Читать книгу: «La Critica (первая книга казанской трилогии)», страница 25
*****
Как мы и ожидали, у торгового центра было не протолкнуться. Объехав два ряда, мы не нашли парковку.
– Ладно, пойду искать тележку. Буду ждать вас около центрального входа, – сказал я и вышел из машины.
В деле поиска парковки и тележки в такие дни бесполезно рассчитывать на статистику, – только на удачу. Около разгружавшихся в багажники авто тележек уже стояли люди и поджидали, когда они смогут их взять. После пяти минут хаотичного фланирования по парковке, я вдруг увидел одинокую неприкаянную тележку. «Может это мираж?» – спросил я у самого себя и побежал в её направлении. Конечно же не я один бежал в сторону тележки. Ещё как минимум четыре человека неслись на всех порах к вожделенному предмету, но прибыли первыми я и огромный мужик. Этот мужик потянул тележку на себя, но я не стал выпускать её из рук, а просто прицепился к ней, как к лестнице движущегося троллейбуса.
– Ну-ка открепись, – с угрозой проговорил дяденька.
– Это моя тележка, гражданин, – поставил его в известность я.
– Как бы не так, – сказал мужик и покатил тележку перед собой с прицепившимся мной.
– Тебя стряхнуть что-ли? Или сам отлипнешь? – спросил мужик, когда мы уже прибыли к раздвижным дверям центрального входа.
– Это моя тележка, – повторил я.
– Лучше съебись по-хорошему, – посоветовал он.
На что я ответил:
– Учти, козлина, я прочитал книжку про каратэ. От корки до, мать её, корки.
Моя равнодушная интонация вызвала у оппонента беспокойство. Тем не менее, мужик медленно выдохнул и двинулся на меня. Оно и понятно: в преддверии Светлого Праздника, затюканные втрое против обыкновенного вторыми половинками, люди готовы были с радостью обменять повседневность на тюрьму или морг. Печально? Всё равно.
Я был готов принять бой. Мне было всё равно, ведь любой повод для смерти кажется недостаточным. Почему не тележка? К счастью в этот момент за моей спиной выросли Стальские, и чаша весов (как же мне нравится это выражение!) с грохотом упала на мою сторону. Противник ретировался.
– Тебя на минуту нельзя оставить, – нежно произнесла Марта.
– Ага, несносный ребёнок, – подтвердил Глеб.
*****
Полтора часа спустя.
– У этого пакета днище не сорвёт? – задал риторический вопрос Глеб, перекладывая продукты в багажник.
– Главное – не класть молоко и огурцы вместе, – на всякий случай предупредил я.
Когда мы въезжали в ворота нашего загородного дома часы показывали половину десятого вечера. Перетаскав пакеты с провизией к холодильнику, мы разбрелись по своим спальням, предоставив Джессике заниматься хозяйством. Я видел как Стальские стремились ненавязчиво сэкономить время, это указало на то, что у обоих были планы на сегодняшнюю ночь. Первым о своих планах объявил Глеб. Я уже сидел внизу и попивал кофе в компании Джессики, когда он, переодетый в красивую одежду, спустился со второго этажа и сказал что уезжает «по делам».
– Ведь у нас всё готово? – на всякий случай спросил он, имея в виду новый номер La Critic’и.
– Да-да, – ответил я, хотя не знал никаких подробностей и сам был склонен задавать этот вопрос Стальским.
Итак, Глеб запрыгнул в свою скоростную повозку и растворился в ночи. Через пять минут спустилась Марта в нарядном облачении и невзначай сказала:
– Всё готово. Завтра днём вернусь и свяжусь с Ильгизом.
– Да, – откликнулся я. – Хочешь кофе или перекусить?
– Не-е-ет… – протянула Марта. – Мне надо ехать. У меня встреча.
Спустя две минуты ворота задвинулись за задним бампером Танка.
Кукушка прокуковала одиннадцать ночи, когда моё томление достигло критической отметки. Джессика только закончила свои дела и уселась перед телевизором со стаканом виски в руках. Я не стал рассеивать её внимание дурацкими вопросами, просто оделся и вышел в предпраздничную ночь.
Единичка, стоящая в глубине двора, покрылась приличным слоем снега. Включив двигатель и выкрутив на полную катушку обогреватель, я начал методично и тщательно чистить машину от снега. Я не был уверен, что куда-то поеду. Я прислушивался к своим внутренним ощущениям. Успокоив мысленные шумы усилием воли, я отчётливо расслышал тонкий голосок подсознания. Голосок пищал: «Езжай на квартиру и вмажься. Езжай на квартиру и вмажься. Езжай на…»
– Ладно-ладно, – со смехом проговорил я. – Не глухой.
Нажал на кнопку пульта, и ворота начали отодвигаться. Я неспешно покатил, не забыв нажать «Play».
Мы становимся больше, но не становимся ближе,
Мы растем, но от этого звезды ни капли не ниже,
Влезаем все выше, заходим все дальше,
Только от этого вовсе не меньше фальши.
Дома, домики, избушки и дачи нашего посёлка подмигивали мне огнями праздничных гирлянд. Почти в каждом палисаднике росло хвойное дерево, которое в эти дни было украшено игрушками. Несмотря на поздний час, дети и взрослые гуляли на улице и предавались зимним забавам. «Каникулы…» – вздохнул Картавый.
– Ага, – подтвердил я.
Есть «река», в которую можно войти и дважды и трижды и сколь угодно раз. Причём каждый новый вход будет не хуже предыдущих. Река эта – героин.
Мы выехали на хорошую дорогу, и я прибавил газу.
Немножечко глубже, понятней и шире,
И каждый считает, что знает так много о мире.
Моложе и проще, сложнее и старше,
Что дальше?
Что дальше?
Всю дорогу до городской квартиры моему взору представали вырванные из контекста эпизоды жизни горожан. Может быть я был слишком вдохновлён предвкушаемым опьянением, но я чувствовал своё сродство с каждым из виденных мною людей. Я легко понимал и принимал движущие ими мотивы, однако эти мотивы не были близки мне. В очередной раз я мысленно прощался со всем сущим.
Мы ищем пути, чтоб дойти до себя и друг к другу,
Утро за утром, снова и снова по кругу.
Находим слабое место и бьем побольнее,
Нам кажется, что это делает нас сильнее.
С трудом отперев замёрзший висячий замок на преграждающей путь в мой двор цепи, я припарковал машину и поднялся на этаж.
Мы можем быть лучше, и я не один это вижу,
Но от этого звезды на небе ничуть не ниже.
Я принял решение использовать сразу две оставшиеся ампулы, чтобы больше к этому вопросу не возвращаться, чтобы оставить всё асоциальное в году уходящем. Картавый стоял у меня над душой и не давал сосредоточиться.
– Что ты так смотришь? – раздражённо спросил я.
– Ничего. Пгосто хотел спгосить: стоит ли снова начинать?
– У меня за плечами многие часы раздумий о жизни, – мне не грозит привыкание, – проговорил я и завершил процедуру.
Лжем и считаем, что эдак намного слаще.
Что дальше? Что дальше?
P.S.
На следующий день – тридцать первого декабря – после обеда Стальские и я приедем в наш загородный дом, чтобы вместе встретить Новый Год. Джессика приготовит праздничный ужин. Глеб откроет шампанское и крикнет «Ура!» «Ура!» – согласятся все. Мы обменяемся подарками и включим телевизор. Завтра – первого января – выходит очередной выпуск газеты «La Critica».
Все часы пробили первое января
М. Пруст
Глава о девятом выпуске
La
Critic
’и
Переписка в Твиттере Г. Стальского
Г.С.: «Посмотрел художественный фильм «Судiя». При концовке ощущение, что я прихлёбываю сладенький чаёк. И сухарик в него макаю… Чтоб обсасывать… А чаёк такой мутненький становится».
В.А.: «Опиши свои ощущения более… попсово что-ли. Полёт твоей мысли мне недоступен, как и большинству читателей. В общем, ты согласен, что этот фильм, несмотря на кажущуюся сложность, – набор клише? А Младший играет Младшего, и так продолжается с «Прирождённых Убийц».
Г.С.: «Фильм не кажется сложным. Бывает так: идёшь по тёмному двору, и вдруг (!) что-то мягкое под ботинком! Ну всё, думаешь – говно! Светишь экраном телефона на подошву – да нет! Просто фильм «Судия»! А ты так надеялся… Так верил».
В.А.: «Хотелось бы обсудить ещё один художественный фильм под названием «Президент отвечает на каверзные вопросы подставных журналистов», но не будем привлекать к себе внимание спецслужб. На будущее: зови меня Кени. Я тоже буду звать тебя Кени.
Г.С.: Не думал, что так скоро это скажу (ведь с момента выхода «Географа…» прошло так мало времени), но… Посмотрел хороший отечественный фильм, – «Что творят мужчины 2». Лёгкий жанр, но с чего-то надо начинать.
Запись в Твиттере касательно распространения «Золотой Сотни» La Critic’и: «Место: Парк Тысячелетия. Под Елкой. Время: первое января, двадцать два часа по Санкт-Петербургскому времени. Условия приобретения: обмен на непочатую бутылку алкоголя. 18+».
*****
Марта смеялась как маленькая девочка, когда её брат предстал пред ней в облачении снегурочки. Бородатая двухметровая снегурочка в коротенькой легкомысленной шубке с блёстками. Я в свою очередь путался и спотыкался о полы не по размеру большого наряда Деда Мороза.
– Поехали уже, – проворчал я из-под накладной бороды. – Я потею в этой шубе.
Костюмерные ТЮЗа воистину неисчерпаемы, и это только вершина вершины айсберга.
К сожалению наши практиканты не смогли явиться на последнее la criti’ческое представление, так как уехали встречать Новый Год в родные города к родителям. Наш приятель Шуба впервые со времён второго выпуска пропускал мини-представление. Егор уехал встречать Новый Год за границу.
*****
К одиннадцати часам вечера первого января у сотен школьниц и студенток в социальных сетях появятся фотографии с центральной Ёлки города в обнимку с омерзительной и одновременно неотразимой «бородатой снегурочкой» Глебом-таким-лапочкой-Стальским. Глеб сольётся с поклонницами в La Criti`ческом экстазе, но «время пророчеств и предсказаний» ещё не придёт. Это будет последняя «Золотая Сотня» La Critic’и.
Сицилия Владимировна приведёт на Ёлку свою маленькую дочурку Этну, чтобы показать ей весёлых и озорных журналистов газеты «La Critica». А потом мы, погрузив девяносто восемь бутылок алкоголя (среди которых будет даже шампанское от самой Барб-Николь Понсарден) в багажник Hammer’а, отправимся на скромную семейную вечеринку в закрытый для всего остального человечества ресторан «Фанерный Пейзаж». Этот ресторан управлялся Сицилией Владимировной и ей же принадлежал.
Вопрос «Кто вы?» нужно задавать так:
«Что вы имеете?»
Г. Стальский
– Это же тысячи тысяч, Гармоника!
– Их называют миллионами, Шайен
Однажды на Диком Западе
к/ф 1968 г.
Измерять всё деньгами не только правильно, но и удобно
Г. Стальский
Глава о деньгах
Десятый выпуск газеты ознаменовался для нас одним символическим событием. Каждый месяц Сицилия, как и обещала, увеличивала наш гонорар на двести пятьдесят тысяч рублей. Мы начинали с красивой круглой суммы в миллион, поэтому не было ничего удивительного, что за десятый выпуск каждый из нас троих получил по миллиону. Держа в руках свою долю, я конечно радовался, но мысль «низкий курс съел треть суммы» делила счастье пополам.
Последняя весна
Интернет – это такая штука, которая
делает глупых людей ещё глупее,
а умных отвлекает
Г. Стальский
Первый день весны – Ура! – все в ожидании
любви и добра
В. Васин
Глава на фоне одиннадцатого выпуска
La
Critic
’и
01 марта.
Переписка в Твиттере Г. Стальского.
«В.А.: В Сети появились «Большие Глаза» Тимура Бёртана.
Г.С.: Не понял.
В.А.: Это новый фильм Бёртана. Он снял такие фильмы как: «Большая рыба», «Джонни Д. – руки-ножницы», «Труп невесты»… А ты подумал о людях, страдающих запорами?
Г.С.: ?
В.А.: Там снимается твой любимый немец после Альцгеймера – Кристоф Вальц. Все помнят, как он взял под своё крыло Джанго-освобождённого (от НДС). До недавнего времени я думал, что это он ходит по стенам в «Интервью с вампиром».
Г.С.: Впервые со времён «Bois moi» посмотрел французский фильм, который меня не раздражил. «Свободный и сонный». В говноадаптивном переводе «Правила жизни французского парня». Экранизация романа кого-то там «Свободный, одинокий и сонный». Не обошлось без изрядной доли франсуаозонщины, как то: неуклюжие танцы под американскую музыку, но фильм хорош. Уважаемые французы, даёте больше люкбесоновщины!
*****
Первое число этого месяца выпало на понедельник. Стальская закончила свою утреннюю запись и поехала в Sport Life, а когда она закончила со спортом, мы с Глебом уже были в городе и уже успели поторчать полчаса у Шубы на работе. Я был крайне рад тому факту, что мы все вместе придумываем себе занятия. Первый пункт – обед.
После обеда было решено сходить в кино, – приобщиться к массовой культуре. В половине второго мы стояли перед табло с названиями прокатывающихся фильмов. Никак не могли решить что смотреть. Стальская взяла инициативу на себя и отошла к кассам.
– Смотри, Аронов, «Nuahuless 2» выходит, – с улыбкой-судорогой на лице сообщил Глеб.
– Знаю, я уже трейлер посмотрел, – ответил я. – Почувствовал себя гением.
– А первый фильм смотрел? – продолжил тему Стальский.
– Да, блин, я даже первый фильм читал! Но такого эффекта не было.
– Оп-па!.. Что выясняется, – закачал головой Глеб. – Читал.
Я изобразил крайнее смущение.
– Не суди сгоряча, мужчина. Я тогда был молодой, – хотел всё попробовать.
– Понятненько…
– Ну, брось. Стальский. С кем не бывает… Мне не понравилось. Правда-правда. Меня рвало.
– Я подозревал в тебе что-то такое… – прищурившись, медленно проговорил Глеб.
– Мы же по-прежнему друзья? – подыгрывал я.
– Не знаю, Вадим. Мне нужно время, чтобы подумать, – сокрушённо произнёс Глеб.
И всё же, на данном отрезке жизненного пути, этот автор мне ближе, чем, скажем, Пауло «Ванильо». Шутки шутками, а ведь если печатается, значит рентабельно. Так что не буду обкакивать раньше времени новый фильм. Все, блин, знают, как написать-снять шедевр, но никто не знает, как его продать. Почему же так популярен С.М.? Потому что доступным для всех языком рассказывает о красивой жизни, об успехе, а не занудствует, пытаясь изобразить вселенскую русскую скорбь и пр. Всё хорошо, что мимо кассы не прошло. Аллилуйя, камрады!
Стальская вернулась.
– Идём на мультфильм, – сообщила она нам, протягивая каждому по билету.
– «Как приручить Дракона 2»? – просто так поинтересовался я.
– Нет, другой, – ответила Марта.
– «Как отъе… верблюдА 2», – в свою очередь спросил Глеб.
P.S.
Через несколько дней мы с Глебом всё-таки посмотрели «Nuahuless 2», и вот что высказал по этому поводу Стальский: «Посмотрел. Противоречивые чувства. Такое ощущение, что меня лично что-то связывает с автором. В фильме для всех подкатегорий граждан есть «еда». Сценарий годный. Режиссура – из рук вон. Режиссёр-постановщик – Роман [с крыши] Прыгунов. Подъехавший на лимузине президент в конце – это, блин, перебор».
*****
В пять вечера позвонила Сицилия, – пора было ехать за заработанными тяжким трудом деньгами, а потом к дважды мерзкому адвокату.
*****
И снова скажу: если вы захотите прочитать одиннадцатый выпуск газеты La Critica, вы всегда сможете сделать это в центральной библиотеке.
На Каенах не ездят глупые люди, а если да,
то по доверенности
Г.С.
Глава о Джессике – «воплощении домашней добродетели, – верной, экономной и расистке»
03 марта.
Решение вопроса о возвращении паспорта Джессики было явно затянуто. Главная проблема была в том, что мы никак не могли застать владельца массажного салона, – то он отдыхает, то он отдыхает, то он, сука, опять отдыхает за границей. Глебу пришла идея. За две недели до Нового Года он в очередной раз наведался в массажный салон, но не стал допытываться когда будет на месте хозяин, а просто пригласил девушку-администратора на ужин. В беседе с ней с глазу на глаз Глеб объяснил ситуацию и заручился её согласием помочь. Как мы и предполагали, сотрудницы заведения не жаловали своего босса.
В полдень третьего марта администратор прислала Стальскому сообщение о том что нужный нам человек на месте. Мы с Глебом оперативно выехали.
– И что он собой представляет? – на всякий случай поинтересовался я, когда мы подъезжали к месту.
– Не знаю. На карте звёздного неба его вообще нет, – зло ответил Стальский.
– Это неплохо, – ответил я и подумал: «А мы есть?»
– Но ЧВС у него больше девяти тысяч, – уверенно сказал Глеб.
– У нас не меньше, – сказал я. – Особенно под вдохновением.
Мы уже входили в здание торгово-развлекательного комплекса, когда Глеб обратил моё внимание на припаркованную рядом с входом машину.
– Поршак Бимерзкого, – сказал он.
– Да. Тёмно-синий, – сказал я.
– Номера его, – сто-сто.
– Хм, точно, не замечал. «с100то» – уникальное сочетание. Наверное, кучу денег выложил. Или кучу знакомств.
– Наверное, – рассеянно произнёс Стальский.
Мы поднялись на третий этаж.
– Я буду говорить, – шепнул мне Глеб.
Мы вошли в матовые стеклянные двери.
*****
Владелец был молод и игрив. Разговор, который вёлся через стойку рецепции, весьма скоро перерос в открытую конфронтацию. Так как моральное и во многом даже юридическое преимущество было на нашей стороне, мы намерены были идти до конца.
В какой-то момент, исчерпав слова, Стальский сделал шаг вперёд, намотал на правый кулак галстук мистера феодала, а левым кулаком замахнулся, чтобы ударить мистера феодала по лицу. Надо отдать должное быстроте реакции нашего оппонента: в долю секунды его мозг взвесил все «за» и «contra», а голосовой аппарат выдал единственно правильный ответ: «Ладно-ладно; документы здесь; сейчас отдам». Две девочки-сотрудницы, которые в самого начала жались друг к другу в углу рецепции, сжимая в потных ладонях телефоны, облегчённо выдохнули.
– Они здесь, под стойкой, – тоном разумного человека сказал владелец салона, видимо, намекая на то, что стоит немного ослабить хватку за его галстук.
– Они? – переспросил Глеб и удлинил поводок на одну окружность своего кулака.
Несчастный мудозвон наклонился под стойку рецепции, где, судя по звуку, отпер металлический ящик. Вынырнув из-под столешницы, он положил перед Глебом два паспорта – общегражданский и заграничный. Свободной рукой Стальский полистал оба документа и, убедившись, что они принадлежат гражданке Кении – нашей протеже – Джессике, отпустил галстук несостоявшегося рабовладельца и даже поправил узел, затянув его потуже.
– Всё в порядке, – спросил я.
– Да, – ответил Стальский.
– Да-да! – воскликнул наш оппонент, поправляя свою одежду и кидая взгляды на сотрудниц. – Забирайте и уходите!
Мы попрощались с «работницами мануфактуры» и направились к выходу. Когда мы уже почти вышли, наш оппонент обрёл гордость и заорал:
– Вы не знаете кто я!
– Ты хуесос, – обернувшись, будничным тоном ответил на его вопрос я.
– Вы не знаете, кто мой отец! – не сдавался несостоявшийся рабовладелец.
– Хуесос твой отец, – взял на себя труд ответить на второй вопрос Стальский.
Мы вышли за стеклянные двери салона и натолкнулись на Бимерзкого.
– Чёрт!.. – с чувством прошептал он.
– Не преувеличивай, Марк, – сказал я ему.
– Привет, – пожимая руку нашему адвокату, сказал Глеб.
Потом и я дал пять адвокату.
– Так вы что?.. – на ходу формулировал вопрос Бимерзкий.
– Забирали документы Джессики, – помахивая корочками, ответил Глеб.
– А ты? – с кривой улыбкой спросил я.
– А я…. Я… Я-то… – замялся Бимерзкий, досадуя на то, что я, как только сяду в машину, позвоню Стальской и расскажу, что её «папик» посещает дрочильные салоны.
– Ладно, мы торопимся, – сказал Глеб и увлёк меня за собой, потянув за рукав.
Спускаясь на эскалаторе с верхнего уровня на второй, я сказал Глебу:
– Замечательное, по-моему, оскорбление. Незаслуженно предано забвению.
– Какое? «Хуесос»?
– Ага.
– Согласен. Надо чаще использовать. Ты всё записал?
– Да, – я достал из верхнего кармана пальто смартфон и остановил запись. – Кое-что вырежем и выложим в Сеть.
– Расскажешь Марте о Марке? – нейтральной интонацией поинтересовался Стальский.
– Не знаю пока, – ответил я.
*****
Вечером.
– Ну-ка, дай на минутку паспорт, – сказал я Джессике.
Стальские внимательно наблюдали за экспериментом.
– Take.
Я взял из рук Джессики документ, постучал им по ладони и воскликнул:
– Нет! Не давай никому свой паспорт!
Вернул ей книжицу.
– Давай ещё раз попробуем, – сказал я. – Дай мне свой паспорт.
Джессика отрицательно покачала головой, посмотрела исподлобья и забурчала что-то на своём языке.
– Так-то лучше, – удовлетворённо произнёс я и подумал, что если наложить на её бурчание минусовку от Deep Forest, то получился бы хит.
Труднее всего с правдой в такие времена,
когда все может быть правдой
Станислав Ежи Лец
Глава о пренебрежении релевантной информацией при суждении о корреляции или ассоциации
05 марта.
Одиннадцать часов дня.
– «Стрессовое недержание мочи у женщин», – прочёл я вслух заголовок в бесплатной газете. – «От этой проблемы страдает каждая вторая женщина в нашем городе».
– Та-а-к, – протянул Глеб.
Я перевернул страницу. Пробежал глазами афишу.
– Скоро выступает Александр Малинин, лекция-семинар в «Тутанхамоне» под названием «Женщинам о женщинах с женщинами». БГ двадцать восьмого марта в «Универсуме».
– Сходим?
– Куда? – спросил я.
– На «недержание мочи», – ответил Глеб и покатился со смеху над своей глупой шуткой.
Звонок сотового телефона заставил меня прекратить смеяться. Номер незнакомый. «Вадим Афтандилович?» – спросил дребезжащий голос.
– Да.
Мне показался этот голос знакомым. «Это Романов, Яков Семёнович».
– Кто, простите?
«Я купил у вас комплект мебели, – сервант и буфет, помните?»
– Ах, да! Здравствуйте Яков Рома… Семёнович! Что-то не так с мебелью?
«Нет-нет, я по другому вопросу». Глеб кивнул, мол «кто это?» Я махнул рукой, мол «потом объясню».
– По какому?
«Покажите мне трубку, – неожиданно твёрдо сказал благородный старец. – Сегодня».
Я опешил от неожиданности и какого-то непонятного страха, но потом взял себя в руки и спросил:
– О чём вы собственно говорите? Вы считаете…
«Не тратьте своё и моё время, молодой человек. Я – лучший в этом бизнесе, и мои связи обширны. Если этот предмет имеет хоть какую-то антикварную ценность, – я без труда найду наилучшее предложение. Если не среди любителей трубок, то среди почитателей Вождя Народов. Возможно, у этой вещицы есть аукционный потенциал; точнее скажу после тщательного осмотра. Впрочем, это не телефонный разговор. Скажу напоследок, что некоторые вещи имею цену только для некоторых людей, и цена зависит от их субъективной любви. Порой она очень высока».
«Многовато информации для нетелефонного разговора», – подумал я.
– А вам от…
«Я возьму тридцать пять процентов. Это цифра не обсуждается, но, поверьте мне, вы не сможете сбыть товар самостоятельно на более выгодных условиях!»
– Я всё понял. Который час? – я посмотрел на наручные часы. – Сейчас одиннадцать десять.
«Приезжайте к полудню. Я буду у себя в офисе».
– К полудню я не успею, – сказал я. – И к часу тоже. Может к трём?
«К двум устроит, молодой человек?»
– Устроит.
Яков Семёнович положил трубку. Мне необходимо выходить в ближайший час, чтобы без суеты успеть забрать коробку с трубкой из банковской ячейки. Зачем я хранил трубку в банковской ячейке? Мне нравилось думать, что она представляет ценность. И к тому же, в банке, где у меня один из счетов, бесплатно предоставляется маленькая ячейка, если на счету больше трёхсот тысяч.
– Звонил тот еврейский расовый антикварщик, – сказал я Стальскому.
– Что ему надо?
– Хочет взглянуть на трубку.
– Ты ему рассказал про трубку?
– Видимо, да, – усмехнулся я. – Лучше, если ты поедешь со мной.
– Ой, я уже договорился…
– С Ларисой Дмитриевной?
– Нет, с другой девочкой, – изобразив досаду, ответил Глеб.
– Ладно, один съезжу, – посмеялся я над «девочкой».
*****
– Как дела? – как можно более учтивой интонацией спросил я. – Бизнес идёт?
– Дела как у Берда, – протягивая руку, ответил Яков Семёнович, – только труба пониже и дым пожиже.
– Это значит «хорошо»? – прищурившись, и с полуулыбкой спросил я.
– Вадим, голубчик, вы принесли предмет? – сразу перешёл к делу старец.
Я достал из сумки шкатулку и поставил на стол. Яков Семёнович включил ещё одну настольную лампу и открыл коробочку.
Через десять минут изучения под лупой он положил трубку обратно и закрыл крышку. Внутренне я приготовился услышать что-то вроде «вещь интересная, но не уникальная. Могу предложить за неё…»
– Этот предмет можно продать за весьма и весьма солидную сумму, – чётко проговорил антикварщик.
К такому повороту я был не готов, поэтому заговорил на овечьем языке:
– Мэ-э…
– Да-да, – подтвердил свою мысль антикварщик. – Очень солидную сумму.
– Так что…
– Очень солидную. Может даже за…
– Сколько?
– Миллион, – еле слышно произнёс Яков и прикрыл глаза.
– Миллион, – повторил я. – Можно купить полквартиры.
– Вы меня не поняли, Вадим, – заговорщицким тоном прошептал антикварщик. – Я имел в виду миллион долларов.
Я прищурился и надул губы. Мой мозг подсчитывал в уме сколько будет тридцать пять процентов от миллиона долларов. Ответ: триста пятьдесят тысяч долларов.
– Я найду того, кто выложит такую сумму, а кто-нибудь другой не найдёт, – облегчил мои сомнения Романов.
– И что нам делать сейчас? Составим какой-то договор. Я бы хотел привлечь к этому делу своего адвоката, – скороговоркой проговорил я.
– Ну-у-у, если вы желаете заплатить налоги с этой сделки, то-о-о-о… – надавил на моё слабое место антикварщик.
– Не желаю, – поспешил заверить я. – И врагу не пожелаю. Но дело-то нешуточное, не какой-то комод за двести тысяч деревянных…
– Поэтому я и беру такие высокие комиссионные. Потому что выступаю гарантом сделки, – с гордостью произнёс господин Романоff, а потом высоким голосом задал риторический вопрос: – Как она вообще у вас оказалась?
Наверное в этот момент меня кольнуло осознание готовящейся в отношении меня аферы, ведь я-то ожидал совершенно другую тактику. Я был уверен, что старый аферист будет занижать сумму, а с покупателем меня сводить не станет, сославшись на тот факт, что он-де выступает агентом, а покупатель доверяет только ему, ну, или ещё что-нибудь там наплетёт. В чём подвох?
– Я её у вас не оставлю, – без обиняков сообщил я.
– Я и не прошу, – тоном невинного младенца сказал старец. – Но в определённый момент вы всё же должны будете мне её передать. Придётся довериться мне, голубчик.
Через пять минут Яков Семёнович провожал меня к выходу из своего кабинета. Кабинет его, надо сказать, представлял собой настоящую лавку чудес. Если в самом магазине в основном продавались побрякушки для простаков, то в святая святых – кабинете господина Романова – имелись действительно интересные вещи. Около самой двери я остановился напротив лакированного столика.
– Заметили? – спросил Яков Семёнович.
– Настоящая? – на всякий случай поинтересовался я.
– Да, оригинал, – высоким голосом, подчёркивая естественность такого положения вещей, ответил Яков Семёнович. – Языческий сюжет. Раньше она принадлежала одному небезызвестному местному политику, но ему пришлось срочно отбыть на постоянное место жительства за границу, а брать с собой подобные вещицы не очень удобно. Я включу её, – он включил её.
«Ах!..» – невольно выдохнул я.
– Я думал, что политики – люди без вкуса, – задумчиво произнёс я, продолжая осмотр.
– Не всегда. Хотите её?
– Не знаю… – засомневался я. – Кажется, мне достаточно знать, что она существует.
– А вот взгляните ещё на это, – антикварщик указал на застеклённый стенд. – Одна из ранних модификаций Энигмы. Изготовлена в 1922-м году. Попала в Россию задолго до Второй Мировой. Принадлежала купцу и коллекционеру…
– Мне больше нравится лампа, – перебил я.
– Вы из тех, кому ближе эстетство, – сделал вывод собеседник.
– Наверное, – согласился я.
– Что ж, будем держать связь, – пожимая мне руку и ненавязчиво подталкивая к выходу, сказал Яков Семёнович.
Я вышел из кабинета, прошёл короткий тёмный коридорчик и оказался в магазине.
– До свидания, – сказал я продавщице и звякнул колокольчиком над входной дверью.
Мы стремимся быть понятыми потому что хотим, чтобы нас любили,
и потому, что мы сами любим
М. Пруст
Глава о дне самовлюблённых и следующим за ним дне
06 марта.
Утро. Стальская сегодня не работала и решила продемонстрировать нам то, чему научилась на съёмках своей кулинарной передачи. Сейчас она колдовала за кухонной перегородкой, а мы с Глебом сидели на высоких стульях и вполголоса упражнялись в остроумии.
– Завтрак от Марты – моё любимое блюдо после стекловаты, – я тихонько посмеялся, чтобы Марта не услышала.
– Ахах! И моё, после битого стекла, – внёс свою лепту Стальский.
Джессика молча слушала, но вряд ли много понимала. Марта вернулась из-за кухонной перегородки, держа в руках первые две тарелки. Поставила их передо мной и Джессикой. Через полминуты принесла ещё две, – для себя и брата. Мы с Глебом обречённо переглянулись и взялись за вилки.
– Что?! – заметив отсутствие энтузиазма, спросила Марта. – Что б всё съели, а то за шиворот вывалю.
Тут Джессика задала Стальской вопрос:
– Marsh, watt is «bitaya steclovata»?
*****
К полудню Стальский уехал в город для встречи с очередным рекламодателем. Какой-то квест-проект желал быть отрекламированным в нашем издании.
– Точно не поедешь со мной? – спросил он. – А то давай – поехали.
– Нет. Неохота, – сказал я.
– А может Джессику возьмёшь? – с дивана перед телевизором спросила Стальская.
– Норма, дорогая, поехали со мной, – сказал Стальский.
Джессика удалилась наверх – переодеваться.
*****
Было около пяти вечера, когда я спустился вниз. Глеб с Джессикой ещё не вернулись. Марта закладывала в блендер ингредиенты, а когда я сел на диван и включил новости по телевизору, она включила блендер. Я кинул недовольный взгляд в её сторону. Может мне показалось, но Стальская, поймав мой взгляд, мне подмигнула. Хотя, скорее всего, мне просто показалось.
«А теперь новости спорта», – сказал комментатор на экране, и я замьютил картинку. В этот момент рядом со мной уселась Стальская с чашей от блендера в руке. Села впритирку ко мне. Я бросил на неё мимолётный взгляд. Отпила из чаши, и под носом у неё осталась полоска от коктейля.
– У тебя это… – я показал пальцем на себе.
Стальская чересчур жеманно облизала губы, пристально глядя на меня, а потом спросила:
– Всё?
– Мм… Да.
– А братец с Нормой приедут через пару часов, – загадочным голосом проговорила она.
– Правда?
– Правда. Глеб мне прислал смс-ку.
– Понятно, – сказал я и подумал: «С чего бы вдруг Глеб будет писать Марте смс-ки?»
Стальская поставила чашу на столик, потом поставила на столик свои ноги в белых уггах, в которых она ходила по дому. Остальной её домашний прикид состоял из короткого летнего платьица и укороченного плюшевого жакета с рукавами три четверти, который заканчивался на талии. Газовое отопление позволяло ходить по дому с голыми коленками. Чтобы поддержать разговор, я спросил:
– Не холодно?
– Нет. Напротив, – жарко, – с этими словами Стальская ещё больше сползла вниз на диване, подвинула ногой чащу на столе, а переднюю часть платья положила между ног.
