отказывался от приглашения к столу и искал повода распрощаться. Необескураженный хозяин застал его всё же врасплох предложением попробовать вино собственного приготовления. Они расположились на большой веранде за столом, на котором быстро появились графин вина, домашний сыр и тёплый хлеб. Вино и сыр оказались превосходными. После нескольких бокалов он расслабился, слушал разговорчивого хозяина и наблюдал, как Монета радуется компании своего черноухого брата и подросшего за лето мальчика Круглолицей. За первым графином последовал второй, за ним ещё один. Хозяйка тем временем подала ужин. Они расстались поздно вечером, навеселе, с сытыми желудками и в хорошем настроении. Он пообещал заходить в гости.
Корзина у входа в хижину снова стала заполняться регулярно, раз в неделю. Он опустошал её первым делом и находил в ней продукты, заказанные книги, редкую почту, но не находил письма с написанным аккуратным почерком адресом. В один из длинных, проведённых за чтением дней отдыха он отложил книгу и стал сочинять письмо Круглолицей. Начавшись ясно, день постепенно нахмурился, обещая незатяжной и нехолодный дождь середины осени. Он лежал, обдуваемый влажным ветерком, наблюдал, как тучи обволакивают главную вершину, как оставляют следы на пыльной земле первые капли дождя, и перебирал беззвучными губами трудно дающиеся слова, пытаясь сложить их в трудно дающиеся предложения.
Письмо занимало его в течение нескольких недель. Много раз он мысленно начинал и мысленно перечёркивал его. Пребывая в нежном настроении, он повторял одно за другим нечасто произносимые слова, пока не ощущал во рту привкус фальши. В другое время он пробовал шутливую форму и неизменно уставал от своего остроумия. Не удовлетворялся он и непринуждённым, дружеским тоном. Нужные слова не приходили.
*
Прошедшее лето казалось уже далеко позади. Он вновь почувствовал себя маленькой, непримечательной частицей ущелья и охотно не сопротивлялся способности ущелья полностью растворять в себе выходящий за его пределы мир. Солдат был его самой крепкой тянущейся к внешнему миру нитью. К концу осени, когда рука достаточно окрепла, Солдат был готов к тренировкам на скалах. Восстановление его спортивной формы вскоре стало их общим делом. Для начала они находили доступные с земли короткие отрезки скал. Он терпеливо подстраховывал своего друга и был его голосом благоразумия в моменты нетерпения или чрезмерного риска. Затем они перешли на более протяжённые скалы, где он страховал Солдата верёвкой, продёрнутой через карабин наверху. Прошло немного времени, и Солдат почувствовал себя достаточно уверенно для восхождений. Дело пошло веселее. Они снова стали обвешивать себя снаряжением и проходить один за другим маршруты, постепенно выбирая всё более сложные. Восстанавливающемуся Солдату заметно легче давалась роль ведомого, дух соперничества между ними на время ослабел и не мешал наслаждаться вместе излюбленным времяпрепровождением. Они часто брали с собой на восхождения Монету. Наградой за их труды была благодарность собаки, неизменно приходящей в восторг от возможности разделить с ними компанию. Дружную тройку не остановили ни затяжные дожди поздней осени, ни первый, ни второй и ни третий снег зимы.
*
Приближался конец года. Солдат привёз из города письмо с незнакомым обратным адресом. Письмо было от нового приятеля по лету, руководителя съёмочной группы. Щедро используя восклицательный знак, руководитель сообщал, что его команда закончила фильм о летних приключениях на Стене и что фильм получился многообещающим. Они уже показали его на местном кинофестивале и заняли первое место. Несколько дней назад они получили приглашение на престижный фестиваль, предстоящий через три недели в большом столичном городе. Руководитель звал его поехать вместе с ними. В беззастенчиво-лестных выражениях он писал, что главный герой фильма вызывает повсюду огромный интерес и что организаторы фестиваля очень хотели бы увидеть его в качестве гостя и охотно оплатят все расходы на поездку. Между строк читалось, что пишущий знает своего корреспондента достаточно хорошо, чтобы не рассчитывать на лёгкое согласие, но явно надеется. Вероятно, полагая, что это его присутствие на фестивале поможет фильму. Солдат сказал, что с трудом отговорил его от поездки в ущелье.
Письмо было чрезвычайно неожиданным и грубым вторжением из внешнего мира. Он инстинктивно воспротивился и вложил его небрежно вместе с разорванным конвертом между книгами на полке. Они всё же коротко обсудили его. Практичный Солдат не видел причин не ехать и сказал, что такого рода известность может принести спонсоров, небольшой доход и наверняка возможность участвовать в альпинистских экспедициях по всему свету. Доводы Солдата прозвучали как ещё одно вторжение и вызвали в нём длительные размышления. Он размышлял о своей настоящей жизни, о её продолжении и, в первый раз за несколько лет, о её отдалённом будущем.
Прошла неделя, возбуждение и мысли, навеянные письмом, улеглись. Он по привычке ожидал Солдата на выходные дни и вышел на веранду, когда услышал вечером шум подъезжающей машины. Машин оказалось две, из одной показался виноватого вида Солдат, из другой – улыбающийся режиссёр. Удивляться было нечему. Он улыбнулся и пожал прибывшим руки.
Они вошли в хижину, на столе появилась бутылка дорогого коньяка, обещавшая затянуть их вечер и расстроить утренний выход. Возражений не прозвучало. Он не был уверен, что обманул режиссёра, но знал что не обманул Солдата, когда в конце долгого застолья поддался уговорам и согласился на поездку. Они обсудили детали, договорились о встрече в городе за несколько дней до отлёта, чтобы он мог купить необходимые для поездки вещи и одежду. Утром, когда гость уехал, Солдат одобрил решение и поздравил его с хорошей игрой, не подозревая о скрытых причинах согласия. Приближалось время окончания первого семестра учебного года и приезда Круглолицей домой на каникулы.
Монета не могла поехать с ним. У него был только один вариант пристроить её на время отъезда. Он неохотно использовал этот вариант. Родители Круглолицей предсказуемо обрадовались возможности оказать ему услугу и немедленно согласились присмотреть за собакой. Он знал, что Монета будет в хороших руках и среди весёлой компании.
*
Чувства отчуждения и потерянности, навеянные суетой огромной столицы, компенсировались хорошей организацией и удобствами их поездки. Он провёл в дороге несколько дней, два из них – в родном городе. После заключительного, долгого перелёта их встретили в аэропорту и поместили в гостиницу недалеко от центра города. Он без труда переносил знакомую по летнему сезону компанию режиссёра и его помощников. Первые несколько дней прошло незаметно. Мероприятия фестиваля занимали незначительную часть его дня. Оставалось много времени для одиночных вылазок в город, который он почти забыл со времени последнего визита. Сторонясь оживлённых торговых улиц, предпочитая отдалённые от центра города и толп уголки, он совершил несколько приятных экскурсий. Повсюду ещё чувствовалась праздничная атмосфера начала нового года.
По вечерам гости фестиваля собирались на неофициальную часть с баром, закусками и музыкой. Его друзья развивали к этому времени наибольшую активность, поглощали немалое количество спиртного и знакомились с большим количеством людей. Ему тоже нравилось сначала найти что-нибудь по вкусу в баре, затем отыскать привлекательное женское лицо среди преимущественно серой мужской массы мастеров документального кино. После просмотра фильма о Стене, считавшегося одним из фаворитов, его легко узнавали. Несколько центральных газет поместили небольшие сообщения о фестивале, в одной из них упоминалось его имя, в другой была напечатана его нечёткая фотография из фильма. Он согласился на интервью с популярным журналом о приключениях и путешествиях.
Они получили поощрительную премию, к заметному разочарованию создателей фильма. Разочарования забылись после церемонии награждения и заключительного банкета. На следующий день друзья-кинематографисты отправились домой. Он остался ещё на несколько дней. Как предсказывал Солдат, один из организаторов фестиваля, фирма, производящая альпинистское снаряжение, предложила ему рекламировать их продукцию. Он без колебаний дал своё согласие. Его переселили в другую гостиницу и пригласили на встречу с представителями фирмы и рекламного агентства. Встреча была назначена через два дня, в понедельник. Он с удивлением обнаружил, что ещё не устал от этой насыщенной поездки.
Через два дня, в назначенный час, он поднялся на лифте к приёмной столичного офиса фирмы. Его не заставили долго ждать, вскоре в приёмной появился энергичного вида, хорошо одетый мужчина трудно определяемого возраста. Они представились и пожали друг другу руки. Он провёл в офисе около часа. За это время его познакомили с продукцией фирмы, разъяснили суть интереса к нему. Фирма специализировалась на производстве высококачественных палаток, спальных мешков и одежды для экстремальных условий. Производителей привлекала тема одиночки, который полагается в горах только на себя и на их – самое надёжное, лёгкое в мире – снаряжение. По окончании экскурсии он и представитель направились в расположенный неподалеку ресторан для встречи с людьми из рекламного агентства.
За столиком уже сидели двое – мужчина и женщина. Мужчина встал при их приближении, представил сначала себя, затем свою коллегу. Он почувствовал, как по его телу прошёл лёгкий трепет, когда пожимал грациозно протянутую белую руку и смотрел в лучистые глаза её обладательницы. Она улыбнулась, давая понять, что тоже узнала его. Их неожиданная встреча оживила начало разговора, перешедшего вскоре в деловое русло. Он отвечал на вопросы и время от времени встречался взглядом с лучистыми глазами напротив. Обед был заказан, подан, съеден и оплачен, вопросы закончились. Перед тем как распрощаться, она спросила, где он остановился, и сказала, что позвонит вечером после работы. Он не замедлил предупредить, что улетает следующим утром.
Возвратившись в свой номер, он бросил на стол папку с бумагами, которыми его снабдили во время встречи, скинул верхнюю одежду, растянулся на кровати и перестал сопротивляться трудно сдерживаемому возбуждению. Сквозь стекло закрытого окна доносился приглушённый шум города. В памяти возникали одно за другим поразительной чёткости воспоминания о том времени, когда он в последний раз испытывал подобное волнение. Много лет уже он пребывал в уверенности, что вырос из таких чувств.
Они не виделись и не слышали голоса друг друга после той неудавшейся поездки на пляж. Он снова вспомнил свою растерянность и обескураженность от неожиданной перемены в её настроении, вызванной его, казалось, безобидной шуткой. Помнил, как, мучительно ощущая необратимость ситуации, пытался энергично исправить её, но не смог – ни ласками, ни шутками, ни откровенностью. Они расстались с отведёнными в сторону глазами, как расстаются два разбитых сердца, полных горечи и боли. Долгое время он предавался несбывшимся надеждам на случайную встречу, не предпринимая никаких попыток. Волнения улеглись и затем забылись. Через много лет он узнал, что она вышла замуж и уехала в столицу.
Волнения возвращались с обновлённой свежестью и силой. Он просидел остаток дня в номере, читая, смотря в телевизор и бросая взгляд то на светящиеся на столике цифровые часы, то на большое окно своего гостиничного номера. Огни города становились ярче в сгустившейся темноте зимнего вечера. На морозных улицах утихала суета закончившегося рабочего дня. Время для звонка быстро сокращалось.
Телефон зазвонил. Как в старые времена, с учащённым сердцебиением, он поднял трубку и услышал знакомое приветствие. Пришло чувство внезапного облегчения и радости. Его собеседница на другом конце линии тоже выдавала признаки волнения. После обмена паузами и короткими фразами они договорились о встрече неподалеку от гостиницы.
На ней были одинакового светло-рыжего цвета меховые шубка и шапочка и высокие коричневые сапожки. Они подошли к перекрёстку почти одновременно и остановились друг против друга посреди редкого пешеходного движения. Она прятала свои белые щёки и розовый носик в пушистый шарф и, не отрываясь, смотрела на него своими улыбчивыми глазами. Чувствуя прилив необычайной радости и лёгкости на сердце, он тоже не мог отвести взгляд от такого знакомого и милого образа. Он сказал, что помнит её в точно таком же наряде много лет назад, в их зиму. Она удивлённо и радостно подтвердила, что носила в то время похожего цвета шубку и шапочку. Затем с улыбкой добавила, что мысль об этом совпадении тоже пришла ей в голову по дороге сюда.
Им всегда было легко найти тему для разговора. Они пошли неспешно по вечерним улицам, освещённым светом ярких витрин и неярких фонарей. Она знала о нём гораздо больше, чем он предполагал. Ему не пришлось подробно объяснять, как случилось, что он живёт такой необычной для себя жизнью. Она задавала вопросы, которые ему давно никто не задавал. Он отвечал на них откровенно, без затруднения, не удивляясь тому, как легко выходят из него некоторые слова. Сочувствие лучистых глаз было ему наградой за откровенность.
Первые фразы о себе дались ей с небольшим трудом. Её первое и единственное замужество было краткосрочным. Она живёт одна в большой квартире в центре города и руководит творческим отделом рекламного агентства. Работа отнимает много времени и энергии и приносит большое удовлетворение. Он спросил, почему она до сих пор одна. Она ответила с улыбкой, что всё ещё ищет.
Незаметно Улыбчивая привела его в свой любимый ресторан. Это было уютное и тихое место. Их посадили за столиком у окна, они принялись без стеснения разглядывать друг друга. Улыбчивая успела поменять свой рабочий наряд и была одета в открытое, розового цвета платье с длинными рукавами. Время отнеслось к ней чрезвычайно благосклонно. К тонкой фигуре добавились мягкость и привлекательность очертаний зрелой женщины. Убранные назад волосы открыли изящные линии лица и белой шеи. Его сердце погружалось на самое дно, когда её подчёркнутые помадой губы вдруг оживали в непринуждённой улыбке.
Он также быстро оценил её уверенную манеру и проницательность в разговоре и был начеку, прилагая усилия, чтобы оказаться на уровне своей собеседницы. Он вспомнил, как горячился и увлекался под воздействием её чар. Как она раззадоривала его своими откровенными мнениями и умением показать неподдельный интерес к его мнениям. Им не понадобилось много времени, чтобы затеять первый спор.
После ресторана они направились в ещё одно любимое место Улыбчивой, шумное кафе на оживлённом углу, где провели нескольких часов за коктейлями, крепким кофе и громким разговором. Время прошло незаметно. Улыбчивая посмотрела на часы, они расплатились и вышли на улицу. Вечер закончился. Морозный воздух щипал уши и нос. После получасовой прогулки они остановились у подъезда тёмного дома на безлюдной улице. Улыбчивая указала на окна своей квартиры на втором этаже. Пришло время прощаться. Она протянула ему тёплую, белую руку, взяла обещание позвонить при следующем появлении в городе и исчезла за тяжёлой дверью подъезда. Он зашагал ускоренным шагом к гостинице, ощутив вдруг холод и неприветливость ночных улиц.
Утром его разбудил телефонный звонок. Улыбчивая звонила из дома сообщить о пришедшей ей за утренним кофе идее. Ему нужно продлить свой билет и остаться в городе ещё на несколько дней. Её квартира в его распоряжении, она может прислать машину агентства, чтобы забрать его из гостиницы. Это было одно из самых лёгких решений, которые ему приходилось принимать в последнее время.
*
Он задержался в городе гораздо дольше чем на несколько дней. Машина прибыла вскоре после звонка и доставила его к дому Улыбчивой. Водитель помог поднять вещи на второй этаж и передал ключи от квартиры. Повозившись с замками, он открыл дверь и вошёл в просторную прихожую. Взгляд сразу остановился на картине модернистского сюжета. Он одобрил её цветосочетания и осмотрелся вокруг. Прихожая несла отпечаток знакомой ему индивидуальности. Он с улыбкой вспомнил комнату Улыбчивой в родительском доме, вспомнил, как она гордилась замысловатым убранством своего укромного уголка и как не жалела сил на его постоянное улучшение.
Сняв куртку и ботинки, он ступил на мягкий ковёр и вошёл в большую, светлую гостиную. Справа, вдоль стены, стояли убранные пестрыми покрывалами и подушечками манящие диван и два больших кресла. Напротив них на изящной тумбочке громоздился большой телевизор. Главным украшением комнаты был разбитый в углу, у окна, тропический садик из цветов и растений. Он внимательно осмотрел творение рук Улыбчивой, обнаружил, что некоторые из растений искусственные, и улыбнулся ещё раз. Следующая комната оказалась кабинетом, со стенами, почти полностью закрытыми книжными полками и небольшими картинами. Он вспомнил, что Улыбчивая любит книги. Многие из книг были ему знакомы, он когда-то одалживал их. Решив не заглядывать в спальню, он перешёл в аккуратную светлую кухню, нашёл в ней всё необходимое для позднего завтрака и стал дожидаться Улыбчивую.
Улыбчивая появилась в обеденный перерыв, быстро распорядилась насчёт еды, с аппетитом съела свой салат, сообщила о том, что вечером они идут в театр, и исчезла. Оставшись опять один, неспешно расправляясь с приготовленными ею вкусными сэндвичами, он раздумывал о том, чем заняться.
*
Скучать в столице не пришлось. В первый день он выбрал книгу из завидной библиотеки Улыбчивой, устроился на диване в гостиной и провёл на нём вторую половину дня до прихода хозяйки. Внизу, по холодной скользкой улице, проходили, торопясь, тепло одетые фигуры, пробегали с шумом группы детей в школу и обратно, проезжали редкие машины. Диван стал его излюбленным местом в квартире. Он провёл много часов на обшитом мягкой кожей широком ложе, кутаясь в пёстрое покрывало, читая, разглядывая хмурое небо сквозь большое окно гостиной, дремля. В остальное время Улыбчивая находила для него музей, выставку или другое место для экскурсии. У неё был план почти на каждый вечер.
В первый вечер они отправились в известный столичный театр на самую модную в то время в городе пьесу – согласно программке, об одиночестве в большом современном городе. Он быстро заскучал, но не подавал виду и старательно следил за происходящим на сцене. Действие, наконец, завершилось под громкие аплодисменты. По дороге домой Улыбчивая настойчиво выпытывала его впечатления. Он признался, что не смог понять, отчего были так несчастны эти совсем ещё молодые люди. Улыбчивая шутливо ответила, что он одичал в своём ущелье и отстал от последних театральных веяний. Они заспорили и прибыли домой в хорошем настроении. На столе уютной кухни появился чайник с горячим чаем, кофе и шоколадные конфеты. Облачённая в халат Улыбчивая сидела напротив него, прислонившись спиной к стене и положив вытянутую левую руку на спинку стула. Широкий рукав халата сполз к плечу белоснежной руки. Беседа угасала.
Они делали это в первый раз. Две обременённые опытом души, испытывающие вновь, после долгой разлуки, неподвластную им первобытную силу их взаимного притяжения. Полы халата распахнулись и открыли смущённое своей наготой ослепительное тело Улыбчивой. Её глаза осветились нежностью и возбуждением. Была глубокая ночь, когда они наконец уснули, прижавшись друг к другу, так и не произнеся ни одного слова в освещённой тёплым светом ночной лампы спальне Улыбчивой.
*
Его присутствие в городе и содействие Улыбчивой ускорили бюрократические процедуры, связанные с контрактом. За несколько дней все формальности были обговорены и бумаги подписаны. Он сразу же попал в энергичные руки руководителя небольшой съёмочной группы. Съёмки продолжались две недели. Они регулярно выезжали в пригород на микроавтобусе, к небольшим скалам и замёрзшим водопадам, где он облачался в самое современное альпинистское снаряжение и делал то, что ему говорили. Это оказалось не только хорошо оплачиваемым, но и нескучным занятием. Молодые профессионалы относились к нему с лестным интересом и уважением. Он охотно подогревал в них эти чувства рискованными трюками. Съёмки часто привлекали толпу зрителей. Он чувствовал себя в ударе и развлекался до тех пор, пока, на третий день, не свалился во время подъёма по ледопаду. Ледоруб, который он нагрузил своим весом, неожиданно отломил кусок льда и выскользнул. Он пролетел приличное расстояние и приземлился с большим шумом, приведя окружающих в ужас. Ничего страшного не случилось, он отделался легко, но чувствовал себя чрезвычайно глупо и не возражал, когда по настоянию руководителя группы его стали подстраховывать.
Улыбчивая без заметных затруднений сделала его участником своей активной светской жизни. Многие её вечера были заполнены встречами с друзьями, посещением театров, ресторанов. Она всегда настаивала, чтобы он сопровождал её. Чаще всего он соглашался. Улыбчивая представляла его как навещающего столичный город друга юности, умело подчёркивала его незаурядность, облегчая задачу вхождения. Её друзья и знакомые составляли своеобразную группу людей. Находясь в их компании, он порой сомневался, что может быть достаточно интересным, и предпочитал быть немногословным. Это никого не беспокоило. В любой обстановке он чувствовал себя хорошо, находясь вблизи Улыбчивой, ощущая излучаемое ею притяжение, ловя её взгляд.
Ему нравилось терпеливо ожидать на диване, пока Улыбчивая готовится к выходам. Ожидание награждалось всегда по-царски. Ослепительно красивая, уверенная в себе, она появлялась из спальни. Ему нравилось читать в её взгляде желание покорять и чувствовать себя совершенно неспособным совладать с глупым выражением восхищения на лице.
Но, разумеется, больше всего ему нравилось проводить вечера вдвоём в её квартире. Хозяйка квартиры тоже оставалась дома с заметным удовольствием. Она облачалась в один из своих многочисленных халатов, приготавливала что-нибудь интересное на кухне и со вкусом накрывала на стол. В эти затягивающиеся до полуночи вечера они иногда горячо спорили, чаще – вели откровенные беседы.
Он узнавал всё больше об истории её неудачного замужества. Она вышла замуж за человека намного старше её, хорошо устроенного в жизни и некоторое время чувствовала себя вполне счастливой под его защитой и опекой. Однако, по мере того как она быстро вырастала из одежд юной девушки, баланс их брака нарушался, и к развязке она чувствовала себя более сильным партнёром в их разваливающемся союзе. Она рассказывала об агонии разрыва с то рассерженным, то надломленным человеком, самым сильным её чувством к которому была в то время только жалость. Слушая её откровения, он испытывал то сочувствие к прекрасной рассказчице, то чувство неловкости, когда узнавал слишком много из того, что должно быть между мужчиной и женщиной, то усталость от чрезмерной, не всегда понятной ему сложности отношений. В свою очередь он любил рассказывать ей об ущелье, об ожидающих его молчаливых, покрытых снегом горах, о своей умной собаке и тёплой хижине. Темнота и холод сгущались над скованным суровой зимой городом, они держали руки на горячих от чая чашках и забывали посмотреть на часы.
Эта женщина обладала властью над ним. В её присутствии его сердце наполнялось то необычной радостью, сменяющейся неизбежно неясной грустью, то пьянящим ощущением близости с приходящим вслед отрезвлением. Эта женщина не принадлежала ему. Её обольстительное, белое тело могло излучать и страсть, и нежность, но никогда покорность и подчинение. Её лучистые глаза ни разу не засияли тем памятным ему огнём влюблённой юной девушки.
*
Съёмки закончились. Группа отпраздновала это событие в одном из модных в столице баров. Он пришёл один и неожиданно хорошо провёл время в молодой компании. Деловая часть поездки исчерпала себя, он мог отправляться домой. Летом ему предстояли финансируемые фирмой одиночные восхождения на две большие горы. Он получил и опробовал изготовленный специально для него полный комплект снаряжения, включавший одежду, обувь, спальный мешок и мини-палатку.
К этому времени из длительной поездки вернулась съёмочная группа, руководимая одним из совладельцев агентства. Этот факт прошёл бы для него совершенно незамеченным, если бы руководитель группы не появился тем же вечером в квартире Улыбчивой. Мужчины пожали друг другу руки. Пришедший был рослым, подтянутым мужчиной с загорелым лицом и проницательным взглядом. Чувствовалось, что он бывает здесь часто. Хозяйка накрыла на стол. Гость привёз бутылку экзотического рома, который они добавляли в чай и кофе, и делился впечатлениями о своей поездке. Улыбчивая слушала с интересом его довольно живой рассказ, смеялась от души и расспрашивала. На прощание гость сказал, что отправляется скоро в отпуск кататься на лыжах, и напомнил Улыбчивой, что она тоже собиралась присоединиться. Хозяйка по всем признакам чувствовала себя вполне свободно в их компании. Этого нельзя было сказать о мужчинах.
*
Возвращение в город представлялось Круглолицей иначе. Большинство друзей первых трёх лет института уже закончили учёбу и разъехались кто куда. Нужно было начинать всё с начала. В этот раз приобретение новых друзей затруднялось тем, что она чувствовала себя намного старше большинства своих однокурсников. Мода успела измениться, обновление гардероба замедлялось ограниченностью средств. Она не могла просить больше денег у родителей, и так делавших всё, что они могли, чтобы поддержать её. Приходилось экономить. Прошло несколько месяцев, прежде чем она поверила, что не выдаёт свою провинциальность ни одеждой, ни внешностью. В этот раз вокруг было намного меньше умных и примечательных мальчиков. Она чувствовала, что выпадает по возрасту из поля зрения многих из них, и решительно укоротила свои волосы и юбки по самой последней моде.
Постепенно всё пришло в норму. Учёба занимала намного больше времени, чем в первую попытку. Она начала очень хорошо и ходила почти в отличницах. Это не давалось без труда. После лекций она обычно направлялась в полутёмную библиотеку института и просиживала там до вечера под светом настольной лампы, затем шла домой. К большому облегчению, она делила комнату в общежитии с тихой, аккуратной девочкой. В их комнате не было шумных вечеринок и разбросанных вещей.
