Читать книгу: «Ирония, грусть и ностальгия. Двадцать шесть рассказов и одна повесть», страница 3

Фантомы прошлого или Незваные гости

Очередная «явка» дымила и гудела, хмельное застолье была в самом разгаре. Лёха оглядывался вокруг и никак не мог определить: чья квартира приняла сегодня их большую компанию. Всюду, куда бы он ни посмотрел, маячили знакомые и родные с детства рожи. Друзья, приятели и просто случайные собутыльники, словно специально собрались вместе для того, чтобы отпраздновать какую-то, лишь только им известную, дату. В соседней комнате негромко играла музыка, преимущественно блатного направления.

Давний кореш Санька Беломор щедро набулькал полстакана и, протянув Лёхе, выдал свой обычный тост:

– Давай, Лёха! За то, чтобы у нас всё было и нам за это ничего не было!

Лёха привычно, одним глотком, опрокинул в себя содержимое стакана. Слегка обожгло пищевод, но зато потом по организму разлилось приятное тепло. Чуть позже потеплело и на душе.

– Саня, расскажи про свой рекорд! – возник Вовка Центнер из соседней комнаты.

– Да сколько можно про это рассказывать? – усмехнулся Беломор. – Вы уже наизусть всё лучше меня знаете!

– Расскажи, вон Лёха не знает! – настаивал Вован. – Он тогда в морях болтался.

– Лёха, ты что, правда, не слышал? – удивился бывалый кореш.

Лёха, конечно же, отлично знал эту историю. Такой «эксклюзив» обычно распространялся их районным «телеграфом» со скоростью «Молнии». Однако видя то, что вся компашка уже приготовилась снова поржать над злоключениями своего старшего товарища, неопределённо пожал плечами:

– Я не помню, Саня, может быть, кто и рассказывал…

…Получив зарплату и щедрые отпускные, Санька загулял. Все, кто знал его, в один голос говорили о том, что, если бы не эта его любовь к спиртному, он давно был бы уже не Санькой, но Александром Ивановичем и ездил бы не на трамвае, а на собственном навороченном «Мерседесе». Руки у парня были поистине «золотые». Он умел делать абсолютно всё! Но…

Сколько сгинуло на Руси таких – умелых и мастеровитых людей по причине своей, чрезмерной любви к водке?

И сколько ещё сгинет…

И случилось Александру Иванычу, в первый же свой отпускной день, загреметь в районный вытрезвитель, любовно называемый активно пьющим населением – «Мойдодыром».

В раннем детстве Беломор получил тяжёлую травму позвоночника, сорвавшись с большой высоты. На память об этой травме у Саньки остался большой горб на спине. Как и все горбуны, парень обладал поистине медвежьей силой, поэтому сильно сердить его «на районе» справедливо опасались.

Всей смене «мойдодыра» с огромным трудом и лишь с помощью применённых спецсредств, удалось справиться с разбушевавшимся там Беломором.

Учитывая длительную отсидку в прошлом, всё могло закончиться для Саньки самым плачевным образом – от пятнадцати суток до вполне реального срока – за сопротивление властям. Однако менты в той смене оказались не совсем паскудными мужиками и давать дальнейший ход делу не стали. Они подошли к решению этого вопроса со своим специфическим и своеобразным юмором…

Утром начальник «мойдодыра», лично и при свидетелях, пообещал хмурому и плохо помнящему события предыдущего вечера Беломору «весёлый, содержательный и насыщенный отпуск». Ему выдали личную одежду, состоящую из порванного на лоскуты в неравном бою полушубка (дело было в разгар зимы), двух отдельных, независимых теперь друг от друга штанин и одного ботинка. Второй предмет обуви бесследно исчез в тёмных и сумрачных «мойдодыровских» закоулках.

Саня недоуменно оглядел всё это хозяйство. С помощью валявшегося в углу куска проволоки кое-как соорудил себе некое подобие штанов, намотал на босую ногу «портянку», сделанную из не очень опрятной тряпки, валявшейся там же – в углу и, спустившись на Спортивную Набережную, рванул бегом по окрепшему льду залива – прямиком до родимой остановки.

В это раннее время там было полно любителей зимней рыбалки. Санька и сам был заядлым рыбаком, поэтому найти среди сидящих на льду фанатов подлёдного лова знакомых не составило труда. Учитывая рассказанные им обстоятельства проведённого накануне вечера и его внешний вид, каждый из встреченных им знакомых считал своим долгом облегчить душевные муки «невинно пострадавшего», поэтому к родимой сторонке Беломор подходил уже изрядно опохмелённым, обутым в поношенные, но ещё крепкие валенки, находясь в бодром и весёлом расположении духа. Он давно уже забыл про обещание, данное ему лично «мойдодыровским» начальником. Как показали все последующие события, к подобным обещаниям стоит прислушиваться с особым вниманием…

На твёрдом берегу его поджидал неприятный сюрприз в виде канареечного цвета «воронка».

– Что, родной, опохмелился? – высунулась оттуда большая и жизнерадостная физиономия водилы. – Садись, поехали!

– Куда? – только успел выдохнуть потрясённый таким коварством Санька Беломор.

– Как куда? Домой, конечно! – под громкое ржание зловредных ментов ответил водила.

Все дверцы «воронка» разом распахнулись, и оттуда вывалилось трое здоровенных патрульных, поигрывающих для наглядности увесистыми резиновыми «демократизаторами».

Санька оглядел стройные и могучие ряды супостатов и понял, что силы в этот раз – слишком неравны. Он тихо вздохнул и молча полез в гостеприимно распахнутый «собачник».

С этого самого дня, где бы он ни появился в родном районе, стоило ему хоть совсем чуть-чуть выпить, перед ним волшебным образом возникали представители власти, в виде участкового либо патрульных «воронков» и твёрдой, недрогнувшей рукой волокли его в, ставший совсем родным, районный «мойдодыр».

– О!!! Санёк приехал! – радостно встречал Беломора любой, дежуривший там мент. – Заходи, дорогой, располагайся!

– Лёха, ты не поверишь! – таращил глаза, потревоженный воспоминаниями Беломор. – Двадцать четыре раза за месяц!

– Саня, так тебе надо было заявку в Книгу Рекордов подавать! – усмехнулся Лёха.

Этот «весёлый и содержательный» отпуск настолько врезался ему в память, что вытрезвители теперь стали мерещиться Саньке везде.

Однажды, возвращаясь с работы сильно подшофе, Беломор потерял ключи от квартиры и решил попасть домой своим старым испытанным способом, спустившись к себе, на балкон пятого этажа, с крыши. Когда до заветной цели оставалось лишь шагнуть с перил вниз, Саня внезапно потерял равновесие и полетел вниз, обдирая по пути ветки с растущего на его счастье под балконом дерева. Он смачно врезался в грунт под балконом и затих…

«Скорая» в тот раз примчалась на удивление быстро и, не мешкая, увезла незадачливого «десантника» в дежурную городскую больницу.

Вечером на районе была спешно собрана делегация и отправлена в больницу с целью узнать – жив ли он и не пора ли готовиться к самому худшему?

«Травматология» была переполнена. В портовом городе всегда хватало и будет хватать, подобных Саньке, «артистов оригинального жанра», поэтому безлюдье и безработица подобным больничным отделениям никогда не будет грозить.

– И где его тут искать? – спросил кто-то из парней, оглядывая ряды стоявших прямо в коридоре топчанов, коек и каталок.

– А вон, гляньте пацаны! – воскликнул глазастый Лёха, указывая пальцем на стоящую чуть в стороне каталку, где лежало накрытое с головой тело.

Из -под простыни виднелись исколотые татуировками кисти рук.

– Ну всё, кранты Сашке! – вздохнул за спиной Лёхи Боб.

– Да, подожди, пойдём – посмотрим, – негромко ответил ему Вовка Центнер.

Они подошли к каталке и очень осторожно потянули простынь на себя. Под ней лежал их Санька…

Растерянные пацаны молча стояли вокруг каталки, понимая, что ничем уже не могут помочь своему старшему товарищу.

Неожиданно для всех Беломор громко икнул и открыл глаза. Увидев вокруг знакомые рожи, Саня радостно ощерился своей золотозубой улыбкой и, оглянувшись по сторонам, выдал:

– А где это мы, пацаны? «Мойдодыр» что ли?

Про полёт с высоты пятого этажа Беломор так и не смог потом вспомнить. Через пару дней, сбежав из больницы, Саня уже гонял мяч с мелкой ребятней на школьной «коробке».

…Вдоволь насмеявшись, стали наливать по второй. Всё шло по давно известному и обкатанному сценарию.

Лёха никак не мог понять: что его так смущает в этой привычной для него обстановке. Ещё раз оглядевшись вокруг, он вдруг вспомнил, что многих парней из этой собравшейся компании уже давно нет в живых. Уже несколько лет, как не было в живых и его старшего друга – Саньки Беломора, который выбросился с той же самой крыши, но теперь уже сам и насмерть, оставив после себя записку весьма странного содержания. Сейчас же он сидел напротив Лёхи за столом, приветливо улыбался и протягивал ему стакан, наполовину заполненный водкой. Странное дело, но Лёхе не стало страшно от того, что он всё это вспомнил. Напротив, он чувствовал себя в этой родной компании вполне комфортно и уверено. Он принял протянутый стакан, привычно «замахнул» одним глотком и опять почувствовал приятное тепло, разлившееся по животу.

– Ты же пить бросил, дебил! – вкрадчивый и ехидный голос в голове возник как всегда неожиданно.

Лёха резко подскочил, больно треснувшись башкой об верхнюю шконку.

Во рту ещё стоял вкус водки, а в голове постепенно затихали голоса его живых и мёртвых береговых друзей.

– Опять во сне бухал? – спросил лежавший напротив и внимательно смотревший на Лёху, его неизменный спутник по морским скитаниям – Федька Киргиз.

Ещё не проснувшийся окончательно и не отошедший от увиденного Лёха лишь молча кивнул головой.

– Ты смотри – какая зараза! – искренне посочувствовал ему морской «брат». – Сколько времени уже не пьёшь, а она всё не отпускает!

Наконец, окончательно вернувшись в реальность, Лёха обратил внимание на необычную для промыслового судна тишину. Молчал Главный Двигатель, не было слышно и шума от работающего выборочного комплекса. Траулер явно лежал в дрейфе, несмотря на то, что погода была вполне промысловая.

– Что-то тихо… – заметил он.

– Да, странно! – отозвался Киргиз.

Они одновременно посмотрели на висящие в каюте часы и переглянулись.

– Шесть часов! – констатировал Лёха. – Один хрен, скоро вставать, пойдём к Петровичу, он всё знает.

– Пойдём – согласился Федул.

Они поднялись со шконарей, наскоро умылись и пошли на камбуз.

Кандей вставал всегда в пять утра, не спеша обходил рабочие места промысловой смены, интересуясь ночным уловом и количеством выпущенной за время его отдыха продукции. Если результаты ночной рыбалки Петровича удовлетворяли, то и он, в свою очередь, старался угостить моряков чем-нибудь вкусненьким на завтрак. Если ночь была «пролётной», кандей называл всех «дармоедами» и к приготовлению завтрака относился формально. Таким образом, для того, чтобы узнать о результатах работы ночной смены, совсем необязательно было

выходить на палубу. Достаточно было заглянуть к Петровичу на камбуз.

– Здоров, Петрович! – приветствовали парни старину- кандея, заходя в его вотчину.

– Здоровее видали! – хмуро буркнул их бессменный кашевар.

– А почему так тихо, поломались что ли? – спросил Лёха у всезнающего кандея.

– Да какой там! – с досадой ответил Петрович. – К нам опять «друзья» пожаловали на ужин.

Дальше разъяснять ничего не требовалось. Косатки. Крупный, проворный и чрезвычайно хитрый плотоядный хищник семейства дельфиновых отряда китообразных. О том, киты это или дельфины, спорят много, долго и безуспешно. Судя по данным энциклопедий, этот «зверь» скорее – и то, и другое. Зная тёплое отношение людей к дельфинам, буду называть этих мощных и грациозных существ в дальнейшем именно так.

Бич «ярусников» всего мира. Когда стая этих плотоядных дельфинов «садится на хвост» промысловому судну, занимающемуся ярусным ловом, это означает то, что экипаж автоматически остаётся без улова и, соответственно, без денег. Можно было круглосуточно мотать километры яруса, но на крючках будут приходить лишь рыбьи губы. Их судно работало сейчас на промысле синекорого палтуса. Данный вид рыбы и был, как раз, излюбленным лакомством для незваных гостей…

Безошибочно выбрав удобную для себя глубину, косатка, не утруждая себя таким «не барским» делом, как охота, подныривала и буквально высасывала уже пойманную рыбу прямо с крючков, издавая при выныривании победные звуки, отдалённо напоминающие ехидный смешок.

Все устрашающие меры воздействия, применяемые к таким незваным гостям, не приносили ровно никакой пользы! Несколько раз Кэп пытался отогнать многочисленную и прожорливую стаю, разогнавшись до предельно возможной скорости и направив судно прямо на скопление « халявщиков». Косатки, как и остальные виды дельфинов, превосходно ныряли, всплывая на поверхность через несколько сотен метров. Поэтому данная мера устрашения была для них – как «слону – дробина»!

Однажды боцман, выстроив вдоль борта всё своё палубное «воинство» и вручив каждому из моряков по фальшфейеру, пытался отогнать «банду беспредельщиков» с помощью шумового и светового сигнала. Однако и данное действие не принесло желаемого эффекта. В ответ вся палубная команда услышала всё те же насмешливые звуки.

– У ночной смены порядок сожрали! – продолжал, тем временем, свой рассказ Петрович. – Сейчас сидят, не знают – что делать!

Незваных и прожорливых гостей можно было отвадить лишь одним, известным всем способом, передав их следующему бедолаге.

– Лёха, а ты чего так рано подорвался? – отвлёкся Петрович от своего рассказа. – Опять во сне пьянствовал?

Парень имел неосторожность рассказать ехидному кандею про свои алкогольные сновидения и теперь временами очень сильно об этом жалел.

– Нет, Петрович, просто не спится, – пытался он отбрехаться от всезнающего и всевидящего «гуру».

– Ага, конечно… – ехидно протянул Петрович.– А то смотри, пойдём – по кружечке? У меня стоит. Холодненькая! Эх!

Кандей мечтательно закатил глазки и причмокнул губами в предвкушении приятного процесса дегустации.

– Нет, Петрович, ты же знаешь – я этой «мазью» больше не мажусь!

– Вот. Сейчас так и будешь, как тот онанист, только во сне и видеть! – Петрович громко рассмеялся. – Федул, пойдем, жахнем по кружке! А то я только раздразнился с этим трезвенником!

Повторного приглашения Киргизу не требовалось, и они, не мешкая, стремительно исчезли в недрах артелки.

Лёха, тем временем, поднялся на мостик, где тащил «собачью вахту»* их пожилой и многоопытный старпом.

– Привет, Василич! – поздоровался Лёха с Чифом. – Что, жрут нас?

Старпом протянул ему бинокль и спросил:

– Огни видишь?

– Да, справа – на траверзе.**.

– Это сосед. – пояснил Чиф. – У него тоже «порядок» стоит. Кто первым начнёт выборку, того и сожрут!

– И сколько мы так стоять будем? – удивился Лёха.

– Не знаю. Капитан приказал ждать.

Соревнование на выдержку продолжалось почти сутки. Сосед тоже не хотел терять улов и деньги. Наконец, ближе к утру следующего дня, резко и пронзительно раздались два звонка на выборку, а возбуждённый голос Кэпа объявил по связи:

– Парни, очень быстро забираем всё на борт и сваливаем!

Сосед не выдержал томительного соревнования и начал выборку первым.

Промысловая смена умело и слаженно взялась за дело. Когда оставалось добрать совсем немного, на крючках вновь стали приходить рыбьи губы. Гости, плотно поужинав у соседа, вернулись к ним – за «десертом»…

Когда об этом доложили на мостик, по «связи» раздалось не переводимое ни на один язык мира, смачное и многоэтажное выражение, демонстрирующее всю широту диапазона великого и могучего русского языка.

В выборочном модуле тоже особо не стеснялись в выражениях, хотя произносилось это скорее по привычке, чем по злобе.

– А вот в Америке их расстреливают с вертолётов! – блеснул познаниями один из молодых, вновь прибывших матросов.

– Это как? – поинтересовался Лёха.

– Как? Появились косатки, сразу вызывают береговую охрану и все дела!

– Всё-таки хорошо, что у нас не Америка! – подумал про себя Лёха.

Он всегда хорошо относился к животным, а посмотрев однажды фильм «Освободите Вилли!» и вовсе полюбил этих мощных, грациозных, хоть и хитрых чёрно-белых дельфинов. Представив, как безжалостно расстреливаются эти красивые и умные существа, он мысленно содрогнулся. Деньги деньгами, но так варварски истреблять вполне дружелюбно настроенных к человеку, хоть и прожорливых плотоядных, он считал жлобством.

Их судно полным ходом шло на север, туда, где работала основная часть экспедиции. Стая косаток неотступно следовала за ними на некотором отдалении. Можно было разглядеть в бинокль их красивые, мощные, переливающиеся под солнечными лучами, многотонные тела, ритмично и слаженно, держа чётко очерченный строй, двигающиеся вслед за своими «кормильцами».

Кэп принял не совсем джентльменское, но единственно верное в их ситуации решение. Пройдя на минимальном расстоянии от первого, выбирающего свой «порядок» судна, он передал, как эстафету, стаю вновь проголодавшихся за время перехода незваных гостей. Яростный мат, раздавшийся в эфире через некоторое время, был тому подтверждением.

– Какой урод притащил сюда косаток? – настойчиво, но риторически вопрошал вахтенный штурман потерпевшего судна, вставляя между обычными словами образные русские обороты.

Отработав свою смену, Лёха с Федулом помылись, сходили на ужин и вернулись в свою каюту. Укладываясь в «люлю», Федул, внимательно посмотрев на друга, спросил:

– Лёха, вот если честно. Совсем не хочется вмазать? Не поверю!

Новоявленный трезвенник, немного подумав и усмехнувшись каким-то своим мыслям, отрицательно покачал головой.

Если быть совсем уж честным, Лёха немного лукавил. «Зелёный змий» ещё никого не выпускал из своих смертельных объятий так легко и просто. У любого «завязавшего» бывают такие моменты, когда дико хочется напиться и забыть все текущие проблемы и невзгоды! Однако сейчас есть необходимый запас времени, за который Лёхин мозг успел очиститься от пьяного дурмана и вновь приобрёл способность думать, сравнивать и рассуждать логично. В подобной «расслабухе» есть, конечно, какие-то свои небольшие плюсы, только минусов и проблем получается при сравнении на порядок больше!

– Нет, Федул! – твёрдо сказал Лёха. – В это дерьмо я больше не полезу. Мне хватило!

*«Собачья вахта» – с 04 до 08 утра. Вахта старпома (сленг). **Быть на траверзе – находиться на линии, направленной на этот предмет и составляющей прямой угол с курсом судна (БСЭ).

Лёхино море

Стояла просто изумительная погода. Тёплая летняя ночь вкупе со свежим морским бризом звала к себе и не хотела отпускать Лёху в палатку. Ему казалось, что если сейчас уйти спать, то можно пропустить нечто красивое и удивительное, чего никогда больше не увидишь до самого конца жизни. Парень взял удочку – для отвода глаз, складной стул и без лишнего шума, «по

английски», смылся от своей веселящейся «банды».

Они приехали в эту тихую приморскую бухту большой компанией друзей детства, как было издавна у них заведено, взяв с собой немалое количество веселящей жидкости. Сценарий таких походов тоже был известен заранее. В первую ночь выпивалось огромное количество алкоголя за тем, чтобы с утра мучительно, всеобщими усилиями, вспоминать: кто из них – чего умудрился натворить в хмельном угаре.

Лёха давно уже отказался от этой пагубной привычки, но компанию поддерживал охотно. Ведь это были его друзья, те люди, с которыми ему было суждено пройти свою сложную и непутёвую во многом жизнь. Он был одним из них и никогда не забывал об этом, несмотря на то, что вёл сейчас вполне спокойный образ жизни добропорядочного гражданина.

Сейчас парню захотелось просто побыть одному.

Он ушёл достаточно далеко от своей неугомонной компании для того, чтобы остаться в тишине, наедине с Морем и своими воспоминаниями.

Лёха не стал даже разматывать удочку, а просто воткнул её в песок неподалёку, и, разложив стул, уселся, закрыв глаза.

Совсем рядом ласково шелестели волны, лёгкий ветерок обдавал его морской прохладой. Изредка слышались крики ненасытных чаек, ведущих свою непрерывную охоту с целью набить безразмерные желудки.

Посидев некоторое время с закрытыми глазами, он почувствовал в душе такую благодать, что ему вдруг захотелось, вскочить и, подобно орангутангу, треснув изо всей силы себя кулаком в грудь, громко заорать от восторга!

Лёха переборол в себе этот неприличный порыв и погрузился в воспоминания. Ведь он знал и помнил совсем другое Море – то, которое не прощало пренебрежительного к себе отношения и ошибок…

…Мощный удар волны сотряс борт. Со стороны камбуза раздался грохот сыпавшейся сверху металлической посуды и сочный мат Петровича, которого окатило ледяной водой из открытого по причине духоты иллюминатора. «Плюха» из-за борта прилетела как всегда неожиданно, в тот момент, когда их бессменный и опытный кандей собирался, как раз, крепить «по-штормовому» всё своё камбузное хозяйство.

Моряк бросил взгляд напротив и чуть не подавился хохотом!

Его морской братуха и многолетний «сожитель» по каюте Федька-Киргиз лежал на своём шконаре, широко разинув рот от неожиданности, весь насквозь мокрый, а на груди у него мирно покоилось толстое иллюминаторное стекло, выбитое могучим ударом.

– Кто на руле? – хриплым спросонья голосом выдавил из себя Киргиз, когда смог отдышаться после ледяного душа.

– Мажор, наверное, – взглянув на часы, ответил Лёха, не в силах подавить смех.

Федул, недобро зыркнув на чересчур развеселившегося друга, молча встал, взял большое круглое стекло подмышку и, громко сопя от возмущения, пошёл на разборки к вахтенным.

Лёха, не мешкая, поднялся и принялся затягивать изо всех сил «барашки», наглухо задраивая образовавшуюся круглую пробоину в каюте. Получить вторую «подачу» оттуда ему явно не хотелось…

Рудик-Мажор…

Сын богатого и влиятельного в городе человека, совсем молодой ещё пацан, завсегдатай тусовок в модных городских гадюшниках, называемых по недоразумению «ночными клубами». В свои двадцать с небольшим лет, паренёк успел перепробовать всю клубную наркоту, знал толк в различных коктейлях и умудрился расколотить несколько купленных состоятельным папашей весьма недешёвых автомобилей. Последний такой случай, когда Рудик вдребезги раздолбил дорогущий новый внедорожник, едва не угробив при этом своих пассажиров – таких же малолетних балбесов из богатых семей и случайного прохожего, переполнил чашу терпения влиятельного папы. Горько пожалев о том, что купил Рудольфу военный билет, отмазав его от службы в армии, папаня всё-таки решил сделать из сына настоящего мужика и дать тому возможность прочувствовать на собственной шкуре – как достаются деньги. Ему не составило труда, воспользовавшись своими связями, несмотря на «белый билет», устроить отпрыска на промысловое судно. Капитану при этом было дано указание: использовать зарвавшегося сынка на самых тяжёлых участках работы и не делать никаких поблажек.

Рудик привык быть первым среди равных. Папины деньги давали ему возможность, в компании себе подобных, мгновенно становиться эталоном остроумия и крутости. Молодые девчонки роем вились вокруг парня, стараясь привлечь к себе его благосклонное внимание и, чем чёрт не шутит, стать со временем частью богатой и влиятельной семьи. В любой «мажорной» компании города, Рудольф быстро и без особого «напряга» приобретал нужный вес и авторитет, свято веря в то, что это он и только он – такой исключительный и неподражаемый.

Попав на промысловое судно, в настоящй мужской коллектив, где каждому из моряков было абсолютно «по – барабану» – кто он и чей он, Рудольф заметно растерялся, хоть и старался не показывать этого никому.

В первый же день перехода в район промысла, его отправили на помощь кандею – наводить порядок в артелке, справедливо рассудив, что в палубных работах толку от него будет мало.

Под чутким и неусыпным руководством мудрого Петровича, Мажор ворочал мешки и переставлял в нужном порядке ящики со всякой всячиной. Внезапно Рудольф застыл, как вкопанный, от изумления.

– А это зачем? – спросил он у Петровича, указывая на ящик с написанным большими буквами словом «Памперсы».

– Как это зачем? – не моргнув глазом, мгновенно ответил ехидный кандей. – Ты куда приехал? Работать?

– Работать… – заворожено повторил за ним Мажор.

– Вот! – удовлетворённо хмыкнул зловредный Петрович. – Начнётся рыбалка, некогда будет по сортирам бегать! Надел и – вперёд, на работу!

В глазах юного тусовщика читался плохо скрываемый ужас.

– А я его и надевать—то не умею… – растерянно пролепетал крутой и остроумный кутила.

– Сходишь к Кэпу, он тебе наденет! – невозмутимо ответил Петрович.

Лёха и Федул, случайно услышав этот разговор и представив в красках подобную «картину», громко расхохотались.

– Чего ржёте, придурки?! – прикрикнул на них старина- кандей, выглянув из артелки. – Научили бы лучше пацана – как эту хрень надевать!

– Пусть после работы придёт, мы научим! – стараясь сохранить серьёзную мину, пообещал Лёха. – Зачёт будем принимать вечером!

Рудик, до которого наконец дошло, что его – такого ушлого и продвинутого, развели, как лошару, обиженно надулся и принялся с удвоенной энергией ворочать нескончаемые ящики и мешки.

Стараясь не обращать внимания на ехидные подначки, парень упорно работал до тех пор, пока в руки ему не попался ящик, наполовину заполненный женскими прокладками.

Увидев, что его ретивый помощник снова превратился в соляной столб, Петрович заглянул ему через плечо и ухмыльнулся.

– Возьми себе несколько штук! – предложил он Рудольфу. – В сапоги вставишь, поверх стелек.

– Себе вместо памперсов засуньте! – со злостью крикнул он в ответ кандею и ржущим, как пара гнедых, Лёхе с Федулом, решив, что его снова разводят.

– Ну и дурак! – спокойно парировал их пожилой Гуру. – Проколешь сапоги на палубе, будешь с мокрыми ногами ходить, как дятел.

Рудик возмущённо фыркнул и выскочил из артелки.

– Петрович, а откуда у тебя этот ящик с памперсами? – спросил потихоньку Лёха.

– Лавровый лист некуда было положить, вот и взял на складе пустую коробку – усмехнулся премудрый кандей. – Видишь, пригодилась, однако!

Лёха вынырнул из сладкого плена воспоминаний и огляделся вокруг. Ясное звёздное небо, целебный морской воздух и негромкий плеск волн действовали успокаивающе. Уходить отсюда совсем не хотелось, и парень вновь закрыл глаза.

…Парни из палубной команды коротали «штормовые» вечера за разговорами и байками в кают-компании, безраздельным хозяином которой был, конечно, Петрович. Работать в такую погоду было нельзя, а спать уже всем надоело. Пожилой кандей и сам любил такие посиделки. Видя то, с каким неподдельным вниманием слушают его молодые пацаны, он не переставал удивлять их новыми историями из своей богатой сексуальной практики, придумывая на ходу самые невероятные подробности своих любовных похождений. Однако на этот раз тема их разговора переместилась в более серьёзное русло.

– Море – оно ведь, как и вся планета, живое… – продолжил он начатый кем-то из моряков разговор.

– Да ладно, Петрович, хорош заливать! – попробовал возразить ему молодой «мотыль»*.

– Хорош, говоришь? – внимательно глядя ему прямо в глаза, сказал их мудрый Гуру. – Вот ты откатал вчера свою гадость за борт, лень тебе было с бочками возиться, теперь жди. Море обид не прощает. Обязательно накажет!

– Ага, давай, рассказывай… – усмехнулся тот.

– Вот что делает человек, когда его кусает комар? – неожиданно спросил кандей. – Правильно! Давит гада-кровососа!

– И чего? – не совсем понимая, к чему клонит Петрович, спросил «мотыль».

– А ничего! – передразнил его Петрович. – Почему вы решили, что вам на Земле всё дозволено? Вы кто такие вообще?

– Мы – люди, Петрович! – уверенно парировал молодой загрязнитель окружающей среды.– Венец цивилизации.

– Ха! Венец! Только хреновый какой-то «венец» получается! – разозлился кандей. – Как ты думаешь: почему всё чаще случаются землетрясения и цунами?

– Ну и почему?

– Да потому, что перетравили и засрали всё вокруг себя! – разошёлся не на шутку Петрович.– Достал уже планету такой «венец»! Вот и стряхивает она нас, как клопов-кровососов!

– Да ладно, Петрович, ты сейчас наговоришь! – вмешался молчавший до этого Рудик. – Он же совсем немного откатал, что морю от этого будет?

– Он – немного, другой – немного, третий…

Видя, что спорить бесполезно, Мажор, пренебрежительно махнув рукой, двинулся в сторону выхода на палубу.

– Ты куда собрался? – спросил у него Федул.

– Покурю на воздухе.

– Какой «покурю»!? – возмутился Киргиз. – Ты видел – погода какая? Нельзя выходить!

Но Рудик его уже не слушал. Он вообще редко прислушивался к словам других людей, считая себя всегда и во всём правым. А сейчас ему казалось жизненно необходимым продемонстрировать парням своё бесстрашие перед стихией и восстановить изрядно пошатнувшийся авторитет.

– Верните этого полудурка, а то смоет его сейчас! – с тревогой попросил парней пожилой кандей.

Двое молодых и крепких палубных матросов метнулись вслед за Рудольфом на палубу, но Мажора там уже не было…

Его испуганный и невнятный крик донёсся до них откуда-то со стороны кормы.

Рудольф сидел около швартовочного кнехта, дико озираясь вокруг и не понимая, что же с ним произошло.

Он даже не успел прикурить сигарету, как ударившая сбоку волна сбила с ног и, обратным ходом, увлекла его за собой в ледяную воду. Следующей волной его забросило обратно на судно – уже в районе кормы. Подобные случаи, хоть и очень редко, но бывают. Крутому клубному тусовщику очень сильно повезло. Он совершил два полёта подряд – за борт и обратно, не получив при этом никаких серьёзных травм.

Его быстро затащили вовнутрь, ощупали на предмет переломов и привели в чувство. Кэпу решили не докладывать о ЧП, так как за подобное «приключение» пострадало бы много невинного, в сущности, народа…

С того-самого дня, мнимой «крутизны» и спеси у Рудольфа сильно поубавилось и через пару месяцев, в палубной команде, наравне с остальными, работал уже совсем другой Рудик – вполне нормальный парняга, весёлый, горластый и остроумный, безо всяких претензий на собственную исключительность!

…Как же не хотелось отсюда уходить! Столько звёзд одновременно Лёха видел лишь однажды в жизни – в Африке. Тогда он, засмотревшись на причудливые звёздные узоры, проворонил команду на постановку буя, и судну пришлось делать второй заход на косяк сардинеллы, а Лёха узнал про себя много нового от Кэпа – на потеху всей палубной команде!

…Уже немолодой, заработавший на своём морском веку немало всяческих болячек и не наживший почти ничего материального Лёха никак не может расстаться со своим Морем. Оно приходит к нему во снах, будоража его память воспоминаниями о многих простых и хороших людях, с которыми столкнула его морская судьба. Он часто вспоминает мудрые слова всезнающего Петровича.

– Море, оно только с берега хорошо и красиво смотрится, когда на пляже сидишь! – говорил их мудрый Гуру, переводя дух после очередного рабочего дня. – А вот работать там сможет далеко не каждый…