Читать книгу: «Плата за рай», страница 17

XLVI

Этой же ночью Зепар и его сообщник Акай – парень, только начавший жить, в возрасте двадцати четырех лет, еще не познавший радостей жизни и вкуса чудес мира сего, без суда и следствия, без протоколов, записей и прочих бумаг, которые могли бы зафиксировать происшедшее, были расстреляны. Петр Аристархович, вопреки своему желанию, стал свидетелем расстрела. Хоть он и не нажимал на курок, но все же оказался причастен к кровавой расправе. Его совесть взывала к справедливости, и он предпринял усилия, чтобы предотвратить убиение.

Петр Аристархович – военный человек, воспитанный уставом, на хорошем счету у руководства, никогда не позволявший себе высказать свое мнение о чем-либо, пока его не попросят, и никогда не проявлявший манерности, в этот раз бился, размахивая руками и стуча по столу начальства, взывая и требуя справедливого наказания для изменников государства. Но его усилия были напрасны, а желания – перекрыты приказом. Грудь щемило от боли… Сознание Петра Аристарховича отказывалось принимать правду. Незыблемый мир, в котором он вырос и в святость которого неукоснительно верил, был сокрушен. Тогда у него впервые возникли сомнения насчет пути, по которому он слепо шел всю жизнь. Его голову начали посещать мысли о том, что путь этот есть ложный. Что стиль мышления, стереотипы, присущие ему, взращены и навеяны государством. Голова Петра Аристарховича кружилась, болела от напряжения – ему никак не удавалось избавиться от ощущения, что он лично причастен к злодеяниям, беспределу, воровству, убийствам и безнаказанности, приведшим к хаосу и разрухе.

Но у него, увы, не было выбора. Его загнали в рамки, в которых единственный способ выжить – это пресмыкаться. Петр Аристархович под страхом объявления его государственным преступником стоял в безлюдном поле, в окружении зубоскаливших убийц в форме, облизывавшихся в предвкушении скорой расправы над безоружными людьми. Среди них с глубоко счастливой физиономией стоял полковник Илья М.С. Вид полковника вызвал в Петре Аристарховиче чувство омерзения, и он поспешил отвернуться. Крики отчаявшегося Акая, молящего о пощаде, резали ухо. Сердце Петра Аристарховича было на грани инфаркта. Оно громко и надрывно стучало, словно готовясь лопнуть, дыхание участилось, стало тяжело стоять, и Петр Аристархович почувствовал сильнейшую усталость. За свою военную карьеру ему часто приходилось видеть смерть, но эта была иного рода. Она сопровождалась неимоверной жестокостью, безнравственностью, беззаконием и противоречила всем человеческим ценностям… Внутри Петра Аристарховича одновременно плакал ребенок, который живет в каждом из нас, и в то же время бушевал солдат, который, словно разъярённый лев, готов был бросится на тех, кто учинял эту несправедливость, на тех, кто приводил приговор одного-единственного незаконного «судьи» в исполнение. На тех, кто радовался такому греху… Петр Аристархович желал порвать всех присутствующих на куски, чтобы защитить преступников. И, возможно, так бы и произошло, не поймай он взгляд Зепара, который все это время смотрел на Петра Аристарховича. Зепар ни проронил ни слова с момента, когда их привезли на голгофу. Он улыбался, словно был рад участи стать святым мучеником, которую ему определили грешные люди. Не успел Петр Аристархович подумать, как молчание мрачных полей нарушила автоматная очередь. Петр Аристархович, предаваясь захлестнувшим эмоциям, в забытье бросился к упавшему навзничь Зепару. Присел на грязную глину и обнял окровавленное тело казненного. Слезы хлынули из глаз, Петр Аристархович даже не пытался сдерживать их. Он более не боялся быть осмеянным. Не боялся потерять авторитет и уважение. Он перестал считать людей, с которыми вырос, людей, которые, не задумываясь ни о чем, привели приговор в исполнение, друзьями и преданными товарищами.

XLVII

Время неумолимо текло и необъятные поля прошлого утопали в водах настоящего, чтобы однажды принять радужные суда будущего. Глубокие раны Петра Аристарховича со временем немного затянулись, но душа его не смирилась. По ночам ему снились кошмары, а когда он бодрствовал, все его мысли возвращались к пережитому. Как только он закрывал глаза, к нему приходил улыбающийся Зепар, и Петр Аристархович не прекращал кричать ему, вопрошая: «Почему ты улыбаешься?! Надо мной смеешься?!. Чем ты недоволен? Что я делаю не так? Что мне делать?.. Прости за слепоту, за слабость характера…» Но дух Зепара не переставал улыбаться и всегда оставался безмолвным. А иногда Петру Аристарховичу, отдаваясь многочисленным эхом, слышались крики Акая: «Умоляю, пощадите, ребята! Братья, за что, а?! А, байкелер, у нас в стране по закону нет ведь расстрела! Что же вы творите?.. Да будьте вы прокляты, нелюди!!!»

Петр Аристархович прошел лечение у военных врачей. Те лечили его нарушенную психику. Но все их усилия, все попытки вывести больного из депрессивного состояния закончились крахом. Его выписали. Врачи верили, что привычная среда отвлечет его от неотвязных мыслей и вернет к нормальному образу жизни. Но они ошибались. Тяжелые думы не оставляли Петра Аристарховича ни на секунду. Их становилось все больше, они становились все коварнее и невыносимее. Конечно, он боролся с ними, по наущению врачей принимая целые горсти таблеток разных цветов и размеров, которые, по мнению медиков, должны были предотвратить сумасшествие столь ценного сотрудника и вернуть его к службе в рядах армии насквозь прогнившего государства.

Валерия хоть и не знала о тайне мужа, но чувствовала, что с ним что-то не так. Она видела, что тот не в себе. Она замечала фальшивые улыбки и смех, неестественный интерес к ее женским делам и пустоту в глазах супруга. Она знала, что тот сражается с непосильной болезнью ради счастья своей второй половины, но его душа витала далеко от того места, где была она. Разумеется, Валерия прилагала все усилия, она изо всех сил изощрялась, чтобы отвлечь Петра Аристарховича и вернуть его к жизни. Все было тщетно. Каждый день каждая новая попытка удивить мужа и заставить его обратить на нее внимание так, как он обращал ранее, терпела неудачу… Не прошло и полугода, как Валерия заскучала по их прежней жизни. По жизни, в которой были для нее только он, а для него – только она. Он – это лучшее, что случилось с ней, она – это лучшее, что было с ним. Именно поэтому Валерия даже и не думала сдаваться. Но все чувственные волны Валерии накатывались на скалу отрешенности Петра Аристарховича и разбивались вхолостую на миллионы брызг.

В конечном итоге Петр Аристархович, обуреваемый словами Зепара, взрастившими в нем иную веру, покинул свой уютный уголок. Свой маленький рай на земле, приносивший ему столько счастья, – свою Валерию.

Пятого апреля две тысячи десятого года он положил свою жизнь на алтарь высшего суда как плату за процветание своего народа, за то, чтобы люди имели возможность жить, не страшась завтрашнего дня. Чтобы их дети смогли гордиться отцами и Родиной. Он пожертвовал личным счастьем, которое позволило бы ему ничего другого более не желать в этой жизни. Пожертвовал ради счастья каждого человека, живущего в его стране. Он и многие герои – сыновья Кыргызстана храбро сошлись в неравной схватке с тиранией, лицемерием, циничностью, беззаконием, безнаказанностью, беспределом, ради процветания и будущего своего народа. И в борьбе этой погибли… Страна, сохранившая единство с возможностью исправить ошибки предателей, обязана героям, не отступивших под страхом смерти, не дрогнувших перед лицом врага. Каждый из погибших отдал самое дорогое что имел, – свою жизнь. Герои принесли себя в жертву ради того, чтобы угасающая вера в душе каждого из нас возродилась.

XLVIII

Дурное предчувствие не покидало Валерию все дни отсутствия Петра Аристарховича. Она привыкла, в силу его работы, оставаться одна. Бывало так, что она не виделась с мужем неделями, но на этот раз сердце ее, предчувствуя беду, не хотело успокоиться. Валерия металась из стороны в сторону, силясь отвлечься и найти хоть на мгновение покой. Выглаженная форма супруга висела в прихожей, постоянно попадаясь на глаза и способствуя чувству тревоги (Петр Аристархович всегда, куда бы ни шел, тем более на работу, надевал военную форму). Валерия то и дело выглядывала в окно в надежде, что любимый муж вот-вот появится где-нибудь вдалеке, и она, не дожидаясь, пока он войдет домой, выбежит навстречу, обнимет и без слов покажет, как скучала. А затем они в обнимку, так и не поднявшись в квартиру, пойдут встречать закат солнца на крыше своего дома. Вооружившись бутылкой красного вина и устроившись под облаками цвета манго, высоко над землей, над всем негативом этого жестокого мира, вдали от людей, наедине друг с другом они будут спорить, кто кого любит больше. Лаская друг друга и ощущая обоюдное тепло, они утонут в объятиях и сольются в бесконечном поцелуе…

Мысли о былых наслаждениях, трепет, который Валерия чувствовала, прижимаясь к мужниной груди, чувства и воспоминания о его губах, оставляющих воздушных бабочек на ее шее, сводили с ума, и дрожь то и дело пробегала по ее телу. Душа Валерии требовала немедленного присутствия Петра Аристарховича. Она силилась остановить буйство чувств, но все ее переживания о том, где он может быть, почему так долго задерживается, почему ушел без формы и куда, в конечном итоге сменялись памятью о райских мгновениях прошлого, о минутах, проведенных с ним… Валерия отдала бы все на свете, чтобы только Петр Аристархович сейчас оказался рядом с нею.

Десятого апреля две тысячи десятого года, после пяти дней отсутствия Петра Аристарховича и через три дня с момента свержения узурпатора, предателя и зверя Валерия получила от полковника Ильи М.С. письмо. В нем говорилось, что Петр Аристархович отдал свою жизнь, сражаясь в рядах восставших за победу народной революции. Валерия рыдала, стоя на коленях и обнимая форму Петра Аристарховича, висевшую в прихожей.

А в ее утробе шевелился малыш, которому будет суждено носить имя Иман.