Читать книгу: «La Critica (первая книга казанской трилогии)», страница 12
– Я принесу чего-нибудь выпить, – сказал я и поднялся со стула.
– С утра пораньше!.. – воскликнула Стальская.
– Нет-нет, я имел в виду освежающий напиток, – заверил я её. – Ты что будешь, девочка?
– Мохито. Безалкогольный, конечно, – ответила Марта, не сводя глаз с выхода из метро.
– А ты, малыш?
– На твой вкус, но не слишком сладкое и очень холодное, – ответил Глеб, тоже глядя в сторону выхода из метро.
Я удалился в сторону бара.
Тем временем около выхода из подземного перехода царило предпраздничное возбуждение. Суету создавали несколько телерепортёров со своими камероносцами, с десяток фотокорреспондентов различных печатный изданий, и примерно столько же фотографов фрилансеров. Естественно прохожие, которые не были обременены делами, останавливались и ждали, что будет дальше. Когда я вернулся с напитками к столику, Глеб, показывая на тележурналистов внизу, сказал:
– Дашенька напрягла своих знакомых. Теперь мы её должники.
– А за просто так бы этим событием никто не заинтересовался? – спросил я.
– Неа, – ответил Стальский.
– Ещё пять минут, – констатировал я.
– Да, – Марта отпила из двух трубочек свой мохито и, облегчённо выдохнула: – Спасибо.
Мы попивали напитки и молчали пару минут. Потом Стальский сказал:
– Сицилия на удивление быстро согласилась раскошелиться на мероприятие.
– Да, блин, только ты всё испортил… – пробурчал я себе под нос.
– Сложнее всего было договориться с директором зоопарка, – кинув на меня взгляд, продолжил Глеб.
В этот момент внизу раздались аплодисменты, – из подземелья появился высокий усатый джентльмен, одетый в старомодный то ли сюртук, то ли визитку, в цилиндре. Через плечо висела – тоже винтажная – сумка, из которой торчала «золотая сотня» (как окрестил её Стальский) La Critic’и за июль. В руке у джентльмена был собачий поводок, а на поводке муравьед. Привычная картина для наркомана. Естественно весь этот перформанс был аллюзией на другой знаменитый перформанс, который устроил некто Сальвадор Дали в Париже, но вряд ли многие из очевидцев это поняли.
Тем временем события внизу разворачивались строго по сценарию. Под щелчки фотокамер и под линзами телекамер усатый мужчина с муравьедом на поводке занял приготовленное для него место за маленькой – похожей на ту, что стоит в каждой институтской аудитории, – трибуной с золотым логотипом нашей газеты и начал аукцион. Понятно дело, что объектом продажи являлись сто номеров газеты La Critica. Содержание этой «золотой сотни» ни на одну запятую не отличалось от содержания тех нескольких миллионов, которые распространялись по всей республике бесплатно, но качество полиграфии просто зашкаливало. Бумага для этой сотни имела водяные знаки, а каждый экземпляр имел собственный порядковый номер, который мы с Глебом позавчера самостоятельно шлёпали самонаборной печатью, потому что типография нам в такой услуге отказала; вернее не отказала, а запросила слишком высокую цену, «так как придётся вносить коррективы в макет сто раз, итак вы всего сто экземпляров печатаете, а это неприлично мало», – сказали они. Задуманное нами мероприятие должно было стать первым шагом в превращении La Critic’и в – как выразилась наш куратор – социокультурный фетиш.
Внизу, вокруг аукциониста набралось достаточное количество зрителей, чтобы начать аукцион. Телекамеры подогревали интерес публики больше, чем невиданный зверь на поводке у нашего актёра, ведь многие и многие люди желают «попасть в телевизор» в широком смысле этого выражения.
– Что-то Егор запаздывает, – глядя на телефон, тревожно сказала Марта.
– Наверное, припарковаться не может, – предположил Глеб. – А! Вот он.
Внизу, за спинами зрителей появилось огромное тело нашего приятеля Шубы, и аукционист, узнав его, начал торги. Начальная цена номера – сто рублей.
Мы попросили Шубу явиться на перформанс и поучаствовать в торгах, вздрючив сумму за первый номер до десяти тысяч. Чтобы довести сумму экземпляра драной газетёнки до десяти тысяч на аукционе, кроме наглости и подставного лица нужно иметь второе подставное лицо для оспаривания предложения первого подставного лица. Всё необходимое у нас имелось. Внизу всё завертелось, и посетители ресторанного дворика прилипли к окнам, чтобы лучше видеть. Глеб тоже встал около окна. Стальская собралась последовать примеру брата, но я задержал её лёгким прикосновением руки.
– Где ты была, красавица? – стараясь не нервничать, спросил я.
– Я?..
– У своего адвоката? – предложил я ей вариант ответа.
– Да, у Марка, – глядя в сторону окна, ответила Стальская.
*****
Позже в этот же день.
Для своего могучего телосложения Марк казался чересчур словоохотливым; впрочем, учитывая его профессию, это не могло быть изъяном; «пророс» он в своём деле как хорошо удобренное криминогенным навозом зёрнышко. В общем, шёл-шёл Марк к этому своёму призванию и пришёл, а теперь сидит напротив и изливает на меня потоки юридической мудрости, большую часть из которой я никогда не пойму.
– Теперь, Аронов, можешь выкинуть карту социальных столовых, – балагурил Глеб, вызывая улыбки Бимерзкого.
– Эта карта у меня здесь, – ответил я, прикасаясь указательным пальцем к виску.
Я в первый (но не в последний) раз оказался в квартире у Марка (и, до недавнего времени у Марты); из одного окна открывался вид на историческую застройку, из другого – на противоположный берег реки с новыми высотками и объектами развлекательной и гостиничной инфраструктуры.
«Богомерзкий» только что пересчитал кучку наличных средств и запер домашний сейф. Не испытывая более нужды в «кешках», уплаченные Сицилией за июльский номер миллион с четвертью мы привезли на сохранение Бимерзкого. Как ни странно, решение о хранении денег у Марка не вызвало у меня отторжения, чему крайне удивились мои партнёры. Стальские несколько раз – как бы между прочим – заводили разговор о том, что наш любимый адвокат знает как сохранить, спасти от инфляции, сберечь от сырости и увести в тихую гавань хоть наличные, хоть безналичные средства. Я сказал, что «я как все».
– В ближайшее время надо решить: как пристроить деньги, – умничал Марк. – Когда скопится нормальная сумма.
– Ладно, Марк, – за всех ответил Стальский.
У Бимерзкого в его огромной квартире – на предпоследнем этаже жилого комплекса «Суворовский» – был оборудован самый настоящий кабинет, – со столом из красного «от стыда» дерева, кожаным креслом для него самого, двумя стульями для посетителей и кожаным диванчиком около стены. Причём этот кабинет находился не в отдельной комнате, а являлся частью обстановки огромной кухни-гостиной-столовой-бара и ещё чёрт знает чего. Когда Марк сидел за своим столом, за его спиной было окно-стена. В этой квартире всё было на своих местах; я даже бы не заподозрил «Богомерзкого» в таком хорошем вкусе, учитывая его зажимы для галстуков.
Сидя на кресле для посетителей, я немного пооглядывался по сторонам якобы рассматривая интерьер, а на самом деле в надежде увидеть (как? Сквозь стены?!) куда запропастилась Марта, которая исчезла на просторах этих апартаментов сразу же, как только мы втроём вошли в прихожую.
– Советую, не откладывая в долгий ящик, перевести всю сумму в бивалютную корзину, – продолжил деловое общение адвокат.
– Я как раз хотел об этом спросить, – заинтересованным тоном сказал Стальский и, толкнув меня в плечо, от чего я снова начал смотреть прямо, спросил:
– Ты как, Аронов? Богоме… Марк тоже советует купить евро и доллары.
– Да-да, – рассеяно сказал я. – Я как все. Марк, а где у вас туалет?
Бимерзкий объяснил расположение санузла, помогая моему пониманию жестами. Я удалился в указанном направлении.
Пройдя в прихожую, я отыскал дверь в один из туалетов, но не подумал в неё входить. Осторожно ступая, я приблизился к двери, которая по моим расчётам являлась дверью спальни. Марта должна быть там. Я слегка стукнул указательным пальцем и повернул ручку.
Стальская сидела, положив ногу на ногу, на огромной кровати спиной к двери. В комнате были задёрнуты шторы, – стоял полумрак.
– Эй, Стальская, – прошептал я, чтобы из другой комнаты не быть услышанным.
Она молчала. Поддерживала голову за подбородок упёртой в бедро рукой. Я приблизился и тронул её за плечо и подошёл со стороны лица. Опустился перед ней на одно колено, чтобы видеть её поникший лик. Я ожидал увидеть если не заплаканное лицо, то хотя бы расстроенное; но выражение лица Марты было скорее сосредоточенное, чем какое-либо ещё. Я решил не ходить вокруг да около.
– Эй, Марта. Почему ты встречаешься с Марком? Ты его любишь?
Стальская тяжело вздохнула и попыталась отвернуться, но я взял её за плечи и не дал этого сделать.
– Просто скажи мне. Я не только пишу слова, но и понимаю их значение. Скажи как есть, чтобы я больше не мечтал о тебе понапрасну.
Я, конечно, в данный момент вёл себя как отчаянный эгоист. «А как я должен себя вести? Как Ганди?!» – с раздражением спросил я самого себя. Кажется, я неосознанно слегка потряс Стальскую за плечи, «вытрясая» ответ. Стальская высвободилась из моих рук и встала. Я тоже поднялся с пола. Она с усилием выдохнула.
– Я люблю Марка.
Я похолодел и задрожал.
– Я люблю Марка, но не достаточно сильно, чтобы связать с ним жизнь навеки.
Я почувствовал, что способен говорить, поэтому сказал:
– Свяжи свою жизнь навеки со мной.
Стальская сделала порывистый жест, как будто собралась уйти, но остановилась.
– Что?.. – не своим голосом спросил я, не в силах более выносить её молчание.
– Это не лучшее место, чтобы вести подобные разговоры, – сказала она, стараясь не смотреть на их «добрачное» ложе.
Из моего горла прозвучало какое-то шипение. Мне стало трудно ориентироваться в пространстве. Я хотел уйти, но сомневался, что ноги меня послушаются. Она заговорила снова:
– Не заставляй меня отвечать на твой вопрос сейчас. Иначе мы окажемся в плену сказанных слов.
– Ты не знаешь ответа? – скрывая надежду, спросил я.
– Да, Вадим, я не знаю ответа. А пока что я тебя кое о чём попрошу.
– Попроси, – тихо сказал я.
– Относись ко мне по-доброму.
И какая разница, в конце концов, кто кого пялит? Как это всё уныло. Бум-бум-бум. Но втягиваются. Только перережут им пуповину, они привязываются к другим вещам. К зрелищам, звукам, сексу, деньгам, миражам, матерям, онанизму, убийству, к утренним похмельям в понедельник
Бук
Глава следующая (короткая)
Воскресенье. Шестое ноль седьмое.
Я мучился со спазмами в районе желудка, а Глеб простудился. Но у нас были дела, поэтому мы отправились в город. Первая остановка – парикмахерская в центре города, которую посещал Стальский последние три или четыре года. Я не стригся, только Глеб.
– Может вы хотите высморкаться? – вкрадчивым голосом спросила новенькая девушка-мастер.
– Не-е-ет. На место высморканных сразу придут новые. Такая… мафия, – прогнусавил Стальский и сильно втянул в себя воздух.
– Хо-хо!.. – интеллигентно хохокнула девушка.
– Давайте, эритроциты, побеждайте вирус. За что я вам плачу? – продолжил упражняться в остроумии Стальский.
Я сидел на диванчике и не знал какую позу принять, чтобы уменьшить боль в животе.
Через час.
В знакомом нам со Стальским кафетерии было многолюдно.
– Успел проголодаться? – спросил Глеб.
– Нет, – ответил я.
Я крутил стенд с рекламными буклетами около двери.
– Мне кое-что надо из этой макулатуры, – пояснил я.
– Да, и что же? – Стальский стал внимательно рассматривать содержимое стенда с другой стороны.
– Вот, – через полминуты сообщил я, листая один из буклетов. – Вооот.
– Что?
– Вот. Клининговая фирма, – сказал я, вырывая и показывая Глебу купон на скидку тире визитку фирмы, занимающуюся уборкой помещений. – Всё, валим отсюда.
Спустя пять минут на одном из светофоров.
– Как ты думаешь, Глеб Егорович, «Тарантино» – украинская фамилия?
– Не знаю, Вадим. Скорее нет.
– У…
Кабриолет рассекал вечерний воскресный воздух практически пустого центра города. Мой квартирант сегодня съезжал, и я был счастлив. А вечером этого же дня нам доставили новый холодильник, который купил Стальский, ничего нам не сказав, потому что хотел сделать сюрприз. Трое грузчиков и двое нас – всего пять человек затаскивали этого монстра в гостиную. Это был двухдверный гигант со всеми возможными наворотами, с экраном и даже с приёмом Wi-Fi. Мы были счастливы.
Если пчела – это летающая часть растения,
то человек – ходящая на работу часть телевизора
Г. Стальский
(из шестого выпуска «Пьяного Дивана», съёмки которого проходили седьмого ноль седьмого)
Глава о том, что «всё всегда заканчивается смертью, но сначала была жизнь, скрытая за бла-бла-бла…»
к\ф «Великая Красота»
В один из вечеров с седьмого по четырнадцатое (точнее сказать не сумею) Марта Стальская уехала с ночёвкой. Я побродил по заросшему саду и вернулся в дом.
– Слышь, что скажу, Стальский, – бодрясь, начал я. – Может в картишки перешвырнёмся, а?
Глеб замялся, подыскивая слова. Я понял, что он куда-то собирается.
– Чёрт возьми, Аронов, – удручённым голосом заговорил Глеб. – Мне жаль, что тебе придётся сегодня побыть одному. Меня одна дама пригласила с ней выпить. Поклонница творчества, так сказать.
– Ой, – не смог не скиснуть я, – и ты туда же…
– Ты бы тоже прокатился куда-нибудь. Зайди в свой контакт, – там же уйма страждущих девочек, – выбирать можно. Или Ксении позвони, – она тебе не откажет.
Я печально уставился в окно, за которым начинались сумерки. Не желая портить настроение Стальскому, я вымученно улыбнулся и сказал:
– Нет проблем, Глеб, езжай – развлекайся. Я займу как-нибудь себя. Не беспокойся. Правда. Езжай.
– Не скучай, Аронов. Я серьёзно – зайди в свой контакт. Познакомься и прямо сегодня езжай куда-нибудь поужинать, а потом тащи новую знакомую к себе на квартиру или даже сюда. Марта только днём приедет, наверное… Да что я тебя учу, ты не маленький.
– Я не помню свой пароль, – грустно промолвил я.
– Ну так создай новый, – ласково проговорил Глеб.
Стальский принимал во мне участие, и я был счастлив от этого.
– Тебя подвезти что-ли? – спросил я.
– Нет, за мной заедут через двадцать минут. Пойду приведу себя в надлежащий вид, – не в силах скрыть улыбку и двигая бровями, как водевильный актёр, сказал Стальский.
– Беги, малыш, – напутствовал я.
Стальский удалился в свои покои, а я открыл морозильник и извлёк «Абсолют». Затем я открыл холодильник и извлёк томатный сок и тобаско. Затем я открыл кухонный шкафчик и извлёк красный перец. Затем снова открыл холодильник и в нижнем выдвижном отделении взял стебель сельдерея с листиками. Перетаскал всё это на столешницу напротив стула, на котором обычно сижу я.
Сделал первый глоток «Кровавой Марьи», когда услышал шелест колёс на аллее напротив наших ворот. Выключил свет и выглянул в окно. Около нашей калитки стоял огромный тёмный, может чёрный, седан, кажется Мерседес S-класса. Как раз в этот время спустился Глеб и глянул в гостиную, чтобы попрощаться.
– Всё, Аронов, бывай. Не увлекайся синеботством.
– Это за тобой машина приехала? – с любопытством спросил я.
– Ага, – весело подтвердил Стальский.
– Так значит эта дама – не малолетка какая-то, а действительно «дама».
– Да, это взрослая и богатая тётя. Закроешь? – Глеб наполовину вышел из двери.
– Стой-стой, Глеб, дай мне номер Шубы.
Так как все дела с Шубой вёл Стальский, мне даже не довелось занести его контакт в свою записную книжку. Глеб, стоя одной ногой на крыльце, а другой на дорожке, начал рыться в своём телефоне.
– Всё, готово. Я скинул тебе его. Скорее всего вернусь завтра.
– Или сегодня? – с надеждой в голосе спросил я.
– Или послезавтра, – пряча телефон в карман, ответил Глеб.
Где-то в гостиной раздалось «Пупу-питу».
– Спасибо, – сказал я.
– А зачем он тебе? – уже около калитки спросил Стальский.
– Хочу спросить кое-что, – махая рукой, ответил я. – Веселись.
– Окэ, – уже из-за ограды ответил Глеб.
Допив вторую «Марью» и сходив в туалет, я набрал номер Шубы.
– Привет, Егор, это Аронов.
– …………
– Я тебя не отвлекаю от чего-то…
– …………
– Не сочти меня за идиота…
– …………
– Ха-ха!.. В общем Стальский мне как-то сказал, что ты бывший тяжёлый наркоман.
– …………
– Точно, «наркоман в тяжёлом весе». Хотел тебя спросить…
– …………
– Да, если это возможно. Спасибо.
– …………
– Спасибо большое. Увидимся.
– …………
– Нет. «Родители» не знают. Надеюсь, ты им не расскажешь.
– …………
– Уехали по своим взрослым делам. Понимаешь…
– …………
– Ты не будешь виноват, я – ответственный человек.
– …………
– Что? Полкладбища «ответственных»? Ха!.. Забавно. Ну, скинешь, да?
– ………….
– Спасибо. Пока.
Через три минуты после разговора с Шубой мой телефон пропиликал «Пупу-питу». Я открыл смс-ку с контактом. Под коротким телефонным номером была подпись «Окунь». Я ещё раз сходил в туалет, затем выпил пятьдесят грамм чистой. Прочистил горло. Нажал «Позвонить».
– …………
– А… Аллё! Это Окунь?
– …………
– Ой, простите, значит я не туда попал.
– …………
– Да, нужен был Окунь.
– …………
– Да, Вадим.
Мужской голос в трубке велел подождать. Я прикрыл динамик пальцем и покашлял.
– …………
– Здравствуйте. Окунь?
– …………
– Да, Вадим. Мне ваш номер…
– …………
– Не знаю, а что у вас есть?
– …………
– О, правда! Я бы тогда взял…
– …………
– Ой, да. Понимаю-понимаю… Где живу? За городом. Чудино знаете?
Окунь на том конце трубки у кого-то спросил: «Кто у нас сегодня дежурит?» Видимо получив ответ, Окунь продолжил беседу со мной.
– …………
– Как? Гузель? Понял, спасибо. Спасибо, понял.
Окунь повесил трубку. Мне снова захотелось отлить. «Да что со мной такое?» – подумал я, прихватывая телефон с собой в туалет. Не успел я ещё подняться на второй этаж, как мой телефон зазвонил.
– Алло.
– …………
– Здравствуйте, Гузель.
– …………
– Знаете где находится Чудино?
– …………
– А дом в Новом Чудино.
– …………
– Памятник Чудину, памятник Чудину, – задумался я. – Я знаю какой-то памятник при въезде в Чудино, это, наверное, памятник Чудину? Я думаю…
– …………
– Да-да, около «Счастья».
– …………
– Нет, мне не трудно подъехать. Я нормально себя чувствую.
– …………
– Через сорок. Понял.
– …………
– Ауди ТТ. Понял.
– …………
– BMW без верха.
– …………
– Да, точно. Не много таких будет…
Гузель положила трубку. Мне нравилось, как у них организована деятельность. Но мне надлежало подъехать к выезду из Чудино, потому что Гузель боялась «сломать все колёса» по поселковым дорогам. «И что я не сказал, что у нас не такие уж плохие дороги. Ну да ладно, прокачусь – проветрюсь».
*****
Когда я подъехал к оговорённому месту, окончательно стемнело, Вокруг памятника была небольшая площадь, а немного в глубине – ближе к лесу – белело огромное здание дома культуры. «ДК Железнодорожников, наверное», – подумал я. Времени было всего-то начало одиннадцатого, поэтому среди толпы гуляющий встречались даже мамы с колясками.
Я кинул взгляд на часы, но не успел проанализировать увиденное, потому что около моей двери появилась женщина.
– Ты Вадим?
– Да. Гузель?
– Идём в мою машину.
Я решил не закрывать машину, потому что на улице было ещё довольно многолюдно. Проследовал за девушкой, которая припарковалась в нескольких десятках метров от меня.
Её маленьких автомобиль был тонирован по кругу, но не наглухо, поэтому даже в сумерках можно было увидеть, что внутри кто-то сидит. Когда двери были захлопнуты Гузель – оказавшаяся старше, чем я подумал, когда разговаривал с ней по телефону – начала спрашивать:
– Ты знаешь, что хочешь?
– В общих чертах, – ответил я.
– Слушаю.
Когда я рассказал, что мне нужно, Гузель сказала во сколько мне это обойдётся, а потом прибавила:
– Выбор интроверта.
– Ха-ха… – мне понравилось её остроумное замечание.
– Если возьмёшь на семь тысяч и более – доставка бесплатно.
– Здорово, – ответил я. – Возьму по пять единиц того и другого.
– Это двенадцать пятьсот, – сообщила она.
Я достал деньги и отсчитал нужную сумму.
– Положите сюда, – указала Гузель на подстаканник.
– У нас, кстати, дороги не такие уж плохие, – заметил я.
– Хорошо, в следующий раз подъеду прямо к дому, – не вынимая деньги из подстаканника, ногтём пересчитывая купюры, ответила девушка.
– Ждите здесь, сейчас вернусь, – сказала Гузель и вышла из машины.
Она открыла багажник, попереставляла какие-то предметы в нём. Вернулась на водительское место и положила в подстаканник пластмассовую коробочку.
– Возьмите.
Я взял коробочку. Это оказалась упаковка из-под сахарозаменителя на шестьсот таблеток с дозатором.
– Она легко открывается, – пояснила Гузель.
– Спасибо, – я собрался выйти, но девушка снова заговорила.
– Должна предупредить, что приобретённые вами вещества вызывают привыкание.
– Хорошо. Спасибо. Я пойду?
– Конечно. Обращайтесь снова. Запишите мой номер, чтобы в дальнейшем отправлять сообщения сразу на него. Вы присылаете сообщение с каким-нибудь отвлечённым текстом, а я вам перезваниваю. «Заявки» принимаются круглосуточно, доставка – с восьми вечера до шести утра.
Я достал телефон и приготовился записывать. Гузель продиктовала свой номер, и я сделал дозвон.
– Так-так… «Вадим», – манипулирую аппаратом, проговорила она. – А это вас я видела на плакатах в рекламе чего-то?.. Мебели? Диванов?
– Вечернее шоу на «Кефире». «Пьяный Диван», – пояснил я.
– А, передача по телевизору. Посмотрю как-нибудь. Интересная? – убирая телефон, спросила девушка.
– Пока не очень, – признался я.
*****
Заехав по пути в продуктовый магазин за банкой колы, я вернулся домой. Из-за ограды не был виден свет на первом этаже, поэтому дом казался необитаемым. Я загнал машину во двор и затворил ворота. Зайдя в гостиную, первым делом проверил: есть ли корм у Адольphа, который был оставлен на моё попечение. Огромная двухэтажная клетка крысы стояла в дальнем углу гостиной.
«Пупу-питу», – произнёс телефон. Стальская! Я посмотрел на часы, – без пятнадцати полночь. Открываю сообщение: «Как ты?»
– Ну какая же коварная сука! – громко и с выражением проговорил я.
Бимерзкий хоть откатиться успел?! Или он всё ещё на ней?! А она не подумала, что я – как всегда пьяный – сейчас начну ей названивать и собью весь настрой?! «Блин, меня этот томатный сок достал», – подумал я, снова идя в туалет. Через пять минут я уже делал плюшку, сидя за мраморной столешницей. Я делал дело и ворчал: «Ну что ты за негодяйка! Сразу с десяток налеплю, чтобы потом не мучится…» Нарезав и размяв означенное количество, основную часть вещества я положил в жестяную банку с надписью «Кориандр», которую поставил в кухонный шкаф. Открыл банку с колой, подошёл к раковине и вылил напиток. Помял банку и задумался над тем, где бы мог лежать швейный набор, если бы он у нас был. «Чёрт! И сигарет не купил», – с досадой подумал я. Вспомнил, что у Стальского в комнате точно имелись две совершенно новые рубашки, не распакованные. А насколько я помню, в новых рубашках в районе воротника имеются иголки. Или так было раньше?
– У тебя нет чего-нибудь острого? – спросил я у появившегося на противоположном стуле картавого с коптящими как горящие автомобильные покрышки крыльями двойника.
– Кгасный молотый пегец подойдёт? – ответил он.
Я состряпал кислую мину и спрыгнул с барного стула.
– Не хмугься. Посмотги в аптечке, – добрым голосом сказал Картавый.
– С хера ли там?!.. – хотел возразить я, но до меня дошло.
Мы с Глебом покупали всякие повседневные лекарства и средства для перевязки. Заодно прихватили десяток пятикубовых шприцев.
– Спасибо, – кинул я, открывая верхний кухонный ящик.
«Вот вы, мои хорошие», – приговаривал я, отрывая один шприц от его девятерых собратьев.
– Возьму-ка я лучше пластиковую бутылку и фольгу, чем эту неудобную жестяную банку, – вслух рассуждал я, поглядывая на Картавого. – У нас – кулинаров – есть ведь фольга.
Через две минуты девайс для употребления гашиша был собран.
– Всё что-ли? Потогопись, у тебя встгеча.
– Да? – на вдохе спросил я, а на выдохе: – С кем же?
– Сам увидишь, – последовал ответ.
Я стряхнул дохлую плюшку в пепельницу Стальского и заварил новую.
– А где… эта… встреча… будет… проходить? – с расстановкой спросил я и посмеялся, уронив голову на предплечья.
– На четвёгтом этаже около кгуглого окна, – ответил картавый двойник.
– Тогда идём, – сказал я и, спрыгнув со стула, медленно приземлился ногами на пол.
Уже после первой порции Мир распался на составные части, которые тоже, как и я минуту назад, считали, что весь остальной Мир против них. Когда после гашиша воспринимаешь действительность вышеозначенным образом, это значит, что вещество хорошее и доброе.
Прежде чем пойти на четвёртый этаж я заболтал ещё одну «Марью».
– Ты со мной? – спросил я у Картавого.
– Нет.
*****
С круглого окна, которое выходило на улицу, было видно половину посёлка и всю территорию детского дома. В отсутствие стёкол по четвёртому этажу гулял ветер, развевая полиэтилен, которым были покрыты строительные леса. Всюду лежали стройматериалы: кирпичи, доски, вёдра и даже маленькая бетономешалка. Света не было, но почти полная луна колдовским образом освещала путь. Я немного замёрз. Отпил красную густую жидкость из стакана и продолжил смотреть в окно и дышать-дышать-дышать свежим ночным воздухом.
Не знаю что произошло раньше: лёгкий привкус сырости или обращённые ко мне слова:
– Сегодня тот самый день.
– Думаешь, я не знаю, – ответил я, не поворачиваясь.
– И как раз сегодня никого, кроме тебя в этом доме.
– Совпадение, – сказал я, снова отпивая.
Тень за моей спиной рывком приблизилась и теперь стояла около правого плеча. Я украдкой посмотрел в его сторону. Я сказал:
– Удивительно, – столько лет не виделись и нечего сказать.
– Это ни о чём не говорит, – сказал отец.
– А где твоя жена – моя мать?
– Она вернулась на Землю, – ответил он.
– А ты почему ещё здесь?
– У меня ещё остались дела, – ответил отец.
Мы немного помолчали. Потом я заговорил:
– У меня деликатный вопрос. Есть мнение, что ты был не очень-то хорошим человеком. Совершал дурные поступки, – большая часть из которых записана чёрным по белому в УК Эр Фэ…
– Хочешь узнать почему я не в Аду?
– Если коротко, то да.
– Нет Ада.
– Нет?! – удивлённо воскликнул я, поворачиваясь к собеседнику.
– Кто тебе вбил в голову эту антинаучную хуйню?! Бабушка твоя – моя тёща?
– Так что же получается: можно быть преступником, убийцей, вором!.. И надеяться, что тебе всё сойдёт с рук пока жив, а потом гуляй?!..
– Ад на Земле, сынок. Твоё наказание – муки совести. И если ты не можешь с ними жить, значит ты не рассчитал силы, беря на себя слишком тяжкие грехи.
– Интересно…
– У меня мало времени. Они уже близко.
– Кто они? – тревожась, спросил я.
– Ты сам знаешь. Хочешь что-нибудь спросить?
– Ты знаешь моё будущее, – спросил я.
– Будущего не существует, – твёрдым тоном ответил он.
– А варианты хоть существуют? – с надеждой спросил я.
– Существует час рождения и мгновение смерти, промежуток в твоём распоряжении.
– Совет для меня найдётся? – грустно усмехнувшись, спросил я.
– «Будь прост с другими, но отнюдь не пошл». Пойдёт?
– Пойдёт, – весело сказал я.
– Они поднимаются, – дребезжащим металлическим голосом сказал отец, и на его лице отразилась боль.
– Я люблю Марту Стальскую, – скороговоркой произнёс я, чувствуя на лице новые потоки затхлого воздуха. – Она и образованная и умная, что вообще-то редкое сочетание. Что мне делать?
– Да, она хорошая девочка. Одобряю. Мне пора.
– Пора?
– Они зде-е-е-есь!.. – воскликнула тень отца.
Моё тело задрожало крупной дрожью.
– Стой! – я дёрнулся в его сторону, и томатный сок выплеснулся на белую рубашку отца.
Он схватился за живот, а когда убрал руку, вся ладонь и рубашка были в… крови.
– Я ей говорил: «Забирай детей и уматывай отсюда, а я их отвлеку», – иступлёно зашептала тень. – Но она же упёртая…
– Да-да, – трясясь крупной дрожью, кивал я.
– Мне пора, сынок, – прошептал он и метнулся в окно.
– Папа! – со слезами на глазах прокричал я и наполовину высунулся из окна.
Но внизу была только ночь.
Не хотеть и получить – гораздо проще,
чем хотеть и получить
Г. Стальский
(«Диван» от четырнадцатого ноль седьмого)
Стоит ли говорить, что все вышедшие выпуски передачи можно посмотреть в Интернете?
*****
Меж тем кризис идей для нового номера La Critic’и не заставил себя ждать. Пятнадцатое число каждого месяца – тот переходный момент, когда лёгкая печаль от отсутствия материала превращается в панику. Более половины свободного места, если не считать последней страницы, было занято рекламой в том или ином виде. La Critica – как информационно-аналитическое издание – имела право на не более двадцати пяти процентное заполнение рекламными материалами. По закону, Роспотребнадзор уже мог оштрафовать нас за то, что количество рекламы превышено. Глеб решил, что пришла пора пустить в ход козырь: объявить конкурс для начинающих журналистов; чтобы кто-то за вознаграждение и кусочек популярности прислал нам свой интересный труд. «Погоди-погоди», – помню сказал я Глебу шестнадцатого числа. «Ну, что? Ты уже написал в своём Твиттере о конкурсе?» – спросил я у Стальского семнадцатого числа.
Мы всерьёз опасались, что нам предстоит перечитать кучу мусора, прежде чем отыщется что-нибудь стоящее. Но реальность оказалась куда суровее: за первые три дня на почту редакции (la-critica@ya.ru) не пришло ни одной работы. В отчаянии, в один из вечеров мы попёрлись на представление молодёжного театра.
Строить планы – наивно,
жить, не строя планов, – глупее вдвойне
Г. Стальский
Глава о восьмом выпуске «Пьяного Дивана», в котором появился первый гость и ни о чём боле
– Наше время, когда слово «шедевр» заменило слово «хит»…
– Это плохо, по-вашему? – поинтересовался я.
– Да, нехорошо, – сказал гость.
– Извините, – вмешался Стальский, – но из контекста непонятно: какое слово заменило какое.
– Из контекста как раз понятно, – взял на себя задачу разъяснения для Глеба и зрителей я. – Непонятно из стенограммы.
– Ясно же, что я имел в виду, что раньше было понятие «шедевр», а сейчас в ходу понятие «хит», – потирая от негодования ладони, сказал гость. – Но обозначают эти слова разные вещи, всё-таки. И это примета времени…
– Почему бы тогда сразу не сказать: «В наше время, когда слово «шедевр» ЗАМЕНЕНО словом «хит»? – не унимался Глеб.
– Не понимаю в чём разница! – взволновано сказал режиссёр.
– Если вы не понимаете в чём разница, то занимайтесь делом, в котором вам не пригодится знание правил русского языка, – спокойно проговорил Глеб, а потом продолжил: – И вообще, этот (весьма спорный) довод, если и имеет место, то обусловлен эффектом ускорения времени. Вот к примеру: сядьте на скоростной экспресс и из окна смотрите на выставленные на перроне картины великих художников; эти картины станут для вас хитами.
– Неужели? – скептически промолвил гость. – А обратный пример привести в состоянии?
