Читать книгу: «Соло», страница 3
Планирование на непогоду стало самой главной заботой на выходах. Метеорологические сводки приходили в ущелье всегда с большим опозданием, он полагался только на свои наблюдения и старался не расслабляться и не принимать рискованных решений. По мере углубления и уплотнения снега появилась возможность рыть пещеры. Он вспомнил, как выбирать подходящие для этого места, обустраивать их для многократного пользования, и через некоторое время поддерживал постоянную пещеру под главной вершиной, по одной на каждом их трёх длинных гребней и несколько в укромных уголках дальних кулуаров. Больше всего ущерба пещерам причиняло привлекаемое запахом остатков пищи голодное зверьё, среди которого попадались медведи и волки. Он быстро полюбил выходить на маршрут без палатки и полагаться только на свои снежные убежища.
После нескольких сложных маршрутов он решил усилить свои шансы на выживание и стал надевать обвязку с самостраховочной петлёй и держать под рукой набор френдов, пару карабинов и две петли. Усложнённые условия не подвергали серьёзному испытанию его хладнокровие, но не щадили тело. Утяжелившийся рюкзак охотно заявлял о себе, затрудняя движения, оттягивая плечи и застревая в узких местах. Лазание в перчатках и плотных ботинках также утратило легкость и быстроту сухих, тёплых времён. На каждый метр подъёма приходилось отдавать значительно больше сил. Добавочное снаряжение позволяло остановиться, чтобы перевести дыхание, практически в любом месте, где проходила хорошая трещина. Закрепив один или пару френдов в трещине, он зависал на обвязке, освобождая руки и ноги. На длительных остановках он с неизменной готовностью освобождался от рюкзака и подвешивал его отдельно. Лёгкость передвижения сменилась тяжёлой монотонной работой, которой он охотно отдавался, так же как принесённой зимой волнующей атмосфере серьёзных восхождений.
Он с удовлетворением замечал, как улучшается его техника и физическая подготовка. Скорость стала вновь возрастать, количество ночёвок на маршрутах уменьшаться, что не всегда соответствовало его желаниям. Нередко, подойдя к стоянке намного раньше запланированного времени, он решал остановиться и провести остаток дня в целительной близости труднодоступных мест. Он мог часами наблюдать тонкие линии, оставляемые талой водой, находящей свой путь на холодной, обветренной поверхности скалы, или обозревать с неясной грустью далёкую, подёрнутую синей дымкой линию горного хребта на горизонте.
*
Жизнь в хижине заполнялась присутствием Круглолицей, которая практически поселилась у него, как только её отец поправил своё здоровье и снова взял в руки дела по лавке. Инициатива пришла от Круглолицей, в то время, наверно, единственной души, близость которой не сильно тяготила его. Помогало и то, что он по-прежнему задерживался внизу только на время, достаточное для восстановления сил перед следующим восхождением, и находил приятным спускаться в хижину, где поддерживались чистота и порядок как раз по его вкусу, на уровне, который ему никогда не удавалось поддерживать самому, а также находить там приятно пахнущую и вкусную еду. Круглолицая управлялась с хозяйством без видимых усилий и затрат времени, направляя немалую энергию для осуществления своих устремлений, два из которых неизменно выделялись. Он обнаружил себя в активной роли в каждом из них.
Круглолицая начала подготовку к возвращению в институт. Для того чтобы не повторять третий курс, ей нужно было сдать пропущенные в своё время летние экзамены. Хижина, значительную часть времени в её полном распоряжении, оказалась более подходящим местом для занятий, чем перенаселённый дом родителей. Предстояло сдать пять экзаменов, два из них – по математическим предметам, подробно изложенным в нескольких солидных, толстых учебниках. Заметив, как после углубления в эти учебники на лицо Круглолицей ложится серая тень, он неожиданно для обоих предложил свою помощь, принятую с готовностью. Экскурсия в упорядоченный мир математики была чрезвычайно приятна его сердцу и уму. Он увлекался и проводил за учебниками больше времени, чем требовалось. Иногда, в длинные вечера, у тёплой печки, в окруженной морозной темнотой одинокой хижине, он верил, что ему удаётся передать своей ученице наслаждение от правильно выведенной формулы или от следования строгой логике теоремы. Не разделявшая его расположения к предмету, Круглолицая оказалась настойчивой и способной ученицей. В его отсутствие она проводила большую часть времени в занятиях и заметно утомляла себя. Их совместное пребывание в хижине было также временем восстановления для обоих.
По словам Круглолицей, той зимой он был единственным подходящим ей партнёром в любви во всём ущелье, и испытал это на себе в полную силу. Круглолицая проявляла раскрепощающую непринужденность в интимных отношениях и энтузиазм, временами чрезмерный для его темперамента. Она любила пробуждать желание – не слишком сложная задача для молодого, хорошо сложенного тела. Ещё больше, после утомительных занятий, Круглолицая любила устраивать представления. Первое представление случилось в одно из его поздних возвращений с восхождения. Круглолицая, с готовностью оторвавшись от учебников, встретила его характерным взглядом. Сразу после многодневного восхождения Круглолицая научилась не искать в его взгляде той же наполненности, но в тот вечер её это не устраивало. Она зашла за перегородку и предусмотрительно появилась только после того, как он разделался со своим ужином. С удивлением он обнаружил, что она облачилась в лёгкое, щедро укороченное платье и превратилась в танцовщицу стриптизного бара. Умело надетый наряд скрывал некоторую природную коротковатость и полноту ног и подчёркивал природную полноту груди. С вульгарно, ярко накрашенными губами и ресницами, уверенная в себе, она без особого труда преодолела его инертность. Любитель проявился в ней, когда пришло время снять с себя последние полоски одежды и продемонстрировать все заслуживающие внимания части тела. Её движениями владело желание, а не тренированность профессионала. Представление имело несомненный успех. На следующий день она в шутку предложила ему установить в хижине вертикальную стойку.
С продвижением зимы Круглолицая проявляла всё больше и больше настойчивости и изобретательности. Временами переутомлённый, чаще умиротворённый, он нередко ловил себя на мысли, что другой такой напарницы в его жизни не будет. Она расспрашивала о его вкусах: цветах, размерах, темпераменте – без намёка на сравнение со своими прелестями. Она выпытывала его эротические фантазии. Своими она делилась охотно. Однажды, расслабившись, он рассказал ей, что ему нравились в отрочестве зрелые женщины, и описал двух своих учительниц, участниц его неумелых фантазий. В одной из учительниц его волновали огромные бёдра, которые с трудом помещались на широком школьном стуле. Круглолицая не замедлила использовать это для одного из своих лучших представлений. Она стала делать себе высокую причёску, надевать очки, раздобытое старого фасона платье своей матери и превращаться в училку – то обольстительницу, то покорную исполнительницу его желаний. Несмотря на внутреннее сопротивление, он не мог не признать силы соблазна. Интенсивность подготовки к экзаменам и эротический накал Круглолицей нарастали синхронно и достигли пика в одно и то же время, к наступлению весны, незадолго перед началом экзаменов.
*
Он заметил их с главной вершины во время обязательной остановки перед спуском. Четыре чёрные точки, растянутые по удалённому снежному гребню. Приближалась середина яркого, безоблачного дня, когда и зимнее солнце становится угнетающе тяжёлым. Под его лучами четыре точки, казалось, передвигались с трудом. Не было понятно, почему они оказались так далеко в глубине заснеженного горного массива и куда могли направляться. Манера их передвижения выдавала неуверенность. От главной вершины, недалеко от места, где он расположился, к гребню четвёрки тянулся другой острый гребень, создающий обманчивое впечатление близости. Пробегающему скальную линию неопытному глазу видится простой, короткий путь, но он знал, что большая часть этого длинного и извилистого гребня невидима с его позиции и что до четвёрки от него далеко. Группа владела его вниманием до начала спуска, вернувшись домой, он совершенно забыл о ней.
В середине следующего дня разразился, без особого предупреждения, редкий для этих мест снежный шторм. Снегопады продолжались, с короткими перерывами, больше недели и принесли снега в количествах, каких не могли припомнить местные старожилы. Он успел вернуться домой до того, как дела приняли серьёзный характер, и отсиживался в хижине, полностью принадлежа Круглолицей. Время от времени к ним пробивалась машина из селения и приносила старые новости. Дорога в ущелье периодически закрывалась из-за заносов и лавин. Они удивились, когда к хижине вдруг подъехал незнакомый крытый грузовик. Грузовик привёз шестерых хорошо знакомых ему людей – известных в городе альпинистов, включая Солдата. Они пробивались в ущелье целый день, их лица были усталы и озабоченны.
В горах пропала четвёрка студентов-первокурсников, отправившаяся в этот район неделю назад. Прибывшие были спасательным отрядом. Захваченный врасплох хорошо знакомым чувством, он сразу догадался, о какой четвёрке идёт речь, и рассказал о своей встрече пять дней назад. Спасатели подтвердили, что группа намеревалась пройти популярный в летнее время гребневой маршрут, как раз в тех местах, позади главной вершины. Многодневный маршрут начинается в дальнем углу их ущелья и заканчивается в соседнем ущелье. По расчётам, шторм застал группу во второй половине пути.
Спасатели попали в незавидное положение. Неопытная четвёрка – двое ребят и две девушки – уже слишком долго находилась среди стихии. По сведениям, полученным от родителей и друзей, их снаряжение состояло из старой палатки, тонких спальных мешков и обыкновенной зимней одежды. Ситуация по всем признакам становилась критической и требовала решительных действий, однако возможности для действий были ограниченны. Лавиноопасные снега надолго закрыли доступ к маршруту, как и ко всему району. Прогноз погоды на ближайшие несколько дней оставался неблагоприятным, исключая возможность использования вертолётов.
Гости заметно оживились за быстро приготовленным Круглолицей ужином. После ужина Солдат, руководитель группы, энергично поделился своим планом. Он предлагал взойти на главную вершину и через неё перейти на маршрут четверки по соединяющему их гребню. Длинный, но технически несложный гребень наверняка был в хорошем состоянии, потому что снег практически не накапливается на открытых ветрам острых скалах. Оставалась надежда, что четвёрка укрывается от непогоды в одном из гротов на маршруте. В самом большом из гротов всегда можно найти запас бензина и консервов, оставленный предыдущими группами.
Гребневая часть плана Солдата представлялась относительно несложной, чего нельзя было сказать о восхождении на главную вершину. Все простые маршруты на вершину, засыпанные снегом, оставались непроходимыми и опасными. Солдат предлагал взойти на неё по возвышающейся в центральном кулуаре пятисотметровой главной стене. До стены около часа ходьбы от хижины, по глубокому снегу, может, на час больше, зато благодаря своей крутизне она стоит свободная от снега в любую непогоду и ведёт прямо к вершине.
Выражения лиц спасателей во время изложения стенной части плана были красноречивы. По стене проложены одни из самых сложных маршрутов в районе. В верхней части она немного нависает. Отлично подготовленной двойке в хороших условиях иногда удаётся пройти её за длинный летний день. Учитывая погодные условия, шестёрка не могла надеяться преодолеть стену меньше чем за два полных дня, с висячей ночёвкой где-нибудь в середине. Неудивительно, что такое приключение в такую погоду не вызывало энтузиазма у многоопытной группы. Становилось понятным, почему Солдат привёз их прямо в хижину, а не на спасательную станцию. Группа нуждалась в чрезвычайной помощи. С этой помощью Солдат надеялся взобраться на стену за один, завтрашний день и заночевать наверху. К концу второго дня, после преодоления гребневой части, он рассчитывал проверить все гроты.
Солдат закончил говорить, и за столом наступила тишина. Круглолицая позволила себе сделать заметным выражение неодобрения на её лице. Несмотря на их опыт и класс, план был рискованный даже для такой отчаянной группы восходителей, не раз участвовавших в спасении людей в экстремальных условиях гор. Больше всего ему не нравились первые два часа плана – подход под стену под лавиноопасными склонами. Об отказе не могло быть речи. Они договорились выйти в пять часов утра, после чего спасатели, за исключением Солдата, уехали ночевать на станцию.
Утром, в назначенный час, было ещё темно, продолжал сыпать мелкий снег. Они энергично вышли в направлении стены, освещая путь фонарями. Глубина снега достигала местами уровня груди. Продвигались обычным в таких условиях порядком. Первый в группе пробивался как мог сквозь свежий снег, остальные шли по следам, каждым шагом стараясь улучшить их для идущего сзади. Поработав немного, первый отступал в сторону, пропускал всех вперёд и становился в конец. Группа исключила его из ротации, он шёл всё время последним, сохраняя силы для своей главной работы. В темноте легче было не думать о готовых вот-вот сойти вниз больших массах снега на окружающих склонах. Шестёрка работала интенсивно, несмотря на нагруженные до отказа рюкзаки. Помимо всего прочего, в рюкзаках лежали десять пятидесятиметровых верёвок, которые ему предстояло навесить на стене для облегчения подъёма группы.
Темнота отступила, когда, разгорячённые и потные, они достигли стены, вытоптали небольшую площадку в снегу и начали готовиться к подъёму. Порядок передвижения не требовал долгого обсуждения. Он выбрал самый левый, более крутой, но ”чистый” маршрут, чтобы, растянутые по стене, они не скидывали друг на друга случайные камни. Группа молча наблюдала за его приготовлениями. Он вынул из своего рюкзака почти всё, кроме пуховой куртки и тёплых рукавиц, освободив место для двух верёвок, небольшой связки крючьев, петель, карабинов и скального молотка. Солдат тщательно загрузил в свой рюкзак оставшееся снаряжения.
Он закончил приготовления, привязавшись к концу лежащей на снегу верёвки, и осмотрелся вокруг. Большая часть стены скрывалась в пелене падающего снега. От её верха их отделяли часы напряжённой работы. На обветренных лицах его партнёров лежала тень озабоченности. Он читал их мысли без труда. Ни холод, ни снегопад не причиняли ему серьёзного беспокойства. Он поправил тонкие перчатки на руках, обстучал ботинки и негромко сообщил о своей готовности.
На первую верёвку он затратил не более десяти минут, чем вызвал сильное оживление внизу. Солдату понадобилось немногим больше, чтобы подняться к нему. К прибытию Солдата он уже достал из своего рюкзака следующую верёвку, и они так же быстро преодолели ещё пятьдесят метров. Их нагруженные партнёры без задержки начали подъём. Воодушевлённая необычной скоростью продвижения, группа набрала полные обороты и вскоре растянулась по стене. Знакомый блеск в глазах Солдата неожиданно приятно грел и добавлял энергии и ему.
На верх стены они вышли с запасом в несколько часов светлого времени и, несмотря на усталость, решили этим воспользоваться. Навешенные верёвки, кроме последних двух, остались на маршруте. Они перераспределили груз – Солдат и он получили обратно свою часть – и не теряя времени двинулись вперёд. Сильный и холодный гребневой ветер вскоре заставил их встать на ночлег. Палатки разбили в удобном, защищённом месте. Согретая горячим ужином и чаем, усталая группа быстро отошла ко сну. Справа от него затихли Солдат и третий по палатке. Он долго прислушивался к шуму ветра и безуспешно отгонял тревожные мысли.
К первому гроту они подошли во второй половине следующего дня и не обнаружили никаких следов четвёрки. Наибольшая надежда возлагалась на третий, самый большой грот, но и в нём нашёлся лишь нетронутый запас бензина и еды, как обычно. Они решили продолжить поиск по гребню до наступления темноты.
Много позже, от одного из родителей, посетивших его хижину, он узнал, что четвёрка была неразлучна с ранних, школьных лет. Они не оставили друг друга до самого конца и приняли смерть, прижавшись друг к другу под небольшой скалой. Он не знал ничего о них тогда, но картина четырёх сплетённых тел не выходила из его головы. Он находил в ней неожиданное облегчение, когда вместе со своими немногословными партнёрами разъединял замёрзших друзей, заворачивал их в палатки и тащил к гроту. Надёжно укрыв тела от хищников (четвёрке пришлось ещё немного подождать хорошей погоды и вертолёта), они отправились назад. Спускались без задержки, по своим верёвкам. Погода заметно улучшалась.
Круглолицей было достаточно одного взгляда на него. Она помогла ему освободиться от промёрзшей верхней одежды, сырых ботинок и развесить всё сушиться, не произнеся ни слова. Горячая вода и ужин были уже готовы. Он долго окатывал себя тёплыми струями за перегородкой, затем добрался до кровати и с облегчением растянулся на ней во весь рост. Есть не хотелось, он лежал неподвижно на спине и прислушивался к негромким звукам, исходящим от заканчивающей приготовления к ночи Круглолицей.
Кровать прогнулась под тяжестью её тела. Он продолжал лежать неподвижно, с прикрытыми глазами, желая быть оставленным в покое, когда вдруг ощутил прикосновение её груди. Без тени сомнения грудь расположилась на его лице. Под её приятной тяжестью лицо постепенно оттаяло в лёгкой улыбке. Тепло груди растекалось по всему телу, принося желанное расслабление. Немного спустя пришёл свежий запах Круглолицей, затем щекочущее ощущение от её волос. По-прежнему не открывая глаз, он подумал о её изогнутом над ним обнажённом теле, о светящихся в темноте гладких бёдрах. Желание овладело им. Он опрокинул податливую Круглолицую на спину и вошёл в неё, придавив собой. Их телам потребовалось несколько мгновений, чтобы принять положение наибольшего наслаждения. В ту ночь он впервые подумал о том времени, когда Круглолицая отправится в город на учёбу.
*
Солдат стал частым гостем в их хижине. Он начал свою подготовку гораздо раньше обычного времени, до появления необратимых признаков весны, с которыми принято открывать новый восходительский сезон в этих местах. Зима ещё прочно владела ущельем. Солдат необычно многословно объяснил, что у его команды в этом году большие планы, начинающиеся с первопрохождения по очень высокой стене. Обитатели хижины не нуждались ни в каком объяснении. Солдат умел делать своё присутствие необременительным. Он приезжал в выходные дни и большую часть времени проводил вне хижины. По его рассказам, он или поднимался в быстром темпе по простым тропам для тренировки выносливости, или упражнялся на невысоких скалах. Вечером, в хижине, Солдат оказывал всяческую помощь Круглолицей с водой, дровами и с печкой и зарабатывал вполне её ужин. В редкие вечера, когда все трое оказывались вместе, они вначале находили не много тем для совместных разговоров и проводили время каждый за своим чтением в тишине, которая устраивала всех. Круглолицая штудировала тяжёлые учебники, Солдат и он открывали свои книги. Занятия с Круглолицей напомнили ему об ещё одном приятном способе заполнить время – чтении. Книги по его заказу стали регулярно прибывать в хижину и аккуратно выстраивались на двух больших полках, которые он соорудил на свободной стене. Глядя на их радующие глаз корешки, он вспоминал свою старую библиотеку, хранящуюся далеко-далеко, в плотно закрытых коробках на чердаке дома его друга.
История с четвёркой расшатала на некоторое время хрупкое состояние душевного равновесия, к которому он только начал осторожно привыкать. Он заставил себя отказаться от участия в транспортировке тел, начавшейся вскоре после того, как погода улучшилась и прибыл вертолёт. Выяснилось, что пригодная для вертолёта площадка находится далеко от грота и четырём завёрнутым телам ещё раз предстоит быть проволоченными по снегу, перед тем как их погрузят в вертолёт, который с запоздалой легкостью перенесёт их домой. Большая группа альпинистов была организована для этой работы. В течение нескольких дней они нарушали своей активностью заведённый порядок в ущелье.
Он обращался то к одиночеству в горах, то к близости Круглолицей в поиске облегчения. Ночуя наверху, он искал глазами огонёк своей хижины среди темноты ущелья и думал о тепле мягкого плеча Круглолицей и её запахе. В хижине он часто закрывал глаза и устремлялся наверх, к холоду, звездному небу и черным силуэтам вершин. Круглолицая, казалось, не замечала этих перемен в его настроении. Она оставалась такой же настойчивой в занятиях и неутомимой в утехах.
Неудивительно, что в благоприятной атмосфере хижины Солдат и он стали быстро входить во вкус равного мужского общения. Оба обнаружили, что давно уже испытывали в нём недостаток, и с готовностью использовали предоставленную возможность. Их соединяли годы молодости, проведённые в совместном увлечении горами, родственность душ, схожесть в отношении к миру и людям. Их разъединяли изменения, происшедшие в них за время, прожитое на расстоянии. К обоюдному удовлетворению, силы притяжения по-прежнему преобладали. Существовало когда-то совсем немного запретных тем между ними, они начали с безопасных, зная, что придёт время и для других. За бутылкой вина или горячим чаем они вспоминали давно прошедшие события, обсуждали старых друзей, книги, погоду, спорили по любому поводу.
Круглолицая часто была участницей тех долгих вечеров, несмотря на старания друзей не мешать её занятиям. Улыбкой или взглядом из дальнего угла она то и дело выдавала свой интерес к обсуждениям за столом. Ни от кого в хижине не ускользало, что в её молчаливом присутствии беседы становились оживлённей и друзьям становилось труднее соглашаться друг с другом. Мужчинам нравилось испытывать свежесть инстинктов, ей нравилось вызывать их. Ощущая хрупкость и недолговечность их идиллического маленького мира, они поддерживали его атмосферу как могли до тех пор, пока теплые ветры не принесли весну и перемены.
*
Солдату уже было пора вернуться. Его машина стояла припаркованная на обычном месте. Днём в хижине никого не было: Круглолицая ночевала у родителей, он возвращался из многодневного выхода. По мере таяния снега он отправлялся всё дальше в труднодоступные места в поисках интересных маршрутов. Собравшись к вечеру в хижине, они долго ждали Солдата, затем ели ужин холодным, в тишине. Быстро подошло ночное время, когда в горах ходят, только если обстоятельства вынуждают к тому. Солдат редко ночевал наверху и наверняка оставил бы записку в случае такого намерения. Обсудив вполголоса ситуацию, они решили сходить на спасательную станцию в слабой надежде, что там что-то знают. На станции в это время года постоянно жил начальник. Они оставили на столе записку, оделись и вышли наружу.
За дверью их встретил холодный, влажный воздух ранней весны, тишина и неяркие звёзды в просветах между облаками. Снизу, из селения, доносился едва различимый собачий лай. Они укутались потеплее в одежды и направились к станции, до которой было около сорока минут ходьбы. Он держал Круглолицую под руку и освещал путь фонарем. Освежающее дыхание ночи разгладило выражение озабоченности на их лицах. Они шли молча, нога в ногу, ощущая присутствие друг друга в мыслях и чувствах. Разбросанная по поверхности просёлочной дороги мелкая галька громко хрустела под ногами.
Круглолицая первая заметила слабый, мелькающий огонёк на западном гребне. Они остановились и стали наблюдать. Кто-то спускался по тропе в нижней части гребня. Судя по быстрому перемещению огонька, человек с фонарём не испытывал трудностей с передвижением. Если это Солдат, в чём было мало сомнений, он должен быть в хижине приблизительно через час. Понаблюдав ещё немного, они не спеша повернули назад.
Вид Солдата, сбросившего рюкзак у порога хижины, не располагал к расспросам. Его лицо отражало не только усталость долгого, напряжённого дня, но и несвойственные ему смущение и растерянность. Он молча разделался со своим ужином, на столе появилось вино. Они посидели ещё немного, пока Солдат не исчерпал запас молчания в тот вечер. Немногословно он поделился с ними событиями своего дня.
Солдат провёл тот день на маршруте, проложенном по контрфорсу слева от главной стены вершины. По его словам, к моменту когда стало очевидным, что восхождение затянется, назад дороги уже не было. Он рассказывал о том, как неожиданно замедлился на крутых скалах в середине контрфорса, как проходил последние метры, освещая путь фонарём. По тону повествования нетрудно было догадаться, что рассказчик не испытывал заслуженного, казалось бы, удовлетворения от преодоления серьёзного маршрута. Солдат явно натерпелся, и это было неудивительным. Маршрут по контрфорсу не принадлежал к числу тех, которые принято проходить в одиночку, даже альпинистам калибра Солдата. Только один человек в ущелье с некоторых пор стал регулярно позволять себе такие маршруты. Время было уже позднее, дослушав рассказ, они разошлись на ночь.
Он лежал в тишине, нарушаемой ровным дыханием спящей рядом Круглолицей. Несмотря на старания, поток мыслей не желал утихать в отяжелевшей голове, предвещая долгую, бессонную ночь. Мысли непременно возвращались к дневным приключениям Солдата. Объяснить их было нетрудно. Он понимал, что уже достаточно долго возбуждает соревновательный дух в ущелье, чтобы оставаться безнаказанным. Слишком много честолюбивых и горячих голов посещает эти места, и кто, если не Солдат, первый среди них. Ещё не принявшее форму слов соперничество молодых лет с новой силой возвратилось в их отношения, и Солдат, несомненно, чувствовал себя в непривычной роли догоняющего.
Ночь неторопливо углублялась, поскрипывали половицы остывающей хижины. Темнота скрывала его невольную улыбку, когда он думал о том, как нелегко должна даваться Солдату эта роль. Можно было не сомневаться, что никакие его специальные обстоятельства не могли подсластить эту пилюлю его другу. Вконец утомлённый, он ещё долго размышлял об ответственности, которую такое развитие событий накладывает на него, и заснул, только когда в усталый мозг пришла спасительная надежда, что события прошедшего дня будут достаточным предостережением Солдату. Он не придал значение тому факту, что с контрфорса хорошо просматривается их памятный маршрут по главной стене.
*
Маленький мальчик в перепачканной одежде преследовал чёрного щенка и докучал как мог, дёргая то за хвост, то за уши. За исключением пары, никого не было видно во дворе дома хозяина лавки. Он задержался у добротного вида калитки, наблюдая за ними с неясным чувством, пока не догадался, что мальчик, вероятно, сын Круглолицей. Круглолицая уехала в город неделю назад сдавать экзамены. Она обещала регулярно звонить родителям, он спустился в селенье узнать, как у неё идут дела. Был воскресный день, и он надеялся застать хозяев дома.
Он пересёк двор и постучался в дверь. Открывшая дверь мать Круглолицей пригласила его внутрь и с нескрываемой гордостью сообщила, что её дочке остался последний, самый лёгкий экзамен и что она сдала всё на отлично, включая два экзамена по математике. Это была их вторая встреча, он потрудился заметить в этот раз схожесть во внешности матери и дочери, а также явно не унаследованную Круглолицей забавную застенчивость женщины. Закончив за несколько минут с новостями из города, она не знала, что делать с неожиданным гостем. Он попросил передать привет Круглолицей, быстро попрощался и вышел на улицу.
Неутомимая пара продолжала резвиться во дворе, по-прежнему что-то в ней привлекало его внимание. Мальчик, бойкий крепыш, носился изо всех сил по двору. Чёрному щенку не хватало ещё быстроты, чтобы избавиться от бесцеремонных рук.
Лёгкое возбуждение охватило его, когда он узнал черные, торчащие, как у лисицы, уши на маленькой голове. Он постоял немного в раздумьях, просчитывая в голове месяцы, вернулся назад, постучался в дверь ещё раз и спросил о щенке. Удивлённая женщина охотно сообщила, что их кобелёк из помёта собаки соседей, что у соседей ещё оставались щенки, и показала к ним дорогу.
Щенков было трое – два кобелька и сучка. Их держали в чисто убранном сарае, по всем признакам под хорошим присмотром. Он спросил у хозяев, кто их отец, и узнал, что возле сучки крутилось много псов, и Верный, которого хозяева, казалось, припоминали по описанию, мог вполне быть одним из них. Ему было предложено забрать всех троих. Щенки, как один черного цвета, с характерными ушами, не обращали внимание на людей.
Словоохотливые хозяева предоставили ему достаточно времени для сомнений. В округе, наверно, водились другие чёрные псы с торчащими ушами. Возбуждение улеглось, он собирался распрощаться. В это время один из троицы оторвался от группы и направился в сторону людей. Неуклюжий, щенок приблизился, обнюхал всех по очереди и задержался у его ног. На носке его пыльного ботинка появилось мокрое пятнышко от прикосновения мордашки. Хозяева в один голос сказали, что щенок выразил своё предпочтение.
Он присел на корточки, взял щенка двумя руками под передние лапки и осторожно поднял. На открывшемся нежном брюшке обнаружилось яркое белое пятно размером с монетку и принадлежности сучки. Он видел, что его руки не причиняют ей, забавно вертящей головой, никакого неудобства. Он опустил её на землю и освободил из рук. Она не замедлила опять расположиться прямо у его ног и принялась нюхать и лизать раскрытую перед ней ладонь. Он поглаживал в ответ мягкую шёрстку, не в силах противиться зарождающемуся в его сердце чувству к этому маленькому существу.
Хозяева очень обрадовались его решению. Последовало обсуждение, как лучше понести нежный груз. В результате он завернул щенка в кусок предложенной хозяевами материи, осторожно положил его к себе за пазуху и направился домой. По дороге щенок пригрелся и заснул. Он шёл аккуратно, стараясь не потревожить свою ношу.
Место в углу, неподалеку от печки, казалось самым подходящим. Он постелил там кусок материи и поставил на него новую обитательницу хижины. После небольшой паузы щенок принялся исследовать незнакомые просторы. Они незаметно потратили день друг на друга. Он придумал ей имя, наблюдая за ужином, как, напоенная и накормленная, она безмятежно спит на полу, открыв своё отмеченное ярким белым пятном брюшко.
